олько в  содержании былины,  а в том подтексте,  который был понятен для
человека древней культуры.  Нам  же,  чтобы  добраться до  него,  приходится
привлекать данные истории,  языкознания,  этнографии или,  по-русски говоря,
народоведения.
   - Знаем-знаем,  -  перебила  хозяйка.  -  Третьего  дня  по  телевизору
Сенкевич рассказывал. Про Миклуху этого...
   - Маклая, - авторитетно добавил бухгалтер.
   - Ну  тогда вам  понятно будет,  почему я  стану ссылаться на  предания
шведов или греков,  -  продолжал Ильин.  -  Дело в  том,  что у всех народов
Европы,  у их родственников в Иране,  на Памире,  в Индии имеются предания о
борьбе богов или героев со  змеями.  Наверное,  помните со  школы -  во всех
учебниках по  истории  была  изображена скульптурная группа:  Лаокоон и  его
сыновья, борющиеся со змеями...
   - Это голые-то? - спросил шофер. - А один - с бородой?
   - Голые,  -  кивнул  Ильин.  -  У  греков так  принято было  изображать
человеческое тело.
   - Вот этого я,  признаться,  никогда не понимал,  - сказал председатель
райисполкома,  -  Ведь ходили-то  они в  одежде.  Ну  представьте:  изобрази
кто-нибудь всех нас голыми вот тут, в избе. Ну какая в этом красота?
   Хозяйка зябко передернула плечами:
   - Ну вы скажете, Иван Федорыч! Да кто же этакую срамоту позволит!
   Ильин с улыбкой поднял руку:
   - Так что, закругляюсь?
   - Просим прощения.  -  Председатель приложил руку к сердцу. - Больше ни
слова.
   - Итак,  все индоевропейские народы рассказывали о  борьбе своих героев
со  змеями.  Для нас,  русских,  этот сюжет также не  новость -  и  былина о
Добрыне одна из произведений в  ряду других.  Даже на первых наших монетах -
еще во  времена Ярослава Мудрого,  то  есть в  XI  веке -  появился всадник,
поражающий змея.  Название копейки -  от "копейных" монет,  то есть тех, где
изображен  поединок  конника-копьеносца со  змеем.  Кстати  сказать,  многие
считают,  что он  появился впервые на  московских монетах,  но на самом деле
первыми были не "московки",  а "новгородки".  Говорю об этом особо,  так как
ваши места были когда-то владением Новгородской земли. Именно в новгородской
иконописи излюбленный сюжет -  "Чудо Георгия о змие", то есть подвиг святого
Георгия,  победившего змея.  Ни в  одном из русских княжеств не найти такого
количества всадников-змееборцев на иконах,  как в Новгороде и его владениях.
Это тоже одна из исторических загадок.
   - Так что же Добрыня? В чем дело в этой былине? - не утерпел бухгалтер.
   - Я в своей диссертации связал эту историю со Змиевыми валами.  Есть на
Украине,   южнее  и  восточнее  Киева,  многокилометровые  цепи  укреплений,
построенных во  втором -  седьмом веках.  В  общей сложности -  около тысячи
километров.  Так  вот,  в  народе  бытовала легенда о  богатыре,  победившем
гигантского  Змея-людоеда  и  запрягшего  его  в  богатырский  плуг.   Когда
победитель пропахал на Змее борозды,  отвалы образовали эти знаменитые валы.
На  мой  взгляд,  в  такой иносказательной форме была передана идея извечной
борьбы со  степными завоевателями.  И  Добрыня также участвовал в  отражении
набегов кочевников-половцев, печенегов. И еще одно обстоятельство, связанное
с Киевом:  в былине Добрыня сражается со Змеем на Пучай-реке. Это, по мнению
многих  ученых,  река  Почайна  в  Киеве,  в  которой производилось крещение
жителей города.  Таким образом,  поединок со  Змеем может означать и  борьбу
христианства с язычеством...
   - Похоже,  к дождю дело идет,  -  озабоченно глянув в окно,  проговорил
Иван  Федорович.   -  Как  ни  жаль  вас  прерывать,  а  надо  нам,  товарищ
фольклорист, побыстрее двигаться. Иначе мне назад не выбраться.
   Ильин кивнул и  сел  за  стол.  Быстро,  с  давней солдатской сноровкой
сметал окрошку и яичницу, запил чаем.
   Провожать гостей на крыльцо вышли все, кто был в доме.
   - Жалко,  уезжаете,  -  посетовал бухгалтер.  -  У меня к вам,  товарищ
ученый,  ряд вопросиков.  Возвращаться будете - непременно зайдите. Мы вам с
собой  медку,  яичек,  еще  чего-нибудь сгоношим.  В  Москве-то,  поди,  все
консервы кушаете?
   - Обязательно заеду, - пообещал Ильин.


III

   В  Никольском Погосте обитало два десятка семей -  в  основном старики.
Большинство изб стояли заколоченными,  только некоторые из них содержались в
относительном порядке -  те,  что  давали на  лето приют дачникам.  На  краю
кладбищенской рощи  возвышался остов церкви,  основательно обжитый березовой
порослью.  Одно  деревце  проросло  сквозь  стропила купола,  корни  другого
пронизали столетнюю кладку и свисали над папертью.
   Когда Ильин бродил как-то вечером возле развалин храма, его окликнули:
   - Эй, парень, смотри не провались!
   Из  высокого  бурьяна  показалась голова,  прикрытая донельзя выцветшей
кепкой-восьмиклинкой едва ли  не  довоенного образца.  Светло-голубые глаза,
тоже словно бы выцветшие,  с едва приметной усмешкой оглядывали Ильина с ног
до  головы.  Ему  стало  неловко за  свои  ярко-красные кроссовки и  майку с
эмблемой Йелльского университета.
   - Тут можно в подвал угодить, - продолжал обладатель антикварной кепки,
пытаясь продраться сквозь заросли сорной травы.
   Вырвавшись из цепких объятий бурьяна, он предоставил Ильину возможность
полюбоваться длинным  рыжим  плащом  и  разбитыми  фетровыми ботами  "прощай
молодость",  густо облепленными репьями. Когда незнакомец поднял руку, чтобы
вытянуть из зарослей длинный кнут, под мышкой обнаружился первозданный синий
цвет дождевика.
   - При царе-то,  сказывают,  народ заблужденный был,  -  говорил пастух,
наматывая хлыст на локоть. - Вот и верили, что вода святая с-под церкви этой
текет.  Да и после уж -  я помню мальцом был,  а видывал - бабы в подвал тот
лазили с бутылями.
   - А сейчас что же -  разуверились? - спросив, Ильин сам удивился своему
тону.  Словоохотливый старик необъяснимым образом вызвал у  него потребность
потолковать  -  в  том  значении  этого  слова,  в  котором  оно  понимается
общительными деревенскими мужиками,  охотниками до откровенных бесед с любым
встречным.
   - Ты садись,  он теплый, камешек, - сказал пастух, указав кнутовищем на
гранитную плиту с  крестом и  надписью "Иерей Иоанн,  +  иулия 12 лета 1878,
жития его было 69 лет".
   Ильин  с  сомнением оглядел надгробие.  Перехватив его  взгляд,  старик
сочувственно усмехнулся и  кивнул на  поваленную стелу из  белого камня,  на
которой с  грехом  пополам можно  было  прочесть:  "Пальтов Флегонт Яковлев,
почетный гражданин".  Памятник явно  находился не  на  своем месте,  поэтому
Ильин решил, что не очень шокирует прах Пальтова, если присядет на изваяние.
   Поместившись рядом,  старик достал из кармана "Беломор", щелкнул по дну
пачки.
   - Угощайся...
   - У меня кубинские. - Ильин показал пачку "Лигерос".
   - Термоядерные,  - усмехнулся пастух. - Это если б отец мой жив был, он
бы  одобрил...  Такой табак курил,  что  дух  заходился,  если рядом стоишь.
Самбраталическим звал...
   В  молчании сделали несколько затяжек.  Ильин постучал согнутым пальцем
по памятнику.
   - Что за фамилия такая... нелепая?
   - Почему?  Все понятно -  от пальта фамилия. У нас полдеревни Пальтовы,
походи вон по кладбищу, погляди что на крестах написано.
   - Да ведь слово "пальто" раньше не употребляли в народе. Господское оно
было, из французского языка к нам пришло.
   - Видать,  барин  и  наделил фамилийкой.  У  нас  ведь  усадьба стояла.
Генерал жил. Ох и крутой был! Мне дед сказывал: он еще мальчишкой был, когда
у  барина дочка пропала.  Так  он  всю  деревню переворошил,  сколько народу
перепороли пристава...
   - Нашлась дочь?
   - Не-е...  Так  с  концами...  Тоже  в  подвал  церковный  забралась  -
мужики-то видали, кричали: не лезь, мол, - и как сквозь землю провалилась...
Чего смотришь - вру, думаешь?
   - Как-то не верится, - признался Ильин.
   - За этими подземельями давно дурная слава идет.  Из наших никто туда и
не совался.  Старики-то все остерегали:  пропадете,  бывали-де случаи. Будто
бы, слышь, дыра там прямо в геенну огненную...
   - А дочка генеральская?
   - Видать, тоже не поверила: сказки мужицкие. Перерыли тогда все вокруг,
а  после заложили вход в  подземелье,  чтоб неповадно было лазить.  Источник
только вывели наверх... А потом, уж при колхозах, велело начальство и родник
тот заклепать.  А  бабы наши расковыряли дырку в кладке,  таскали потихоньку
воду святую... Комсомольцы прознали, и совсем источник зацементировали.
   Ильин слушал вполуха.  Таких таинственных и  в  то же время удивительно
трафаретных историй наскажут в  любой  деревне.  Его  гораздо больше занимал
вопрос о метеоритных кратерах. И он решил прервать словоизвержение пастуха.
   - Слушай,  отец,  а  у  вас в округе ямы большие есть?  Такие,  знаешь,
углубления с пологими краями, вроде воронки?
   Пастух немного подумал и решительно тряхнул головой:
   - Нет.  Я который год со стадом таскаюсь, все здесь обошел. Дырок нету,
бугров сколь хошь.
   Он раздавил окурок о надгробие, встал.
   - Пойду...  Так гляди, не провались в преисподнюю. - И обнажил в улыбке
дочерна прокуренные зубы.
   Старик скрылся в  кустарнике,  а Ильин долго еще сидел на теплом камне,
раздумывая о  ближайших  делах.  За  расспросами о  метеоритных кратерах  он
совсем забыл о  прямой цели командировки.  Магнитофон так и пролежал все эти
дни в его рюкзаке.
   Но теперь Ильин вдруг с холодной ясностью осознал, что научной сенсации
не  получится,  что с  мечтами об этом надо покончить и  пора приниматься за
скучно-методичное просеивание старушечьих разговоров в надежде наткнуться на
какие-то интересные фольклорные блестки.
   "Всегда так, сам себя распалю на какую-нибудь идейку, уверую в нее, как
в догму,  а потом...  Схватишь -  а там куча пепла".  Ильин привычно хитрил,
устраивая в собственной душе экзекуцию. После подобных накачек как-то лучше,
злее работалось.  И  потому многое удавалось.  Высечешь себя "с  перебором",
зато потом приятно убеждаться,  что не так уж был плох и бездарен, не только
на маниловщину горазд...
   Он  поднялся  и,  продолжая мысленно  стегать  себя  по  чувствительным
местам,  вошел  внутрь церкви.  В  стенах зияли бесформенные дыры  -  здесь,
по-видимому,  выламывали  кирпич.  Под  сводами  заметались несколько  диких
голубей-вяхирей -  где-то  рядом были  их  гнезда.  Заметив кованую лесенку,
поднимавшуюся к  темному проему в верхней части одной из боковых стен храма,
Ильин,  не раздумывая,  стал взбираться по ступенькам, покрытым густым слоем
птичьего помета.
   Сунувшись в углубление, у которого кончалась лестница, он зажег спичку.
Пламя осветило узкий ход,  заворачивавший вместе со  стеной.  Сделав по нему
несколько  шагов,  Ильин  увидел  впереди  правильное отверстие,  в  котором
голубело небо. "Звонница", - догадался фольклорист и, с осторожностью ощупав
кладку стены, выбрался наружу.
   От  колокольни остались только  четыре  столбика,  накрест  соединенные
полосовым железом.  Над  ними  когда-то,  должно быть,  находилась небольшая
луковица с крестом, а сами кованые балки служили для крепления колоколов.
   Ильин взялся за железное перекрестие и, расслабленно повиснув на руках,
стал  оглядывать  окрестности:  деревню,  выстроившуюся подле  речки,  гряду
огромных валунов  на  другом  берегу,  редкую  березовую рощу,  невесть  как
уцелевшую среди полей, уходивших к самому горизонту.
   Раньше,  говорили местные,  здесь было много перелесков, но в последние
годы их  стали сводить:  пашут нынче на  гигантских тракторах,  их невыгодно
держать на  малых  пашнях.  "Как  дернул один  загон  верст на  пять,  потом
развернулся -  еще пять, разиков десять прошелся - сделал норму". Это сказал
Володька Жбанов,  единственный мужик моложе сорока,  который еще  держался в
деревне.  Хозяйство у  него было справное,  не то что развалюхи,  в  которых
ютилось старичье. И комната приличная нашлась для приезжего филолога...
   Ильин подтянулся на руках и,  резко крутнувшись всем телом,  повернулся
на  сто  восемьдесят градусов.  Снова  обмяк  и  стал  отрешенно  оглядывать
ландшафт.  Вдоль поймы реки тянулась кладбищенская роща,  за  ней  на  много
верст  зеленело мелколесье.  "Там  корчуют жалкие полоски березняка,  а  тут
оставляют такой сор.  Мелиораторы,  черт бы  вас подрал!"  -  без злости,  а
скорее с  ленцой подумал он  и  вдруг напрягся,  убрал руки  с  балки.  Край
кладбищенского леса  на  этой  стороне реки  выгибался ровным  полукружьем в
полусотне метров от церкви.
   Ильин  повернулся назад.  И  здесь  точно на  таком же  расстоянии была
различима граница...  между чем и чем?  Ровный, словно по циркулю очерченный
круг.  У  Ильина  даже  ладони вспотели.  Хоть  с  этой  стороны и  не  было
мелколесья, но характер растительности по ту и другую сторону окружности был
иным.  Внутри тянулись к церкви кусты боярышника,  бурьян, а ближе к деревне
росли одичавшие малинники, осины.
   Спустившись вниз,  Ильин  медленно обошел  вокруг  церкви.  Теперь было
явственно видно то,  чего  он  не  заметил вначале:  храм  находился точно в
центре впадины.
   "Ну  конечно,  -  лихорадочно соображал  Ильин.  -  За  века,  а  то  и
тысячелетия воронку  затянуло,  она  заросла...  Но  то,  что  в  центре  ее
поставили церковь,  свидетельствует:  особое значение этого места понимали в
старину. Иначе зачем возводить храм не на возвышении, как обычно, а в яме?..
Да и дурная слава этого места...  какие-то неясные образы уцелели в народном
сознании...  Тем более,  что речь идет о  подвалах...  А это центр воронки -
место, где, возможно, лежит метеорит... Еще в древности кем-то было наложено
табу:  не приближаться,  священный камень, что-то вроде Каабы в Мекке. Может
быть, кусок магнитного железняка, который притягивал мечи, топоры?.. Было от
чего прийти в мистический трепет..."
   Ноги сами несли Ильина к  деревне.  Он  шагал так поспешно,  словно ему
предстояло  куда-то   немедленно  ехать,   что-то  предпринимать,   звонить,
телеграфировать.  Только уперевшись в  ворота жбановского дома,  он пришел в
себя.  "Что случилось-то?..  Ну воронка,  ну метеорит...  Из командировки не
сорвешься, мил-друг. Да и вообще, все это еще доказывать предстоит".
   Как бы  то  ни  было,  но  на  следующее утро Ильин вооружился киркой и
лопатой,  прихватил фонарик с  запасной батарейкой и,  никому не сказавшись,
вновь отправился к церкви.
   Обойдя вокруг храма, он осмотрел кладку фундамента. Нигде не видно было
заложенного входа в  подземелье.  Простукал пол в самой церкви,  но звук был
везде один и  тот же.  Ильин пожалел,  что не  расспросил пастуха подробнее.
"Где его  теперь найдешь?  К  вечеру только,  когда пригонит стадо...  Стоп!
Старик говорил:  не провались,  парень. А я стоял метрах в десяти от церкви.
Значит, вход в стороне".
   Он  принялся  с  новой  энергией обшаривать кусты.  И  почти  сразу  же
наткнулся на  заросшую травой кирпичную пирамидку.  Одна из  сторон ее  была
сложена  явно  из  современного кирпича -  рыхлого,  истрескавшегося,  да  и
раствор был положен небрежно, с потеками.
   Оглядевшись  по  сторонам,  Ильин  потер  руки  словно  в  предвкушении
лакомства и  схватил кайло.  Кладка треснула от  первого же удара.  Выпавшие
кирпичи глухо стукнули где-то в глубине.  Доломав хлипкое заграждение, Ильин
сунулся внутрь, держа впереди себя зажженный фонарик.
   В  нос  ударило сыростью,  тленом,  каким-то  особым духом  подземелья,
который теперь вызвал в памяти мимолетное:  Ильин и мальчишки из его класса,
сбежав с уроков, забрались в погреба Зачатьевского монастыря, что поблизости
от   Метростроевской...   Впрочем,   внезапное,   никогда   не   всплывавшее
воспоминание сразу погасло. Не до него было.
   Вниз  вели  кирпичные  ступени.  Пятно  света  выхватывало  из  черноты
покрытые плесенью земляные стены,  провисшие под  тяжестью мельчайших капель
влаги пологи паутины.
   Луч  фонаря упал  на  ребристое пятно под  ногами.  Серая масса хранила
отпечатки лопаты. Но запечатанный цементом источник не интересовал Ильина, и
он последовал дальше, пока не уперся в каменную кладку фундамента.
   Подвал  был  завален  какой-то   деревянной  рухлядью,   рассыпавшимися
бочками,  на  земле то и  дело поблескивали осколки бутылок,  белели обрывки
бумаг. Не так-то легко было определить в этом замусоренном пространстве, где
находится центр подземелья.  Ильин несколько раз  промерял шагами расстояние
от одной стороны подвала до другой.  Но с  помощью вешек,  воткнутых по ходу
движения, ему все же удалось обозначить точку схождения радиусов.
   Он  не  сомневался,  что  строители церкви соблюдали привязку к  центру
воронки.  Что-что,  а  магию чисел и  пространств древние уважали.  В  самом
дремучем углу  не  найдешь небрежно поставленной часовни или  креста  -  они
всегда точно  ориентированы по  сторонам света.  Ильин даже  написать как-то
хотел об  этом -  по его мнению,  у  человека в  доиндустриальную эпоху было
очень  сильно развито восприятие природы.  Предки безошибочно понимали,  где
север,  где юг  -  кожей или каким-то  особым органом определяли направление
магнитных полей.  Тем  же  самым  органом  шестого чувства узнавали целебные
травы, отличали ядовитые растения.
   Прочтя  как-то  статью  о   том,   что  магия  чисел,   столь  любезная
первобытному человеку, отражает то ли характеристику биоритмов, то ли состав
хромосом,  Ильин даже выписки из  нее  сделал "в  загашник",  как  он  любил
говорить, - для той задуманной работы.
   Лопата сразу же ткнулась в камень.  Поддев его киркой, Ильин увидел под
ним  новый  булыжник.   Вытащив  и   его,   обнаружил  другой.   Можно  было
предположить,  что кто-то нарочно натаскал их сюда.  Но, взявшись за работу,
надо было доделывать ее до конца.
   Вонзив острие кирки  в  щель  между камнями,  Ильин хотел было  рвануть
древко на  себя,  но  в  этот момент его словно ударило по рукам.  В  ладони
впились тысячи игл,  а  перед  глазами пошли  огненные круги.  "Кислороду не
хватает",  -  озабоченно подумал он и, сделав несколько энергичных движений,
чтобы разогнать кровь, вновь взялся за кирку.
   Но  рукоятка не подавалась,  хотя стальное жало едва проникало в  щель.
Ильин присел на корточки и поднес фонарик к камням.  Руку резко повело вниз.
"Магнитный железняк!"  -  мелькнуло в  сознании.  Отведя фонарик в  сторону,
Ильин приложил другую руку к шероховатой поверхности камня.  И тут же ладонь
его  снова  пронзила жгучая боль.  Нестерпимый вой  обрушился на  барабанные
перепонки,  а  перед глазами с  бешеной скоростью замелькали белые и  черные
полосы, словно перекладины бесконечной лестницы...


IV

   Придя в  себя,  Ильин увидел вокруг несколько зловещего вида личностей,
заросших чуть не по самые глаза.  Один из странных типов, беззвучно открывая
рот, пытался вывернуть из-под руки Ильина серый шершавый камень. Другие, так
же странно разевая рты,  тянули филолога кто за майку, кто за ремень джине в
другую сторону.
   Секунду спустя Ильин сообразил,  что нападавшие кричат взаправду -  это
он сам ничего не слышит из-за тяжелого звона в  ушах.  Потом он с  внезапной
дрожью осознал,  что  над  ним  нет  больше кирпичного свода.  Его тащили по
черному склону огромной воронки,  истоптанному тысячами свежих следов. Когда
же  он  вместе  с  бородатым  воинством  взобрался  на  гребень,  то  увидел
обугленные стволы, веером поваленные на добрых полверсты.
   Звон  слабел,  сквозь него стали пробиваться хриплые голоса.  Отдельные
слова  можно  было  понять,  но  говор  -  странный,  носовой -  делал  речь
непонятной. "Бабий какой-то прононс" - так определил его для себя Ильин.
   Навстречу,  прыгая  с  одного  поваленного дерева  на  другое,  мчались
несколько десятков таких же бородачей. Выражение их лиц не предвещало ничего
хорошего.  Впереди всех двигался плечистый старик в длинной холщовой рубахе,
подпоясанной красным кушаком, с ожерельем из как