нское Зло, Извечную Тьму, Сатану и
так далее.
     Он умолк, глаза прикипели к красной струйке, что поочередно падала в
их пивные кружки. На обе бадьи вина не хватит, по кувшину зримо, а
Большеног хоть и друг, но когда касаемо вина, особенно хорошего, то лучше
за ним в оба, как-то надежнее.
     У Большенога вырвался печальный вздох, мохнатые пальцы потрясли кувшин
вверх дном. Сорвалась толстая как виноградина капля, он подхватил ее
языком, а кувшин загремел под стол. Темнокрасное вино в чашах пенилось как
горячая, только что пролитая кровь. Витим с жадностью сунулся рылом,
зачмокал довольно, Большеног тоже плямкал и довольно отдувался.
     Я сказал озадаченно:
     - Ни хрена себе борьба с Хаосом! Схватка - под плащ, схватка - под
плащ... Это ж никаких плащей не напасешься, издерешь шпорами.
     - А ты снимай сапоги, - посоветовал бородач.
     - Герой в походе спит, не снимая сапог и не меняя портянок, - ответил
я горделиво красивым мужественным голосом, - А что если... ну, не такое
стандартное?
     Витим чуть приподнял морду от чаши, борода и усы слиплись и стали
темнокрасными, губы блестели, а язык ерзал, отлавливая даже молекулы.
Дыхание его было все еще неровным, а когда восстановилось, он снова припал
к чаше. Я видел как его широкое лицо погружалось в чашу, но вино почему-то
не выплескивалось
     Большеног, тоже со слипшейся шерстью на морде, отдышался, прорычал:
     - А зачем тебе нестандартное? Все просто, накатано... Вон там на
горизонте, если посмотреть из углового окна, видно как маячат зубчатые края
Черной Башни. Мерзавцы, за ночь построили! Явно к твоему приходу. Конечно
же, злой маг. Добрый разве такое выстроит? Он свою магию тратит на добрые
дела, на поиск Истины, возвышения души, а злой проводит время в лихих
утехах, чревоугодии, сластолюбии, пьянстве, мер-р-рзавец...
     Он вздохнул на этот раз непритворно. Я пробурчал с недоверием:
     - Туда идти мне?
     Витим посмотрел поверх чаши, снова нырнул, я слышал плеск и хлюпанье.
Большеног с тоской посмотрел на свою пустую чару, обвел взором пирующих,
нет ли знакомых при полном кувшине, а когда его темные пещеры с горящими
углями глаз остановились на мне, я уже видел невысказанное: чтобы я шел
куда-нибудь на подвиги, только бы убрался из корчмы, отсюда дураков хоть и
не гонят, но и не восхищаются.
     А Витим, тоже осушив чашу, как в них столько только влазит, перевел
дух, вытерся тыльной стороной ладони и сказал убежденно:
     - Конечно! Крепкий замок, охрана, драконы у ворот, рыцари Смерти во
дворе, а в самой дальней комнате - сам маг. Конечно же, самый могучий
противник. А ты придешь к схватке уже изнуренным, а то и раненым.
     Я спросил с некоторой опаской:
     - Раненым?
     - Не опасно, конечно, - сказал он снисходительно. - Легкая рана, на
которую скажешь небрежно: царапина, заживет мгновенно, оставив красивый
шрам, при виде которого самая неприступная женщина взмокнет. Не в
подмышках, конечно.
     Я подозвал отрока, бросил ему золотую монету:
     - Еще кувшин вина. И все, что здесь имеется к вину.
     Отрок исчез и тут же возник снова уже с огромным кувшином. Лицо его
побагровело от усилий, кувшин медленно сползал, сдирая ветхую рубашонку.
Витим поспешно перехватил кувшин, пока тот не выскользнул из детских
ручонок, поймал мой кивок, сразу повеселел, разлил в три чаши.
     - Будьмо, - сказал он непонятно.
     - Чтоб нас доля не чуралась, - пояснил Большеног.
     - Ага, - понял я, - за то, чтоб лепше в свете жилося. Да и не только
мне! Вам двоим тоже. Эх, гулять так гулять! Пусть и всем корчмовцам
залепшает.
     За соседними столами кубки звякали звонче, вино плескалось через края
на скатерть и одежду. Маги раскраснелись, голоса звучали громче. Кто-то
обнимался, призывая забыть старые обиды, другой хохотал и рассказывал
что-то явно смешное, в глазах было удивление, что его не слушают, но сам же
в магячьей рассеянности не заметил, что рассказывает про себя,
     Воздух стал еще тяжелее, пропитанный запахом вина, мужского пота и
приближающейся благородной блевотины. Дальняя стена плавала как в тумане,
лиц за ближайшим столом уже не различал в почти непрозрачном воздухе, и
хотя топор было вешать еще рано, я ощутил позыв выбраться из-за стола. Не
тот позыв, что внизу живота, а где-то внутри груди, хотя там у варвара
всего лишь крупное горячее сердце.
     - Хороший был стол, - сказал я, поднимаясь. Тело мое слегка отяжелело,
но мышцы требовали работы. - Но я не хотел бы засиживаться на пирах!
     Витим кивнул уже почти по-дружески:
     - Речь, достойная героя!
     Большеног оглянулся на соседние столы:
     - Сейчас философы начнут выяснять, сколько же эльфов на острие иглы...
А лавки под обоими дубовые! Заденет ненароком... у нас и философия какая-то
криворукая... Если такой лавкой по голове, то и "мама" забудешь. Только и
останется, что с мечом в руке на дракона или на Великое Зло!
     Но оба повеселели, потому что остаток кувшина разделят только на
двоих. Мне показалось, что за моей спиной даже вскинули чаши и крикнули мне
хвалу и здравицу, благо есть повод наполнить чаши по новой,

     Глава 7

     Дверь корчмы распахнулась прямо в страшное небо. Черный купол выгнулся
круто, звезды собрались в россыпи, созвездия, их здесь в сотни раз больше,
чем на Земле. Дрожь тряхнула тело, непонятный страх сразу протрезвил, а на
загривке зашевелились волосы.
     Грудь моя поднялась, я закашлялся от свежего ночного воздуха. Над
головой бесшумно пронеслась огромная тень, волосы качнулись от ударной
воздушной волны. Звезды на миг померкли, а затем я вздрогнул и похолодел от
страшного зрелища: из-за темного края земли начал подниматься огромный
мертвенно бледный диск, изъеденный язвами, ядерными ударами, экологическими
катастрофами, выжженный озоновыми дырами... Возможно, никаких ядерных
ударов и не было, но у землянина моей эпохи такие язвы ассоциируются только
с ядерными ударами, как у моего деда - с Тунгусскими метеоритами.
     На той стороне двора у самых ворот колыхался красноватый свет факелов.
Пятеро неподвижных мужчин разом колыхнулись и направились к крыльцу, где я
стоял. Факелы в их руках шипели и пускали бенгальские огни, искры красивыми
дугами падали и прикипали к темной земле багровыми точками.
     Четверо молча поклонились, встали вокруг, освещая так, что если какой
дурак захочет швырнуть камнем, не промахнется, а я видел только лиловые
пятна в чернильной тьме, пятый же проговорил внушительно:
     - Доблестный Рагнармир?
     Я подвигал лопатками, заново проверяя не исчез ли меч за спиной. Пока
пировал, настолько свыкся с этой приятной тяжестью, что сейчас ощутил бы
себя голым без этой широкой перевязи и меча в по-варварски простых ножнах.
     - Ну?
     - Мы присланы сопровождать вас, доблестный герой, - сообщил пятый.
     - А ты хто?
     - Верховный церемонимейстер Брамдбембоус к вашим услугам, лорд!
     - Ага... И куда сопровождать?
     Он удивился:
     - К королеве, понятно! Как же без королевы?
     - Без королевы никуда, - согласился я.
     Башни замка красиво и грозно вырисовывалась на страшноватом звездном
небе. Галактики и туманности сворачивались как удавы, медленно вращались,
оставляя за собой белесые следы, еще одна мертвая луна поднялась из-за края
земли во всей жутковатой красе, пошла вверх как баллон со смертельным
газом. Темный край тут же заискрился как электрическая дуга, и, у меня
волосы встали дыбом, сверкающим горбиком вздыбилось нечто еще более
бледнее, мертвенное, страшноватое...
     Третья луна, вдвое крупнее первых, поднималась тяжело и неспешно,
тяжелая как авианосец с полными трюмами. Первая уже взобралась на вершину
небосвода и зависла над городом, заливая мир призрачным светом мертвяков и
упырей.
     Утоптанная земля незаметно сменилась булыжной дорогой, та привела к
воротам замка, но еще раньше булыжники перешли в широкие, ровно подогнанные
плиты из серого гранита. От прогретой за день стены веяло теплом.
Темносерые глыбы сцеплены одна с другой без цемента, все обтекаемо и
сглажено, жук на взберется. Высоко вверху, чуть ли не на уровне звезд
звякало железо, мощно сопело. Там шумно чесались, икали, мне на голову как
падающие бревна обрушились запахи чеснока, плохо прожаренного мяса и
горелого лука.
     Хриплый пропитой голос из-под темных облаков крикнул:
     - Эй, кто там?..
     Один из моих провожатых заорал зло:
     - Разуй глаза, дурак!
     Наверху погремело железом еще, потом ойкнуло, послышался топот,
зазвенело чаще, словно по ступенькам катился бочонок, до половины
наполненный медными деньгами, в ворота с той стороны бухнуло, там
заскрипело, грюкнуло, я почти видел как тяжело выползает из двойных
железных скоб толстый деревянный засов.
     Массивные ворота отворились как створки гигантской раковины. Ровный
двор, расчерченный на ровные квадраты гранитных плит, освещала неземная
луна, а также факелы в руках множества людей. Красновавый свет переливался
на пластинах железных доспехов, чешуе кольчуг, блестел на шлемах, стрелял
узкими лучиками с наконечников длинных копий.
     Один из факельщиков сказал с низким поклоном:
     - Сюда, доблестный герой!
     Его рука прочертила по воздуху полукруг. На той стороне двора толстые
стены замка показались мне отлитыми из цельного куска металлокерамики,
темного и загадочного. Даже узкие окна-бойницы только с третьего этажа,
свет на самым высоком, почти под крышей, там по занавесям прыгают, дико
изламываясь на складках, огромные темные тени.
     Мои сапоги при каждом шаге шумно высекали длинные красные искры.
Подковки из закаленной стали, подумал я невольно, технология тут все же
развита. Хотя бы на уровне княжеской кузницы.
     Возле ворот замка мои провожатые почтительно остановились. Я понял,
что от меня ждут каких-то телодвижений, церемонных жестов, но лишь фыркнул
и так двинул ногой в дверь, что та распахнулась с треском. С той стороны
послышался испуганный вопль.
     Передо мной без всяких холлов, сеней и предбанников сразу открылся
огромный ярко освещенный зал. Я раскрыл рот и растопырил руки в немом
восторге. Воздух был чист и прозрачен как поцелуй тургеневского ребенка.
Огромный купол выгнулся как синее безоблачное небо, с зенита как гроздь
сталактитов свисала люстра с сотнями свечей, от нее падал чистый солнечный
свет.
     Стены по всему периметру опоясывала двойная цепь масляных
светильников, ярких и украшенных с искусной замысловатостью. На той стороне
зала блистал золотом и красными камнями трон с высокой спинкой, с обеих
сторон трона застыли изысканно одетые люди, а на самом троне...
     На троне неподвижно и царственно царил ангел. От сидевшей там женщины
шел совсем уж немыслимо чистый свет. Пшеничного цвета волосы блистали и
переливались, а на лбу, придерживая волосы, горел золотой обруч с голубой
жемчужиной. Ее золотистые волосы слегка шевелились от взмахов широких
опахал, и ни одна подлая муха не смела опуститься на девственно чистое
безукоризненное лицо.
     Под стенами зала с двух сторон стояли, похожие на статуи, закованные в
доспехи стражи. Отборная гвардия, каждая железка горит огнем, глазам
больно, рослые и с широкими железными плечами, может быть и не обязательно
накладными. Возможно, их главное достоинство в том, что могут стоять
неподвижно часами, не хрюкнут, не пукнут, но все же с виду ребята крепкие,
крепкие...
     Я глазел больше на них, чем на королеву, что понятно даже не
обязательно варвару, а любому мужчине. Смотрел и чувствовал, что все равно
я повыше и посильнее, а уж с мечом в руках двигаюсь втрое-впятеро быстрее
любого из них. Даже будь совершенным неумехой, и тогда сумел бы увернуться
от их ударов, но я знал, что этим двуручным мечом могу одной рукой вращать
во всех направлениях, красиво и эффектно выписывать сложнейшие фигуры,
перебрасывать из ладони в ладонь, всякий раз хватая точно за рукоять, и
вообще встречать любой удар тройным ударом меча и ногой с разворота в
челюсть.
     Наконец я снова перевел взгляд на королеву, не зная, то ли преклонить
колено, но слишком по-рыцарски, то ли поклониться в пояс, но вроде не
боярин, а падение ниц с оттопыренной кверху задницей и прочие ритуальные
жесты и пляски вовсе не рассматривал, стоял и глазел с отвисшей челюстью, а
потом, спохватившись, наклонил голову так резко, что клацнули зубы.
     По ее тонким изящно вырезанным губам скользнула улыбка. Даже не
улыбка, а только намек, но это осветило зал как встающее солнце, стены и
люди заискрились ярким праздничным цветом.
     - Приветствую, доблестный варвар, - произнесла она ровным царственным
голосом. В глазах ее блестели утренние звезды, омытые ночной росой, лицо
было неподвижно. - Ты прибыл весьма! Очень даже весьма. С востока к нашим
границам подступили орды орков, а с юго-востока - нечестивых алков. Наши
войска отступают под натиском превосходящих сил!.. Горят деревни, плачут
вдовы, осиротевшие дети вздымают к небу тонкие детские ручки... Невинная
слеза невинного ребенка...
     Она остановилась, в прекрасных глазах было ожидание. Я понял, и хотя
наслышан про эту слезинку еще от Достоевского, а у Ковалева так и вовсе она
превратилась в стопудовую гирю, которую он швыряет на все весы, все же
сказал с мужественным достоинством именно то, что от меня и ожидали:
     - Мой меч - к твоим услугам, моя королева!..
     Среди придворных пронесся вздох облегчения. Все задвигались,
послышался мурмур голосов. Королева произнесла милостиво:
     - В твоем распоряжении будет вся королевская армия. А также армии
наших вассалов Нижних Мостов и Верхних Озер, а также вольные стрелки
Оропупина и лесных массивов Шестодунгов!.. Кроме того подвластные мне
властители горных равнин приведут свою быстроногую конницу...
     Зловредные мухи, которых так гнали от королевы, роем набросились на
меня. Я скрипнул зубами, их гадкие лапы раздражали даже варварскую кожу, а
меня, в чьем мире остались только дрозофилы для опытов, начало бесить.
     Я вскинул руку, варвару можно прерывать хоть самого бога, и,
перекрывая ропот этой разукрашено павлинистой толпы, перебил:
     - Великая королева!.. Ты еще и самая прекрасная на свете женщина,
потому мне так трудно тебе не покориться сразу, целиком и со всеми
потрохами. Но герои не ходят ни в стаде, ни даже в стае. Я приму управление
армией, если припрет так, что, ну... словом, когда будет крайняя нужда. По
нужде - это ж совсем другое дело! А сейчас я хочу повидать этот мир...
просто так, с высоты седла.
     Брови королевы приподнялись, коралловый ротик приоткрылся в безмерном
удивлении. Она смотрела изумленными глазами. К ее розовому ушку наклонился
старый советник, я видел как двигаются его губы. Ее красивые брови слегка
дрогнули, после паузы она медленно наклонила свою королевскую голову:
     - У варваров свои странные понятия... Но мы стараемся уживаться со
всеми. Позволь помочь тебе советом и... тебе не помешает сменить оружие. Да
и коня.
     Мухи доводили до бешенства. Одна вовсе попыталась раздвинуть мне губы
и влезть в рот. Я свирепо сдул, сказал сквозь зубы, чтобы не залезли
другие:
     - У меня прекрасный меч! И конь.
     Она улыбнулась, а все в зале, даже стражи заулыбались с таким чувством
полнейшего превосходства, что я готов был прямо сейчас поставить их к стене
лицом к винтовкам расстрельного отряда.
     - Ты увидишь настоящих коней, - пообещала она. - И настоящие мечи!
     По ее хлопку в ладоши с той стороны зала открылась дверь. Один за
другим вдвинулись немолодые мужчины. Один совершенно седой, сгорбленный с
длинной белой бородой до пояса, остальные ненамного моложе. Они степенно
рассаживались за главным столом, но двое, которые вошли первыми,
приблизились ко мне замедленно, торжественно. Старший смотрел с откровенным
удовольствием, а второй, помоложе, держался так, словно от близости варвара
у него начнутся корчи.
     - Меня зовут Тертуллиус, - сказал старший почтительно. - Я уже
встречал тебя у ворот града. А это мой помощник, младший маг Куцелий.
     - Странствующий варвар, - напомнил я на всякий случай, - по имени
Рагнармир.
     - Великий Воин по имени Рагнармир, - произнес Тертуллиус нараспев, -
которого надо бы называть - Блистательный Рагнармир, Непобедимый
Рагнармир...
     - Тогда уж победоносный Рагнармир, - подсказал Куцелий.
     Мне почудилось в его голосе ехидство, но Тертуллиус кивнул с довольным
видом:
     - Ты прав, мой ученик. Победоносный Рагнармир...
     - Просто Рагнармир, - прервал я, чувствуя себя приятно и в то же время
чуточку неловко, - когда-нибудь, потом... а пока что Рагнармир.
     Великий маг поморщился:
     - Твоя скромность уже чересчур... Мы то видим, что ты - наша надежда и
опора. Но если так хочешь, то любое твое слово - закон. Итак, доблестный
Рагнармир, позволь показать тебе нечто интересное... С позволения королевы
мы откланяемся.
     Мы в самом деле поклонились королеве, стражи стукнули о пол рукоятями
алебард, и мы втроем отбыли из королевских покоев.

     Ночной двор был тих, мы прошли по самому краешку, затем пара крытых
переходов, один висячий мостик, и перед нами распахнулись невысокие врата
башни магов.
     Уже в холле я ощутил себя уютно как в деревне у бабушки, а затем меня
провели, похоже, в помещение для магических изысканий, тоже уютное и
старинное. В таком, по моему представлению, Менделеев открыл периодическую
систему, Ломоносов - закон сохранения веса веществ, а Олеша прятал от
строгого отца папиросы. Уютный старинный стол, заваленный рукописями и
стопками толстых книг, стены в книжных полках до потолка, лишь одна
оставлена для странной коллекции из пучков трав и корешков.
     С потолка лился рассеянный свет, то ли светлячков набежало как
депутатов на халяву, то ли магия дальних звезд, во всяком случае свет такой
же звездно-светлячий, как в цехе по сборке пентюхов второго поколения.
Старший маг, Тертуллиус, со вздохом облегчения повалился в широкое кресло,
оно сразу закачалось с домашним скрипом. Куцелий сделал движение сесть на
край стола, но покосился на старшего, развел руками:
     - Мужчины рождаются для подвигов! Во всяком случае, в наш мир являются
для подвигов точно! Мужики для тупой работы, а мужчины... Гм, что же вам
подобрать?
     Я украдкой оглядел себя. Мускулы сидят красиво, эффектно выпячивая
могучую грудь, круглые как шары швейцарского сыра плечи масляно блестят под
оранжевым светом факелов, каждая жилка готова вздуться как канат, пойти
толстыми узлами в нужных местах, а стальные браслеты сверкают скромно и
мужественно.
     - Да вроде бы мне...
     - Да мы не о мускулах, - поправил себя Куцелий поспешно.
     - А что же?
     - Я о подвигах, - пояснил Куцелий поспешно. - Волхвы волхвуют, коровы
мычат, мужики пьют да по бабам, а мужчины рвутся... да-да, рвутся. А ты
ведь герой, доблестный Рагнармир! Будешь пользоваться успехом! Особенно у
простого народа. А у очень простого так и вовсе...
     - Надеюсь, - признался я скромно.
     - Ты ведь варвар, - сказал он, снова скользнув взглядом по моей мощной
груди.
     - Ну, вообще-то у меня высшее...
     Куцелий порывался что-то сказать, но старший, явно страшась острого
язычка помощника, прервал мягким интеллигентным голосом:
     - Он хотел сказать, по складу характера варвар. Образование - это еще
не... Словом, пока тупые маги спорят как обустроить мир, как дать людям
счастье, как соблюсти справедливость, доблестный варвар берет меч и идет
устанавливать эту справедливость. Простому народу такое решение нравится! А
то, что щепки летят, так каждый уверен, что щепка ударит не по нему...
Итак, что у нас есть?
     Куцелий суетливо положил перед ним толстую книгу размером с дверь.
Толстая обложка поднялась сама, на меня пахнуло затхлостью, взвилась пыль
веков. Страницы желтые, буковки странные, явно докирилица, что не на
строке, а под строкой, как бы привязанные, подобно подвесным поездам.
     Палец мага, смо