склады, пекарни... Порыв ветра принес оттуда запах свежего хлеба.
     Воевода толкнул меня в бок, обращая внимание, что все здания, начиная
от трапезной для слуг и кончая конюшнями, сложены из массивных камней.
Узкие окна зарешечены железными прутьями, в каждом из зданий можно
обороняться как и в самом замке. А если учесть, что здесь наверняка все
источено подземными ходами с ловушками, что можно отступить в любой миг, а
затем внезапно появиться из-под земли за спиной ничего не подозревающего
врага...
     Неизвестно, каким он был епископом, но воином был великим и умелым.
Даже здесь все обнесено высокой прочной стеной с высокими башнями на
расстоянии выстрела из лука одна от другой!
     Дома громоздились вроде бы в беспорядке, но я начинал чувствовать
некий стратегический смысл. От беспорядка растеряется лишь тот, кому
посчастливиться ворваться сюда с горсточкой каким-то чудом уцелевших
героев, но уже здесь они столкнуться с настоящей мощью.
     Мощь меча, подумал я мрачно, да еще подкрепленная мощью культа, что
есть в мире сильнее? Если кому удается противится мечу, того сокрушит
ярость разъяренного бога, а те мудрецы, которые ухитрятся спрятаться под
милостивую длань бога, почувствуют на себе как умеет епископ развешивать на
деревьях самые тяжелые плоды.

     Принцесса весело и беспечно щебетала с епископом, не замечая как этот
аскет начинает бросать на нее все более не аскетичные взоры. Герцог как
гордый леопард побледнел и пошел пятнами, но пугливо молчал.
     В Старом замке навстречу вышли пышно одетые слуги. Епископ мог бы
сказать, что в иных королевствах и придворные одеты не так богато, но лишь
повел в нашу сторону дланью, и слуги раболепно бросились выполнять его
невысказанное желание.
     Одновременно забамкали, заставив нас вздрогнуть, тяжелые колокола. Тут
же завопили десятки помельче, мы видели как с шумом и раздраженным
карканьем вылетели несметные стаи галок и голубей, гнездившихся на башнях.
     Я понял, что навстречу вышли и окружают епископа знаменитейшие мужи
его замка, а то и королевства, что сумели отличиться в совете, за накрытым
столом или в бою. Я чувствовал, что, поддавшись атмосфере, любуюсь осанкой
самого старого из встречающих епископа рыцарей, его суровый облик переходит
в величественность библейского патриарха, с удовольствием смотрю на
просветленные и, как принято говорить, исполненные благородства лица других
советников епископа, на здоровые и широкие морды рыцарей. Волосы, ровно
подстриженные над бровями, длинными золотыми кудрями - все как один
блондины! -ниспадают на крутые плечи. Иные по их средневековой моде накрыли
головы сетками, а кто-то подобно мне поддерживает волосы стальными
обручами, медными кольцами или цветными повязками. Иноземные гости, их
видать по одежке поражают вычурными нарядами, а местные князьки и бояре,
невзирая на летний зной, по русскому обычаю надели пышности ради шубы,
подбитые дорогими мехами. Мне они в своих в негнущихся широких одеждах
казались фигурами из музея восковых знаменитостей.

     Суровый монах, под рясой которого проступали широкие костистые плечи,
провел нас крутой лесенкой на башню. Почти на самый верх, комнатка так
себе, хотя ложе для каждого отдельно, в низком потолке лаз, вдоль стены
каменные ступеньки.
     - Здесь выход на крышу, - сказал он безразлично. - Если будет
интересно...
     Воевода заверил:
     - Будет, будет!.. А епископ не против, что гости могут сверху... того,
секреты?
     Монах буркнул:
     - Какие у нас секреты?
     - Ну, все-таки...
     - Божьи слуги не должны иметь секретов, - сказал монах строго. - У нас
все на виду.
     Низко поклонился, выказывая смирение, ушел, неслышно притворив дверь.
Воевода задвинул за ним засов, постукав по двери кулаком. Из мореного дуба,
плечом не вышибешь. В замке епископа любая щепка уже не щепка, а орудие
защиты.
     - Да, - признал он, - когда такая крепость, то шпионов сюда самому
надо зазывать. Пусть смотрят, рассказывают! Враги сами будут обходить
сторонкой.
     Я походил по комнате, взгляд упал на каменные ступени. Воевода
выглянул в единственное окошко-бойницу, кивнул:
     - Да, ты прав.
     - Я что-то говорил? - удивился я.
     - Разве ты не хочешь посмотреть сверху?
     - Хочу.
     - Тогда пойдем. Мы с тобой воеводы... хоть и разные орды водили, а
воеводам надлежит взирать сверху, аки орлы.
     Он пошел первым, уперся плечом в крышку лаза, я услышал скрип, затем
там наверху пораженно ахнуло:
     - Красота-то какая!
     Эхо в ответ привычно прокричало "мать... мать...мать", умолкло
сконфуженно. Воевода стоял у края парапета, а мир с башни казался в десятки
раз шире, горизонт отодвинулся, а в чистом после дождя воздухе мы видели с
потрясающей четкостью даже листочки в лесу почти на стыке неба с землей.
     - Красиво, - признал я.
     - Ни одного кустика, - согласился воевода, он красоту понимал
по-своему, - даже хорек не подберется незамеченным! А ближайшая балка, где
можно укрыться, аж за версту... Были и ближе, даю голову на заклад, но этот
епископ явно засыпал, засыпал... Да еще и землю притоптал! Эх, великий
воитель помер в этом... что в сутане.
     В голосе старого воеводы было явное сожаление.
     - А зачем это епископу? - спросил я.
     Воевода сдвинул плечами:
     - Наверное, по привычке.
     - Старое уходит туго?
     Он кивнул, чувствуя что-то недосказанное в моих словах:
     - Кто знает... может быть, у него остались какие-то могущественные
враги? И он всегда готов к осаде?
     Несокрушимость чувствовалась как под ногами, так и в воздухе, что
окружал нас. За нашими спинами двор как на ладони, мы заново оценили как
умело епископ выстроил замок, расположил пристройки, конюшни. Даже запасы
двор были укрыты навесами, так что даже если бы удалось перебросить через
стены горящие стрелы или горшки с огненной смесью, то пожара они бы не
вызвали.

     В дверь стукнули. Воевода рыкнул, створка приоткрылась. Вошел второй
монах, такой же строгий и неулыбчивый, только ростом еще выше, а в плечах
пошире.
     - Его святейшество, - сказал он сухо, - приглашает вас на ужин.
     Я не успел рта раскрыть, как воевода уже был на ногах, забыв про
усталость, ночь в веревках, удар обухом по голове и прочие мелочи. Глаза
его заблестели как у разбойника при виде попавшей в руки поповской дочки:
     - Пора, пора!.. Веди, сусальный.
     - Это еще не все, - обронил монах еще суше.
     Глаза его смотрели неодобрительно, с явной неохотой хлопнул в ладони,
отступил на шаг и поклонился. Из коридора показался третий монах:
здоровенный мужик поперек себя шире, с тупым корявым лицом. В руках у него
был длинный меч в ножнах, туго обмотанный широкой, уже потертой перевязью.
     Сердце мое застучало чаще. Я боялся поверить себе, а монах, проговорил
с растущей неприязнью к полуголому варвару, который явно не занимается
умерщвлением плоти:
     - Наш лорд решил, что герою-варвару будет несподручно без его меча
даже на обеде.
     Я торопливо схватил меч, вытащил из ножен до половины, полюбовался,
чувствуя необъяснимое желание опуститься на колено и коснуться губами
холодного надежного клинка. Пальцы мои вздрагивали, а сердце колотилось все
сильнее.
     - Как... удалось?
     - Это было нетрудно, - ответил монах сухо. - К сожалению, разбойники
успели ускользнуть, но не настолько быстро, чтобы успеть захватить добычу.
Нам достались ваши кони, оружие. На костре еще жарилось мясо!
     Я бережно задвинул меч обратно. Рукоять уже потеплела под моими
пальцами, я чувствовал как будто отрываю что-то от сердца, когда с трудом
отнял руку. Монах смотрел как на обреченного гореть в аду, когда я поспешно
перебросил перевязь через плечо.
     Воевода спросил нетерпеливо:
     - Мы что же, попав к епископу, ударились в пост?
     Похоже, монаху хотелось спросить, почему епископ решил, что варвар
захочет придти на обед с оружием, или же собирается резать жареное мясо
этим двуручным мечом, шириной в две его ладони и длиной в подъемный мост,
но сердце мое переполнилось горячей благодарностью к этому мрачному
нелюдимому епископу, который так хорошо меня понял.
     Снизу уже катили запахи кухни, но мы шли за монахом мимо, потом
вступили в достаточно темный коридор, на стенах паутина с засохшими мухами,
стены в плесени, с низкого свода свисают зеленые космы мха.
     Воевода начал хмуриться, у меня по спине бегали нехорошие мурашки.
Монах, словно почувствовал, торопливо довел до конца коридора, там дорогу
перегородила дверь из дубовых плах с медными полосами крест-накрест:
     - Здесь я вас оставлю. Дальше мне...
     Воевода раскрыл рот для вопроса, моя рука медленно поползла к рукояти
меча, но дверь со скрипом открылась. По ту сторону стоял епископ, а за его
спиной виднелся узкий проход, вырубленный прямо в горном массиве. Проход
вел круто вниз, я видел только низкий свод из красноватого гранита.
     - Дальше проведу я, - сказал епископ. Лицо его было бледным, а губы
плотно сжаты. - Никто, кроме меня не смеет заходить в мою келью, где
предаюсь горестным размышлениям о падении человека, а величии Господа
Нашего, о его неизречимой милости и... где я предаюсь умерщвлениям плоти.
     Монах под его суровым взглядом попятился, словно его отталкивала
огромная невидимая ладонь, поклонился уже издали, и так пятился до тех пор,
пока не исчез. Епископ сказал надтреснутым голосом:
     - Следуйте за мной.
     Дверь за нашими спинами захлопнулась с недобрым лязгом. Мы двинулись
за хозяином, оба замечая, что его спина постепенно выпрямляется, в когда он
оглянулся, в его лице уже не осталось и капли аскетического смирения.
Кого-то это лицо мне смутно напомнило, но догадки спутал недовольный голос
воеводы:
     - И что же... Я думал мы идем тешить плоть, а не умерщвлять!
     Епископ оглянулся, засмеялся раскованно:
     - Мы идем пировать. А народ пусть думает, что я провожу время в
молитвах. Дурни!.. От меня любой бог отвернулся бы, если бы только молился
вместо того, чтобы крепить стены и нанимать воинов для своего войска!
     Дальше он шел, не поворачиваясь, а я сверлил спину взглядом, пытаясь
понять, кого же напоминает, ибо уже слышал и этот смех, и видел этот
независимый разворот плеч,

     Глава 40

     Подземный ход вывел еще к одной двери. Епископ открыл ее крохотным
серебряным ключиком, тщательно запер за нашими спинами, да не попадет сюда
никто из любопытных или шпионов, дальше мы шли ровным все расширяюшимся
коридором.
     Епископ ускорил шаг, на ходу вытаскивая из-за пазухи золотой крестик.
Впереди из полумрака выступила еще одна дверь. Последняя, как мы поняли,
ибо эпископ открыл и, отступив на шажок, указал вовнутрь гостеприимным
жестом.
     Это был просторный зал с очень низким потолком. В углах полыхали два
горна, из пламени торчали длинные металлические штыри с деревянными
ручками. Два широких дубовых стола со странными инструментами, на стене
развешаны еще куча жутковатого вида щипцов, клещей, буравов и буравчиков...

     А к другой стене прикованы принцесса и герцог. У обоих изо рта торчат
кляпы, глаза выпучены от попыток закричать, предупредить. Моя рука сама
метнулась к мечу, пальцы стиснули рукоять, воевода сыпал угрозами и шлепал
ладонью по бедру,
     С грохотом упала стена из толстых металлических прутьев, отгородив нас
от пленников. Раздался зловещий хохот. Епископ отошел к столу, сел в
кресло, развалившись и закинув нога на ногу.
     - Ха-ха!.. И все-таки все в моих руках!
     - Черный Епископ! - вскричал я. - Черный Филин! Ах ты ж...
     А воевода, который сперва только глупо раскрыл рот, хлопнул себя по
лбу:
     - Так вот кого ты мне все время напоминал! Ушан, чертов Ушан...
     Епископ расхохотался громче:
     - Да, я становлюсь чересчур беспечен. Да и не дивно! Слишком все
слабые и тупые... С такими противниками сам быстро тупеешь. Думал, хоть
вы... Нет, слаб человек ныне пошел.
     Принцесса в негодовании или отчаянии била в стену тонкой ножкой.
Епископ взглянул лениво, встал с видом полного хозяина, неспешно подошел к
пленнице, она выпрямилась и смотрела в его лицо пылающим взором.
Усмехнувшись, он выдернул кляп из ее розового ротика. Я ожидал воплей,
крика, негодующий обвинений, но королевская кровь сказалась во всю мощь:
принцесса смерила его холодным взором, и хотя на голову ниже епископа, все
мы видели, что посмотрела сверху вниз, где у ее ног копошилось некое
мерзкое насекомое.
     Он коротко усмехнулся:
     - Прекрасно! Когда станете моей женой...
     Герцог замычал и задергался. Лицо его покраснело, глаза выпучились как
у совы. Принцесса холодно обронила:
     - Ни-ког-да.
     - Сегодня, - сообщил епископ так же невозмутимо. Он обернулся к ним с
воеводой. Я успел перетрогать прутья, затих, а воевода метался, двигался
вдоль железного забора взад-вперед как хищный зверь. - Ну как вам там?
     Воевода зарычал:
     - Пошел ты...
     - А что скажешь ты, герой? - спросил епископ с интересом.
     - Дует, - сообщил я холодно.
     - Ах да, - сказал он снисходительно, - ты же из другого мира... Мерзко
там, верно?
     - Верно-верно, - буркнул я. - Очень верно. Не понимаю, зачем
понадобилось нас освобождать из твоих рук там, в лесу? Чересчур сложно.
     Епископ ухмыльнулся:
     - Той же дорогой двигалось войско князька Синевяза на земли
терногонов. Слишком широкой полосой! Я бы вас не успел ни убрать с дороги,
не перепрятать. Пришлось.. ха-ха!.. спасать из гнусных лап Черного Филина.
Разбойники рассеются по деревням, там у них всегда помощь и схованки...
простой народ разбойникам сочувствует, ибо грабят не их, а богатых...
     - А тех, которых ты повесил?
     Он отмахнулся:
     - Это были не мои люди. А зачем мне чужаки? В этих краях грабить имею
право только я! Вот что, герои... Если воевода даст слово служить мне, я
его тут же выпущу. А тебя, увы, придется умертвить... хе-хе... медленно и с
удовольствием.
     А спросил зло:
     - А почему такая разница?
     Он пожал плечами:
     - Ты прибыл из подлого мира. Воевода если даст слово, то сдержит. Даже
если ты скажешь ему, что надо согласиться только для вида, мол, военная
хитрость... нет, он понарошке даже слова не даст. Ты - другое дело. У вас
там врут на каждом шагу. Повернись спиной, сделай шаг назад...
     - Зачем?
     Глаза его стали холодными и колючими:
     - Я что, обязан тебе отвечать? Но отвечу, последний раз. Из-за того,
что никто в замке не знает, что я не только епископ... ха-ха!.. приходится
все делать самому. Сейчас мне надо отлучиться ненадолго. Если вас не
связать, то... а рисковать я не хочу!
     Он взял со стола арбалет, приложил к плечу. Металлическая стрела
смотрела мне в лицо. Холод сковал мои члены. Лучше бы под дулом пистолета!
Там только умом понимаешь, что может вылететь смерть, а здесь видишь этот
страшный треугольный наконечник из железа, что вопьется в глаз, пронзит
мозг...
     Едва двигая застывшими ногами, я повернулся и прижался спиной к
железным прутьям. Грубые руки разбойника, как я мог принять его за
епископа, ухватили мои кисти и быстро связывали грубой веревкой.
Повернуться я не мог, железный прут так и остался пропущенным между
связанных рук.
     Единственное, что удалось, так это вывернул шею и попытался взглянуть,
как он связывает мне руки, но тут же в лоб словно ударило кувалдой. В
глазах вспыхнули фейерверки, довольный голос прокричал в ухо:
     - До чего же все одинаковые!
     - Сволочь, - прошептал я, но из-за звона в ушах не услышал своего
голоса.
     Воевода, глядя на меня исподлобья, встал рядом. Я видел как мелькали
быстрые руки атамана разбойников, Воевода поморщился, его связали так же
туго и надежно, а он, судя по всему, на что-то надеялся.
     - Оставляю вас ненадолго, - раздался за спиной довольный голос
разбойника. - Я сделаю некоторые приготовления... ха-ха!.. да и сообщу
заодно, что все вы покинули наш замок тайно, не желая пышных проводов. Или
не желая привлекать внимание... ох-ха-ха!.. разбойников Черного Епископа.
     Воевода сказал громко:
     - Что-то я не понял. А как же принцесса?
     - Принцесса будет просить меня... умолять взять ее в жены, - ответил
разбойник охотно.
     Голос принцессы был все таким же холодным и надменным:
     - Никогда!
     Шаги разбойника ударялись, уже издали он крикнул:
     - Когда все будете корчится на кольях... ха-ха... с содранной кожей,
обрубленными пальцами и выдранными зубами... ох-ха-ха-ха!.. и останется
одна-единственная ее служанка... принцесса упадет на колени и будет умолять
меня взять ее в жены, но только оставить ее служанку в живых...
     Со стороны принцессы было молчание. Гулко хлопнула дверь. В тишине
слышно было как дергается воевода, веревка шуршит о железо, но прутья без
острых краев, и перетереть веревку просто немыслимо.

     Кровь все затекала в глаз, теплая и заволакивающая мир розовым - как
же, мне только и осталось, что видеть все в розовом цвете! Я смахивал ее
раздраженно, скривился.
     Воевода сказал сочувствующе:
     - Здорово он дал?
     - Не то слово, - ответил я зло. - Идиот!.. Я идиот, не он. Он что,
злодей и есть злодей. Какой с него спрос?.. А я должен был догадаться. Все
к тому шло!.. Ведь ничего ж нового! Это уже сто раз... тыщу раз было, а я
все равно попался как лох в обменном пункте. Все ловимся на старые трюки...
Думать не хотим?
     Он скользнул взглядом по моей мощной мускулатуре, где всю покрыл пот,
кожа блестела, рельефно выделяя каждый мускул, каждое вздутие даже мелких
мышц, а у меня их целые массивы, что куда уж думать, бей, круши и ломай,
все равно историю пишет победитель! А потомки узрят тебя красивым и мудрым,
с отеческим взглядом, покровителем магов, ученых и епископов... которых ты
сейчас велел бы перевешать.
     Я ощутил движение воздуха, связанные руки дернуло. Острые зубы
торопливо рвали веревку, пару раз явно нарочито больно прикусили кожу. Я
напряг руки, волокна подавались, наконец руки бросило в стороны, с
удовольствием ощутил, что задел кулаком по волчьей морде.
     - Долго же ты, - сказал я.
     А воевода прошептал:
     - Как ты сумел?
     Волк рыкнул:
     - А вы чем дышите? Здесь кроме этих туннелей есть и узкие дыры для
воздуха наверх. Иначе бы задохнулись... Но не мечтай, твоя задница
застрянет сразу.
     - Герой, - буркнул я. - Теперь перегрызи еще и прутья.
     - Надо же и тебе покрасоваться, - отпарировал волк.
     Я ухватился за толстое железо. В ладонях заскрипело, кожа на костяшках
стала желтой, там просвечивали суставы. Я чувствовал как вздуваются мышцы
по всему телу, а не только на руках, напрягся, рванул. Прутья остались на
том же месте, но я и не надеялся, что сразу разлетятся в стороны, напрягся,
железо под моими пальцами заскрипело, словно ножом скребли сковороду.
     - Подается, - шепнул воевода возбужденно. - Давай еще!
     - Дуйся, дуйся, - посоветовал волк. - Илибережешь силы для свадьбы?
     Я перевел дыхание, стиснул челюсти, мои мышцы сами превратились в
железо. Кожа увлажнилась, я был похож на бронзовую статую Геракла,
раздирающего крокодила, только повыше, в плечах пошире и посильнее,
понятно. Прутья начали подаваться, пласты моих грудных мускулов вздулись
как щиты персов, на моих плечах можно было бы гнуть рельсы, а на голове
ковать железо. В глазах потемнело, раздался скрип... но уже не в голове,
это скрипели железные прутья, покидая гнезда.
     - Еще, - приговаривал воевода торопливо, - еще!
     Потом он умолк, перед моими глазами колыхалось красное с плавающими
пятнами и волокнами, в черепе уже стоял грохот, будто там ломали камни.
Голос волка ворвался как скрип сухого дерева:
     - Еще!.. Давай еще!.. А этот прут?..
     Меня шатало, я сжал челюсти так, что заломило в висках. Мышцы трещали,
слово волокна рвущейся веревки, я чувствовал жар, кровь тяжелыми кипящими
волнами била в голову, вздувала мышцы как волны в океане во время бури.