в самую гущу битвы, моего жеребца оттолкнули так, что я едва удержался в
седле. Незнакомец рубил часто и мощно, с каждый ударом хакая как при рубке
дров, и я только по торчащим как у молодого кота усам узнал грузного
воеводу.
     В одной руке он держал щит, слегка прикрывая лицо, а стрелы и ножи
отскакивали от его закованной в доспехи фигуры как капли дождя от стены. Я
перевел дыхание, мой меч пошел описывать фигуры сложные фигуры, и с каждым
толчком в воздух взлетали срубленные руки в зажатыми в руках топорами или
оскаленные головы.
     Нападающий осталось не больше десятка, все полуголые или в тряпье,
мечи и топоры из сыродутного железа, но не отступали, дрались тупо и
неумело. Мы с воеводой нажали из последних сил, пошли вперед сами,
переступая через трепыхающиеся тела, меч и топор рубили как чужую плоть,
так и чужое оружие,
     Когда под наши ноги пал последний, повернулся к воеводе. Грудь моя
вздымалась часто, я не мог выговорить слова, только смотрел как он снял
шлем, по лицу бегут мутные струйки, раскраснелся, тоже хватает воздух жадно
раскрытым ртом, словно только что вынырнул со дна моря:
     - Похоже... я вовремя?
     - Еще... как... - согласился я. - Уф-ф-ф... Откуда они взялись?
     - Здесь умеют таиться, - сообщил он. - Здесь... фу-у-у... здесь и
люди... и звери... такие...
     На его груди недоставало двух стальных пластин, а третья болталась на
уцелевшей заклепке. Кольчуга на левом плече пробита острым, и я заметил,
что воевода морщится, когда двигает той рукой.
     - Зачем? - спросил я. - Зачем?..
     - Что? - спросил он удивленно, но глаза отвел, понял мой вопрос. - Что
зачем?.. На тебя напали... ты наш проводник... Все-таки жалко...
     - Зачем? - спросил я в упор, - лез вперед?
     Он посмотрел невинно, но не выдержал моего вопрошающего взгляда,
посмотрел в сторону:
     - Тебе почудилось...
     Договорить не успел, в двух шагах песок взметнулся, из-под земли с
ревом высунулась ревущая пасть. Я успел увидеть треугольную морду, голова
размером с холодильник повернулась в мою сторону. Песок еще сыпался,
обнажая крупные чешуйки, плотно подогнанные, блестящие...
     Мой меч был в замахе, я упал на колено, избегая струи огня из пасти,
лезвие достало самым кончиком внизу, где шея. Захрустело, руки дернуло,
словно я пытался удержать взбесившуюся лошадь.
     Срубленная голова с грохотом упала на землю. В распахнутой зубатой
пасти угасал огонь, выпуклые глаза смотрели с злобой нерассуждающего червя.
Кровь хлестала красная, словно я зарезал свинью.
     - Слева! - послышался крик.
     Не рассуждая, я упал и откатился, не успев понять, где право, а где
лево. У меня всегда с этим было туго, но если бы остался на том месте, где
тут же вспыхнул факел горящей земли...
     Воевода с хаканьем, словно рубил дрова, раскалывал огромным топором
головы двум таким гигантским червям. Седые волосы укоротились и загибались
почерневшими кудрями, лицо красное как у вареного рака, но усы торчат
бодро, страшные удары раскололи одному червю голову, другому разрубили
пасть. Огненное дыхание вырывалось теперь жалкими струйками...
     - Уже справа! - крикнул он.
     По красному лицу бежали струи пота, воевода задыхался, но глаза
сверкали счастливо. Я едва успел повернуть голову, там со страшным шипением
поднялась голова размером со скалу. Глаза как тарелки, пасть распахнулась,
оттуда вырвался такой столб ревущего пламени, что воздух затрещал, сгорая
как в огромной ацетиленовой горелке.
     Воевода с воплем бросился на чудовище. За его спиной две недобитые
головы опустились на землю и смотрели тупыми немигающими глазами, уже не
втягивались обратно в норы.
     Столб огня был ужасающим. Воевода закрылся щитом, струя пламени
расплескивалась о него, как будто из водопроводного шланга били в стену.
Сквозь огонь я увидел блеснувший топор и, стряхнув оцепенение, бросился на
чудовищного червя сзади. Мой меч врубился трижды, прежде чем голове
развернулась в мою сторону.
     Я успел увидеть страшную пасть, острые мелкие зубы в три ряда. Красная
глотка показалась страшнее налетающей электрички, но тут голову зверя
тряхнул могучий удар в затылок. Это воевода, отбросив щит, ухватил топор
обеими руками и с треском всадил лезвие по самую рукоять.
     Огненный вал умер прямо в пасти червя. До меня докатилась жалкая
истаивающая как на берегу волна, на бегу просачиваясь в песок у самых моих
ног. И все же от жара вспыхнула как ошпаренная кипятком, я отступил,
запнулся и упал, где взвыл не своим голосом: крупнозернистый песок ободрал
обожженную кожу как наждак.
     - Берегись!
     Земля дрогнула, а на то место, с которого меня заставил откатиться
вопль воеводы, грохнулась голова чудовища. Так мы и лежали, глядя друг
другу в глаза. Мертвые глаза рептилии все еще смотрели со злобой и
непониманием.
     Затем послышались неверные шаги. В поле зрения появились черные
сапоги, от них пахло горелой кожей. Одежда на человеке дымилась, а от
металлических доспехов шел жар. Седые кудри воеводы почернели как у
кузнеца, а красивая седая борода сгорела начисто. На красном подбородке
вздувались волдыри от ожогов, только усы торчали как обгорелые концы
проволоки: почерневшие, колючие, воинственные.
     В руках воеводы трепетал по ветру листок пергамента. Хмыкая, он
шевелил толстыми почерневшими губами. Ресницы выгорели начисто, я едва
узнавал в этом немолодом мужике, прежнего величавого воеводу. За его спиной
лежали порубленные чудища, у самого крупного из затылка торчала рукоять его
боевого топора. Чтобы вытащить, понадобятся усилия всей оставшейся дружины
принцессы.
     Я кое-как приподнялся на дрожащих руках, но в локтях подломилось,
земля прыгнула навстречу. Я успел повернул голову, больно ударился,
прищемив ухо. Воевода все еще стоял надо мной, массивный как Юрий
Долгорукий на коне. Лист пергамента с обгрызенным краем вздрагивал под
порывами ветра. Я слышал недовольное хмыканье, больше похожее на хорканье
рассерженного кабана.
     - Принцесса-дура, - проговорил я таким же дрожащим голосом, -
герцог... шпион на шпионе... засады... что еще? Справа и слева - враги!
Недоставало, чтобы еще за нами еще и сверху... скажем, погнался...
какой-нибудь крылатый дракон...
     Воевода перевел взор налитых кровью глаз на меня. Под его тяжестью мои
руки подломились, я рухнул вниз лицом. Сквозь рев водопадов крови в ушах
услышал сиплый голос:
     - Что значит, орков водил!
     Я прошептал:
     - При чем тут орки?
     Голос воеводы доносился как раскаты грома с ясного неба:
     - Предвидение! Предвидение, достойное полководца. Кто, как не тот, кто
водил этих зеленорылых, догадался бы, что супротив нас пошлют еще и
дракона?.. Вот в этом послании как раз об этом!.. Жаль, не успел голубок
долететь вовремя... Мы бы обошли эти земли. Какая-то тварь сожрала прямо на
лету. Хорошо, письмо выплюнула... Да, тут столько сургуча налепили...
     Я со стоном повернулся, тупо смотрел в синее небо, настолько чистое,
что темная точка на самом краешке подействовала так, словно толстая жирная
муха начала спариваться на самом видном месте. Некоторое время смотрел
тупо, морщась, вдруг меня подбросило, внутри заорало не своими голосом:
     - Все к лесу!.. Дракон!
     Меня нанесло на коня, сам не помню, как оказался в седле, подо мной
горячее тело с тугими мышцами, развернулся, вокруг ничего не понимающие
морды, конь понесся обратно в сторону рощи, где пламенел изящный шатер, где
костры с пирующими шпионами.
     - Принцесса! - гаркнул я мощно. - Принцесса!
     Издали видел как полог откинулся, служанка высунулась с вытаращенными
глазами. Я на скаку ухватил за боковой шест, затрещало, мои мышцы
выдержали, конь я готовностью проскакал на полсотни шагов, волоча шатер,
что схлопнулся как лопнувший воздушный шарик.
     Я разжал пальцы, конь уже развернулся, мы неслись на круглый роскошный
ковер, где визжали, внезапно оказавшись под ярким солнцем, какие-то чудища,
в середке которых оказался цветок удивительной чистоты: сама принцесса.
     Я чуть свесился, подхватил ее мощной дланью, бросил поперек седла,
закричал мощно:
     - Все в лес!.. Дракон уже близко!
     Чудовища, оказавшиеся всего лишь ненакрашенными служанками, с
пронзительным визгом метались по ковру, как мокрицы, над которыми внезапно
отвалили камень, подставив их слизкие тела горячему воздуху и жаркому
солнцу.
     Стена леса начала разрастаться, грохот копыт тряс уши. Впереди по
оранжевой земле мелькнула огромная черная тень. Инстинктивно я повернул
коня чуть левее, и почти сразу по тому месту, где мы должны были
пронестись, полыхнула широкая просека огня.
     Я промчался с сотню шагов, затем повернул снова правее, и снова,
опалив щеку и волосы, полыхнуло огнем. Принцесса дрожала как щенок,
выдернутый в момент утопления, прижималась к моей груди, словно пыталась
забраться вовнутрь. Она оказалась совсем голая или почти голая, рассмотреть
все не успеваю, чувствовал только как ко мне жмется теплое, нежное и только
обнаженными частями. Воздух наполнился запахом дыма, гари, а когда я на миг
оглянулся, на месте нашего лагеря полыхал огонь, метались кони и люди.
     Лес приближался, но следующая тень пронеслась несколько быстрее, я
сжался в конь и, управляя конем ногами, одной рукой все еще придерживал
принцессу, а другой выдернул меч.
     - В лес, - сказал я коню. - В лес поглубже!
     Надеясь, что не провалится на полном скаку в подземные норки, не
влупится о торчащие камни, я рискнул взглянуть вверх.
     С неба падал тяжелый дракон, закованный в мифриловый панцирь, больше
похожий на штурмовой истребитель с выпущенным шасси. Короткие мощные лапы
уже нацелились ухватить нас, когти как крюки разгрузочного крана на
судоверфи, а в распахнутой пасти поместился бы джип с четырьмя солдатами и
пулеметом на турели.
     Я пригнулся, к луке седла, подо мной заверещало как придушенный заяц,
в грудь вонзились острые коготки. Выворачивая голову, чтобы держать в поле
зрения чудовище, другой рукой взмахнул, целясь в лапу. Звякнуло, руку
тряхнуло в локте.
     Дракон оскорблено взревел, набрал высоту. Впереди рухнул на землю
срубленный коготь. Мы пронеслись дальше, деревья уже расступаются, но когда
я снова рискнул оглянуться, дракон сделал короткий круг и несся за нами,
снижаясь так, чтобы наверняка ухватить меня вместе с конем и принцессой.
     В узких драконьих глазах, прикрытых щитовыми наростами, полыхал
багровый огонь. Теперь он не просто выполнял приказ найти и уничтожить,
дракон рассвирепел на жертву, что посмела укусить за палец, теперь это
стало личным делом, а личное в любом мире выполняют лучше и добросовестнее,
чем чужие приказы.
     Управляя ногами, я посылал коня то вправо, то влево. Страшные когти
мелькали тоже справа и слева, волосы трещали от жара, полосы огня все еще
бежали по земле, хоть и не такие широкие, как при первом выстреле из
летящего огнемета...
     Конь как перепуганный заяц стелился по земле. Деревья расступились,
нас внесло в тень, но здесь одни сосны, голые стволы с ветвями на самой
верхушке, все просматривается насквозь, зажарит как перепелов...
     Прямо за спиной затрещало. По голове и плечам ударило колючим,
хлестнуло по рукам, больно царапнуло щеку. Рядом с грохотом в землю
ударилось целое бревно. Сзади трещал и стонал лес.
     Я придержал коня, оглянулся. Дракон бился, пытаясь взлететь. Огромные
лапы обхватили ствол вековой сосны, когти сдирали пласты коры, оставляя
глубокие борозды, словно за воске. Сломанная вершина зависла на ветвях
соседнего дерева, а дракон проседал под собственной тяжестью всю глубже и
глубже.
     Принцесса вскрикнула. На спине дракона раздвинулись лиловые чешуйки.
Окровавленное острие обломанного дерева высунулось, защемив в расщепе
клочья сизых внутренностей. Крылья еще вяло дергались, уже изорванные о
деревья, лохмотья, а не крылья, а горящие дикий злобой глаза угасали как
раскаленная спираль, которую отключили от сети.

     Теплое и нежное существо у моей груди без красок и притираний
выглядело еще моложе и чище. Принцесса бурно дрожала, но едва ощутила мой
твердый взгляд, с усилием выпрямилась. Ее серые глаза потемнели, а голосок
прозвучал с такой надменностью, что мне захотелось сбросить ее с седла:
     - Вы меня отпустите, или нет?
     - Как скажете, прынцесса, - ответил я грубо и, сдерживаясь, тут же
опустил ее на землю.
     Ее глаза расширились, когда обнаружила, что почти нагая, но я уже
повернул коня. Во главе скачущих в нашу сторону были несколько
обеспокоенный воевода и белый как мел герцог с вытаращенными глазами. Он
тут же сбросил с плеч плащ и укрыл принцессу, которая, как мне показалось,
приняла с неохотой, с ее-то изумительной фигурой, а воевода, бросив на меня
недоумевающий взгляд, смысла которого я не понял: то ли как это дракона на
ствол, то ли почему принцессу не, затем он развернул коня и помчался на
место разгромленной стоянки. Там ветром разметывало черный дым над
багровыми пятнами огня, в дыму красиво метались оседланные кони и
полуодетые люди.
     Я только сейчас ощутил, что меня трясет. При всей усталости тело
дергалось, будто пританцовывал в седле. Только бы эта... с телом мягким и
нежным, несмотря на ее хрупкость, не заметила. Неловко для героя с такими
мышцами, такими широкими ладонями и таким длинным мечом.
     Дракон хрипел, его морда опускалась, пока не уперлась в землю. Красный
кол с клочья мяса в защеме торчал из спины к небу как воздетый кулак.
Широкие грязные паруса крыльев свисали уныло и мертво. Из страшной пасти
как тягучая смола выползала слюна вперемешку с кровью.
     Сбитые с деревьев ветви усеяли землю на два десятка шагов. Примчались
служанки и тут же, как суетливые обезьяны, но с охами и ахами принялись
вытаскивать из прекрасных волос принцессы колючки, сосновые иголки, чешуйки
коры.
     Принцесса бросила на меня подозрительный взгляд, сказала надменно в
пространство:
     - Не такие уж они и каменные!
     Служанка посмотрела на нее, потом перевела заинтересованный взгляд на
мою могучую фигуру:
     - А что с ним?
     - Ты бы видела, - сказала принцесса еще надменнее, - как его трясло!..
Тут везде огонь и дым, эта ящерица торчит на палочке и валит крыльями лес,
народ носится с ревом, кони кричат... а этот...
     Служанка спросила умоляюще:
     - Госпожа, дальше! Что дальше?
     Она бросила с неохотой:
     - А ничего. Понятно, какие гнусности творил со мной в мечтах... диких
и разнузданных, это же варвар!.. но то ли совладал с собой, то ли просто не
успеть начать тешить свою ненасытную плоть, горячую и алчущую, звериную как
он сам, похотливую и причудливую, непонятную, странную, безрассудную,
удалую, бесшабашную, отважную, дикую, нерассуждающую, искреннею, .
     Старшая служанка ухватила ее за плечи, я слышал горячий шепот что-то
вроде: госпожа, вы настолько невинны, что можете ляпнуть совсем
неподобающие вещи, и принцесса с неохотой позволила себя увести обратно .
     Я выпустил запертый в груди воздух, стараясь сделать это понезаметнее.

     Глава 32

     Среди разгромленного лагеря уже раздувался, как дурак, красный и
гордый шатер принцессы. Рядом поднимали похожий на стеллу фараона обгорелый
и с зияющей дырой на боку шатер герцога. Пользуясь трудным временем, его
поставили почти вплотную. Воины сгребали в кучки угли, их разметало
крыльями, но трава выгорела, и огонь погас сам по себе, разве что хворост
сгорел тоже...
     В лагере остались только воевода с двумя воинами, да принцесса с ее
девками. На опушке леса все еще страшно торчит к небе красный расщеп
ствола. На застрявшем куске драконьего мяса уже кричат и дерутся птицы.
     Я без нужды подвигал лопатками, тяжелые ножны на месте, ноги мои сами
понесли к дракону. Уже издыхая, он свалил крыльями, изорвав их в клочья,
соседние деревья, смел ветви с тех, до которых не смог дотянуться, под
подошвами моих сапог вскоре захрустели сочные ветки, щедро истекающие
соком, еще не сообразившие, что живительной влаги уже не получат...
     Дракон висел на исполинском колу как мокрая тряпка. Кровь из него все
еще текла как из продырявленного бурдюка, но слабыми издыхающими струйками,
а сам он сплющился, словно продырявленный дирижабль, из которого выпустили
водород.
     Я обошел вокруг, под сапогами чавкало и хлюпало. Земля размокла, не
успевая принять к себя столько драконьей крови. Дракон как уткнулся мордой
к землю, так и застыл, ноздри погрузились в зеленую жижу. Там вздувались
широкие пузыри, лопались с резкими хлопками.
     На миг стало жутко, дракон вроде бы дышит, не сразу сообразил, что это
все еще выходит воздух или, скорее, водород, из легких или костей,
благодаря чему эта махина в состоянии подняться в воздух.
     Между деревьями повис тяжелый запах, липкий и гадостный. Я попятился,
под ногами еще долго чавкало, даже на уцелевших деревьях висели огромные
потеки слизи. В чаще мелькали фигуры сборщиков хвороста, слышались смешки,
это воины и служанки собирали хворост вместе, ага, насобирают, щас, я
углублялся все дальше, пока голоса не стихли.
     Лес был тих, быстро смеркалось, птицы затихли. Даже вездесуйные белки
не мелькали по стволам красными струйками огня. В торжественной тиши я
забрел в глубь леса, где уже не мелькали яркие платья служанок, уединился,
в рассеянности отмахиваясь от комаров и смахивая муравьев, что тут же
дружно с двух сторон налетели на голую задницу.
     И потом, чувствуя облегчением и слияние с природой, ее тишиной, покоев
и величием, я повернулся и побрел обратно, всматриваясь под ноги, ибо не
все же забредали так далеко, эти дети природы, в том числе и принцесса, не
утруждали себя уходить от лагеря по таким пустякам слишком далеко.
     Голову тряхнуло, в черепе взорвалась бомба. Я рухнул, словно меня
лягнул конь размером с медного всадника, покатился, а за мной побежали
сразу двое, странно одинаковые, оба со злыми лицами, в руках блистающее
железо.
     Я в отчаянии попытался выдернуть меч, пальцы стиснулись на рукояти, но
меч едва шелохнулся, а они уже набежали, я видел как их оружие разом
взлетело над головой, а сам наконец сообразил, что непросто достать меч
из-за спины, лежа на спине...
     Страшный рев потряс воздух. За спинами нападавших зеленые кусты
разметало как болотную ряску. Взметнулось огромное, серое, с неимоверно
раскинутыми в стороны мохнатыми лапами. Я услышал треск, хруст. На месте
напавших стоял огромный медведь, а в его прижатых к груди лапах сминались,
брызгая кровью, два человека.
     На земли упали два коротких изогнутых меча, легких и острых как
бритвы. А затем медведь развел лапы, люди повалились бездыханно, с
раздавленными как под катком грудными клетками.
     Я приподнялся, сел, встать не решился, еще и меня схватит, на всякий
случай выдавил сиплым голосом:
     - Спа... си... бо...
     Медведь попятился, прорычал, с трудом выталкивая трудные человеческие
слова через медвежье горло:
     - Долг платежом красен...
     В моей голове гудело и мутилось, чувствовал тошноту, как при
сотрясении мозга, прошептал через силу:
     - Долг?... Какой долг?..
     Медведь уже попятится толстым задом в кусты, уперся в ствол дерева,
развернулся и вломился в заросли. Уже оттуда я услышал его хриплый как у
меня голос:
     - Не помнишь?.. В позапрошлом году ты шел через эти края, голодный и
раненый... Встретил медведицу с двумя медвежатами... Я как сейчас помню
тебя, огромного и страшного. А твой пластинчатый лук, блеск на острие
огромной как пика стрелы!.. Она была нацелена прямо мне в грудь. Но ты
пожалел, и теперь я живу только благодаря твоему доброму сердцу... Теперь
мы с тобой в расчете. Я ухожу, больше не встретимся.
     На миг я увидел его клинообразную морду, затем зеленые ветви
сомкнулись как ряска на болоте за упавшим камнем. Сколько я не
прислушивался, нигде не треска, ни скрипа, косолапый умеет ходить бесшумно.

     На миг ощутил угрызения совести. Пожин