жой ноги, из прорехи выглядывал грязный палец. Недетски серьезные глаза
печально и с немым укором взглянули исподлобья. В груди у меня
перевернулось. Я приготовился соскочить на землю, схватить милого ребенка
на руки, согреть, взять с собой на коня, увезти куда-нибудь в тепло,
накормить...
     Воевода сказал предостерегающе:
     - Нет.
     - Почему? - не понял я.
     - Рано.
     - Как же рано, - пробормотал я. - Она ж вся покрыта пылью... И не ела
уже дня два... Бедный ребенок...
     - Если хочешь спасти, - буркнул он с равнодушием прошедшего по жизни
человека, который видел как горят города, чума сжирает население с тысячами
подобных сироток, знает как эти детишки мрут при каждом недороде, засухе, в
половодье, - то дождись зимы.
     - Зимы? - ахнул я.
     - Да. Самых лютых морозов.
     - Она ж не доживет до зимы!
     - Доживет! - сказал он равнодушно. - Ей предначертано замерзать в
сугробе под окном богатого дома, по ту сторону которого в тепле вокруг елки
танцуют сытые и нарядно одетые дети богатых родителей...
     Девочку миновала наших коней, конец огромного платка волочился по
земле, оставляя в пыли след, словно проползла худая змея.
     - Рождественская сиротка, - пробормотал я. - Бедный ребенок...
     - Бедные дети, - согласился он равнодушно.
     В той сторону, куда он вперил взор, по дороге шла точно такая же
сиротка, только платок на ней был совсем серый, потерявший цвет, но с
такими же дырками. А дальше угадывались их целые стайки, группки,

     По обе стороны дороги стояли стены темного как ночь леса, а еще чаще
дорожка вовсе ныряла в такие чащи, что приходилось ехать по одному. Лучники
держали стрелы наготове, а мужчины не выпускали из рук мечей. Из темной
чащи то ли дело доносился рев туров и зубров, словно под землей гремел
тяжелый гром, из кустов сверкали глаза волков и неведомых зверей. Воевода
все напоминал, что опаснее волков и странствующих отрядов орков вольные
рыцари, чьи небольшие замки высятся то здесь, то там, с высоты холмов как
орлы наблюдали за окрестностями. Правда, во время последней войны артане с
их доблестным королем Додоном разрушили большую часть этих крепостей, но за
всем не уследишь, а достаточно сильные разбойники заново отстраивали эти
замки. В этих краях путникам всегда надо быть начеку, а после заката
солнца, так и вовсе в этих краях устраивались на ночлег в кольчуге и не
выпуская из рук оружия.
     Однажды деревья отступили за наши спины, а мы выехали в широкую
долину. В двух верстах поднимался, окруженный мощной крепостной стеной,
высокий замок. Со всех четырех сторон высились опасно тонкие в сравнении с
его суровой мощью башни, не то сторожевые, не то магячьи. На шпилях весело
трепетали по ветру красные прапорцы, в окнах-бойницах поблескивали не то
инструменты магов, не то начищенные доспехи стражей.
     Прапорцы трепетали в самом деле весело и задорно. Я смутно удивился,
что ветер вроде бы в спину, вот как конский хвост задувает, а прапорцы
почему-то трепещут справа налево, потом сообразил, что так красивше, ведь
приземленные законы физики или целесообразности не очень-то разгуляются в
прекрасном мире магии.
     Дорожка повела в сторону замка, затем раздвоилась, одна веточка так и
потянулась к воротам, а другая резво побежала дальше, где за полсотни верст
блестели крыши другого замка, еще крупнее, на высоком холме.
     Я поинтересовался:
     - Но откуда все это?
     - Что? - не понял воевода.
     - Ну, еда, питье, одежда, кони, замки... Чтобы прокормить одного
феодала, нужно с десяток простых крестьян. Как и на любого ратника,
кузнеца, стража ворот... Здесь, в этом замке, не меньше сотни...
     - Триста пятьдесят человек, - ответил он с гордостью. - Все ветераны,
умелые с любым оружием. Там мой старый друг служит, я все о них знаю!..
Жрут и пьют, как лошади.
     - А челядь есть?
     - А как же! Повара, конюхи...
     - Челядь хлеб не выращивает, - прервал я. - Чтобы прокормить этот
замок...
     - Замок?
     - Ну, пусть людей в этой крепости, нужна целая армия селян, что пашут,
сеют, разводят скот, пригоняют в замок... Но я не увидел ни единой хатки
простого люда!.. Не увидел огромных засеянных полей, без которых просто не
жить этим могучим замкам...
     Воевода посмотрел на меня с великим отвращением, словно вместо
мускулистого дурака-варвара, такого понятного и потому приятного, увидел
мудрого мыслителя-зануду:
     - Да кто на это обращает внимание?
     Я вздохнул, трезвея:
     - Ты прав.
     - Это не наше дело, - напомнил он.
     - Согласен, - сказал я.
     Когда замок остался за спиной, я поехал прямой и с глазами на далекой
линии горизонта, страшась оглянуться еще больше, чем жена Лота: а вдруг
увижу нечто хуже, чем огненный дождь? Пустоту?

     Глава 25

     По синему небу медленно двигались кудрявые как барашки, подсвеченные
оранжевым, облака. Звонко пел жаворонок, а когда я пытался его рассмотреть,
взгляд зацепился за парящего в высоте орла. Неподвижный, словно
нарисованный на синем куполе, как в церквях рисуют парящих ангелов, он, как
мне показалось, не столько высматривал зайцев или кроликов, сколько следил
за нами.
     Послышался настигающий звон подков. По легкому стуку я определил, что
меня догоняет легкая как зайчик игрушечная лошадка. Нахмурился, женщина -
враг природы, красивая - вдвойне, но деться некуда, терпеливо ждал. Краем
глаза видел как рыжая лошадка принцессы резво пошла рядом, а сама
прекрасная Грюнвальда, красивая и легкая, даже привставала на стременах,
чтобы выглядеть выше.
     Она смотрела вдаль, я видел ее точеный профиль, но тоже смотрел вдаль,
и со стороны мы классически подходили под определение влюбленных, что
смотрят не как бараны друга на друга, а вместе в одном направлении, конечно
же - общего светлого будущего.
     Все-таки ее классический профиль с точеным носиком, тугой по-детски
припухлой щекой, просто завораживал, Я поймал себя, что уже смотрю не
вдаль, как надлежит настоящему мужчине, а как ненастоящий пялюсь на нее, не
могу оторваться, смотрю и смотрю. Она взглянула несколько удивленно,
бесцеремонный варвар истоптал ее взглядом, щека слегка порозовела.
     Длинные густые ресницы, изогнутые как самый высокогорный трамплин для
прыжков, бесценные для жизни в песках, служили бы прекрасной защитой от
летящего в лицо песка, сейчас несколько нефункциональны здесь... да-да,
нефункциональны, напомнил я себе. И эта эффектная загнутость ресниц... она
крайне необходима для жизни кочевника, когда просыпаешься со смерзшимися
ресницами, но зачем во дворце, когда вокруг сотни слуг и служанок?
     Она ощутила, что мой взгляд потвердел, изменился. Ее тонкие, черные
как ночь брови взлетели в удивлении, а зрачки расширились. Я с трудом отвел
взгляд, на моей дубовой варварской роже, надеюсь, мало что изменилось.
     Все еще глядя прямо перед собой, она спросила звонким детским
голоском:
     - Твое имя - Рагнармир?
     Голос ее был по-прежнему надменный, и такой хамский, что у меня
зачесались руки если не дать ей по харе, то хотя бы ответить так, как
отвечают девкам с Тверской, когда те предлагают свои услуги чересчур
откровенно:
     - Да, принцесса. Тебе не холодно?
     Ее синие глаза с интересом пробежали ощупывающим взглядом по моей
фигуре:
     - А тебя это волнует?
     - Конечно, - буркнул я. - Ехать через лес, а там ветки, колючки... Мне
не хотелось бы, чтобы наш отряд останавливался вытаскивать колючки из твоих
розовых ягодиц.
     - Розовых? - удивилась она. - Почему, розовых?
     Пока она изгибалась в седле, пытаясь рассмотреть свои ягодицы, в самом
деле оттопыренные, я с надеждой смотрел на мост впереди, надеясь, что
из-под него выскочат разбойники, ушкуйники, тати... хотя тати вроде бы не
сидят там с кистенями наготове. По крайней мере я бы ускакал вперед, а там
не знаю, что сделал бы с ними, если бы представил, что это не бедные тати,
а принцесса передо мной с ее напыщенным дураком...
     - А правда, - спросила она, - что ты сразил самого Громоблещущего
Низвергателя Королевств и Тронов?
     - Брехня, - ответил я равнодушно.
     Она оживилась:
     - Вот и я так сказала! Низвергатель - великий воин. С ним не совладать
и отряду варваров.
     Я промолчал. От принцессы веяло свежестью чистого вымытого здорового
тела. Тонкие ремешки не закрывали грудь, только чисто символически
прикрывали розовые соски, а сама грудь, как две полные чаши, красиво и
вызывающе покачивалась в такт конскому шагу.
     Прогрохотали копыта крупного коня, я опять же, не оборачиваясь, видел
как подъезжает ее бессменный защитник. Слева пахнуло запахом розового
масла, герцог даже в походе следит за внешностью.
     - Что случилось, принцесса? - спросил он ревниво. - Это варвар снова
оскорбил вас?
     Я не помнил, чтобы я оскорблял ее раньше, но смолчал, смотрел в точку
над конскими ушами, где смыкался небокрай с земнокраем. Я чувствовал
испытующий взгляд принцессы, но пауза длилась как кроманьонская эра,
наконец принцесса бросила насмешливо:
     - Он только что признался, что вовсе не убивал Низвергателя!
     Герцог хмыкнул, я перехватил странный взгляд, который он бросил в мою
сторону.
     - Я тоже не верил этим слухам, - сказал он довольно. - Разве что в
спину, а то и вовсе сонного...
     Мой конь ржанул и пошел вперед лихим наметом. Я не состою у них на
службе, просить позволения удалиться не обязан. Раньше бы обиделся,
вспылил, исходил бы бессильной злостью, но с такими глыбами мышц чувствуешь
себя странно защищенным даже от оскорблений. Говорят же, что самые злобные
собаки - мелкие, а всякие там гиганты сенбернары - одно добродушие.

     Волк сидел впереди на тропке, довольный как крокодил, утащивший
антилопу, а на ветке сверху нахохлилось черное порождение ночи. Ветка,
несмотря на толщину оглобли, заметно прогнулась и потрескивала. У волка из
раскрытой пасти капнула красная капелька, Не глядя, он подхватил языком, в
желтых глазах были насмешка и благожелательная сытость напополам с
неосознанным превосходством.
     -Ну как? - спросил он, когда мы приблизились.
     Конь попытался достать его копытом, волк с готовностью показал клыки,
и конь передумал. Или отложил для более удобного случая.
     - Меняемся? - предложил я.
     Шерсть на спине волка поднялась как у дикобраза иглы:
     - Ни за каких зайцев!.. Вы уже мимо трех хороших ручьев проехали, не
заметили. А это пернатое в одном даже рыбешку поймало. Правда, дохлую.
Кверху пузом плавала.
     Ворон даже не соизволил ответить, тяжелый и сытый. Когтистые лапы с
такой силой обхватили ветку, что оттуда срывались прозрачные капли. На
когтях прилипли крохотные волоконца, при виде которых у меня тоже поднялась
шерсть на спине. Я бы их назвал, скорее, остатками человечины, чем
рыбятины.
     - Где следующий? - спросил я.
     Волк оживился:
     - Ты о добыче?
     - Ручей где?
     Волк повернул голову. В двух полетах стрелы особнячком красовалась
роща с кудрявыми, неправдоподобно красивыми, как нарисованными, деревьями.
Солнечные лучи пронизывали ее наискось, кроны искрились как усыпанные
изумрудными камешками, а между стволов угадывалась тень, прохлада.
     - Ладно, - согласился я. - Раз уж вы так устали... Привал на ночь.
Можете не убегать далеко, вы мои спутники.
     Волк даже попятился, а ворон буркнул:
     - Ты сам еще откаркайся! Скоро заклюют.
     - С чего ты взял?
     - Мне сверху видно все...
     Сзади послышался настигающий стук копыт. Волк отступил еще, прорычал:
     - Мы лучше поохотимся... Только разошлись!. Поговорим после.
     - Всегда после... - проворчал ворон с неохотой.
     Однако оттолкнулся от ветки, та затрещала и пошла к земле, но ком ночи
уже снялся в воздух, пошел в сторону леса, тяжелый как цементовоз. Стук
копыт сменился шагом, сиплый голос воеводы, чем-то похожий на волчий,
проревел за моей спиной:
     - Ишь, зверюки... Я такого толстого кабана с крыльями отродясь не
видел.
     С ним были принцесса и герцог, в трех шагах остановилась стража.
Принцесса капризно наморщила носик:
     - Он с ними разговаривал?
     - А что удивительного? - ответил за меня герцог. - Все животные
понимают друг друга.
     Воевода нахмурился, старый вояка опасается ссор в походе, но я только
выпрямился, раздвинул плечи и улыбнулся широко и по-варварски беспечно.
Когда такой торс, такая грудь как в латах, а зубы белые и ровные, то лучше
просто пошевелить плечами, а рот открывать пошире, тем самые напоминая, что
у герцога зубы-то серые и кривые.
     - Да, - ответил я воеводе, игнорируя остальных. - Мы такие животистые!
Зато с нами едут натуры настолько возвышенные, настолько одухотворенные...
Что, наверное, и за кусты никогда не ходят, а если и ходят, то листья
выбирают пошире и помягче.
     Воевода в недоумении вытаращил глаза, перевел взгляд на одухотворенные
натуры, звучно хлопнул себя по лбу:
     - Привал!.. Коней не расседлывать!
     Я простер длань, чувствуя что похож на того на коне, что на площади
Скобелева:
     - Вот в той роще прохлада.
     - А тут что, не прохлада?
     - Там родник, - добавил я.
     Стражи по мановению руки воеводы галопом помчались в рощу. Мы ехали
следом неспешно, а когда там повыгоняли даже зайцев и ежей из засады,
вступили и сами под полог из зеленых ветвей. Воздух оказался не только
прохладнее, но и чище, с запахом свежих молодых листьев, ароматом
вытекающей смолы и даже протекшего из дупла меда, хотя самих пчел не
заметили.
     Пока слуги расседлывали коней, стреножили и уводили на полянки с
сочной травой, я соскочил у родника, пал на четвереньки, с удовольствием
окунул лицо в холодную струю.
     Сам бурунчик выбивался из-под коней старого явора, кипел весь белый и
яростный, даже ручеек бежал быстро, зло, но уже в десятке шагов растекался
широким плесом по белому песку, а еще дальше и вовсе просачивался обратно в
землю.
     Воевода к моему удивлению тоже встал на четвереньки и напился быстро и
хищно как зверь, положив рядом с собой боевой топор и малый круглый щит. Я
рассмотрел как у темного основания, откуда выбивается ключ, пляшут золотые
песчинки, вокруг родничка красивый ровный вал,
     Рядом захрипело, воевода разогнулся с трудом, побагровел, а глубокий
шрам на щеке налился и набух, стал неприятным и зловещим. Перехватив мой
взгляд, буркнул:
     - Сам знаю, что старею... Это мой последний поход.
     - Почему?
     Он небрежно смахнул широкой мозолистой ладонью капли воды с лица:
     - Да так... Хотели в городе оставить вовсе. Стар, мол. Негоден к
службе. Приставили было за конями ходить. Даже не старшим конюхом, а так...
в помощниках. Еле-еле... Чуть не на коленях упросил.
     Лицо его было угрюмым, но через миг стало жестким и подозрительным,
перед варваром распустился, уже без кряхтения поднялся на ноги, только зубы
сцепил, здоровенный как старый матерый медведь, видавший и зверей, и собак
и летающих драконов.

     Здесь на широкой поляне, на головами зеленый полог из листьев сменился
чистым голубым небом, а солнце светилось все такое же красное, раскаленное,
но уже не как слиток железа, а как потная спина натрудившегося в битвах
героя.

     Над вершинами шумно хлопали крылья ворон, слышалось хриплое карканье.
Иногда вершинки вздрагивали, их раскачивало, это пролетал настоящий ворон,
которых Творец создал первыми из птиц, оттого и самые мудрые, под деревьями
часто шуршала опавшая листва под лапами перебегающих открытые места зайцев.
Рыжие белки как живые языки пламени спешно носились по толстым стволам,
спеша собрать орешки.
     Красное распаренное солнце опускалось за деревья, сумерки выползали из
глубины кустов, из-под узорчатых листьев папоротников. Птичий щебет, гомон
и попискивание замолкали, голоса становились сонными. Я вздрогнул и
ухватился за меч, когда кусты затрещали сухо и страшно: молоденькие деревца
вздрагивали, а вершинки тряслись - через поляну безбоязненно прошли хозяева
леса: стадо дикие кабанов, возглавляемые огромным чудовищем размером чуть
ли не с медведя. Загнутые клыки хищно выглядывали из жуткой пасти как
острые ножи, сам весь из тугих мышц, обтянутых непробиваемой толстой кожей.
За ним по бокам шли еще два чудовища, уступая в росте разве что на палец, и
клыки покороче, но любой как с зайцем справится хоть с медведем, хоть со
всадником на коне.
     Судя по плотным сумеркам, солнце уже близилось к краю земли. В небе
страшно полыхала алая заря, и вдруг снова треск, топот, земля задрожала,
вершинки деревьев пугливо вздрагивали. Через поляну пронеслось, едва не
потоптав принцессу с ее окружением, крупное стадо оленей. Рога забросили на
спину, но все равно ветвистые рога с сухим щелканьем стучали по веткам, а
те роняли совсем черные в сумерках листья.
     Олени уже ушли в другой лес, а листья все еще опускались плавно и
неохотно, как на волнах колыхаясь в плотном перегретом за солнечный день
воздухе.

     Я сказал с некоторой насмешкой:
     - Если мы там будем останавливаться на ночь... чуть ли не с полудня,
то не скоро доберемся.
     Воевода удивился:
     - А тебе-то что? Тебе плотють за каждый день. Чем дольше будем ехать,
тем больше денег!
     - Так то оно так, - ответил я с неопределенностью в голосе. Сам не
знал, почему смутно хочется ехать вперед, а не отдыхать на этой поляне,
балдеть, расслабляться, оттягиваться - что-то во мне иное, хочется все-таки
что-то делать, а балдею и оттягиваюсь обычно за компанию, чтобы не
выделяться, не стать изгоем среди ровесников. - Но все-таки когда на
конях...
     Мышцы во мне перекатывались, я чувствовать тяжесть широких костей и
натяжение тугих жил, похожих на канаты. Может быть, вот таким я могу быть
настоящим собой, а не подлаживаться под толпу однолеток, туповатых и
балдеющих с бутылкой пива перед телевизором, как их отработавшие, а то и
отжившие родители.
     - На конях, - буркнул он. В его глазах подозрение медленно растаяло,
добавил скупо. - Осмотримся, то да се... А утром свернем налево.
     Я удивился:
     - Мы ж должны ехать прямо вон по тому распадку между гор! И через
день-другой будем на месте.
     - Они ждут, что поедем прямо, - объяснил он.
     - Они?
     - Да.
     - А кто "они"?
     Он воззрился на меня с некоторым удивлением, как это не понимаю
простейших вещей, потом вспомнил, что имеет дело с варваром, объяснил
терпеливо:
     - Шпионы, конечно. На выезде из замка успели сообщить, что едем прямо,
а теперь мы в лесу. Я огляделся, никого нет близко, сообщить о перемене
маршрута некому.
     Я раскрыл рот, потом понял, мой ладонь метнулась к мечу, а брови
сшиблись на переносице:
     - Шпионы? Так надо их скарать на горло...
     Он улыбнулся как малолетнему идиотику:
     - Ну да, так сразу! Нам же еще суток трое ехать. Если не с недельку. А
кто будет за лошадьми ухаживать, костер разжигать, стражу ночью нести,
волков от коней отпугиваться?
     Я оглянулся на отряд. Мне показалось, что крепкоплечие мужчины
заполонили уже не только рощу, но и пространство на полверсты в окружности.
Костры вспыхивали один за другим, их вскоре стало как звезд на небе. А
возле каждого костра, как я помнил, обычно сидит шестеро-семеро воинов.
     - Остальные, - возразил я тупо.
     Он покачал головой:
     - Да они все шпиёны.
     Голос прозвучал настолько просто, буднично, с позевыванием, что я
сперва решил было, что ослышался.
     - Шпионы?.. Но как могут все... Не понимаю!
     - А чо не понимать? Одни куявы, другие артане... третьи славы, а
остальные либо из империи Тьма, либо из каганата... тьфу, теперь все надо
называть империями, империи Хаоса. Чо глаза вытаращил? Я этих сразу вижу.
Но как их всех под ноготь?.. Других пришлют. А за этими присматриваем. Есть
конечно, и наши, которых подкупили. С этими чуть сложнее. По мордам не
поймешь, кому доносют. Многие из них вовсе доносют сразу двоим-троим. На
старость зарабатывают! Потому на всяк случай свернем еще разо