сем-совсем? - переспросил я.
     - Совсем, - прорычал он уныло. - Но где же...
     А ворон перелетал по камнепаду, суетился, клевал желтые камни, каркал
в сильнейшем возбуждении и скреб когтями:
     - Это же... самор-р-родки! Чер-р-рвонное золото!.. Да тут его
гор-р-ры!.. Ну нар-р-р-рыли, ну нар-р-р-рыли, пр-р-роклятые!.. Как
унести-то столько?..
     Волк рыкнул раздраженно:
     - Да заткнись ты!
     - Сам заткнись! - каркнул ворон. - Да за один такой камешек я себе
построю целую псарню, а тебя найму коврики вытряхивать!.. Да ты у меня
перед теремом будешь дорожки золотым песком посыпать... Настоящим золотым!
Только надо сейчас тебе супонь да постромки, чтобы на тебе золото вывозить.
Наш лорд на себе все не выпрет...

     Тяжело загрохотало, стена разлетелась вдрызг. Глыбы грохались на пол,
катились, громыхая и обламывая острые края, а в проломе возникла такая
чудовищная фигура, что у меня кровь превратилась к лед.
     Выше меня на две головы, вширь такой же как и ввысь, властелин
подземелий состоял, казалось, из каменных глыб, слитых воедино.
Серозеленый, словно поросший мхом, он шагнул в мою сторону, задел края
пролома широко разнесенными плечами. Сухо хрустнуло, затрещало, каменные
глыбы с грохотом обрушились на пол. Под ногами дрогнуло и закачалось.
     Непомерно длинные руки чудовища, толстые как бревна, распахнулись на
всю ширину пещеры, концами когтей достигая стен. Квадратная голова с
тяжелой челюстью угрожающе смотрела в мою сторону короткими острыми рогами,
а в раскрытой пасти горел адский огонь, зубы блестели как ножи.
     - А-а-а-а, - проревел он мощно, - явился, чудовище!
     Я прохрипел, шатаясь от усталости:
     - Это ты, чудовище...
     Властелин проревел:
     - Я? Я - герой! А ты -монстр.
     - Это ты монстр, - бросил я измученно, - Героя - это я.
     - Я! - заревел он так, что затрясся вся подземелье, - Я!... Я -
герой!.. Герои теперь только на стороне Зла!.. А ты не герой, ты...
прошлое!
     Он взревел победно, его кулаки, каждый с наковальню, пошли махать
наискось по всей пещере. К счастью, масса пропорциональна скорости, я
кое-как уворачивался, таракан всегда шустрее медведя.
     - Я убью тебя голыми руками!
     - Если ты герой, - крикнул я, - возьми меч. Или хотя бы топор.
     - Теперь убивают голыми руками! - проревел он. - Знаешь как?
     - Как? - спросил я тупо.
     Он кивнул кому-то за моей спиной.
     - А вон посмотри!
     Я повернулся, серый камень холодно и недружелюбно подрагивал от рева.
Чувствуя неладное, я хотел повергнуться, но страшный удар в спину швырнул
на эту стену. Ударился лицом, в глазах заблистали искры, нос расплющился, а
во рту стало горячо и солено.
     Оглушенный, я сполз по стена на пол. Бок ожгло острой болью. Я слышал
как от нового удара захрустели ребра. Меня снова швырнуло о стену, а потом
страшные удары ногами поднимали меня в воздух, я тяжело бухался на каменные
плиты, в глазах то вспыхивали фейерверки, то погружалось в чернильную тьму.

     Сквозь хруст моих ломаемых костей я слышал победный рев:
     - Дурак!.. Теперь бьют в спину!.. Теперь бьют... э-э-эх!.. и
лежачего!.. Теперь бьют даже... у-у-у-х!... ээ-э-э-эх!... ногами!
     Я увидел злорадный оскал этого чудовища. В поднятых руках мелькнул
чудовищный молот, больше похожий на наковальню. Я видел с какой жуткой
скоростью она вырастает, попытался уклониться, но избитое тело не
слушалось, и страшный удар обрушился мне прямо в лицо. Я ощутил как железо
крушит мне кости. Кровь брызнула горячими струями, боль была такая дикой,
что я закричал, сквозь завесу крови увидел как чудовище, стоя надо мною,
снова поднимает над головой эту железную гору. Из последних сил сдвинулся в
сторону, тут же немыслимой силы удар сотряс каменное плато.
     Рядом со мной жутко затрещало. Узкая трещина пробежала по камню.
Изнутри пахнуло гарью, перегретым воздухом. Страшась свалиться в ширящийся
провал, я с нечеловеческим усилием откатился еще, а чудовищный удар грянул,
делая меня навеки глухим, в камень, слегка задев прядь моих золотых волос.
     Загрохотало, край каменного обрыва обрушился в бездну. Я успел
услышать как далеко внизу плеснула раскаленная лава, наверх выплеснулся
оранжевый фонтанчик, спалив мне ресницы, и тут же исполинский молот грянул
на то место, где я только что был.
     Я все еще в отчаянии перекатывался к боку на бок, а властелин ходил
следом, со злобным хохотом долбил молотом по камню, стараясь расплющить,
как я плющил комаров. В его щелочках глаз я уже видел то широкое красное
пятно, что останется от меня, но сейчас он наслаждался, видя противника
беспомощного, сбитого с ног, с залитым кровью лицом,
     Тело стало совсем тяжелым и непослушным. Разбитые губы стали как
оладьи, изо рта кровь уже не текла, а выбрызгивалась широкими струями, рот
у меня стал шире бегемотьего, в ушах звон оглушал, я уже не мог
противиться, как вдруг удары прекратились. Я услышал страшный раздраженный
рев.
     Властелин подземелья все так же размахивал кулаками, ноги его тяжело
поднимались и бухали в землю с такой мощью, что пол и стены вздрагивали. Я
с трудом перекатился под самую стену. Сквозь широкую полосу крови, что
заливала лицо, различил быструю тень. От рева воздух сминался волнами.
     - Не... мешать... - прохрипел я. - Это... мой... бой...
     Изловчившись, я перекатился через голову и вскочил на ноги. Тело
кричало от боли, кости трещали и задевали друг друга изломанными краями.
Зверь даже вытаращил глаза в удивлении, всхрапнул и бросился со всей дури,
взревев оскорблено, глаза полыхнули гневом.
     Я ударил кулаком навстречу почти вслепую, заорал от боли, лучше бы
влупил в каменную стену, но властелин, к моему удивлению, вздрогнул всем
телом, словно в него саданули торцом бревна.
     Тут же его чудовищные лапы метнулись ко мне, меня больно дернуло за
волосы, ибо я успел пригнуться, над головой тяжело грохнуло. Я не стал
дожидаться, пока ладони разомкнутся и схватят снова, ему достаточно было
опустить сомкнутые ладони, сейчас меня можно было бы придавить упавшим
кленовым листком, но эти каменные плиты раздвинулись и пошли с грохотом
сталкиваться как Симфильские скалы, отлавливая меня по всему помещению.
     Выбрав миг, я нанес еще два сильных удара ему по корпусу. Второй удар
заставил его согнуться в поясе, и моя усталая нога, словно получив приток
сил, сама прыгнула вверх.
     Хрястнуло, зубы клацнули, словно огромный пес ловил муху размером с
лебедя. Широкая нижняя челюсть подпрыгнула. Властелин выпрямился, а я тут
же, заставляя кричащее от боли тело двигаться как можно быстрее, ударил его
несколько раз в живот, что качался на уровне моей груди.
     Чудовище всхрапнуло, согнулось к моему удивлению, и я с наслаждением
ударил ногой в тупую отвратную морду. Он отшатнулся. Я ударил с другой
ноги, подпрыгнул и ударил снова, еще сильнее. Ступни ныли, но я чувствовал
от злости и отчаяния прилив сил, чудовище вздрагивало, ошеломленное, а я
бил и бил ногами в злобную тупую рожу, он начал пятиться, сотрясаясь от
ударов. Я наступал, бил с поворота и с разворота, бил мощно, бил часто.
Тяжелые губы наконец лопнули, выползла темная вязкая кровь, следующий удар
расплескал по всей морде, крупные капли попали и на стену, где повисли как
темная слизь.
     Меня шатало, я чувствовал, что вот-вот упаду от изнеможения, но из
последних сил наносил удары разбитыми в кровь кулаками, ногами, локтями, а
когда властелин закачался и с грохотом рухнул навзничь, то подскочил и
раздробил каблуком ему переносицу.
     Хруст тонких костей, что впиваются ему в мозг, едва услышал, в ушах
грохот от притока своей крови, затем колени подогнулись, я ощутил, что душа
вылетает из тела как чистый голубь из разбитой вдребезги клетки.


     Я чувствовал свое неподвижное как колода и тяжелое как горное плато
тело. Под опущенными веками разлилась спасительная тьма, но слышно чье-то
жаркое дыхание, затем горячий язык прошелся по лицу, залепил на миг нос, я
сморщился, но чихнуть сил не хватило.
     Волк обнюхал шею, грудь, озабоченно рыкнул. Я как мог расслабил
полумертвые мышцы, чувствуя, что даже дышать тяжело, мои глыбы мускулов как
могильные плиты стискивают пищащие легкие, сжимают печень, а внутренности
пытаются выбраться наружу.
     В горле все еще полыхало пламя. Если бы хлебнул воды, закипела бы, а
меня разорвало бы как паровой котел. Смутно услышал как захлопали крылья,
пахнуло перьями. На плечо мне упало холодное и тяжелое.
     Не открывая глаз, я пошарил ладонью по камням, ничуть не удивился,
когда пальцы нащупали кувшин. Отхлебнул с трудом, стараясь не двигать
толстыми как подушки губами. В горле зашипело, однако в голове чуть
прояснилось. Я сделал несколько глотков, удивляясь, что за зелье, вино
вскипело бы быстрее воды. Тело расслабилось и занемело. Я раскинулся уже
весь, равнодушный ко всем сокровищам и драгоценностям на свете.
     Смутно чувствовал как по мне топчутся когтистые лапы. В стороне вроде
бы ржанул конь. Я удивился, как это конь очутился в глубоком подземелье, но
уже слышалось пение, меня качало в теплой воде, наконец я понял, что все
это сон, а я вовсе вроде бы и не я...

     Глава 17

     Когда я очнулся второй раз, нежные теплые руки поддерживали мне
голову, что-то касалось лица ласково и трепетно. Я не раскрывал глаз,
страшась снова увидеть нависающие над лицом серые каменные плиты
подземелья. Прикосновение было таким знакомым, что я замурлыкал во сне,
     Слегка насмешливый голос произнес над головой:
     - Хватит прикидываться. Ты уже не спишь.
     - Сплю, - пробормотал я.
     - Я сейчас?
     Мои нос зажало в тиски. Я дернулся, открыл глаза. От моего лица
удалялась рука, тонкая и чистая, с удлиненными пальцами. На фоне синего
чистого неба надо мной нависало смеющееся женское личико. Поверх женской
головки проплывало облачко. Мне почудилось, что у незнакомки одно ухо
укорачивается, а другое разрастается.
     - Ты кто? - спросил я тупо.
     Она отодвинулась, я сел, опираясь позади себя руками. Ее тонкие брови,
изогнутые как луки, взлетели в безмерном удивлении. Красивая фигурка
изогнулась, провоцирующе выставив крутое бедро с нежношелковистой на
ощупь... гм, с виду кожей.
     - Ты меня не помнишь, герой?
     - Помню, - пробормотал я. - Но ты же осталась там... в монастыре...
э-э... казарме! Свенка, то-бишь, доблестная Свенильда, крутой и
неустрашимый киборг в теле Елены Троянской. Но как я здесь очутился?..
     - Не помнишь?
     - Увы...
     - И как выбирался?
     - Последнее, - пробормотал я, - что в голове... это пещера,
безобразная драка с тамошним гномом ростом с трех медведей...
     В сторонке раздался хруст. Моя рогатая лошадь звучно обжирала молодые
побеги с низко растущих веток, а на ветке повыше сидел нахохленный и совсем
несчастный ворон. Он так втянул голову и в плечи, что мне в утешение
захотелось дать ему украсть золотую ложку или драгоценный перстень.
     А чуть правее всего в сотне шагов под солнечным светом пламенела
оранжевая гора со знакомым треугольным проломом. Яркое солнце заливало
отвесную стену от вершинки до основания. Из щелей вылетали стаи быстрых
ласточек, на вершине я заметил темные точки отдыхающих орлов, а у самого
основания пробежало стало легконогих ланей.
     - Ты выбрался, - проворковала она нежно, - ты ведь герой... Даже
золота вынес полный мешок. Ничего, единорог может нести впятеро больше
простого коня... Ты выбрался, лишь потом пал в беспамятстве... Но я думаю,
что это просто крепкий мужской сон. Сон героя! Мужчина должен спать как
бревно, на которое обычно и похож.
     Я повертел головой, чувствуя странное неудобство:
     - А где... волк?
     Она мило улыбнулась:
     - Я его отпустила.
     - Ты... что?
     - Отпустила, - объяснила она еще милее. - Он поклялся, что спасет тебе
жизнь, верно? Я тоже поклялась. За то, что ты тогда так отважно бросился ко
мне на... помощь. Что я, хуже волка?.. Во всяком случае, не намного. Мы с
ним договорились. Я спасу тебе жизнь за него и за себя. Дважды!
     Меня тряхнуло, словно властелин подземелий снова шарахнул по моей
голове. Ошарашенный, пробормотал:
     - Я так не согласен.
     Она сказала нежно:
     - Ты волнуешься? При твоей профессии... это случится скоро. Я исполню
свой долг... и волчий, ты вернешься со своим сокровищем. Раздашь бедным,
хотя я никогда не пойму этой дурости. Вот и все... мой герой.
     Она проворковала так нежно, что я услышал "мой дорогой". Меня
передернуло, я посмотрел на хмурого ворона. Тот сидел нахохленный и
несчастный, голову втянул в плечи, перья торчали на голове, словно неудачно
высох после недавнего дождя.
     - Это неизбежно, герой, - прокаркал он простужено.
     - Почему?
     - Женщина всегда вытесняет нас, - сказал он, нахохлившись еще сильнее.
- Верных друзей, спутников... Она вытесняла даже тогда, когда сидела в
каменной башне дура дурой, махала вслед платочком. А сейчас, когда лезет во
все щели, так и вовсе. Универсальная стала, видите ли!
     Он сидел совсем несчастный, старый, не умеющий ни вонзать нож в горло,
ни в чистом поле из-за угла ногой в челюсть с тройного разворота. Свенильда
усмехнулась победоносно, ее длинные стройные подбросили ее с легкостью
белочки. Я тупо смотрел как она удаляется, мощно двигая бедрами с
амплитудой в один-два парсека. Ягодицы настолько упругие, что любая стрела
отскочит как от тугой резины.
     - А чесаться задней лапой за ухом? - спросил я. - А говоришь!.. К тому
же только красивая, а ты - умный.
     Свенильда присела в сторонке от единорога, стараясь не приближаться
близко, мы с вороном видели как она раздвинули куст, там оказался широкий
мешок, набитый доверху, и она с упоением начала перебирать золотые
украшения.
     Ворон спросил недоверчиво:
     - А разве тебе не красивую надо?
     - Из-за красивых уже не бьются.
     - Что, мужчины так измельчали?
     - Да нет, женщины покрупнели.
     - А если и она...
     Я фыркнул:
     - Да ты посмотри! Видишь, откуда у нее ноги растут?
     Ворон посмотрел угрюмо:
     - Как у всех. Из задницы.
     - От клюва, - поправил я. - Еще говорят: от ушей, от шеи, от зубов. А
если даже из задницы, то какой!.. Она ж ее носит впереди себя как плакат с
предвыборным лозунгом.
     Я говорил и говорил, утешал, а у самого оставалось тягостное ощущение
вины, предчувствие, что мудрая птица каркает то, что написано крупными
буквами, что видно даже мне, мужчине и варвару. Если женщина во что-то
вцепится, то ее хватке позавидует английский бульдог. Даже, если она из
башни картинно машет вослед платочком. А если еще и вот так с разворота
ногой в челюсть... не могу забыть того оч-ч-чень женского зрелища, то
вовсе, гм, вовсе...
     Но с другой стороны, не по-мужски сдаваться вот так без боя. Ни один
настоящий мужчина без сопротивления не откажется ни от вороны, ни от собаки
ради даже лучшей из женщин. А тут не простая собака, а настоящий гордый
волк! А женщина, хоть и красивая, не спорю, но все же ногой, с разворота...

     Свенильда, красиво сидя на корточках, примеряла на лоб обруч с синими
камешками по ободку и желтыми позвякивающими висюльками. На коленях у нее
лежала целая горка золотых украшений.
     Пошатываясь, я поднялся, развел и напряг руки. Тяжелые глыбы мускулов
тянули к земле, сердце колотилось как у зайца. Ноги подрагивали, я
чувствовал как волны ходят по огромному телу, суставы скрипели как у
ревматика, живот запал, почти прилип к позвоночнику. Я с изумлением ощутил,
что жутко хочу есть, а когда нажрусь до одурения, силы вернутся, я снова
буду все тем же настоящим мужчиной. Хоть и побитым, но...
     Впрочем, за битого не зря двух небитых дают.
     Свенильда подняла смеющееся лицо:
     - Как красиво! Ты собрал самое красивое!
     Я смотрел сверху, нависая как могучая грозовая туча:
     - Я? Не помню. Скорее всего, это ворон насовал в мешок. Его вкусы!..
Если нравится, одень.
     Ее щеки зарделись как утреннее небо на восходе солнце:
     - Мой лорд! Это очень дорогой обруч.
     - Одень, - велел я, стараясь чтобы голос звучал так, как должен
звучать у мужчины и лорда. - Тебе в самом деле к лицу. Прими в подарок.
     Она распахнула огромные синие глаза в непритворном испуге:
     - Мой лорд! Я не могу этого принять!
     - Почему?
     - Ну... просто так...
     - Женщинам всегда дарят просто так, - ответил я напыщенно, хотя знал,
что вру как сивый мерин. - Просто за твою красоту.
     - Мой лорд, вы слишком добры и великодушны... Если я и смогу принять,
то лишь как аванс за свою верную и безупречную службу вам, в исполнении
всех желаний и прихотей, в том числе подспудных и неосознанных... Ах мой
лорд! Возьми меня...
     - С собой? - спросил я подозрительно.
     Она проворковала с нежным упреком:
     - Нет, сейчас!
     Я оглянулся на ворона. Тот пробурчал:
     - Помню, прижал Адам Еву к дереву. Ева пищит, дерево трещит... С тех
пор и пошло, пошло, пошло...
     Он вздохнул, отвернулся, да еще и голову сунул под крыло, чтобы ничего
не видеть и не слышать. Мне стало неловко, хоть ворон вроде бы и не похож
на чеховскую собаку, сказал громко с надменностью в голосе:
     - Никаких авансов, Свенильда! Я лорд или не лорд? Вот и лордствую. И
серьги нацепи. У тебя ж дырки там в ушах, палец пролезет... Монисто нацепи.
Ну, колье!
     Ожерелье она одела уже не радостно, а как-то испуганно, съежившись,
глаза потемнели, а зрачки расширились. Я обошел ее вокруг, голод грызет
внутренности, я чувствовал злость и раздражение, осмотрел как породистую
козу, распорядился:
     - Прекрасно! Теперь дуй обратно. В казарму.
     - Мой лорд!
     - Лорд, лорд, - согласился я. - Жди меня в этой... То бишь, корпусе
спутниц.
     - Мой лорд...
     - Я сказал, - закончил я, не помня как это звучит по латыни,

     Я смутно беспокоился, как же она уедет, но ее конь оказался по ту
сторону орешника. Несмотря на подавленность такими дорогими подарками, явно
за них что-то да возжелаю особенное, что даже в корпусе спутниц не
преподают, она сумела все же свистнуть так, что у меня зазвенело в голове,
будто ударили в большой медный котел.
     Конь выскочил бодро и играючи, Свенильда запрыгнула в седло, бледно
улыбнулась мне, но я сделал строгое лицо. Ее изящные ножки ткнули под
конское брюхо, конь всхрапнул оскорблено, взвился на дыбы и красиво
помолотил по воздуху передними зубами.
     Затем дробный затихающий перестук копыт, в солнечных лучах красиво
блестели золотые волосы, ветер завивал волнами почти так же красиво, как
конские хвост и гриву, затем дробный стук копыт затих, а всадница исчезла
за далекими деревьями.
     Я вздрогнул на хриплого голоса над ухом:
     - А все-таки красивая...
     - А, черт! Не подкрадывайся так тихо.
     - Это я тихо? У вас, у людей, женщины тоже красивые... издали, да?
     - Верно, - вздохнул я. - И когда молчат и улыбаются издали. А когда
раскроет рот... ну, сразу видно, что за фея. Ты уверен, что волк уже не
вернется?
     Ворон переступил с ноги на ногу, вздохнул горестно, но в глаза
почему-то старался не смотреть:
     - Ну, я взял на себя некую вольность... Хоть и не люблю этого хыщника,
грубый он какой-то, да и вообще... Серость не люблю, а он так и вовсе
черность!
     Я потребовал:
     - Какую ты взял вольность?
     - Посоветовал ему не спешить, - вздохнул ворон. - Эх, погубит меня
когда-нибудь моя доброта! Это ж и золотишком с ним придется поделиться хоть
жменькой.
     Сзади послышалось частое дыхание. Я резко обернулся. Волк стоял в трех
шагах, пасть распахнул то ли от быстрого бега, то ли улыбался во всю волчью
пасть. Длинные белые зубы уже не казались страшными, а розовый язык высунул
как большая собака.
     Я раскинул руки, волк встал на задние лапы, я прижал его к груди,
чувствуя запах шерсти, чувствуя его уходящий страх. Ворон уже улетел к
мешку, копался там и ворчал, что самое красивое отдал прост