к, как только
в глухом лесу окажемся.
     - Что за черт, - пробормотал я. - А как же честь, верность правителю?
     Воевода посмотрел на меня искоса, на суровом лице промелькнула тень
жалости:
     - Дикий ты человек! Правда, по-хорошему дикий. Эт раньше так было. А
теперь сюда поперли какие-то герои странные... Нанесли таких доблестей, за
которые раньше бы шкуру сняли, дабы заразу не разносили. Это не
предательство уже, а соблюдение собственных прав человека. Человек - это
звучит гордо! Любой человек. Его жисть священна. Потому может лгать,
предавать, пресмыкаться, ибо он - все! А верность правителю или Отчизне -
это уже насилие над суверенными правами маленького человека...
     Он бубнил себе под нос, с пыхтением расшнуровывая тугой кожаный
панцирь, который одел под булатный пластинчатый.
     Я сказал обалдело:
     - И ты тоже так считаешь?
     Он вздохнул:
     - Я что... Уже говорил, что для меня это последний поход. Мне меняться
уже поздно. Чо глаза как у рака выпучил? Сказано, дикий человек... Одно
слово - варвар! Когда все предают, шпиёнють и то яду в суп, то нож в спину
- это и есть цивилизация. А чтобы выжить в таком мире, нужны политики. Ну,
это те, которые предают всех и каждого, режут и душат по ночам, а с утра
ходють по улицам и раздают деткам конфетки.
     Я буркнул:
     - У вас тут все политики.
     - Все не все, - ответил он, ничуть не оскорбившись, - но политикой
антересуются. Это зовется: цивилизация в каждый дом, каждую семью.

     Глава 26

     Мне показалось, что возле ручья надувают шар Монгольфье. Тончайший
шелк звенел в руках дюжих хлопцев, они растягивали умело и упорно, жерди
уже вкопали, юрта получилась просторная и высокая, как шатер шахаманской
царицы.
     Ревущее пламя костра поднималось на уровень вершинок деревьев. Воздух
там трещал, ревел, вспыхивал как при ядерном распаде огненным грибом, а из
середины сыпали красные бенгальские искры. Если и есть вблизи соглядатаи,
то лучшего ориентира не надо. Я медленно обходил маленький лагерь, внимание
привлек один из воинов. Как и трое других, сперва точил меч, что-то чинил в
одежке, потом поднялся и пошел в заросли. Если бы просто пошел, все знаем,
зачем ходят в эти заросли, я бы не обратил внимания, но держался как-то
иначе, чересчур беспечно, за которой кроется предельная настороженность, и
меня ноги сами понесли следом.
     Иногда он останавливался и вслушивался в звуки, однако я всегда
двигался перебежками от куста к кусту, затаивался, меня могли углядеть
только белки с дерева.
     Наконец, когда мы оказались в дремучей чаще, он воровато оглянулся,
сунул руку за пазуху. Я невольно поднял ладонь к плечу. Кончики пальцев
коснулись холодной шишки на рукояти. Мне пришлось сделать усилие, чтобы не
выдернуть оружие и не скакнуть с диким воем на явного предателя.
     Человек осторожно вытащил из-за пазухи нечто белое. Оно высвободило
одно крыло, я с запозданием узнал голубя. Шпион ласково поцеловал голубя,
погладил по голове пальцем и рывком швырнул в небо. Голубь бесшумно
залопотал крыльями, настоящая шпионская птица, а я застыл с наполовину
вытащенным мечом: с одной сторону - добрый, птичку в клювик чмокнул, с
другой - голуби есть крысы с крыльями, ту же заразу разносят... Что шпион,
уже не думал как-то, воевода убедил, что все профессии хороши. А если
учесть, что для одних - шпиён, для других - разведчик, а вор, к примеру,
везде вор, то и вовсе расколебаешься...
     Вдруг он оглянулся, наши взгляды скрестились со звоном булатных мечей.
Очень медленно, не сводя с меня взора, он красивым жестом отбросил полу
длинного плаща, как ковбой, высвобождающий рукоять кольта. Я так же
неспешно поднял руку и взялся за рукоять меча.
     В его глазах мелькнуло нечто вроде удивления. Тем же жестом вытащил у
     - Что-то вроде инбридинга, - понял я. - Или имплантинга, не помню... А
На губах появилась злая улыбка:
     - Давно хотелось узнать, что из себя представляют эти северные
варвары...
     - Узнаешь, - пообещал я.
     Меч мой со зловещим свистом покинул ножны. Я держал его двумя руками,
чувствуя как красиво напрягаются мышцы. Танцующим шагом начал приближаться
к шпиону, потом плюнул на танец, смотреть некому, сделал пару шагов
по-простецки, зато размашистых.
     Шпион процедил:
     - Я забивал быков и покрепче...
     - Пока я слышу только слова, - напомнил я.
     Он прыгнул с того места, перелетел всю поляну, что застало меня
врасплох. Правда, прыжки хоть так, хоть через голову - клоунада и лишняя
трата сил, я все равно успел отступить, ударил мечом, но шпион ухитрился
еще и в воздухе сделать сальто. Лезвие моего меча срезало только подошвы с
сапог, и когда плюхнулся на землю в красиво-угрожающей позе, голые подошвы
встали врастопырку карикатурно нищенские, с нестрижеными ногтями и с черной
каймой, а мизинцы вообще выглядели уродцами.
     - Сдавайся, - сказал я высокомерно. - Не пристало воину... а тем более
- варвару, сражаться с босоногими!
     Он завизжал оскорблено, снова взвился в воздух. Я сделал шаг в
сторону. Срубить в воздухе этого скачущего клоуна проще просто простого, я
удержал меч от удара лишь потому, что как-то неловко рубить просто в
мелькнувшего человека, а не в голову, как принято, руку, как принято тоже,
или по коленям, как принято уже.
     Внезапно в его левой блеснуло. Я не успел уклониться, плечо ожгло
болью. Все еще не понимал, откуда, ведь его меч в правой, я отбил его удар
с такой силой, что шпиона отшвырнуло к деревьям. Он упал на спину, красиво
перекувыркнулся и встал на ноги в угрожающей позе. В правой меч, а в левой
- невесть откуда взявшийся кинжал!
     Я неверяще тронул плечо. Порез неглубокий, но кровь потекла такой
широкой полосой, что меня затрясло от испуга.
     - Ты... - проговорил я глупо, - ты ранил... меня?
     Он оскалил мелкие желтые зубы, изъеденными дурными болезнями:
     - А теперь еще и убью!
     - Ах ты... предатель...
     - Я своему народу верен, - сообщил он гордо.
     - Шпион!
     - Наймит, - бросил он в ответ с чувством полнейшего превосходства. -
Подлый наемник!.. Киллер.
     Я вытаращил глаза, меня затрясло в приступе священной боевой ярости,
что появляется, когда слова уже кончились. А так как у варваров их всегда
маловато, то я уже чувствуя в себе берсерка, перекинул меч в другую руку и
с удвоенной яростью бросился на мерзавца, у которого доводов оказалось
больше, чем у меня.
     Он отступил чуть, затем я увидел только каскад движений. И хотя я
двигался со скоростью взбешенного кота, мой меч под его ударами звенел как
железная крыша при дожде с градом. Я едва успевал парировать удары, к тому
же у него теперь еще и кинжал, а у меня плечо в крови... от этой мысли
ярости не прибавилось, а наоборот, руки стали ватными, а ноги как из
киселя.
     Его бешеные глаза что-то уловили, на тонких злобных губах зазмеилась
улыбка шпиона:
     - Вот теперь ты умрешь!

     Он прыгнул, одновременно нанося удары мечом в голову и кинжалом в
левый бок. Я успел парировал удар его меча своим, а от смертоносного
кинжала спасения не было, блистающее как лезвие бритвы острие стремительно
неслось мне прямо в лицо, я торопливо закрылся щитом, даже не успев
подумать, откуда он взялся... какого черта, это же всего лишь простой щит,
даже без покрытия, не белый же рояль в кустах, второй удар парировал мечом
и тут же достал его ногой с поворота в челюсть.
     Мерзавец как-то удержался, но стоял и мотал тупой обалдевшей мордой, и
тогда я, подпрыгнув и сцепив зубы, с лета ударил ногой уже с тройного
разворота. Опять в челюсть или вообще в морду, все равно получилось так
смачно, так сладостно, так восхитительно, словно я, отбросив предрассудки,
подгреб под себя принцессу, служанок и поставил ее рыжую лошадку.
     Его отшвырнуло как резиновый мячик. Я смотрел, стараясь не пропустить
ни байта информации, когда он шарахнулся о дерево, его расплескало на
площади в шесть соток, забрызгало от корней до кроны, а потом он сполз
кровавой массой на землю, а я постоял перед ним, шевеля пальцами в
приглашающем жесте: давай еще, иди ко мне, вставай и дерись!
     Но он не встал, только ворочался как кабан с содранной заживо кожей, в
нем хрипело и булькало. Я передернул плечами, словно цыганка в танце,
отвернулся и пошел к лагерю, медленно остывая от священной ярости богов.
Шпион вообще-то, обозвав меня киллером, сделал комплимент. Сейчас киллеры
окружены ореолом романтичной таинственности как в прошлом - робин гуды,
скарамуши и прочие зорры.
     Воевода сидел у костра понурый, руки протянул к языкам пламени.
Похоже, его морозило после ледяной воды из родника.
     - Одним меньше, - ответил я на его вопросительный взгляд.
     Он поморщился:
     - Этот тот, который держал принцессе левое стремя?
     - Пусть садится справа, - предложил я.
     - Да справа такой же... От куявов по десять золотых в месяц. И еще по
корове в год.

     Я сел рядом, руки воеводы с толстыми изуродованными ревматизмом
пальцами слегка вздрагивали.
     - А коровы зачем?
     - Да не ему, семье. Им и зерно от властей, поблажки с налогами. Ты,
того, если не хочешь сам держать стремя... а также подавать ей воду, то
поостерегись истреблять нашу цивилизацию.
     Я зябко передернул плечами и тоже протянул руки к огню:
     - Да, конечно. Нельзя нарушать равновесие в природе.

     Закат все еще был удивительно нежным, словно румянец на щеках юной
девушки. Небо на западе стало розовым, там в темной стене леса была широкая
щель, и мы видели как на расстоянии копья от темного края земли застыл, не
решаясь опуститься, расплавленный слиток металла. От него шло радостное
сияние, словно от пера жар-птицы. Розовый свет захватывал почти половину
неба, дальше плавно переходил в нежно голубой, тоже чистый и свежий, словно
не поздний вечер, а раннее утро, когда даже солнце отдохнуло и посвежело.
     Подсвеченные снизу облака загибали выпуклые края, сочные как набухшие
лепестки роз, только плотная середина облаков быстро темнела, становилась
похожа на окалину на быстро остывающем металле.
     И только тогда, когда я налюбовался этой сказочно прекрасной картиной,
солнце быстро опустилось. Чаша неба темнела однако медленно, впятеро
крупнее и выше привычной, звезд высыпали целые рои, яркие, блистающие, а
самые яркие смотрелись не яркими точками, а почти планетами!
     Луна поднялась огромная как Юпитер, видимый с Ганнимеда. Следом
всплыли вторая и третья, все настолько огромные и рельефные, что я невольно
напрягал зрение, инстинктивно силясь рассмотреть не только высохшие моря и
каньоны от метеоритные ударов, то и отряды крохотных всадников.
     Из шатра принцессы раздавались тихие звуки лютни, как мне показалось,
хотя я лютню никогда раньше не видел и не слышал, сквозь тонкую ткань
иногда просвечивал светильник. Я различил ползущие оттуда тонкие ароматы
благовоний, инстинктивно подобрал ноги, чтобы не испачкаться.
     Стража сидела в трех шагах по периметру. Темный шатер герцога
возвышался высокий и надменный как он сам поблизости. Еще бы чуть, и его бы
попросили отодвинуться, никто не смеет располагаться на ночлег так близко
от принцессы. Я слышал грубые голоса, смех, пьяные выкрики.
     Постепенно пламя костров пригасало, поленья разваливались на багровые.
В светящихся изнутри углях, похожих на елочные украшения, бегали крохотные
огненные человечки. В лагере стало темнее.
     Один из сидящих у костра поднялся, зевнул, похлопал себя по вздувшему
животу, икнул и направился в кусты. Не успел исчезнуть в темноте, как еще
двое встали и, даже не потянувшись, неслышно скользнули в темноту.
     Я сидел неподвижно, прикинулся, что дремлю. Люди поднимались один за
другим, ступали в непроглядную тьму. Иногда я слышал как треснет сучок, но,
в основном, все двигались бесшумно. Затем я услышал легкий хлопот крыльев,
закачалась ветка.
     Тишина, после долгой паузы далеко за деревьями захлопали крылья еще и
еще, затем это слилось в единый шелест, словно я присутствовал на церемонии
закрытия Олимпийских игр. Это было чарующе прекрасно, я не стал даже по
скверной привычке человека из того, оставленного мира, размышлять, что же
это за голуби с повадками летучих мышей, просто разнежено слушал волшебные
звуки взлетающих птиц, таких милых и ласковых, и плевать на то, что
разносят полиэмиелит и всю ту заразу, что и крысы, за что голубей зовут
крысами с крыльями, где-то даже истребляют, а здесь это просто милые птички
с белоснежным оперением, ласково урчащие как котята возле огня, сейчас
взлетают над лесом, делают круг, выбирая направление по звездам и
устремляются в путь, спеша вернуться в родное гнездо и принесли драгоценное
сообщение о продвижении нашего отряда.
     Шпионы возвращались в опустевший лагерь поодиночке, но для меня это
выглядело, как будто все действуют по команде, чуть ли не строем, так же
разом бросили на багровые угли по паре хворостин, затем завернулись в плащи
возле костров и захрапели с чувством выполненного долга.

     Последняя из лун опустилась за край. Над головой полыхал серебряный
пожар. Огромные звезды слились в единую спекшуюся массу, на землю падал
странный свет, от которого мурашки бегали уже во внутренностях. Не ликующе
солнечный, не мертвецки лунный, а странный волшебный. Именно при нем, а не
при луне, могут танцевать легкие цветочные эльфы и феи, свершаться
чудеса...
     В двух полетах стрелы от спящего лагеря в глубинах земли возник
странный лиловый свет. Слабый, рассеянный, но в темноте он был заметен
отчетливо, к тому же медленно ширился, становился ярче.
     Остолбенев, я смотрел как из недр темной земли вспучивается странный
пузырь, темный, грязный, но из трещин грязной коры виден лиловый свет.
Земля с шорохом осыпалась, выдвигалась массивная скала, булыжник размером с
бронетранспортер... Нет, еще выше, массивнее...
     Я перевел дух не раньше, чем чудовищная глыба замерла. Теперь лиловый
свет, слегка пригаснув, проникал из середины грубого камня. Я отчетливо
видел все трещины на поверхности, наплывы. Мелькнула тень, словно в свете
бьющего из-под земли прожектора кто-то поднялся, шевеля из стороны в
сторону странно приплюснутой головой, исчез. Лиловый свет чуть померк,
затем там начали мелькать новые тени.
     Задержав дыхание, я смотрел как свет раздробился на лучики. Пахнуло
кислым, словно перепрелой козьей шерстью. Шорох, треск, стук костяных
когтей по камню. В глубине возникла приземистая фигура, на приплюснутой
голове странный гребень, широкие плечи, шипы или костяной гребень, короткие
ноги, затем стук костей сменился шорохом.
     Существо выступило прямо из камня. Мертвенный свет остался за спиной,
подсвечивая со спины. Я видел только черный силуэт существа, которое явно
не было человеком.
     В мертвой тишине влажно хлюпало, я почти видел как широкие ноздри
зверя распахиваются во всю ширь и жадно схлапываются, вылавливая все запахи
этого мира.
     Выждав мгновение, зверь что-то прорычал, сделал шаг вперед. В лиловом
свете, почти закрытом телами столпившейся орды, началось шевеление. Кислый
запах стал мощнее, когти застучали чаще, шорох слился в зловещий стук.
     Замерев, я наблюдал как зеленотелые существа выходят за своим вожаком
из Темного Портала. В каком-то мире вот так же входят в такие же жутковатые
Звездные Врата, толпятся в нетерпении, теснятся, стремясь поскорее
втиснуться в магический проход, чтобы под покровом ночи появиться здесь...
     Свет звезд озарял их бритые головы, массивные округлые плечи, блестел
на медных браслетах, кольцах, широких перевязях, усыпанных шипастыми
бляшками, рукоятях боевых топоров. На каждом десятом сверкал начищенный
песком плоский железный шлем. У иных на головах развевались яркокрасные
гребни, а за спинами горбились сумки с торчащими рукоятями метательных
топоров.
     Едва слышно поскрипывая, мимо и до-домашнему, выползали огромные
сооружения из бревен, похожие на бронетранспортеры. Я рассмотрел на фоне
звездного неба толстенное бревно с расширяющийся наконечником, по спине
прошел холодок, на миг показалось, что это ракетная установка, затем узнал
старую добрую катапульту.
     За первой выехала другая, третья, а последнюю, самую апгрейденую,
сопровождали темные всадники. Лица под капюшонами не разглядел, но в каждом
движении ощущалась зловещая мощь, усиленная нечистой магией. Темный Портал
постепенно терял сияние, то ли энергия на исходе, то ли положение планет
изменилось, наконец из гаснущей лиловизны почти выполз старый горбатый
гоблин, пустился, сильно хромая, вдогонку за войском.
     Сверху движением воздуха растрепало волосы. Я инстинктивно пригнулся,
другой рукой хватаясь за меч, но справа уперся в теплый мохнатый бок, а
передо мной на землю рухнул темный сгусток мрака, в сто тысяч раз темнее
этой темной ночи. Красный глаз посмотрел хитро:
     - Здорово я?
     - Пошел к черту, - ответил я, чувствуя как бешено колотится сердце. -
Ты ж ворон, а не филин! Должен крыльями греметь как электричка! А ты
летучую мышь из себя строишь.
     - Похоже? - спросил ворон с интересом. - А если учесть, сколько я
пережрал этой мелочи... Ну, которые с письмами пытались вылететь из моего
леса!
     Волк ревниво фыркнул:
     - Он не летучую мышь изображал, а сокола. Барражировал над лесом как
перехватчик. Бил сослепу все, что выпархивало. Хорошо бы на Змея Горынича
нарваться.
     - Это я сослепу? - прокаркал ворон грозно.
     - Перестаньте, - сказал я. Одной рукой я чесал волку за ухом, другой -
ворону. По крайней мере там, где должны быть уши. Все мы любим, когда нас
гладят и чешут. - Вы лучше скажите, кто эти зеленые?
     Волки ворон переглянулись. В желтых волчьих и багровых вороньих было
одинаковое недоумение. Наконец волк прорычал:
     - Орки, понятно же. Теперь везде орки. Еще гоблины, тролли. Но то
вышли орки. Какой расы - не разглядел, теперь их много. Как рас, так и
народностей, не считая племен, а их орчачьих империй... да-да, уже не орд,
а империй!.. так и вовсе как песку в пустыне.
     - Черт, - сказал я невольно, - Так это, оказывается, те самые орки.
Какие яркие... Почему?
     - А что не так?
     - Да везде, где их встречал, они какие-то серые.
     - Зеленые?
     - Сказано, что зеленые, но я же вижу, что серые!
     Волк посмотрел искоса, отвел взгляд:
     - Ну, как понимаешь, это зависит не от орков.
     Судя по его взгляду, даже тупой варвар должен понимать ясно и четко,
что... ну, что он имел в виду, но я, как и всякий житель своего мира, так
привык к разжеванной информации с экрана телевизора, газет, реклам и вообще
отовсюду, что только тупо кивнул, мол, понимаю, а сам подумал, что
как-нибудь разберусь в другой раз.

     Глава 27

     На стыке звездного неба и темной земли блеснула полоска блеклого
света. Очень медленно порозовело, затем небо снизу словно подожгли: алый
свет перешел в пурпурный, победно двинулся вверх по небосводу.
     Звезды блекли, а крупные угли подернулись серым пеплом, настолько
легким и невесомым, что колыхался даже от взмахов моих ресниц. В глубине
углей тут же загорались пурпурные огни, там бегали искорки, огненные
человечики спешили свершить свои маленькие подвиги, затем пурпур
превращался в багрянец, тот тускнел до темнобагрового и скрывался под новым
плащом из драгоценного невесомого пепла.
     Волк поднялся, шумно встряхнулся. Желтые глаза смотрели жутковато, а
когда распахнул пасть, у меня шерсть тоже зашевелилась на загривке. Таким
клыкам позавидует и тиранозавр-рекс.
     - Эй ты, пернатое, - сказал он с оскорбительной брезгливостью, - опять
спишь? Ты же вчера уже спал!
     Ворон пробурчал, не вытаскивая голову из-под крыла:
     - Опять одно и тоже. Хотя бы разнообразил.
     - Наш лорд говорит, - сказал волк наставительно, - что если надо
убедить, то не стоит искать новые доводы, а повторяй себе старые...
     Ворон наконец вытащил голову, перья взъерошенные, под крылом не только
те