ько
жрецы, но и они сами могут обучиться новой магии.
   Но ведь это же безумно интересно  и  совсем  не  опасно!  Любопытно,  что
испытывает человек, летая, как птица?
   Покачав головой, Маллед отхлебнул эля.
   У него не было желания идти за тысячи миль на восток, в горы Говия, чтобы
обучиться магии. Он надеялся благополучно прожить до конца своих дней здесь,
в Грозеродже. Уже сейчас он незаменимый партнер отца в кузнице, а когда Хмар
постареет и отойдет от  дел,  он  будет  единственным  кузнецом  в  деревне.
Женится на Анве, если сумеет уговорить её и её родителей. Если  же  с  Анвой
ничего не  получится,  возьмет  в  жены  какую-нибудь  красивую  девушку  из
местных, построит дом по другую сторону  кузницы  и  станет  растить  дюжину
детишек. Раз в год будет совершать паломничество в Бьекдау,  чтобы  выразить
свое почтение Дремегеру - богу-заступнику  тех,  кто  работает  с  металлом.
Может быть, в один прекрасный день он выберется и в  Зейдабар  взглянуть  на
Императрицу, а ещё когда-нибудь ему посчастливится наблюдать  восшествие  на
престол и коронацию одного из троих её детей.
   Когда в трактир заглянула  Анва,  Гремаян  в  очередной  раз  втолковывал
слушателям, что не знает, как действует новая магия.  Маллед  залпом  осушил
кружку и поспешил к девушке.
   Увидев его, она заулыбалась, но молвила коротко:
   - Я ищу отца.
   Маллед молча указал на Драгена и его дружков  -  в  присутствии  Анвы  он
терял дар речи.
   Прошло не меньше часа, прежде чем им удалось вывести Драгена из трактира.
Анва поддерживала его с одной  стороны,  Маллед  с  другой.  Когда  их  руки
соприкоснулись за спиной Драгена, Маллед вздрогнул - в него  словно  вонзили
иглу. У девушки была маленькая нежная ручка, и Маллед, в этот  миг  забыв  о
пьяненьком Драгене, захотел сжать её крепче. Но, увы, сделать  это  не  было
никакой возможности.
   Пока они доставляли Драгена домой, стало темнеть, а ливень превратился  в
настоящий потоп. И Маллед, и Анва промокли до костей. Мать  девушки,  бросив
мгновенный взгляд  на  парня,  предложила  ему  задержаться,  чтобы  немного
обсохнуть.
   Маллед пришел в восторг. Они сидели рядышком возле очага, положив Драгена
в угол рядом с трубой. Волосы Анвы висели слипшимися сосульками, но и  такая
она казалась Малледу прекрасной. Он в упоении созерцал линию её подбородка и
капельку воды, свисавшую с кончика носа.
   Анва повернулась и, поймав его взгляд, зарумянилась от смущения. Однако в
первый раз за все время их знакомства никто из них не отвернулся.

***

   Через десять дней состоялась помолвка, и Маллед  забыл  о  всякой  магии,
кроме той, которой одаряют боги юных возлюбленных. Он сидел в трактире рядом
с Анвой, обнимая её за плечи, и все его приятели с воодушевлением восприняли
радостную новость.
   - И пусть Баранмель спляшет на твоей свадьбе, -  вопил  Оннел.  Их  ссора
давным-давно была забыта.
   Все собравшиеся хором произнесли традиционное благословение.
   Маллед улыбнулся и крепче обнял Анву, но, как  ни  странно,  его  занимал
вопрос, придет ли Баранмель - бог веселья и празднеств  -  и  в  самом  деле
плясать на его свадьбу. Это почиталось знаком особой милости богов и обещало
счастливую судьбу. Почему бы и нет? Разве Маллед не  избранник  небожителей?
Разве не об этом говорилось в послании Долкаута?
   Хотя не исключено, что теперь,  когда  оракулы  более  не  слышат  богов,
Баранмель перестанет посещать свадебные пиры простых смертных.
   "Да какое имеет значение, улыбнется ему Баранмель  или  другие  боги?"  -
подумал Маллед.
   Пока Анва с ним, он будет счастлив.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Безымянный трактир Бардетты, в котором весело отмечали праздник со своими
друзьями Маллед и Анва, стоял на центральной площади Грозероджа  фасадом  на
юг. Сама, с позволения сказать, площадь являла собою  открытое  пространство
весьма неопределенной формы, окруженное дюжиной расположенных  поодаль  друг
от друга домов и лавок.
   Между строениями пролегали довольно широкие  делянки  зелени.  От  центра
деревни расходились три аллеи: две зигзагами вели к  мастерским  и  усадьбам
земледельцев, а третья шла мимо кладбища к кузнице и протекающей  неподалеку
быстрой речке.
   Кроме того, площадь пересекала настоящая  большая  дорога;  она  тянулась
полсотни миль по холмистой местности от речного порта Бьекдау на  севере  до
стоящего на возвышении  города  Зелдау  на  юго-западе.  Зелдау,  заложенный
тысячу лет назад как пограничная  крепость,  превратился  теперь  в  крупный
центр. Между Бьекдау и Зелдау дорога проходила  через  поселения  Грозеродж,
Давренародж и Уамор. Обитатели Бьекдау называли дорогу Зелдавской, а  жители
Зелдау  соответственно  Бьекдавской.  Те  же,  кто   жил   в   промежуточных
поселениях, величали её просто: "Дорога".
   Бьекдау стоял на южном берегу реки Врен, за Нижними порогами,  служившими
границей судоходной зоны. Со времен правления Суогана Третьего  не  смолкали
разговоры о необходимости сооружения шлюзов и канала  в  обход  порогов.  Но
торговому люду Бьекдау, опасавшемуся потери прибылей, до сих  пор  удавалось
сдерживать начало строительства. В общем, споры о том, нужен  или  не  нужен
канал, велись в течение трех веков.
   За Бьекдау, или, вернее, за рекой, холмистый ландшафт  сменялся  плоской,
простирающейся на сотни  миль  равниной.  Ее  тучные  земли  кормили  войска
Домдара с самого основания Империи.
   Почти в двухстах милях к востоку от  Нижних  порогов  равнину  пересекала
широкая и неглубокая долина полноводной реки Гребигуаты. Столетия, в течение
которых Домдар демонстрировал свою силу и влияние на морях, а  боги  ещё  не
требовали захвата земель, Гребигуата служила восточной границей Империи.
   За рекой равнина тянулась ещё на несколько сотен миль и лишь затем  почти
незаметно начинала  переходить  в  холмистые  предгорья  хребта  Говия.  Эта
территория была покорена войсками Домдара под водительством Гогрора  Второго
в результате  безудержного  наступления  на  плохо  организованные  туземные
племена, вытесненные дальше на восток.
   Но если равнинные земли подпали под власть  Империи  всего  за  несколько
лет, то на  покорение  народов,  обитавших  в  горах  Говия,  не  хватило  и
столетия. Горы оказались преградой,  которой  Домдару  прежде  встречать  не
приходилось.  Отдельные  очаги  сопротивления  сохранялись  в  изолированных
долинах ещё много поколений после того, как Домдар прорвался через  перевалы
на равнинные земли, лежащие за хребтом.
   Поговаривали, будто сопротивление не обошлось без черной магии.  Рассказы
о чем-то непонятном, именуемом "нечто" и обитающем в горах или под ними,  не
умолкали по сей день.
   За  хребтом  лежали  древние  плодородные  земли  Матуа  и  Греи.  На  их
завоевание ушло примерно два  десятка  лет.  На  северных  просторах  Шибира
Империя сопротивления не встретила, и их осталось просто поглотить.
   Однако на юге кочевники  Олнами  под  руководством  клана  Назакри  более
полутора столетий вели партизанскую войну против Домдара.  Кровь  лилась  до
788 года милости богов. В  тот  славный  год  военачальник  и  Богоизбранный
Заступник Руамель, взяв в плен главу клана Базари  Назакри  и  его  шестерых
сыновей, вынудил противника капитулировать.
   Базари Назакри дал торжественную клятву, что никогда более ни он, ни  его
сыновья, ни внуки не поднимут  оружия  против  Империи  Домдар.  Клятва  для
олнамцев  священна,  и  всякое  организованное  сопротивление  прекратилось.
Пустыня превратилась в провинцию Олнамия, а клан Назакри  исчез  из  истории
Домдара.
   Но Назакри не исчезли из мира под Сотней Лун, сохранились они и в  памяти
своего народа.
   Базари Назакри в 791 году был  отравлен  кланом  Чизари,  объявившим  его
предателем. Сыновья отомстили за  отца,  двое  из  них  поплатились  за  это
жизнью. Чизари не приносили клятвы и под защитой Домдара  не  находились.  К
802 году этот клан прекратил свое существование, но и семейство  Назакри  во
время бойни пострадало настолько, что почти исчезло из поля зрения олнамцев.
   Четверо уцелевших сыновей Базари прожили отпущенный им срок  -  хотя  для
самого младшего, Азанли, срок этот оказался недолгим. Боги наслали  на  него
лихорадку, и он  скончался  весной  809  года.  Оставшиеся  сыновья  растили
собственных сыновей, посвящая их  в  историю  Олнами,  родословную  клана  и
рассказывая о клятве Базари.
   Те, в свою очередь, воспитывали своих детей - внуков сыновей Базари.
   Случилось  так,  что  уже  в  следующем   за   этим   поколении   Назакри
почувствовали себя свободными от клятвы, но к тому времени остальные олнамцы
утратили всякий интерес к борьбе с Империей. Кочевые племена  разбрелись  по
земле, полностью сменив образ жизни. Большинство олнамцев предпочитали  жить
в   городах-крепостях   Империи,   презрев   традиционные   шатры.    Домдар
господствовал над всем континентом от полуострова Форстен на дальнем  западе
до Грейского побережья на  востоке.  Под  управлением  Зейдабара  все  земли
процветали, наслаждаясь мирной жизнью. Оракулы,  следуя  воле  богов,  учили
императоров проявлять мудрость и щедрость.
   Одни представители клана Назакри впали в отчаяние, другие, махнув на  все
рукой, продолжали жить  своей  жизнью,  и  лишь  небольшая  горстка,  верная
многовековой ненависти, постоянно изыскивала любую возможность отомстить  за
поражение Базари и разрушение древнего государства Олнами.
   Одного из непримиримых звали Ребири Назакри.
   Из шести сыновей Базари старший не успел произвести  потомства  до  своей
гибели. Второй сумел наплодить только дочерей. Зато  у  третьего,  по  имени
Дейри, оказалось четверо сыновей. Старшего из них, рожденного  в  798  году,
звали Шаони.
   Ребири смог проследить  свою  генеалогию  по  линии  старших  сыновей  до
девятого колена, то есть вплоть до Шаони Назакри. И пришел к выводу, что он,
Ребири,  является  законным   главой   клана   Назакри   и,   следовательно,
военачальником всего Олнами. Значит, думал Ребири, по  своему  положению  он
должен быть облачен в самые дорогие  шелка  и  вкушать  утонченные  яства  с
золотых подносов в роскошном шатре.
   Но в тот вечер, когда Маллед, сын кузнеца, возвестил  о  своей  помолвке,
Ребири Назакри сидел сгорбившись в пещере у крошечного костра  на  одном  из
холмов восточного предгорья хребта Говия. Одетый в штаны из козьей  шкуры  и
потертый шерстяной плащ,  глава  клана  прислушивался  к  урчанию  в  пустом
желудке.
   Обратив взор к выходу из пещеры, он на своем родном языке  послал  весьма
изощренное проклятие в адрес богов Домдара, которые  довели  его  до  такого
состояния, а заодно и в адрес богов Олнами, допустивших подобное безобразие.
   Его предки покинули пустыню более ста лет назад. Под  влиянием  слухов  о
сверхъестественных силах, сопротивлявшихся в этих краях Домдару, они  пришли
в горы в надежде найти новое оружие для сокрушения Империи. В горах Говия им
довелось увидеть немало странного, но силы, способной  справиться  с  богами
Домдара, обнаружить так и не удалось. И Ребири не оставалось  ничего  иного,
как грозить богам кулаками и выкрикивать проклятия.
   Иногда ему казалось, будто кто-то или что-то вслушивается в его вопли. Но
как только он умолкал, ответом было лишь глухое безмолвие.
   У входа в пещеру возникла  какая-то  тень,  полностью  загородив  остатки
дневного света. Ребири прищурился, глядя сквозь дым костра.
   - Отец? - спросил мальчишеский голос на олнамском языке.
   - Алдасси? - Ребири узнал своего первенца.  -  Подойди,  я  хочу  увидеть
тебя. Что ты принес?
   Он невольно уловил аромат их будущего ужина.
   - Утку, отец. Я поймал утку!
   - Великолепно! - улыбнулся Ребири. - Тащи её сюда!
   Мальчик вручил жирную птицу отцу, а он, не теряя ни секунды, принялся  её
умело ощипывать.
   - У меня и несколько морковок есть, - объявил сын, опустившись на  колени
рядом с отцом. - Заработал на базаре  в  Долия  Кориен,  выполнил  несколько
поручений.
   - Хорошо, хорошо, - кивнул Ребири, сосредоточенно ощипывая утку. - О  чем
толкуют на базаре? Не преставилась ли случаем Беретрис?  Не  разразилась  ли
война за наследство?
   Он вопрошал саркастическим тоном, однако Алдасси, знавший  о  настроениях
отца, понимал, что Ребири надеется именно на это. В истории Домдара ни  разу
не произошел конфликт из-за престола, но  сейчас,  когда  оракулы  перестали
объявлять Императорской семье  волю  богов,  возможно  все.  И  так  считало
большинство населения Империи. У Беретрис были два сына-близнеца  и  старшая
дочь, которая, по слухам, не считала свой  пол  серьезным  препятствием  для
осуществления  её  права  быть  наследницей  матери.  Вероятность  появления
разногласий была очевидна как никогда.
   Правда, не ясно,  какую  пользу  из  спора  о  наследстве  может  извлечь
Назакри. Возможно, думал Алдасси, отец рассчитывает, что  гражданская  война
подготовит почву для восстания под руководством клана Назакри и -  в  случае
успеха - восстановления независимости Олнами. Но мальчишка  сомневался,  что
может представиться такой случай. Скорее всего, отец просто  желает  Домдару
всяческих зол, вне зависимости от того, принесут они пользу  Олнами  или  не
принесут.
   В Долия Кориен Алдасси не  услышал  ни  слова  о  пошатнувшемся  здоровье
Беретрис, а её дети, насколько было ему известно,  находились  в  прекрасных
отношениях друг с другом.
   - Ничего такого, - ответил Алдасси. - Но ходят слухи, будто какие-то люди
по ту сторону гор открыли новую магию и способны творить чудеса  без  помощи
жрецов Домдара.
   Ребири внезапно  замер,  и  пух  перестал  вылетать  из-под  его  быстрых
пальцев. Он думал о чем-то своем, уставясь невидящим взглядом в лицо сына.
   Его дед ушел в горы, чтобы использовать в борьбе с Домдаром черную магию.
Ее следы он обнаружил глубоко под землей, но призвать так и  не  смог.  Отец
всю жизнь пытался овладеть мрачной силой, скрывающейся в недрах гор. Это ему
не удалось. Более того, его неожиданная и таинственная  кончина  могла  быть
вызвана теми же самыми силами.
   Ребири в некотором смысле пошел по стопам отца. Большую часть своей жизни
он потратил на поиски  магических  формул,  отличных  от  умственных  трюков
жрецов Домдара, однако решил отказаться от  изысканий,  поклявшись  себе  не
перекладывать эту ношу на плечи Алдасси. Не имело  смысла  расходовать  силы
ещё одного поколения на бесполезные поиски.
   А может быть, они  все  же  оказались  не  бесполезными?  Неужели  кто-то
преуспел там, где у Назакри ничего не получилось?
   - Новая магия? - спросил он. - И в чем же её суть?
   - Не знаю, - ответил Алдасси, пораженный тоном, которым был задан вопрос.
- Говорят, человек, открывший её, может летать, как птица.  На  что  ещё  он
способен, я сказать не могу.
   - Летать? - Взгляд Ребири снова стал  отрешенным.  -  Что  ж,  это  может
принести пользу… А этот человек - кто он? Домдарец? Олнамец?
   - Ни тот, ни другой, отец, - покачал головой Алдасси. - Он происходит  из
горных племен. Дикнои или Мегасси. Кажется, он открыл школу,  чтобы  обучать
новому искусству. А жрецы Ай Варачи, говорят, отправили магическое  послание
в Зейдабар с вопросом, как поступить: наложить на  новую  магию  запрет  или
доставить изобретателя в столицу.
   - Значит, он в Ай Варачи?
   - Поблизости.
   - Нам необходимо встретиться с этим человеком. - Ребири поднялся, напрочь
забыв об утке.
   - Но, отец, - запротестовал Алдасси, - солнце уже ушло за горы, и  потом,
мне ужасно хочется есть!
   Ребири, бросив взгляд на утку и на костер, неохотно уселся.
   - Завтра, - молвил он. - Завтра на рассвете мы будем на пути в Ай Варачи.
ГЛАВА ПЯТАЯ

   Десять дней понадобилось Ребири и Алдасси, чтобы добраться до  окруженной
стенами цитадели Ай Варачи, главного оплота  Империи  в  регионе.  Сразу  по
прибытии они принялись расспрашивать встречных о новой магии и в  результате
получили массу  противоречивых  сведений.  Одни  заявляли  двум  обтрепанным
странникам-олнамцам,  будто  новая  магия  не  что  иное,  как  обыкновенное
жульничество, и жрецы Ай Варачи убедительно это доказали. Другие утверждали,
что первооткрыватель магии был человек  добропорядочный,  но  его  приказала
умертвить сама Императрица, а солдаты из гарнизона Ай Варачи четко выполнили
приказ.
   Однако попадались и такие,  что  говорили:  хотя  приказ  был  и  солдаты
действительно ловили чародея, тому удалось скрыться.
   И  лишь  совсем   немногие   высказывали   предположение,   что   солдаты
отправлялись на север, дабы пригласить искусника к Императрице в Зейдабар  -
но не для наказания, а, напротив, для вознаграждения.
   Но все сходились в одном - солдаты шли на север, в Фадари Ту.
   Тогда оба Назакри отправились из Ай Варачи в Фадари  Ту  в  надежде,  что
чародей жив и здоров и все ещё находится там. Правда, у  Алдасси  настроение
было скорее пессимистическим, и он этого не скрывал, в  то  время  как  отец
своего мнения пока не высказывал.
   Сердце говорило ему, что независимо от того, найдут они чародея или  нет,
путешествие принесет великие плоды. Осмысленно  объяснить  свою  уверенность
Ребири затруднялся, но всем своим существом улавливал окружающую его в  этой
части  мира  темную  силу  -  некую  магию,  которая,   казалось,   каким-то
непостижимым образом сочувствует его намерению уничтожить Империю Домдар.
   Таких ощущений ему ранее испытывать не доводилось, но он верил в судьбу и
в успех предназначенной ему исторической миссии.
   С Алдасси своими мыслями он не делился. Ему и без споров  хватало  забот,
чтобы прокормить себя и своего потомка и добраться  до  места  в  целости  и
сохранности.
   Только через сорок дней они добрели  наконец  до  крошечного  дикнойского
поселения Фадари Ту. Расположенное в пятидесяти  милях  от  Ай  Варачи,  оно
включало в себя не  более  дюжины  домов,  выстроенных  рядком  на  широком,
поросшем травой выступе, чуть ниже входа в большую пещеру.
   Казалось, Алдасси за время путешествия заметно подрос.  В  странствие  он
пустился ещё мальчишкой, а сейчас в свои пятнадцать уже выглядел  почти  как
мужчина. Ребири гордился развитием сына.
   Когда он и Алдасси, спотыкаясь на неровной дороге, вошли в Фадари Ту,  им
навстречу с  приветствиями  выбежали  с  полдюжины  светловолосых  мужчин  и
женщин. Одна из них сразу же спросила, но не на  своем  невнятном  племенном
диалекте, а на приличном домдарском:
   - Вы здесь, чтобы обучаться новой магии?
   Ребири вопросительно взглянул на нее. Он не  ощутил  в  даме  присутствия
сколь-нибудь необычной силы, и, кроме того, у него не вызывали  доверия  эти
странные чужаки с их подозрительно обесцвеченными шевелюрами.  И  пахли  они
как-то чудно. О возможной причине сего феномена он  размышлять  не  стал,  а
лишь ответил вопросом на вопрос:
   - Какой новой магии?
   Аборигенов этот вопрос немало развеселил, чего они  даже  и  не  пытались
скрыть. Дикнойцы славились своей прямотой и отсутствием вычурности в речах и
манере поведения; хотя в то же время  все  признавали,  что  их  философские
взгляды и способ дискутировать отличаются изяществом и тонкостью.
   - Неужели вы полагаете, что мы поверим, будто у вас  были  какие-то  иные
причины заявиться в Фадари Ту, а не желание познакомиться с новой магией?  -
спросила другая женщина. - Вы - не говийские горцы, ещё меньше вы похожи  на
домдарских ученых или сборщиков налогов. Судя по цвету  волос  и  кожи,  вы,
скорее всего, олнамцы или матуанцы. Что, кроме новой магии,  может  привести
жителей востока в наши края?
   Она свободно, гораздо лучше, чем Ребири,  говорила  по-домдарски.  Ребири
это не удивило, поскольку каждый, кто  имел  дело  с  путешественниками  или
правительственными чиновниками, должен был  знать  домдарский.  А  дикнойцы,
несмотря на свою изолированность, всегда интересовались внешним миром. Более
того, они славились своей любознательно