нить все старинные ковбойские записи, которые они втихаря от остальной
семьи просматривали на пару с  прабабушкой.  -  Садимся прямо на крышу этого
культурного центра, берем "языка", птицы подстраховывают...
   - Чтобы сесть,  нужно прежде всего снизиться настолько,  чтобы хорошенько
эту крышу рассмотреть,  - наставительно заметил Эрм. - Мы можем переноситься
только в то место, которое представляем себе до мельчайших подробностей.
   - Значит, пойти туда - не знаю куда...
   - Возможно только в земных сказках.
   - А  наши пернатые уже учинили один переполох,  -  неодобрительно покачал
головой Борб, не терпевший неурядиц.
   - Прекратите дебаты,  -  жестко произнесла мона  Сэниа.  -  Садимся,  как
всегда,  поодаль вон  за  тем  холмом.  В  город  пойду я  одна.  Флейж,  ты
прикрываешь, но издалека, с какой-нибудь крыши. По возможности без стрельбы.
   Она поднялась с пола и выпрямилась, закутываясь в свой белый мех.
   - Ну нет, - сказала Таира, - так не пойдет - слишком царственный вид. Где
тут у вас зеркало?
   Последовало недоуменное молчание.
   - На Джаспере зеркал не бывает,  -  проговорила мона Сэниа,  сбрасывая на
пол  лилейное  великолепие  и  тем  самым  безоговорочно принимая  замечание
девушки. - А так?
   Простой  черный  плащ  с  капюшоном скрадывал нездешние пропорции тела  и
отбрасывал на  лицо  тень,  которая  вместе  с  природной  смуглостью делала
принцессу неотличимой от местных варваров.
   - Так сойдет,  -  кивнула Таира.  -  Еще бы темные перчатки,  и настоящая
туземка.  Только старайся,  чтобы ресницы были полуопущенными,  а то глаза у
тебя полыхают каким-то лиловым светом, как у...
   Она  вовремя  прикусила  язык  -  лиловым  отсвечивали  глаза  ее  рыжего
спаниеля, оставшегося дома.
   Мона Сэниа слушала ее  так внимательно,  как,  пожалуй,  ни одного своего
дружинника.
   - Благодарю тебя,  Тира.  Береги птиц.  Похоже, они здесь играют какую-то
особую роль. Ну, Флейж...
   - А  я?  -  возмутилась ее  собеседница,  ободренная царственными знаками
внимания. - Я что, опять должна ждать несуществующих раненых?
   Вот теперь из  глаз принцессы действительно полыхнули молнии:  от нее эта
девочка ждала  объяснения своих действий?  Сейчас не  время.  Время наступит
тогда,  когда  станет ясно,  что  имели  в  виду  крэги,  в  своем  послании
подчеркнувшие: когда вы обе заслужите...
   - А  вы берегите ее,  -  легкий поворот головы к  остальным дружинникам и
едва заметный кивок в сторону девушки.
   Этому она научилась с детства: быстрее всего выполняются приказы, которые
отдаются шепотом.
   - Ну,  тогда  еще  один  совет.  -  Как  и  все  балованные  дети,  Таира
автоматически оставляла за собой последнее слово.  -  Если хочешь что-нибудь
узнать в незнакомом городе - спрашивай уличных мальчишек.
   Спрашивать...  Мона Сэниа подавила вздох -  если бы  еще  знать язык,  на
котором эти мальчишки говорят!
   Корабль несколько неуклюже приземлился за  бесформенным холмом,  на  деле
оказавшимся развалинами замковой башни.  От нее, охватывая город бесполезной
теперь  защитной дугой,  тянулись осевшие замшелые стены.  Вниманием здешних
туристов они явно не пользовались.
   - Без моего голоса - ни шагу! - резко бросила принцесса.
   В  следующий миг ее в командорской каюте уже не было.  Тень ее скользнула
по каменной осыпи,  следом черным крылом чиркнула вторая -  Флейжа.  И  все.
Оставалось ждать.
   - Не по-ни-маю,  - проговорила Таира, ударяя кулачком по колену на каждом
слоге.  - Не понимаю главного: зачем все это? Охмурили, притащили, напугали,
посулили... ну и что?
   - Возможно, нашими руками хотят что-то достать, - пожал плечами Борб.
   - Или придавить кого следует, - буркнул Пы.
   - Не  исключено,  что в  столь некорректной форме нам предлагается что-то
увидеть, - предложил гипотезу Сорк.
   - Да нам просто морочат голову, чтобы не пустить на Джаспер! - воскликнул
Скюз.
   - А может...
   - Тише! - поднял руку Эрм. - Или мне показалось?..
   Нет, голос принцессы пока еще сюда не долетал.
   А  она  шла по  окраине города,  дивясь тому,  как мало он  отличается от
старинных городов Джаспера,  чьи  руины лежали к  югу  и  северу от  Равнины
Паладинов.  И здесь на массивных,  вековечных фундаментах из плохо отесанных
камней  высились двухэтажные домишки  кирпичной кладки,  только  улицы  были
непомерной ширины  и  повсеместно сохранили следы  недавно убранных шатров и
палаток.  Это был город, предназначенный для того, чтобы постоянно принимать
бесчисленные орды кочевников.  Судя по количеству пней,  в недалеком прошлом
он был городом-оазисом.
   Сейчас  эти  улицы  обезлюдели,  но  отнюдь не  хранили следов поспешного
бегства  -  ни  мусора,  ни  хлопающих дверей,  ни  летучих  пожаров,  детищ
брошенных очагов. Отсюда уходили привычно.
   Наконец впереди закурился дымок,  ветер  донес  запах  перекисшего теста.
Многоярусная крыша  нависла над  примитивными хлебными печами,  и  голоногие
туземцы в чистых одеяниях грузили на телегу,  выстланную белоснежным рядном,
горячие караваи,  перебрасывая их  из руки в  руку.  Один из них,  ожегшись,
видимо,  совсем нестерпимо, выронил хлеб, расколовшийся на твердой глинистой
почве; из неровных половинок вырвался душистый пар, растекшийся по окрестным
улицам зазывным ароматом тмина.  И тотчас же из-за каменного завала выскочил
человечек,  юркий,  как  пичуга.  Он  схватил половинку каравая и  исчез  за
ближайшим углом.
   Мальчишка? Карлик? Не важно. Главное - не упустить.
   Мона  Сэниа  бесшумно  двинулась  за  ним.  Юркая  фигурка  уже  миновала
перекресток,  направляясь к центру.  Там маячили туземцы, поглощенные суетой
сборов.  Малыш  по-птичьи  скакнул  на  высокое крыльцо и  исчез  в  глубине
приземистого дома.
   Мона Сэниа огляделась - никого поблизости. И дом безлюден. Она ступила на
крыльцо,  подняла кожаную завесу и очутилась в полутемной горнице. Человечек
сидел на  столе и  так беззаботно болтал длиннющими ногами,  что не осталось
сомнения -  это ребенок, по-джасперианским меркам, лет десяти. Он отломил от
краюхи кусочек, кинул в рот и потянулся, расправляя щуплые плечики.
   И тут увидал принцессу, неслышно приблизившуюся к нему.
   Рот  его  непроизвольно раскрылся,  непрожеванный кусок упал  на  колени.
Ребенок  цепко,  не  глядя,  поймал  уроненное,  кулачок  сжался.  В  широко
раскрывающихся под  нечесаной челкой  глазах  затеплилось немного  страха  и
бездна изумления.
   - Хо сибилло? - А голосок был девчоночий.
   Мона Сэниа превозмогла брезгливость и,  протянув руку,  погладила девочку
по голове.
   - Я - Сэнни, хо?.. - повторила принцесса.
   Контакта не устанавливалось. Надо было взять с собой Сорка или...
   Она поспешно сдернула с  себя плащ,  накинула ребенку на голову.  Шагнула
назад,  возвращаясь  на  корабль.  Дружинники,  встревоженные  ее  внезапным
появлением,  пооткрывали рты, торопясь с расспросами, но она замахала на них
- потом,  потом;  кинулась  в  угол,  раскопала горбатый кованый  сундучок с
игрушками.  Выбрала  палевого  мехового  зверька  с  шоколадными кольцами на
пушистом хвосте и, ни слова не произнеся, ринулась обратно.
   Девчушка,  притихшая под тяжелым плащом,  вероятно,  даже не  заметила ее
отсутствия.  Мона  Сэниа  осторожно сняла ворсистую ткань,  взяла девочку на
руки и пересадила на лавку.  Пододвинула себе колченогий табурет и, усевшись
по  другую  сторону стола,  положила игрушку на  его  хорошо  выструганную и
отмытую поверхность.
   - Возьми это себе, и продолжим урок, - проговорила она как можно мягче. -
Я - Сэнни. Хо?..
   Но  девочка уже не  глядела на  нее.  Все внимание ребенка было поглощено
нежданным даром. Ручки - четырехпалые, как только сейчас заметила принцесса,
- вскинулись и задрожали,  не смея прикоснуться к подарку. Под столом что-то
покатилось - наверное, выроненный хлеб.
   - Ну поговори же со мной!  -  В голосе принцессы нарастало раздражение. -
Хо? Хо? Назови себя, или я сейчас отберу это обратно!
   Она протянула руку к  зверушке.  Девочка заливисто,  протяжно всхлипнула,
набрала полные легкие воздуха и запела.
   Это была даже не песня,  а легкий стрекочущий речитатив,  то утихающий до
шепота, то поднимающийся до негромких, по очень высоких и ломких трелей. Так
распевается птица на  первом году своей жизни.  Глаза девочки полуприкрылись
пушистыми ресницами,  голова слегка запрокинулась,  и  волосы со  лба  упали
назад.  И  тогда  стало видно,  что  прямая угольно-черная челка в  основном
состояла из  густющих бровей,  которые свешивались вниз  и,  не  будь весьма
неаккуратно подрезаны, совершенно закрыли бы глаза.
   Мона Сэниа выжидала,  нервно постукивая носком сапога по ножке стола,  но
песня-заклинание была нескончаема,  и  пришлось резко хлопнуть по деревянной
крышке, чтобы оборвать пение.
   Девочка  сжалась,  словно  ударили ее,  и  тогда  на  крыльце послышались
цокающие, как копыта, шаги.
   Кожаный  лоскут,  прикрывавший дверь,  откинулся,  и  в  комнату ввалился
стражник.  Мона  Сэниа невольно поднялась ему  навстречу,  отмечая за  собой
торопливый шорох -  девочка,  похоже,  успела скользнуть под стол.  Войдя со
света в полумрак,  он не сразу разобрал,  что к чему,  и по привычке сипло и
лениво заорал, поднимая кнутовище, но внезапно осекся и рухнул на колени.
   - Сибилло, сибилло делло-уэлло...
   Мона  Сэниа закусила губу,  не  зная,  подтвердить ли  ей  столь очевидно
адресованный ей  титул,  но  в  этот  миг  стражник увидел  девочку.  Он  на
четвереньках, как краб, подобрался к столу, выхватил ребенка и, подтащив его
к двери,  несколько секунд всматривался в побледневшее личико, наклоняя то к
одному плечу,  то к другому свою бритую голову,  обвязанную черным волосяным
жгутом.  Потом резко выпрямился,  деловито и привычно ударил ребенка точно в
висок и  с  такой силой вышвырнул обмякшее тельце за  порог,  что сорвал при
этом кожаный занавес.
   Мона  Сэниа  остолбенела.  Стражник,  подобострастно  улыбаясь,  разводил
руками,  словно извинялся за то, что доставленное ей удовольствие может быть
сочтено слишком незначительным для столь высокой особы. Если в первый момент
у нее зародилась мысль о том, что он скорее подойдет на роль контактера, чем
бездомный ребенок, то теперь она взвешивала, что предпочтительнее: исчезнуть
сразу,  наградив эту тварь сопричастностью к чуду,  которой он,  несомненно,
будет  хвастаться до  конца дней  своих,  или  пройти мимо,  постаравшись не
коснуться  его  похрустывающего полукафтана и  громадных сапог  на  костяной
подошве.
   Между тем  страж порядка углядел в  углу еще что-то  и,  высунув голову в
дверной  проем,  издал  призывный кудахтающий клич.  Тотчас  же  на  крыльцо
запрыгнул долговязый головоногий в  травяной  юбочке  и  сплетенной из  трав
накидке.  Не  обращая  на  принцессу,  отступившую  к  стене,  ни  малейшего
внимания,  он  выволок из  угла  какой-то  куль,  взвалил себе  на  плечи  и
шаркающими шагами,  чуть  приседая  на  ходу,  двинулся к  выходу.  Стражник
суетливо подхватил с  пола  кусок хлеба и  сунул в  этот куль,  все  так  же
подобострастно  оглядываясь  на  женщину,  словно  выклянчивая  у  нее  знак
одобрения.  Но  мона  Сэниа не  глядела на  него:  куль  на  спине травяного
носильщика был телом человека - вернее, туземца. Верхняя часть туловища была
закутана  в  рубище,   но  громадные  серые  ноги,  все  в  кровавых  язвах,
покачивались мягко, не окоченело, что говорило о том, что их хозяин еще жив.
   С ног на пол капало.
   Носильщик  шагнул  с  крыльца,  уверенно  направляясь к  городской черте.
Стражник уже лежал на земле в подобострастной позе,  как бы предлагая себя в
качестве  ступеньки,  если  высокая  гостья  соблаговолит  осчастливить  его
прикосновением.   А  поодаль,   точно  ком  лохмотьев,   валялось  маленькое
изломанное тело,  полуприкрытое кожаной занавеской.  Над  мертвой копошилась
такая же небольшая фигурка,  полупрозрачная и  невесомая в своих движениях -
несомненно,  фея;  бессильными пальчиками  она  перебирала  жесткие  завитки
волос, разглаживала сведенные смертным ужасом черты лица.
   Стражник зло хрюкнул и  замахнулся на фею.  Кулак прошел через прозрачное
существо,  не причинив вреда,  но фея пугливо отлетела к принцессе,  жалобно
глянула на нее застенчивыми золотистыми глазами и  упорхнула прочь,  догоняя
носильщика с  телом.  Она пристроилась следом,  приподняв кровоточащие ноги,
чтобы они не болтались в такт ходьбе,  и эта неправдоподобная пара удалилась
к  проему в  древней стене,  зияющему в  конце улицы.  Мона Сэниа глядела им
вслед,  не  в  силах  шевельнуться;  то,  что  смысл  происходящего  был  ей
недоступен, в конце концов было не так уж важно.
   Страшным было другое:  леденящее ощущение полного бессилия перед судьбой,
впервые в жизни охватившее ее.  Потому что она никогда,  ничего и ни от кого
не узнает о своем сыне.
   Никогда.
   Ничего.
   Ни от кого.
   В  этот миг она была готова вернуться на  корабль,  взять за руку Таиру и
войти в малую каюту,  где были заточены их крэги.  Опуститься на колени -  и
заставить сделать то  же  самое  эту  девчонку с  земли,  непонятным образом
причастную к  преследующему ее  року,  -  и  молить своих бывших поводырей о
милости.
   Она  уже  была готова сделать этот шаг,  как кто-то  потянул ее  за  край
плаща.  Она глянула вниз:  стражник, холуйски елозя на пятках, протягивал ей
маленького игрушечного зверька.  На  нежной  палевой шкурке  повисла хлебная
крошка.
   Мона  Сэниа выхватила у  него  игрушку,  спрятала за  пазухой.  Нет.  Она
обойдет весь город. Она допросит каждого встречного. И немедленно.
   Она  спрыгнула с  крыльца и  решительно зашагала в  конец улицы,  где уже
скрылись трупонос и  его  призрачная помощница.  Стена  подымалась сразу  за
последним из  домов,  щербатая  и  усеянная  яркими  васильковыми ящерицами.
Заслышав  шаги,  ящерки  разом  посерели и  слились  с  камнем.  Мона  Сэниа
забралась на  плоскую  плиту,  служившую как  бы  порогом  между  городом  и
равниной,  заглянула  в  проем.  Башня,  за  которой  прятался  их  корабль,
громоздилась справа в  трех полетах стрелы,  а  слева,  шагах в  тридцати от
стены,  возвышался свежий сруб без окон и крыши.  В треугольный лаз, ведущий
внутрь, трупонос заталкивал свой груз. Феи уже не было, или она стала совсем
прозрачной -  до  невидимости.  Гигант  в  травяных  одеждах  закончил  свой
муравьиный труд и сам скрылся внутри строения.
   Мона Сэниа отступила назад и прислонилась к стене.  Через несколько минут
этот головоногий последует обратно,  и она за него возьмется.  Не нужно даже
будет прятаться в дом, достаточно выйти за стену, там ни одной живой души.
   Она  достала десинтор и  перевела калибратор на  первую отметку -  легкое
парализующее действие.  При своей очевидной первобытной тупости,  он даже не
заметит,  что причиной его полусонного состояния будет легкий точечный ожег.
Приготовиться...   Шаги   заплюхали  совсем  близко.   В   проеме  мелькнула
великанская ножища  в  ременной  сандалии.  Принцесса вскинула  оружие  -  и
остолбенела:  кроме этих сандалий, на сером мускулистом теле не было ничего,
даже фигового листочка.  Мерно покачивая всем,  что могло качаться, трупонос
прошествовал мимо,  не  поднимая головы  и,  как  прежде,  -  не  обращая на
принцессу ни малейшего внимания.
   - Флейж,  домой!  -  бросила она отрывисто,  делая шаг в  сторону и уже в
следующий миг оказываясь под привычным сводом командорского шатра.
   Ее  напарник в  неизменном изумрудно-морковном обруче появился там  почти
одновременно  с  нею.  По  его  всегда  насмешливому,  по  сейчас  абсолютно
непроницаемому лицу нельзя было определить,  что именно и в какой полноте он
лицезрел.
   В каюте было пусто, но снаружи доносились приглушенные голоса.
   - Где все?  -  строго спросила принцесса.  Как-никак,  а  похищение Юхани
стало возможным именно потому, что на корабле не оставалось караульных.
   Но в отверстии верхнего люка тут же показалась голова Киха:
   - Все здесь, принцесса. Дым сторожат.
   Она выбралась наружу.  Развалины старинной башни образовывали гребенчатый
навес,  под  которым  потрескивал аккуратный костерок.  Четверо дружинников,
простерев над  ним  руки,  ловили дым  и  тут  же  отправляли его подальше -
наверное,  в проклятое ущелье. Над огнем на прогибающихся прутиках скворчало
мясо.  Останки свежеразделанной тушки уже  лежали на  дне  естественной ямы,
костер вместе с  обедом в  одно мгновение мог  отправиться следом за  дымом.
Придраться было не к чему.
   Таира  с  засученными рукавами и  голодным блеском в  глазах была  готова
грудью защищать жаркое:
   - Мы не крали, он от стада отбился. Одним словом, сам напросился...
   Мона Сэниа устало опустилась на камень:
   - Да я разве против - святое право скитальца...
   Девушка  взяла  один  прутик,   понюхала,  протянула  принцессе.  С  мяса
закапало. Мона Сэниа загородилась ладонью:
   - Нет,  без меня! - отшатнулась она. Подняла глаза и поняла, что напрасно
не сдержалась:  теперь никому кусок в горло не шел. К чертям. Женским нервам
не место в походе. Дружина должна быть сытой и боеспособной.
   - Гуен кормили?  -  спросила она,  вонзая зубы в  истекающий соком и чуть
обугленный по уголкам кусок.
   - А как же -  ее добыча.  Между прочим,  тебе досталась печенка. Телячья.
Единорожья. А у тебя неприятности. Да?
   Мона Сэниа подняла на  девушку тяжелый взгляд -  не  в  первый раз у  нее
зарождался вопрос:  откуда у  этой непрошеной земной гостьи такая легкость в
обращении с  ней,  высокородной принцессой и  командором боевой дружины?  Не
может быть,  чтобы в  жилах этого подростка не  текла хоть капля королевской
крови.  И  потом,  где  это она так быстро и  в  таком совершенстве овладела
языком Джаспера?  Вероятно,  на  Земле существуют такие же магические шлемы,
как и у ее верного Гаррэля, ее пажа из рода королевский лекарей.
   Но это все потом.  Сейчас все мысли,  все силы направлены на одно: Юхани.
Юхани. Юхани.
   - Я ничего не сумела сделать,  - проговорила она, с трудом разжимая сухие
губы.  - Надо как-то переменить образ. Меня или боятся, или раболепствуют до
полного идиотизма. Принимают меня за какое-то сибилло.
   - Как, как?
   - Сибилло. Делло-уэлло сибилло.
   - Ну,  делло-уэлло -  это что-то  вроде трали-вали.  А  вот сибилло...  -
Девушка внезапно вскочила,  так что ее импровизированный шашлык угодил прямо
в  костер,  и захлопала в ладоши -  Это просто чудо!  Ничегошеньки менять не
надо,  тебя приняли за ведьму,  за шаманку,  ты теперь из них можешь веревки
вить! Давай, пошли туда, и прямо во дворец. Ты и я.
   - Нет,  -  сказала мона  Сэниа,  но  в  голосе ее  уже  не  было  прежней
твердости.  Тобой  рисковать я  не  могу.  Там  с  чужими девочками разговор
короткий.
   Она не стала уточнять.
   - Подумаешь!  -  пожала плечами Таира.  -  Ты  сама говорила,  что можешь
перенести целую лошадь -  пардон,  боевого коня.  Так что в случае опасности
хватай меня за  шкирку,  как котенка,  благо воротник у  куртки рассчитан на
когти моей Белоснежки, прыгай в свое ничто - и мы в безопасности.
   - Ну, и чего мы добьемся?
   - А  вот чего:  тебя приняли за  какое-то сверхъестественное существо,  в
этом мире, судя по их поведению, реально обитающее. Прекрасно. Уж если кто и
знает  о  твоем сыне,  то  именно такое сатанинское производное.  Вот  мы  и
потребуем, чтобы нам устроили встречу с настоящим сибиллой.
   Мона  Сэниа с  изумлением смотрела на  девушку.  В  этой изящной головке,
осененной   блестящим  коконом   темно-рыжих   волос,   рождались  ясные   и
единственные  решения.   Почему  ей  самой  не  приходили  в   голову  такие
элементарные, трезвые мысли?
   Да потому,  что ее собственная голова раскалывается от отчаянья. Ее малыш
в  чужих,  злобных руках,  и нет никаких намеков на то,  каким образом она -
нет, они обе, что еще загадочнее, - могут заслужить его возвращение.