останавливаются, то согнать их с места могут только
солнцезаконники, получившие недоброе предзнаменование, или стражи по доносу.
А  вот  стоялых караванников никто не  смеет поторопить.  Трехстоялый -  это
самый вельможный из  всех,  он имеет право стоять на одном месте три раза по
тому сроку,  который потребен женщине,  чтобы выносить ребенка от зачатия до
рождения. Три преджизни.
   - Впервые  встречаю  такую  меру  времени,  -  задумчиво проговорила мона
Сэниа.  -  Похоже,  что  к  человеческой жизни у  вас когда-то  относились с
уважением.
   - Отголоски старого, доброго матриархата, - предположила Таира.
   - Жизнь человека уважают у нас и сейчас,  -  возразил Лронг, - и недешево
ценили тогда, когда молодой князь (он сначала рьяно, как и следовало ожидать
от  проклятого анделисами,  взялся  за  дело)  начал  строить,  разглаживать
дорогу,  переправлять  в  весенний  край  несметные  запасы  еды.  Но  через
пять-шесть преджизней стало ясно,  что он строит не только дома и  мосты,  -
целые  сонмы  смердов,  оторванных  от  своих  караванов,  были  согнаны  на
восход...
   - Прости, уважаемый, - как бы мимоходом спросил Сорк, - а не покажешь ли,
где это восход?
   - Это  знает  каждый ребенок,  -  нетерпеливо отмахнулся Лронг,  никак не
выказывая удивления перед таким наивным вопросом.  - Мы все идем на восход -
а иначе куда же?
   И он своей огромной рукой твердо указал на запад.
   - А!  -  только и  сказал Сорк,  похоже,  у  него на этот счет зародилась
какая-то мысль.
   - Да, так вот. Оказалось, что в весеннем краю строятся диковинные дворцы,
с   воздушными  мостками,   висячими   садами,   бесчисленными  башенками  и
воротцами...  Сказочные чертоги, в которых невозможно жить - заблудишься. Но
ничего,  молодой властитель имеет право на такую блажь,  хотя, видит солнце,
слишком много  хлопот  для  будущей столицы,  ведь  и  ей  положен предел  в
пятистояние. Но еще дальше на восход князь велел насыпать громадную гору - в
основе лежал природный холм,  который он приказал поднять в высоту и придать
ему  вид  громадной невиданной твари наподобие лягушки болотной,  обратившей
свою  морду  на  солнце.  Князь собственноручно начертал план  сооружения на
высушенной коже молодого гуки-куки,  с тем,  чтобы на голове этого земляного
гада, словно корона, поднялся маленький пятибашенный замок.
   - Твой принц -  романтичный юноша,  - заметила Таира. - Сколько ему было,
когда он взошел на престол?
   - Шестьнавосемь преджизней,  -  отвечал Лронг, не подозревая, что вызовет
всеобщее недоумение столь диковинным числительным.
   Таира через плечо оглянулась на Скюза -  юноша,  уже привыкший к загадкам
чужих миров,  сориентировался на ходу и незаметно показал ей восемь пальцев,
а затем еще шесть.  Она сердито насупилась -  о шайтаний хвост, неужели сама
не могла додуматься,  что тихриане, у которых всего четыре пальца, не смогут
считать на десятки!
   - Молодец, - шепнула она своему спутнику, - возьми с полки пирожок.
   Теперь недоумевать пришлось Скюзу,  но девушка не снизошла до разъяснения
смысла любимых прабабушкиных поговорок.
   - Мой рассказ подходит к концу, - со вздохом продолжил Травяной Рыцарь. -
За  все добрые деяния народ моей дороги вознес молодого правителя до  небес,
дивясь его мудрости и благостному вдохновению.  И за всем этим как-то прошло
мимо всех,  что мало-помалу ласковый и приветливый юноша принялся уничтожать
все семейства, хоть как-то причастные к его похищению, от мала до велика. Не
только знатные караванники,  заподозренные в соучастии,  -  лекари и стража,
челядь и даже уличные ворожеи,  нечаянно оказавшиеся в тот день у княжеского
дворца,  все  друг  за  другом  представали  перед  княжеским  судом  то  за
путешествие без  фирмана супротив солнца,  то  за  оставление поста,  то  за
недонесение о  воровстве,  то  за несбывшееся предсказание...  Ты говорила о
ценности жизни,  о  мудрая  моя  повелительница,  -  да,  никого из  них  не
раздвоили,  кроме моего старшего брата,  но  сослали на  весенние поля,  где
приходится работать по колено в талой воде и под палящим солнцем, которое за
одну  преджизнь успевает превратить кожу  в  сплошной бородавчатый нарост...
Углубившись в  учение,  я  ни о  чем таком не слышал,  пока до меня не дошла
весть, что отец собирается на княжий суд. Нет, его ни в чем не обвиняли - он
сам обратился за справедливостью.  Оказалось, что, когда наш караван перешел
на  новое стояние,  нам  предоставили не  восемь,  а  только четыре поля  на
кормление,  затем  -  два,  а  потом ни  одного.  Отец  продавал накопленное
поколениями добро,  чтобы  удержать своих  людей  от  разбоя,  но  долго так
продолжаться не  могло.  Он отправился к  Полуденному Князю,  но вместо зала
Правосудия его  привели в  длинный пустой  коридор.  На  противоположном его
конце виднелась пища, а в пей, освещенная яркими четырехсвечниками, - клетка
с детенышем гуки-куки. Некоторое время отец терпеливо ждал, как вдруг зверек
отчаянно заверещал,  и  тогда стало видно,  что  сверху в  клетку опускаются
длинные сверкающие лезвия...
   Таира невольно вскрикнула.
   - Может, не надо?.. - тихонько проговорил Скюз.
   - Продолжай,  -  холодно  велела  принцесса.  -  А  ты,  девочка,  можешь
удалиться.
   Таира вздернула подбородок и не тронулась с места.
   - Мой отец бросился вперед,  -  продолжал Лронг, - но орудия чьей-то злой
воли продолжали делать свое дело. Когда он добежал и хотел уже было взломать
решетку,  несчастный детеныш был уже мертв.  И тут откуда-то сверху раздался
голос:   "Что  же  ты  не  поторопился,   рыцарь  Рахихорд?  Что  же  ты  не
поторопился?.."
   - Голос? - переспросила девушка. - А может, это был вовсе и не князь?
   Великан только печально усмехнулся:
   - Мой  отец,   не  выносивший  жестокости  и  понявший,   что  княжеского
правосудия он  не добьется,  бросился из дворца,  вскочил на своего рогата и
помчался назад, в тот город, где он оставил свой караван. Тут его и схватили
- за  то,  что  ехал  по  Великой  Дороге,  оборотясь спиной  к  солнцу  без
специального на то фирмана.  А  старший мой брат,  даже не ради мести,  а из
справедливости,  как он ее понимал,  с  небольшим отрядом напал на княжеский
монетный амбар,  выгреб оттуда все сокровища и, не взяв себе ни мелкой белой
жемчужинки,  все  раздал своим людям...  Которые и  выдали его,  как  только
кончились  деньги.   Так  что  и   отец,   и   брат  добились-таки  княжьего
правосудия... и получили его сполна.
   Наступила очень долгая тишина.
   - Я не привык к таким длинным речам,  - проговорил наконец Лронг внезапно
осевшим голосом.  -  С твоего разрешения,  я хотел бы удалиться. Невозможный
Огонь погас,  и  мне  нужно обойти немало домов,  чтобы в  них  не  осталось
никого, брошенного без еды, воды и анделахаллы.
   - А кроме тебя это некому сделать? - сухо спросила принцесса.
   - Послушников Травяного Приюта всегда мало,  - устало проговорил великан,
подымаясь на ноги.
   - Но тебе ведь теперь незачем соблюдать свой обет, - возразила она.
   Великан как-то странно глянул на нее и поднялся на ноги.
   - Постой, - вмешалась Таира, - ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня!
   Он благодарно улыбнулся ей и размашистым шагом направился к городу, легко
переступая через орешниковые пеньки.
   - Всем отдыхать, пока не придет сообщение из Ракушечника, - распорядилась
принцесса.
   - Пошли,  -  легко  взмахнув ладонью,  словно  стирая  пыль  с  невидимой
полочки, сказала Таира, не обращаясь персонально ни к кому из присутствующих
и поворачиваясь лицом к кораблю. Скюз, ни секунды не помедлив, последовал за
ней.  -  Ты говорил, что можешь не только сам перелететь в любое место, но и
забросить туда одну вещь...
   - Куда и какую? - послушно отозвался юноша.
   - Письмо.   Нужно  написать  папе,   чтобы  он   не  волновался,   что  я
жива-здорова, под надежным присмотром и вернусь к первому сентября.
   - А что значит - первое сентября?
   - Вот счастливчик -  он не знает!  Совсем коротенькую записку,  легонькую
как перышко! - прибавила она уже совсем другим, просительным тоном.
   - Проблем нет, - ответила за юношу мона Сэниа. - Мы все хорошо помним ваш
остров и давно могли бы перебросить туда и письмо... и тебя, если пожелаешь.
   - Нет,  - мотнула головой девушка, и ее яркие каштановые волосы взлетели,
как крылья жар-птицы. - Я нужна здесь, чтобы найти Ю-ю.
   - Но поверит ли твой отец,  что писала именно ты?  - засомневался Скюз. -
Письмо,  пришедшее таким необычным для вашего мира способом...  Не  лучше ли
нам вдвоем на несколько минут вернуться на твой остров?
   - Нет,  -  твердо сказала девушка. - Хватит с меня всяких штучек с вашими
перелетами. Очутимся где-нибудь на Сатурне. Я просто подпишу письмо так, как
называет меня отец, - этого ведь никто, кроме нас и прабабушки, не знает.
   - У тебя есть второе имя?  -  удивилась мона Сэниа.  -  И как же называет
тебя твой уважаемый отец?
   - Царевна  Будур,  -  сказала девушка,  ныряя  в  люк  маленького Скюзова
кораблика.
   Принцесса проводила ее задумчивым взглядом.  "А я не ошиблась,  - сделала
она  комплимент самой себе,  -  есть и  у  меня что-то  от  сибиллы.  В  ней
действительно течет королевская кровь".
   Между тем Ких и  Флейж,  не зная усталости,  обследовали кабаки и притоны
Ракушечника. Шурушетра они уже отыскали - если это был именно сибиллов паук.
Что-то  вроде  амфитеатра с  почти  отвесными ступенчатыми стенами ограждало
овальный участок  совершенно вытоптанной земли,  на  которой разлеглись пять
или шесть чудовищных тварей.  Различить их было совершенно невозможно, как и
сосчитать,  - они буквально сплелись в один клубок и ожесточенно грызли свои
намордники в  братском порыве отъесть хотя бы  одну ногу у  ближнего своего.
Оставалось  только   надеяться,   что   сибилло  догадался  пристроить  свое
достаточно экстравагантное средство передвижения на эту стоянку.
   Шамана обнаружили в  третьем от  входа  в  амфитеатр кабаке.  В  первом и
втором   наблюдались  штабеля  мертвецки  пьяных  жителей  славного  города,
обладателя четырех колодезной тюрьмы, и валяющаяся в изнеможении прислуга, -
видно было, что сибилло решило наплевать на запреты и перемещалось от одного
питейного заведения к другому, не дожидаясь угашения Невозможного Огня.
   В третьем слышался нестройный многоголосый гул,  который возникает тогда,
когда  говорящие,  не  слушая  друг  друга,  пытаются  перекричать соседа  в
садистском  стремлении  излить  на  собутыльника свою  душу.  Джасперяне,  в
просторных плащах с капюшонами,  позаимствованными на тюремном дворе у так и
не пробудившихся стражников, с лицами и руками, вымазанными глиной пополам с
сажей,   бесшумно  приблизились  к  столу  и,   переведя  калибраторы  своих
десинторов на нижнее парализующее деление,  без хлопот лишили присутствующих
возможности вмешиваться в  ход событий.  Обездвиженных таким образом пропойц
они без лишней суеты вынесли во внутренний дворик и  сложили в  свойственном
этому городу порядке.
   Теперь за столом остался один только шаман в одиночестве,  которое трудно
было назвать гордым.  Усы  и  брови без  единого бантика отмокали в  суповой
чаше,  откуда несло  дрожжами и  гнилыми персиками;  морщинистые серые груди
возлежали на блюде со свекольным салатом.
   - Эй,  твоя сибиллова светлость,  -  сказал Флейж,  подсаживаясь рядом на
лавку,  не  слишком,  впрочем,  близко,  чтобы не замараться.  -  Не пора ли
сменить это свиное пойло на благородные вина из погребов принцессы Джаспера?
   - Это пойло... с отмороженным... - Сибилло сделал попытку освободить чашу
от  присутствия собственных усов  и,  не  перенеся тягот  этого предприятия,
повалился боком на лавку.
   Ких  сбегал  во  дворик  и  вернулся  с  кувшином воды.  Выплеснув ее  на
страдальца и смыв таким образом помои с его торса,  он наклонился,  проверяя
его дыхание.  Старик еле слышно бормотал,  повторяя одно и  то же:  "Ведьмак
двуполый... копытом зачатый... подстилка княжья..."
   Вот,  оказывается,  в  чем  было  дело:  спесивый ведун не  мог  пережить
поношения,  да еще прилюдного.  В комнате возник некто толстопузый,  похоже,
хозяин заведения.  "Расплатись",  -  шепнул Флейж,  и  Ких  начал перебирать
мешочки,  висевшие на  поясе старика,  в  поисках жемчужин,  которые со всей
очевидностью служили здесь  деньгами.  Но  как  только шаман почувствовал на
своем кошельке чужую руку,  он разом поднялся и,  дикими глазами озираясь по
сторонам, поднял палец:
   - Одну! - И снова повалился.
   Ких   швырнул  кабатчику  шарик  покрупнее,   чтобы  загладить  возможные
недоразумения,  и мимолетом подумал, что если их пребывание на этой смрадной
планете затянется,  то придется им повторить подвиг Лронгова брата. Исключая
финал, естественно.
   Флейж между тем  нашел на  столе что-то  вроде капустного листа и  с  его
помощью принялся приводить шамана в чувство,  небольно,  но хлестко охаживая
его по щекам.
   - Принцесса желает тебя видеть,  достопочтенный,  -  проговорил он, когда
щелочки мутных глаз снова приоткрылись. - Еду и питье мы гарантируем.
   - Сибилло остается,  - замотал головой старик. - Сибилло лаяли паскудно и
облыжно. Он слыхал.
   Костяной палец ткнулся в подбородок Киху.
   - Ничего я не слышал, - твердо сказал Ких. - А что слышал, того не понял.
А что понял, того не запомнил.
   - Рахихорд охальник неутомимый, он тебе напомнит!
   - Нету Рахихорда. Отошел в мир иной.
   - Что-о-о?
   - Скончался. - Для пущей убедительности Ких сложил руки на груди и возвел
взор  к  загаженному потолку.  -  Почил  вечным сном.  Приказал долго  жить.
Отправился к предкам, черт тебя подери, старый хрыч!
   - Рахихордушко!  -  тоненьким голоском взвыл старик и брякнулся головой о
стол, на что тот отозвался сочувственным эхом.
   Флейж  и   Ких   переглянулись  -   дело   запахло  серьезными  телесными
повреждениями.
   - Дедуле  пора  на  что-нибудь  мягкое,  -  сказал Ких,  твердо охватывая
старческие ребра и делая шаг назад.
   Ощутив дружескую поддержку, шаман отреагировал на нее по-своему.
   - Наливай поминальную!  -  скомандовал он,  делая попытку еще раз боднуть
столешницу и, вместо этого ткнувшись носом в колкую стерню.
   Одного взгляда на  корабль,  в  тени которого он столь неощутимо для себя
очутился,  и на чернеющую поодаль Анделисову Пустынь было достаточно,  чтобы
вызвать  у  него  похвальное желание протрезветь.  Он  схватился за  голову,
зажмурился  и  забормотал  замысловатое заклинание против  винного  дурмана,
причем половина слов не имела смыслового эквивалента на языке Джаспера.
   - Где его отпрыск?  -  сурово вопросил шаман,  совершенно очевидно именуя
так рыцаря Лроногирэхихауда.
   Ких  пожал плечами.  Тишина вокруг корабля свидетельствовала о  том,  что
бессонная ночь не прошла даром, - дружинники набирались сил в своих отсеках,
благо на то был приказ принцессы.  Она появилась первая - как всегда, одетая
со всей тщательностью,  с  первого же мига после пробуждения готовая к любым
стремительным действиям.
   - Так,  -  отрывисто бросила она;  завидев шамана.  -  Этот здесь. Теперь
нужно вернуть Лронга. Мы все время кого-то ищем, кого угодно, только не...
   Она  мотнула головой,  так  что  тихонечко зазвенел аметистовый обруч,  и
отвернулась к стене корабля.
   - И его найдем,  -  уверенно проговорил Флейж.  -  В городе только четыре
анделахаллы...
   - А мы знаем местоположение только одной!
   Шаман  встрепенулся,  всем  своим  видом выражая желание посодействовать.
Похоже,  он  чувствовал себя виноватым,  что было отнюдь не  свойственно его
натуре.
   - Вознеси сибилло на самую высокую башню, и оно откроет тебе все закоулки
этого паскудного городишки, - пообещал он.
   Мона Сэниа мгновенно приняла решение:
   - Скюз, остаешься на вахте, вместе с Гуен прогуляете крэгов. Ких и Флейж,
к  той анделахалле,  что возле нашей прежней стоянки.  Один дежурит у двери,
другой  осматривает  близлежащие  дома  и  улицы.   С  Травяным  Рыцарем  не
препираться,  прямо доставить сюда.  Остальные - со мной, на крышу дворца. Я
все время буду там. Похоже, придется снова обратиться к красноризцам.
   Шаман  открыл  было  рот,   вероятно,   чтобы  возразить,  по  принцесса,
нетерпеливо отмахнувшись от него, бросила через плечо Скюзу:
   - Держи все люки закрытыми... И не буди без надобности девочку.
   По  тому,  с  какой смущенной торопливостью склонилась в  послушном кивке
светловолосая  голова  юноши,   можно  было  предположить,   что   последнее
распоряжение принцессы вряд ли будет выполнено.
   Но  у  нее не  было времени на  то,  чтобы обращать внимание на  подобные
мелочи.
   А отыскать Травяного Рыцаря оказалось далеко не таким простым делом,  как
обнаружить хмельного колдуна.  Дружинники, разосланные ко всем анделахаллам,
на  которые указал им  с  дворцовой крыши шаман,  понемногу собирались возле
принцессы,   которая  тщетно   всматривалась  в   глубину  узеньких  улочек,
разбегавшихся от  дворца.  Некоторые из  них  были  многолюдны,  и  время от
времени  ей  чудилось,  что  она  различает  знакомый  плащ,  сплетенный  из
длиннолиственных  трав,   и   размашистую  походку  великана.   Тогда   Ких,
закутавшись в снежную пелерину,  делавшую его невидимым,  мчался в указанное
ею место, но каждый раз возвращался разочарованным. Шаман сидел под одним из
грибков, украшавших крышу, скрестив ноги и слегка покачиваясь, - все тужился
что-то припомнить из своих кабацких похождений. Но не получалось.
   - Что скажешь, Эрм? - не выдержала наконец мона Сэниа.
   - Если принцесса позволит,  то можно предположить,  что рыцарь,  завершив
свой труд,  направился к  нам.  Тогда его  надо искать на  пути от  любой из
анделахалл к Анделисовой Пустыни. Хотя первую, пожалуй, можно исключить.
   - Логично.  Ких,  ты устал, передай амулет Борбу, пусть начнет с северной
части города. Поторопись, Борб. А я вызову Кукушонка.
   Она  прикрыла ладонями лиловые глазки офита,  вызывая в  памяти маленькую
каюту-кораблик Скюза.  Позвала шепотом,  подняв узкую ладонь, чтобы призвать
всех к  молчанию -  ответ ведь тоже мог  едва слышаться.  Ничего.  Она снова
прикрыла  виски,   сосредоточиваясь.   Центральный  шатер.   Периметр  малых
корабликов. Крыша. Окрестности.
   Ее голос, похоже, не долетал. Золото на его пути? Не должно бы... Она уже
хотела было  обратиться к  шаману,  по  в  этот миг  другой голос,  звенящий
восторгом,  уже  позабытым в  этом  мире  нескончаемых потерь,  разнесся над
дворцовой крышей.
   - Принцесса! Я нашел их! Мы у пруда...
   "Их"?! Сердце у нее отчаянно трепыхнулось - и остановилось. Их... Все еще
оборачивались к дальней части города,  лежащей за большой дорогой, а она уже
была  там,  над  прозрачным  ключевым  водоемом,  с  бесчисленными  лучиками
водопойных желобков,  отходящих от  него,  так  что  сверху он  был похож на
голубую ромашку;  зависнув на  какой-то  миг  над водой,  она успела окинуть
взглядом всю  базарную площадь  и  углядеть неуклюжую громаду  в  соломенной
накидке,  которая могла быть только Лронгом,  возле него -  кого-то в  белом
одеянии. И еще - подросток, сидящий на корточках. И только.
   Она  опустилась  за  купой  деревьев  с  начисто  обрубленными сучьями  и
замерла,  облокотившись на  корявый изгиб растрескавшейся от сухостоя ветви.
Осенний  паучок   -   крошечная  копня   шурушетра  -   побежал  по   рукаву
полускафандра,  и не было сил его согнать,  несмотря на отвращение.  Чуда не
произошло,  да и не могло произойти.  Просто так ей Юхани не отдадут. И даже
не поставят условий. Заслужить. Но как?
   Седой  тихрианин,   сидевший  у  ног  Лронга,  бессильно  привалившись  к
плитняковому ограждению водоема,  запрокинул голову,  так  что алые закатные
лучи  оживили его  пергаментное лицо,  и  мона  Сэниа  вдруг ощутила зудящее
беспокойство,   которое  обычно  возникает  раньше,   чем  трезвый  рассудок
фиксирует невероятность происходящ