если на свой
счет немало побед,  коими могли бы похвастаться в  тесном мужском кругу,  то
теперь, снова ступив на прозрачный пол звездного корабля, они должны были бы
вернуться в  жесткие рамки  отрешенности от  любых  чувств,  кроме воинского
долга и беспредельной преданности своей повелительнице, своему командору.
   И  вот теперь эта непрошеная пигалица,  рыжий смазливый воробей,  которую
проклятые  крэги  непостижимым образом  связали  с  ее  собственной судьбой,
поломала  все  жесткие  и,   Как  оказалось,   такие  непрочные  ограждения,
отделявшие ее  воинов от  всех соблазнов Вселенной.  Как будто проявляя лишь
гостеприимство и  заботу о  младшем товарище,  они с момента ее появления не
спускали  с  незваной  гостьи  влюбленных взглядов;  и  даже  сейчас,  когда
мудрейший и  опытнейший из  тихриан,  на  кого она  надеялась как на  самого
надежного советчика в  своих поисках,  лежит у  их  ног,  безвозвратно теряя
теплоту жизни,  они глядят не  на него -  на счастливчика Скюза,  одаренного
благосклонностью этой юной гурии.
   Мона Сэниа вдруг поймала себя на  том,  что если бы  не безмолвная скорбь
Лронга,  то молчание,  повисшее над тесным кружком джасперян,  можно было бы
счесть двусмысленным.  Хотя -  почему?  Любой посторонний усмотрел бы  в  ее
остановившемся взгляде,  в  ее  сжатых до  посинения губах  только неистовую
ревность  преждевременно постаревшей,  потерявшей былую  красоту  женщины  к
юной, еще не ведающей до конца силы своего очарования спутнице.
   Лицо принцессы исказилось мрачной усмешкой. Ревность. Как бы не так! Если
бы  кто-то  мог  предположить,  как мало волновало ее  внимание окружающих к
собственной внешности!  Потеряв своего Юрга,  она потеряла так много, что не
думала уже о мизерных крохах почитания и восхищения, которыми одаривали ее в
прежнем походе верные ее воины. Нет, негодуя на каждый взгляд, брошенный ими
в чужую сторону,  она цепенела от яростной мысли, что вот эта секунда отнята
от поисков ее малыша, ее Юхани. Если бы не дикий, необъяснимый приказ крэгов
- заслужить  возвращения сына  вместе,  она  давно  уже  вышвырнула  бы  эту
девчонку вкупе с ее чудовищной птицей обратно на окаянный остров, на котором
осталась половина ее собственной жизни.
   Она прикрыла глаза,  подыскивая слова, которыми можно было бы, не выдавая
гнева,  отослать Скюза вместе с девчонкой на корабль, по в этот миг Травяной
рыцарь поднял голову.
   - Благодарю тебя за твои слезы/дитя,  - проговорил он, обращаясь к Таире,
- но  теперь  пусть  твое  золотое  сердечко отдохнет от  горя,  которое  ты
разделила со мной. Рыцарь, уведи ее.
   И  Скюз,  ни секунды не колеблясь,  словно он получил королевский приказ,
поднял на руки и понес к кораблю -  нет,  не в командорский шатер,  а в свой
маленький уютный кораблик, один из восьми, опоясывавших центральный огромный
кокон гирляндой чуть приплюснутых шаров.
   - Прими и мое сочувствие,  Лронг,  -  как можно мягче проговорила наконец
принцесса.  -  Если хочешь,  я перенесу тебя вместе с телом покойного рыцаря
прямо в анделахаллу, в которой мы с тобой побывали.
   - Благодарю, - сдержанно поклонился Лронг, - но не сейчас. Прежде всего я
должен найти траву-нетленннк.  А  ты  пока можешь помолиться над телом моего
отца.
   - А кому я должна молиться?
   - Молиться можно  только солнцу,  -  несколько удивленно отвечал Травяной
рыцарь.
   Все взгляды невольно обратились к чуть подернутому вечной закатной дымкой
неподвижному светилу,  и  в тот же миг Ких,  спохватившись,  ойкнул и ударил
себя по лбу:
   - Мы же забыли про сибилло!
   Лронг покачал головой:
   - Тогда поторопись - он лукав и мстителен.
   - Флейж, сопровождай его! - велела принцесса.
   Ких обхватил своего товарища за плечи,  рванулся вперед -  и  в следующий
миг они уже стояли под щелястым навесом тюремного двора.
   Стражники, заходясь оглушительным, неестественным храпом, лежали кто где,
словно одурманенные мгновенным наваждением.  Единороги, намертво прикованные
к  воротам,  валялись  кверху  копытами.  Полосатый дым  вздымался невысоким
столбом и расплывался кольчатым облаком.
   Но ни сибилло, ни его сквернообразного шурушетра не было нигде.

   XI. Мольвь-стрела

   Мона Сэниа сидела на  сухой траве совсем не в  молитвенной позе,  опустив
подбородок  на  скрещенные  руки  и   устремив  взор  ничего  не  видящих  в
действительности глаз  прямо  на  солнце.  Неслышно подошел Лронг  с  пучком
курчавой синеватой травы,  заткнутой да пояс,  и невольно замер,  пораженный
способностью  этой   загадочной  женщины  не   бояться  прямого  взгляда  на
божественное светило.  Как  раз в  эту минуту облака разошлись,  и  ничем не
замутненные лучи,  казалось,  согрели безжизненное тело, распростертое у ног
принцессы.
   - Благодарю тебя,  всесильная,  -  прошептал Травяной Рыцарь,  - теперь я
спокоен -  ты  вымолила у  солнца малую  голику света,  которая вечно  будет
сопровождать моего отца на ледяном пути...
   - Да, да, - рассеянно откликнулась она. - Подожди немного, я сейчас.
   Она  нырнула в  привычно раскрывшийся люк и  тут-же  показалась обратно с
каким-то  пушистым белым свертком.  Она  встряхнула его,  и  почти невесомый
белоснежный ковер  -  дар  землян ее  Юхани -  раскинулся на  пыльной траве.
Нечаянно  забытая  в  нем  маленькая  погремушка в  виде  серебристо-голубой
звездочки,  неуверенно звякнув,  откатилась к  ногам  великана.  Мона  Сэниа
вздрогнула и  инстинктивно отвернулась,  чтобы не выдать чрезмерности своего
отчаяния.
   Когда она снова нашла в себе силы повернуться к Травяному Рыцарю, усопший
узник  уже  лежал  на  ковре,  усыпанный сизыми завитками нетленника.  Лронг
коснулся лбом его сложенных иссохших рук,  потом резко выпрямился и запахнул
края белого полотнища.
   - Я  готов,  -  просто сказал он,  поднимая на  руки запеленутое тело.  -
Невозможный Огонь вот-вот погаснет,  значит,  анделисы уже покинули Травяной
Приют.
   - Идем,  -  просто сказала мона  Сэниа,  приближаясь к  нему и  с  трудом
дотягиваясь до его плеча.
   - Постойте!  -  зазвенел голосок Таиры,  и  девушка,  спрыгнув на  землю,
побежала к ним от корабля, протягивая что-то на ладони. - Я не знаю, как это
у  вас,  но  у  нас  на  Земле  когда-то  полагалось  заказывать  молитвы...
от-пе-вать.  Кажется,  так. А у тебя, Лронг, наверное, нечем заплатить. Вот,
возьми!
   И она протянула ему сияющую жемчужину -  подарок шамана.  Травяной Рыцарь
несколько секунд стоял неподвижно,  глядя на заплаканное личико с  маленьким
подбородком и  высокими скулами,  на  котором  размазанные дорожки  слез  не
приглушили розового свечения,  точно такого же, как и у драгоценного шарика,
перекатившегося  на   его  громадную  серую  ладонь,   но   жесткий  профиль
чужедальней  принцессы  нетерпеливо  заслонил   от   него   огненный   ворох
растрепанных до  неприличия  волос,  и  непостижимое чародейство мгновенного
переноса через ничто растворило перед ним душистый полумрак анделахаллы.
   Здесь ничего не  изменилось -  все было точно таким же,  как и  несколько
часов назад.
   - Скорее обратно!  -  крикнул Лронг,  поспешно опуская свою ношу на ворох
увядающей травы.  - Анделисы еще не посещали этот Приют, они могут появиться
тут в любой миг!
   - Но почему...
   - Не медли!
   Пришлось не медлить.
   Отирая мгновенно выступивший на  лбу липкий пот,  Лронг перевел дыхание и
прислонился спиной к упругой обшивке корабля. Ему вдруг пришло на ум, что он
уже воспринимает этот летающий девятиглавый терем почти как собственный дом,
а  суровых,  хоть и молодых воинов в странной,  наглухо застегнутой одежде -
как  собственных  братьев,   давным-давно  загубленных  по  воле  проклятого
властителя,  который сам именовал себя Оцмаром Великодивным, но чье имя чаще
упоминалось  -  разумеется,  в  темных  углах,  подальше  от  чужих  ушей  -
Оцмаром...
   Он  не  успел произнести про себя то  оскорбительное и  не  всем понятное
прозвище,  за которое даже не заточали в  колодезную темницу,  а скоренько и
бесхлопотно,  связав по рукам и  ногам,  закапывали в землю живьем.  Смуглая
сухая ладонь легла на его запястье, и требовательный голос повторил:
   - Но почему мы не можем встретиться с этими анделисами?
   - Они не хотят этого. А их желание - закон.
   - Но  если они ни  с  кем из  тихриан не встречаются,  то кто же знает их
истинные желания?
   - Спроси об этом сибилло,  моя повелительница. Я просто не знаю. Так было
всегда,  и это первый и наиглавнейший закон Тихри. Любой, кто преступит его,
будет проклят,  как это случилось не так уж давно с тем, кто правит на нашей
дороге.
   Мона  Сэниа уже  привыкла к  тому,  что  свою  страну аборигены почему-то
называли "дорогой".
   - Ты говоришь о Полуденном Князе? - переспросила она.
   Травяной Рыцарь кивнул
   - А нельзя ли поподробнее?
   Лронг  оглядел  сгрудившихся вокруг  него  дружинников,  пожевал  губами,
словно прикидывая -  говорить или все-таки не стоит?  Может, и не стоило, но
на  чужой дороге трудно тем,  кто  не  знает ее  колдобин.  Скрипнув влажной
спиной по обшивке корабля,  он опустился на землю и  свесил громадные лапищи
между колен. Никто не последовал этому примеру - все остальные приготовились
слушать его стоя.
   - Собственно говоря,  история эта короткая, потому как известны только ее
начало -  и то,  к чему все пришло, а это, сами понимаете, еще не конец. Так
вот,  еще  при  отце  нынешнего князя  Отногуле Солнцеликом на  нашу  дорогу
снизошло довольство и сытая благодать. Может быть, урожаи были обильнее, чем
прежде, а может, сосед по левой дороге, Аннихитра, еще не лишился рассудка и
не  пытался тревожить наши границы разбойничьими набегами.  Так  или  иначе,
жить  стало  спокойнее,  столицы  княжеские становились все  богаче,  а  где
богатство -  там разврат и беспутство.  Отногул уже был староват,  а сибилло
при нем состоял вот этот,  которого при дворе не стеснялись в глаза называть
пнем  замшелым.  Одним  словом,  когда  появился наконец у  Отногула поздний
наследник, те из княжеских приспешников, что были помудрее, своих чад убрали
от двора подальше.  Но наследный княжич,  ясное дело,  рос при отце -  и при
всех его шлюхах, колдунах и фиглярах. Ничего удивительного, что при всеобщем
баловстве он уже к пяти годам обнаружил свой характер,  преломить который не
под силу было даже его собственному отцу.  Говорят,  мальчишка и дюжины слов
не знал,  только "хочу!" -  и пальцем в желаемое. Получал, естественно, все.
Но однажды он захотел... анделиса.
   - А как же он мог показать на него пальцем, если анделиса никто не видел?
- не удержалась Таира.
   - Мальчик уже  в  пять лет прекрасно сидел в  седле,  и  как-то  путь его
пролег мимо анделахаллы.  Он спросил, что это за странная конура без окон, -
ему, на беду, объяснили. Он потребовал анделисов с разноцветными рукавами, -
не зная, что такое почтение, он на всю дорогу смотрел как на сборище игрушек
для себя. Но тут он впервые наткнулся на глухое неповиновение. Он приказывал
- но  его  повеление  не  выполняли.   Кого-то  он  там,   говорят,   не  то
собственноручно задушил,  не то зарубил...  Не помогло.  Да тут еще и старый
князь вмешался, впервые стал наставлениями донимать. Княжич терпел-терпел, а
потом  дождался Невозможного Огня,  проскользнул мимо  стражи,  а  может,  и
подкупил ее.  Одним словом,  он добрался до Травяного Приюта,  когда там как
раз появились анделисы. Что там произошло, никто не ведает, - говорить о том
запрещено и  по  сей  день,  но  только нашли молодого наследника без памяти
среди мертвых тел,  и на груди у него...  я бы не поверил,  если бы этого не
видел мой отец, - на груди у мальчика означился след "поцелуя анделиса"!
   Великан замолчал, переводя дыхание после столь длинной речи. Слушатели же
пребывали в легком недоумении.
   - Прости,  благородный рыцарь,  -  решилась наконец принцесса, - но смысл
этого иносказания нам неясен.
   Лронг поднял голову и пристально посмотрел на нее:
   - Может быть,  у вас это называется как-то по-другому, но, по тихрианским
легендам, анделис, целуя человека, переносит в него каплю собственной крови.
И  с  этого  мига  в  человеческой крови  зарождается бесплотный и  незримый
анделис,  который подчиняет себе того,  кто до самой смерти будет уже только
видимостью,  оболочкой. Неистовый дух поселится в нем, подчиняя его какой-то
одной цели и делая его несокрушимым в своей одержимости.
   - Ну,  у  нас  это  не  называется никак,  потому что  у  нас  просто нет
анделисов,  -  констатировал Эрромиорг.  -  А  одержимые встречаются во всех
мирах, и от них везде одна беда.
   - А говорили -  анделисы добрые,  -  недоуменно протянула Таира.  - Что ж
плохого, если кто-то с таким хорошим духом в печенках будет наводить порядок
на вашей земле?
   Великан как-то встревоженно глянул на нее из-под кудлатых бровей, покачал
головой:
   - Ты еще слишком молода, дитя, и не знаешь, что у каждого солнечного луча
есть  тень,   как  у  каждой  весны  -  зима.  Они  разделены  временем  или
расстоянием,  по лишь для поверхностного взора. Неистовая доброта - такое же
зло,  как  и  иссушающее  летнее  солнце,  не  затеняемое время  от  времени
живительными тучами.  И  потом,  добро,  творимое только для  себя,  нередко
оборачивается горем ближнему.
   - Ха!  -  вскрикнула девушка. - Задача решается элементарно: нужно только
всем анделисам войти в  людей,  и  все будут хором творить добро.  Глазом не
моргнете, как у вас будет рай на земле... то есть на Тихри.
   - К  сожалению,  твоя легкая и беззаботная мысль витает далеко от истины,
златокудрое дитя.  Непреложный закон  гласит,  что  анделис,  отдавший каплю
своей крови, неминуемо погибает...
   - Жалко, - искрение вырвалось у Таиры. - Я думала, все духи бессмертны. А
что еще? Ты не договорил.
   - Да, есть и еще... Тот, кто отмечен "поцелуем анделиса", может сотворить
немало добра.  В  сущности,  Полуденный Князь так и поступал,  когда набирал
пограничную стражу,  возводил дома для смердов,  раздавал погорельцам снедь,
наводил  новые  мосты  и  закладывал  бесчисленные фундаменты под  следующую
весну.  Да что говорить -  Дорога Оцмара стала самой богатой и безопасной на
всей Тихри...  Это так.  Но вся беда в том,  что тот, кто носит на себе знак
анделисова проклятья,  может нечаянно встретить женщину, в теле которой, так
же,  как и  у него,  будет жить невидимый анделис.  И это напасть безмерная,
потому что не будет преград, которые удержали бы их от нечестивого союза!
   - Здрасьте вам,  - снова не удержалась Таира, - два товарища по несчастью
- и почему бы им не сочетаться, особливо если законным браком?
   - Потому,  что  от  соития  двоих  проклятых,  несущих на  себе  "поцелуй
анделиса",  рождаются самые  жуткие  твари,  когда-либо  обитавшие на  пашей
Тихри.  Ледяные локки,  джаяхуудлы,  шурушетры,  смрадные секосои -  все это
детища  подобных  браков.  Возможно,  и  ядоточивые  хамеи  -  отдаленное их
потомство.  Легко себе представить, что стало бы с нашей дорогой, если бы ее
начал  заселять  таким  сатанинским отродьем не  кто-нибудь,  а  собственный
князь!
   Дружинники  незаметно  переглянулись.   Рассказ   Травяного  Рыцаря   был
чертовски  увлекателен,   но  раздражала  неуловимость  той  грани,  которая
разделяла в  нем  реальную историю княжеской вотчины Оцмара и  нагромождение
легенд и суеверий,  к которым тут,  наверное, относились вполне серьезно; но
для  джасперян,   озабоченных  поисками  собственного  ненаследного  принца,
знакомство   с   местным   фольклором   было,    мягко   говоря,   несколько
несвоевременным.
   Острее всех это чувствовала сама принцесса.  Хотя их появление на Тихри и
началось со знакомства именно с  вышеупомянутым отродьем,  все равно трезвый
разум  безоговорочно разносил  людей  и  нелюдь  на  разные  стороны  бытия:
человеческую и  магическую.  На каждой заселенной планете встречалось и то и
другое  в  самой  различной  пропорции.   Они  враждовали,   сосуществовали,
сутяжничали, побирались друг у друга и, в сущности, друг друга питали. Но на
деле почти никогда не заключали брачных союзов,  а если это и случалось, то,
как правило, приходили к трагическому финалу стремительно и бесповоротно.
   - По тому,  как процветает твоя земля, - принцесса дипломатично покривила
душой -  нищета это была, не расцвет, - можно заключить, что все обошлось. И
потом, твой Полуденный Князь так далеко, что его история вряд ли поможет или
помешает нам в отыскании ребенка.
   - Да,  он далеко,  - глухо подтвердил великан. - Но его руки дотягиваются
до любого,  каким бы расстоянием и временем он ни был бы отделен от княжьего
двора. Сегодня эти руки дотянулись до моего отца.
   - Прости,  -  быстро проговорила мона  Сэниа,  осознавая жестокость своей
бестактности.  -  Я  никак не  думала,  что  твой  отец  мог  быть замешан в
дворцовых интригах...
   - Он и  не был замешан.  Он был слишком мудр и  великодушен.  Но те,  кто
окружал старого Отногула,  кто  подтирал рукавами его  тарелки и  заплетал в
косички  хвосты  его   рогатов,   благородством  не   отличались.   Узнав  о
случившемся, они, долго не рассуждая, решили выкрасть наследника. И выкрали.
   Мона Сэниа едва удержалась от того,  чтобы пожать плечами, - обыкновенный
дворцовый заговор, что ж тут такого?
   - Но  вот тут мой отец не  остался в  стороне.  Он поднял верные Отногулу
отряды и освободил мальчика. Заговорщики даже не успели объявить кого-нибудь
новым князем,  как уже все было кончено. Отногул расправился с ними жестоко,
но  иначе  было  и  нельзя:  его  здоровье  от  всех  волнений  окончательно
пошатнулось,  и  в  любой миг  он  мог отправиться в  княжескую анделахаллу.
Оставлять же  сына в  перебесившейся своре не стал бы никто на его месте.  И
свору по его приказу перебили.
   Огромные и неуклюжие пальцы Травяного Рыцаря подбирали с земли травинки и
соломинки,  которые  превращались  в  тугой  жгутик.  Таира  следила  за  их
движениями с преувеличенной сосредоточенностью,  высунув кончик языка. Скюз,
видя такое внимание, невольно покусывал губы.
   - Последние годы старого князя были самыми безмятежными,  - как говорят у
нас,  на ласковом солнце и  телеги не скрипят.  На дороге Отногула ничего не
скрипело.  Но  вот анделисы унесли его душу по ледяному пути в  бессолнечные
долины мрака, и священная звезда княжеской власти перешла в руки мальчика.
   - А старый Отногул умер своей смертью? - как бы невзначай бросил Сорк.
   Великан покачал головой:
   - Это может знать только солнце -  оно видит все от  начала дороги до  ее
исхода.  Князь,  как всегда,  запрягал свою колесницу, но молния вырвалась и
поразила его.  Было ли  это  случайностью?  Если кто-то  и  виновен,  то  он
наверняка унесет свою тайну в ледяной край.
   - Молния - это лошадь, то есть единорог? - спросила Таира.
   - Молния - это молния. Иногда князю помогал придворный колдун, но тут его
почему-то не оказалось,  и первое,  что сделал молодой правитель,  -  сослал
сибиллу  сюда,   на   самый  кончик  хвоста  нашей  дороги.   И   тогда  мне
посчастливилось: от скуки он решил взять себе ученика, а так как я был самым
младшим  сыном,  которому  никогда  не  достался  бы  отцовский  караван,  я
попросился к  опальному чародею на испытание.  Тот признал меня ни к чему не
годным -  ни  к  волшбе,  ни  к  предсказаниям,  но  согласился научить меня
простейшему врачеванию.  Думаю,  что тут он  польстился на сытный стол моего
отца,   -   ведь  за   освобождение  сына  Отногул  сделал  его  трехстоялым
караванником с жалованьем алыми перлами и кормлением с восьми полей...
   Несмотря на серьезность и  в  какой-то степени трагичность повествования,
Таира едва  удержалась,  чтобы не  фыркнуть.  Она  заслонила рот  ладошкой и
шепнула стоявшему сзади Скюзу:
   - Трехстоялый - это что, стоящий на трех ногах?
   Рассказчик то ли услышал, то ли догадался о смысле ее вопроса:
   - Когда наши караваны