о,  и  -  гори все синим огнем!  -  отключится.
Потому что она больше не может,  устала,  устала, устала! И пусть ее возьмут
на руки, и баюкают, и гладят по головке, и целуют в теплую ложбинку за ухом,
и ничегошеньки больше не смеют...
   Но  для этого нужно было еще добраться до  корабля.  Он  находился совсем
рядом,  так что сюда долетали голоса дружинников; придется еще сделать около
полутора сотен шагов - снова шаги, снова россыпь камней под босыми, до крови
сбитыми ступнями,  и  нельзя отвлекать ни  Лронга,  ни  Эрма -  им еще ждать
возвращения Гроту на, который сейчас, наверное, подлетает к самому Аду.
   "Юрг в настоящем Аду,  а ты тут сопли распускаешь!" -  прикрикнула она на
себя.  Ладно.  Их корабль недалеко,  а  там,  внутри,  -  сверток с  мягкими
сапожками. Вот не взяла их вместе с амулетом...
   - Ждите,  -  коротко  бросила  она  Лронгу  с  Эрмом,  которые продолжали
вглядываться в прорезь между орешниковыми ветвями.  -  Я пойду обуюсь.  Если
кто станет приставать с расспросами - Кадьян повез послание к Аннихитре. Про
то, что он в кораблике не один, - сами понимаете...
   Они понимали. И что идет она с трудом, тоже видели.
   - Светлая властительница, позволь... - начал Лронг.
   - Отсюда - ни шагу! - отрезала "светлая".
   Она  выбралась  на  опушку,  там  хоть  не  попадались  под  ноги  старые
треснувшие орехи.  Глянула на  верхушку башни -  легкая фигурка была уже  на
середине невидимой отсюда  лесенки.  Ничего,  услышит  приближение Гротуна -
спустится.  Брошенный рогат с волочащимися поводьями презрительно фыркал, не
решаясь  щипать  присыпанную  пеплом  траву.  При  виде  девушки  он  злобно
всхрапнул и,  пританцовывая,  начал оборачиваться к ней задом, примериваясь,
как бы лягнуть чужака.
   - Тебя еще тут не хватало, - устало проговорила Таира. - Брысь.
   Она  спокойно  прошла  мимо  корабля,  мимо  замерших  при  ее  появлении
дружинников,  мимо  своих  аксакалов,  постаравшихся  как  можно  незаметнее
склонить головы в знак того, что они все помнят и готовы.
   Когда  входной люк  остался позади,  она  бессильно опустилась на  пол  и
дальше поползла,  стараясь на ощупь найти свой сверток с одеждой и сапогами,
благо корабль был пуст.  Искать долго не пришлось - узелок по-прежнему лежал
в  уютном  закутке  между  штабелем земных  коробок и  допотопными ларцами с
амулетами и прочей шаманской утварью.  Она подтянула его к себе и попыталась
развязать тугой  узел  какой-то  веревки,  попавшейся ей  под  руку  там,  в
сказочных чертогах  Оцмара.  Не  получилось.  Она  нагнулась,  помогая  себе
зубами,  и  во рту тут же появился отвратительный вкус металла.  Так и есть,
золотая тесьма вроде той, которой была связана мона Сэниа. Вот незадача! Но,
кажется, в одном из этих сундучков было что-то режущее...
   Ларец опрокинулся и  раскрылся.  Какие-то игрушки с нелепыми рукоятками -
вероятно,  ритуальные  орудия  для  символических  жертвоприношений.  Лезвия
поблескивали,   как   шоколадная  фольга,   ими   и   резать-то,   наверное,
невозможно...  Она выбрала тот,  что помассивнее, сжала в кулаке, досадуя на
неудобство нелепой формы.  Ну,  ничего,  только бы разрезать...  И  словно в
ответ на эту мысль,  рукоятка маленького кинжала дрогнула и как-то неуловимо
изменилась,   уютно  устраиваясь  в  ладони.   Смотрите-ка,  а  в  деле  он,
по-видимому, хорош!
   Рукоятка стала теплой и как бы слилась с ладонью. Таира даже уловила чуть
ощутимую пульсацию,  словно  внутри кинжала забилось тревожное сердце.  Надо
обязательно испробовать это  чудо в  деле...  И  тут ее  мысли прервали едва
слышимые голоса.  Они шли из одной каюты -  она могла даже точно сказать, из
какой именно,  потому что она располагалась рядом с  заветным пристанищем ее
Скюза. Но голос - хриплый, молящий, иссушенный несдерживаемой страстью - это
не мог быть голос Флейжа! Это вообще был совершенно незнакомый голос.
   Она выпрямилась,  растерянно прислушиваясь. Но вот второй голос, женский,
произнес насмешливо и в то же время призывно: "Нет!.."
   И это была мона Сэниа.
   Девушка потрясла головой. Как же так? А очень просто: там, на башне, была
вовсе не  принцесса.  Действительно,  зачем бы ей карабкаться по ступенькам?
Какой-нибудь  солнцезаконник решил-таки  возжечь Невозможный Огонь...  Таира
поднялась,   чтобы   бесшумно  выбраться  наружу.   Голос,   захлебывающийся
бессвязными,  неразличимыми в горячечной скороговорке словами,  гнал ее вон,
потому что он был не просто пламенным - он был непристойным. Но она услышала
отчетливо произнесенное имя Юхани, и это ее остановило.
   Вот оно что.  Кто-то ценой возвращения Юхани добивался...  Но кто,  кроме
дружинников и  троих тихриан,  вообще знал о  Юхани?  Ответ напрашивался сам
собой: только Кадьян. Значит, все-таки он - тот, второй проклятый, и, вместо
того чтобы доставить Юрга к живому источнику,  он каким-то образом вернулся,
и вот-вот...
   Ну,  это  мы  еще посмотрим!  Она с  легкостью куницы переметнулась через
штабель коробок и  снова невольно замерла,  увидев в проеме внутреннего люка
силуэты принцессы и коленопреклоненного мужчины, обнимающего ее ноги.
   - Сначала верни мне сына,  тогда посмотрим,  - мурлыкающим, сладостным до
тошноты голосом говорила принцесса,  -  верни мне Юхани и разберись со своей
куколкой...
   - Да неужели ты не понимаешь, что она была мне нужна лишь для того, чтобы
ты, моя королева, увидела во мне мужчину, а не просто преданного оруженосца!
   До Таиры еще не дошел смысл этих слов,  а  рука уже судорожно сжалась,  и
клинок ответил наливающимся яростным жаром.  Моя королева,  видите ли! И это
тогда,  когда Юрг,  может быть,  горит заживо в  этом Аду!  И опоздай она со
своими сапожками...
   - Я сказала: сначала...
   - Не торгуйся,  любовь моя, это недостойно королевы! - Голос уже был едва
слышим, бархатистый, завораживающий. - У тебя будет все - и сын, и власть, и
вечная красота... Но сейчас - сейчас позабудь об этом...
   "Сейчас -  сейчас я  этого гада пришибу,  -  с холодным бешенством поняла
она.  -  И лучше всего -  рукояткой.  Как бы ухватить поудобнее..." Оружие в
руке налилось свинцовой тяжестью.
   И в этот миг прозвучало:
   - Позабудь обо всем и будь моею, делла-уэлла...
   Она закричала.
   Это не было какое-то слово -  просто отчаянный крик,  который вырывается,
когда внезапно видишь на краю пропасти человека.
   Или - себя.
   Он вскочил на ноги,  и она наконец увидела его лицо - бумажно-белое лицо,
и сузившиеся до щелок бесцветные глаза - глаза самого меткого стрелка.
   - Ты, - процедил он сквозь зубы, - ты, приставучая рыжая тля...
   Она вскинула руку,  отгораживаясь от  его слов,  -  и  в  тот же  миг три
лиловые молнии,  свиваясь в ослепительный жгут, слетели с трехгранных лезвий
и  заполнили весь  корабль беззвучной мертвенной вспышкой.  Может быть,  был
гром.  Она не слышала.  Она вообще больше ничего не слышала.  Она не ощутила
хлесткого удара по щеке,  только покачнулась, бессмысленно глядя перед собой
на плавающее в  каком-то сероватом облаке лицо принцессы с  гневными ломкими
губами, шевелящимися в потоке неслышимой брани.
   Пепельное облако тихо оседало.
   Она с  усилием опустила голову и увидела под ногами лужицу серой пыли,  И
чуть поодаль -  хрустальную цепочку. Не отдавая уже себе отчета, что и зачем
она делает, девушка наклонилась и окунула ладони в этот летучий прах.
   На полу остались отпечатки маленьких рук.
   Она выпрямилась и пошла прочь, неся перед собою раскрытые ладони с тонкой
серой пылью на  них.  Ей казалось,  что она плывет в  этой густой,  звенящей
тишине.
   Дружинники,  томившиеся в бездействии у своего костра,  видели,  как она,
слегка  споткнувшись  на  пороге,   вышла  из  корабля,  тихо  и  безучастно
скользнула  мимо  них,  неся  на  ладонях  что-то  невидимое,  и  исчезла  в
неподвижной зелени рощи, замершей в предгрозовом оцепенении.

   XVIII. Земля равнины паладинов

   - Где?!  -  Мона Сэниа,  выросшая на пороге, стиснула руки так, что ногти
впились в ладони.
   - Тира?  Кажется,  пошла к роднику, - поднимаясь вместе со всеми на ноги,
проговорил Флейж.
   - Догнать, связать, доставить на корабль!
   - Помедли,  женщина! - раздался властный, хотя и негромкий голос - старый
рыцарь Рахихорд,  опираясь на самодельный посох,  медленно подымался,  чтобы
стать с  принцессой лицом к  лицу.  -  Не забывай,  что ты на нашей дороге -
только гостья,  а та,  на которую ты собираешься поднять руку...  Ты знаешь,
кто она.
   - Не становись на моем пути,  старик! - в бешенстве крикнула принцесса. -
Пока на этой вашей проклятой земле не отыщется мой сын...
   Внезапный грохот заглушил ее  слова.  Огненная птица,  прочертив полукруг
над поляной, канула в глубину рощи.
   - Вот только Кадьяна здесь и  не хватало,  -  процедила мона Сэниа сквозь
зубы. - Если и он откажется помогать мне...
   И  тут шаман,  до  сих пор тихохонько склонившийся над каким-то амулетом,
только что  выуженным из  очередного мешочка,  издал  торжествующий вопль и,
точно  оттолкнувшись от  подкидной доски,  одним  прыжком очутился в  центре
поляны.
   - Получилось!  Получилось!  -  Высокий, почти женский голос звенел на всю
рощу. - Сибилло вспомнило! И видение было, было, было!
   Принцесса, ошеломленная этим варварским ором, мрачно уставилась на него:
   - Прекрати базар. Говори толком, в чем дело.
   - Сибилло вспомнило заклинание из Солнечной Книги! Сибилло глядело в чашу
видений, и сокровищница князей нашей дороги открылась ему!
   - Мне не нужны сокровища.
   - Сибилло  знает.  Но  чаша  видений  открывает каждому свое.  Это  очень
древняя мудрость: каждому свое! А тебе, повелительница чужедальней дороги, -
добавил он уже не таким патетическим,  а почти будничным тоном, - тебе твое,
женское.  Потому-то все женщины и не любят глядеть в волшебную чашу, что она
открывает самое заветное желание.  И тогда на дне, сверкающем чистой влагой,
является алая тряпка или смазливая мордочка безусого юнца.  Ну как, достанет
у тебя смелости поглядеть вот тут, при всех, в этот священный сосуд?
   "Священный  сосуд"  был  всего-навсего  побуревшей  от  времени  костяной
чашечкой,  выточенной,  по-видимому,  из  бивня  единорога  и  оправленной в
тусклое олово.  Но  сейчас,  покоясь на  простертой ладони  древнего шамана,
величественного как друид, она неуловимо мерцала, завораживая воображение.
   - В моем сердце и в моих думах -  только сын,  - отчеканила мона Сэниа. -
Ты пытаешься очернить меня перед моими воинами, отставной чародей. Зачем?
   - Не лукавь,  повелительница славных воинов,  -  ведь ты сама знаешь, что
такую  лучезарную  красоту,   коей  наделило  тебя  твое  солнце,   очернить
невозможно.  Подтверди  мою  правоту,  достойный рыцарь!  -  обратился он  к
Рахихорду,   взиравшему   с   восхищенным  изумлением   на   столь   высокое
профессиональное мастерство.
   - Истинно так!  - склонился старец, подбирая полы своего пушистого белого
одеяния.
   - Тогда почему ты  не  хочешь увидеть на  дне  этой чаши отражение своего
потерянного младенца - там, где он сейчас находится?
   - Там, где он... - машинально повторила мона Сэниа. - Дай! Дай сюда!..
   Она ринулась к  чаше,  но  шаман,  незаметно стрельнув глазами в  глубину
рощи, отвел руку:
   - Не так скоро,  госпожа моя.  Не прочтены заклинания.  И потом,  надобна
вода.  Достойный Рахихорд,  вели  своему  сыну  принесть  свежайшей воды  из
родника, да чтобы ни чутеньки мути или песка ручейного... А, да вот и он. Не
вода ли у тебя, травяной кудесник?
   Запыхавшийся Лронг только кивнул.
   - Лей сюда...  немного,  на один глоток...  Отступи назад. Он поднял чашу
над головой - солнечный лучик оживил тусклое олово нехитрых инкрустаций.
   - Глаз орла на самом дне -
   Это мне,
   Коготь рыси на краю -
   Отдаю;
   Жемчуг в стылой седине -
   Это мне,
   По ободью горький мед -
   Кто возьмет?
   Речитатив напевного заклинания -  то  ли древнего,  то ли сочиненного тут
же,  экспромтом,  разливался по роще. Шаман царственным жестом протянул чашу
принцессе:
   - Образ в ясной глубине -
   Не по мне;
   Нарисуй его любя
   Для себя!
   Она медленно, боясь расплескать хотя бы каплю, приняла чашу обеими руками
и поднесла, к губам.
   - Выпей и вглядись в середину донышка, пока оно не высохло!
   Она сделала торопливый глоток и  наклонилась над костяным кубком.  Все не
дыша следили за  ней,  ожидая какого-то  чуда.  Но она наклонялась все ниже,
ниже,  пока чаша не выпала из ее рук, а она сама, скорчившись, не застыла на
лесной траве.  Что-то наливалось в ее теле смертной мукой -  не она сама,  а
что-то постороннее;  чужеродное,  сросшееся с нею каждым нервом.  Неощутимое
прежде,  это  нечто  сейчас  умирало,  наполняя ее  болью,  пронзительной до
немоты.  И она чувствовала,  что умирает вместе с ним.  Жизнь сочилась через
каждую пору ее тела,  уходя вместе с болью и оставляя невысказанную горечь о
том,  что ей  никогда больше не целовать теплую головенку Юхани,  никогда не
видеть зеленых равнин Джаспера,  никогда,  никогда, никогда не почувствовать
нежности рук, любимых с первого прикосновения...
   А потом не было ничего,  даже боли, а только удивительная легкость, какую
испытывают только  женщины  после  родовых мук,  -  блаженство невесомости и
отрешения от  любых  страданий.  И  когда появились руки  -  те  самые руки,
которых почему-то так долго не было, она даже не удивилась...
   - С  ума  вы  тут посходили -  так рисковать!  -  вполголоса ругался Юрг,
тихонечко покачивая на  руках задремавшую жену.  -  И  в  первую очередь вы,
уважаемые обитатели этих райских кущ.  Ну  разве можно было разыгрывать весь
этот спектакль, не предупредив зрителей? Да еще секунда, и вас изрубили бы в
капусту!
   - Ты не просвещен, пришелец, - снисходительно усмехнулся шаман, - сибилло
бессмертно.
   Чувствуя себя героем дня,  он никак не желал выходить из центра всеобщего
внимания, не догадываясь о том, что, утратив снизошедшее на него вдохновение
волхва,  он  снова стал  похож на  старого общипанного журавля.  Рахихорд не
упустил возможности вставить шпильку:
   - Не распускай хвост,  ведун подзакатный! А то как бы тебе не напомнили о
всесожжении с распылением по ветру...
   Мона Сэниа открыла глаза и со вздохом выпрямилась.
   Они все еще ничего не знали про Скюза...
   - Простите меня,  что я  прерываю вас,  досточтимые старцы,  но сейчас не
время для мелочных пререканий.  Я  должна сообщить печальную весть.  Дружина
моя!  Скюза,  несравненного стрелка, больше нет. Не спрашивайте меня сейчас,
как это произошло.  Скажу только,  что во  всем,  что случилось,  виновата я
одна.  Флейж, перекрой все входы в твою каюту - она не должна открываться до
нашего возвращения на Джаспер.  Я  сама еще многого не понимаю -  я  даже не
знаю,  от  чего вы  все  сейчас спасли меня.  Но  времени на  разговоры нет.
Командор Юрг,  я  виновата и перед тобой:  я так и не сумела отыскать нашего
сына!
   Голос ее,  вернувший себе красоту и полнозвучность счастливых времен,  но
смягченный недавно перенесенным страданием, дрогнул и сорвался.
   - Но я здесь,  Сэнни,  и я его найду,  -  просто сказал Юрг.  -  Тогда мы
усядемся в кружок и разгадаем все загадки, потому что я чувствую, что каждый
из пас владеет только частицей общей тайны.  Ты права,  сейчас у  нас нет на
это времени. Только одно: где девочка?
   - У ручья, - сказал Флейж. - Она шла туда с перепачканными руками...
   - Пойди за ней!  - поспешно перебила его мона Сэниа, содрогаясь при одной
мысли  о  сером  прахе,  который унесла на  своих ладонях Таира.  -  Дай  ей
наплакаться вволю,  а  потом приведи сюда.  Будь с  ней чуток и  не  задавай
никаких вопросов.  Рыцарь Лронг!  -  обратилась она  к  тому,  кто еще носил
травяной плащ.  -  Я  не  знаю на Тихри человека добрее тебя.  Помоги бедной
девочке, и если не сможешь утешить - то хотя бы раздели с ней ее горе.
   Травяной Рыцарь поклонился в  знак согласия и сделал это так почтительно,
что принцесса поняла: Таира оставалась для него не "бедной девочкой".
   - А теперь,  -  обратилась она к Юргу,  -  приказывай, муж мой, ибо время
идет, а наш малыш все еще в неволе.
   - Тогда,  -  сказал  он,  выуживая из  рюкзака свой  шлем,  -  мне  нужен
доброволец.  Мы  начнем  с  разведки,  и  мне  необходим кто-то,  кто  будет
переносить меня  с  одного места  на  другое,  готовый сам  в  любой  момент
отступить на корабль. Я же, как видите, защищен всеми... гм... чарами Земли.
   - Это буду я,  -  твердо сказала мона Сэниа.  - Это мое право. И я теперь
лучше других знаю, что нам может угрожать.
   Он взглянул на свою жену и понял, что спорить бесполезно.
   - Согласен,  - кивнул он. - Итак, из слов Эрма я понял, что вы спрашивали
всех:  стражников и  простолюдинов,  детей и  лекарей,  кудесников и князей.
Осталось одно...  Скажите, - обернулся он к тихрианам, - где мы сейчас можем
найти тех, кого вы называете анделисами?
   Чернокожие аборигены подались вперед,  смыкаясь плечами,  словно заслоняя
собой своих ангелов-хранителей.
   - Чужеземцу невместно тревожить анделисов! - взвизгнул сибилло.
   - Тогда обратись к ним сам, уважаемый, - предложил Юрг.
   Шаман сразу сник.
   - Я  не  хочу отправляться на поиски наугад,  и  вовсе не потому,  что не
уверен в результатах.  Я их,  всевидящих, найду как миленьких, - пообещал он
не без зловещей нотки в голосе,  -  только боюсь,  что от неожиданности могу
быть неловок, и... Тогда мы с вами разделим вину за происшедшее поровну. Так
вот.  Их  Пустынь за башней,  в  трех полетах стрелы,  -  пробормотал шаман,
нервно ощипывая и без того плешивую двухцветную пелерину.  -  Но помните: на
Тихри нет ничего святее...
   - Вот-вот,  -  Юрг многозначительно поглядел на жену,  - это-то и наводит
меня на некоторые аналогии... Ты представляешь себе, где это?
   - Да,  я  на несколько минут поднималась на вершину этой пирамиды,  чтобы
позвать Кадьяна. Три кольца - деревья, кустарник, вода. Так?
   Шаман кивнул с таким усилием, точно на шее у него была надета петля.
   - Они сейчас там?
   Лронг сделал несколько шагов назад, высматривая в промежутке между ветвей
тоненький столбик полосатого дыма.
   - Невозможный Огонь еще горит,  но его зажгли с большим опозданием.  Нет,
сейчас все  анделисы врачуют немощных,  оживляют умерших.  Они творят высшее
добро, на которое возлагает надежды каждый страждущий. Не забывайте об этом,
люди безбожных дорог.
   - Не  забудем,  -  пообещал Юрг.  -  Мы  только зададим вопрос.  Ну  что,
полетели?
   Он наклонился и  достал из рюкзака какой-то странный предмет,  назначение
которого было невозможно угадать из-за плотного чехла.
   Они сцепили руки и одновременно сделали шаг вперед.
   И,  словно озвучивая их исчезновение,  над рощей прогремел раскат грома -
огненный корабль Гротун,  ведомый рукой Кадьяна,  так и  не  появившегося на
поляне у  костра,  уверенно пошел вдаль,  повторяя тот путь,  по которому он
пролетал так недавно, направляясь за живою водой. Лронг и Эрм переглянулись,
но никто не спросил их ни о чем, и им не было надобности повторять заученную
ложь о  том,  что  это  княжеский вестник отправился с  посланием на  дорогу
Аннихитры Полуглавого.
   - Ну и где же их дом? - спросил Юрг.
   Мона Сэниа недоуменно пожала плечами.  По  сравнению с  изящной беседкой,
окруженной ухоженным кустарником,  как  это было близ захолустного Орешника,
эта  Пустынь  выглядела  старой  развалиной.   Здесь  не   было  правильного
кольцевого  канала,  и  вместо  него  естественные ручей,  изгибаясь  дугой,
обрамлял выщербленные перильца кругового насеста. По другую сторону от ручья
высилось одинокое дерево,  к  нижним ветвям которого был  кое-как прикреплен
обветшалый  соломенный навес,  а  под  ним  -  горизонтальная жердь.  Видно,
отдавая  все  буйство своего  воображения созданию города-дворца,  последний
князь ни разу не вспомнил о тех, кого на его дороге называли "самым свят