"Кланоид, - окончательно убежденная в правоте Доная,
подумала она. - Их защитная оболочка не пропустит даже мой зонд".
  - Мы люди кланоида. Мое имя Петер Роуз, это мои друзья, которых вы
считаете Кочевниками, - он кивнул на спутников. - И спор пойдет об их
праве на существование в Судьбе. Оппонентами выступают Архивариусы.
  Каляда бровью не повела, выслушав этот монолог, хотя Оливул, Донай, Юлька
и Грег-Гор, уже не скрывая тревоги и удивления, принялись обсуждать что-то
между собой.
  - Хотите на чистоту, леди? - продолжал меж тем Петер Роуз.
  - Извольте.
  - Кабы не Архивариусы, мы сегодня сделали бы все, чтобы загнать вас в
такую Структурную дыру, из которой вам пришлось бы выбираться миллионы
Путей! Но они решили говорить с представителями кланоидов именно через
Посредника, капитана Крылатого Волка. Я был против, но я подчинился. И вот
я здесь прошу от имени Времени и Судьбы.
  - Где и когда?
  - На планетоиде Архивариусов. Сейчас.
  Серафима отошла вглубь комнаты.
  - Ты пойдешь с ними? - испуганно спросила Юлька.
  - Таков мой долг.
  Оливул шагнул к капитану.
  - Этот вызов - провокация чистейшей воды. Он даже не потрудился скрыть
своей антипатии к нам.
  - Именно последнее говорит за то, что лжи в его словах не было.
Архивариусы организуют совет, и Архивариусы хотят видеть в качестве
Посредника меня. А миссию вызова они возложили на этот кланоид - нашего
ярого врага - чтобы подчеркнуть остроту проблемы. Как видите, друзья,
предположения подтвердились: миряне в кланоидах есть ни что иное, как
Кочевники, нашедшие место в Судьбе. Оставайтесь в доме и ждите Данилу и
Пэра. Я скоро вернусь.
  Напротив окна в пятне темноты появились трое. Каляда подбодрила друзей
взглядом и, легко вскочив на подоконник, вошла в Структурные ворота.
Бездна закрылась.
  Белый князь ни слова не говоря достал из ножен короткий меч, которым
вооружился, отправляясь в поход, и положил перед собой на стол. Юлька
тяжело вздохнула.
  - Быстро они нас нашли, - Донай посмотрел вслед трем опьяненным свободой
коням, несущемся во весь опор по некошеному лугу.
  - Ничего удивительного, - обронил Оливул.
  - Нашу Игру не распознал никто! - вскочил Грег; Гор поспешил вставить: -
Кроме тебя, родного брата.
  Бер-Росс был совершенно не расположен возобновлять прения на тему
экзорного выпада Гай-князя, и посему промолчал. Но юноши не унимались.
  - Вы почувствовали, какая у них техника! Они были просто нафаршированы
аппаратурой, причем к каждому названию смело можно прибавлять приставку
"мини", - возбужденные, Грег и Гор говорили в один голос. - Мы видели их
электронику глазами Огня, это поэзия в кристаллах!
  - И вы хотите сказать, что благодаря супер-мини-электронике они засекли
наше прибытие сквозь экзорные течения, основываясь на данных атмосферы или
вибрациях земли или еще каких-нибудь явлениях? - устало спросил Оливул.
  - Гораздо проще: они установили в доме сигнальные устройства! - выпалил
Грег.
  - Серафима говорила про сенсорные следы, - добавил Гор.
  - Какая разница, как они нас нашли, - попыталась погасить разгорающуюся
дискуссию Юлька. - Все равно, ничто уже не изменишь.
  Однако близнецы не собирались сдавать позиции.
  - Мы найдем "жучка", - заявил Грег и направился к выходу.
  - Весь дом перевернем, - пообещал Гор.
  Ступени лестницы пропели несколько гнусавых нот и смолкли. Донай
усмехнулся.
  - Упрямство - ваша семейная черта, - сказал он, обращаясь к кузену.
  - Наша семейная черта, - поправила Юлька и пошла в коридор. - Ненавижу,
когда кто-то из нас работает в одиночку.
  Оливул тревожно оглянулся на подругу.
  - Будь осторожна, - предупредил он.
  Девушка беспечно отмахнулась.
  Синий князь прислонил к стене меч и взгромоздился на табурет напротив
Бер-Росса.
  - Каково мнение об обстановке?
  Оливул едва заметно поморщился и отвернулся к окну.
  - Вот и я так думаю, - вздохнул Донай.
  Донай тщательно отгонял от себя дрему и время от времени поглядывал на
брата. Тот старался держаться прямо, но голова то и дело клонилась на
грудь. Ви-Брук и сам чувствовал нарастающую тяжесть во всем теле. В
очередной раз очнувшись от секундного сна, он посмотрел в окно. Что-то
пронеслось по подоконнику и скрылось в темном углу комнаты.
  - Здесь кто-то есть, - проговорил Синий князь и с удивлением обнаружил,
что каждое слово дается ему с огромным трудом.
  - Мышь, наверное, - медленно отозвался Оливул.
  Тут Доная полосонуло: кроме голоса брата, он не слышал ни треска
кузнечиков, ни поскрипывания ставень, ни шума из гостиной, производимого
упрямыми искателями "жучков". Следом возникла мысль об экзорной вуали. Он
хотел было вскочить, но невидимая рука сдавила плечи и грудь.
  - Оливул... Игра... - прохрипел он прежде, чем невидимые тиски сжали мозг.
  Два изумрудных глазка смотрели на него со стола. Два изумрудных глазка, и
сознание теряется в вязкой паутине.
  Вдруг сквозь зловещий кокон пробился победный возглас близнецов.
  - Оливул! Мы нашли!
  Белый князь вздрогнул. Сердце зачастило в груди, и зов крови, невзирая на
реальные и нереальные преграды, понес к Гай-Россу непрозвучавший крик:
"Улетай, спаси Юлию!"
Грег и Гор застыли в одной и той же позе.
  - Ребята, что случилось? - Юлька моментально забыла про крошечную
микросхему, обнаруженную только что в обрывках портьеры. - Что вы делаете?!
  Тела их переплетались, руки вытягивались в крылья, лица терялись под
грозным ликом дракона. Хлопок, завершающий преобразование, был прямо-таки
оглушительным.
  "Садись, скорее!"
  - Ребята, что происходит?!
  "Оливул велел нам улетать. Ничего не спрашивай! Скорее!"
Она вскочила на подставленное крыло. В следующую секунду две струи огня
вырвались из пастей, и сухая тщедушная рама вспыхнула, будто факел. Юлька
вскрикнула и вцепилась в жесткие драконьи гривки. Гай-Росс ринулся в
пылающий проем. Крылья ударились о стену, он пошатнулся, но, игнорируя
боль, взмыл ввысь. Юлька в ужасе оглянулась на разгорающийся пожар.
  - Грег-Гор, там остались наши братья!
  Дракон описал круг над домом, намереваясь пролететь мимо окон, как вдруг
увидал на востоке, на фоне рыжего утреннего солнца, стремительно растущую
живую тучу. Издали невозможно было разглядеть отдельных представителей
черной стаи, но во враждебных намерениях сомневаться не приходилось.
  - Что это? - ахнула Юлька.
  "Держись! Держись крепче!" - мысленно крикнул Гай-Росс и, издав тревожный
трубный клич, помчался прочь от дома, что было мочи.

  5

  Мелькали звезды, проносились выкрашенные в синеву ночные
облака, лес изумленно расступался, пропуская обезумевший от скорости
ветер, шлейфом неслась по реке рябь, песок, поднятый с плоскогорья,
негодующе клубился над камнями. Один ландшафт сменял другой, и так
продолжалось, пока соленый бриз не смешал земной вихрь и не погасил в
морских глубинах.
  Призрак впитал в себя окружающую картину, и в сознании возник образ
бескрайнего океана, гордо встающего над ним дневного светила и блеклой
полоски берега в утреннем тумане. Одиночество и пустота обрушились следом
как горькая неизбежность.
  Пэр опомнился.
  "Что я делаю?.. Воздух! Воздух!"
Бриз услужливо предоставил ему свои крылья и не спеша понес к земле.
Призрак парил над океаном, и чем явственнее проявлялся в молочной мгле
берег, тем отчетливее в зеленом облаке вырисовывались черты лица, глаза,
формы плеч, рук, торса...
  Пэр встал на мокрый песок. Любопытная волна подкралась и отпрянула, омыв
полупрозрачные ноги. Он сделал шаг навстречу морю. В груди защекотало от
желания прикоснуться к прохладной воде, зачерпнуть полные ладони,
ополоснуть лицо. Но рассудок жестоко осадил чуждые рефлексы. Это было
сродни физической боли. Призрак опустился на плоский камень, наполовину
утопленный в песке, и закрыл руками глаза. Он старался заставить себя
успокоиться, не думать, не вспоминать, но голос Александра, как тупая
игла, стучал в висках: "Ни один Кочевник... Ни один Кочевник..."
Сопротивляться больше не было сил. Пэр вскочил.
  - Отец! Зачем ты сделал это со мной? Зачем?!
  Полный отчаяния голос сорвался, зрение померкло под вязким пугающим
туманом, и Пэр почувствовал на лице бог весть откуда взявшуюся влагу.
Желая избавиться от странного чувства, он принялся тереть пальцами глаза и
был несказанно удивлен, обнаружив на ладони прозрачную каплю.
  Морской ветер, пенные волны, небо, земля и огненный восход. И конечно
Жизнь в облике птиц, поднявшихся в облака, вездесущих разноцветных рыбок в
воде, в облике кривых береговых деревьев и гибких прибрежных водорослей.
Стихии Судьбы протягивали ему незримые руки, увлекая в ту единственную
семью, откуда Александр едва не вырвал его навсегда.
  Пэр вдохнул полной грудью пропитанный соленой влагой морской воздух.
  - Нет, я не Кочевник, - нетвердо проговорил он.
  Мимолетное изменение пространства вблизи сию секунду заставило вспомнить
об опасностях Темного Мира. Торопливо оглянувшись, Пэр отступил от воды.
Зрение и слух напряглись, разыскивая источник тревоги, однако интуиция
упрямо толкала к чему-то, неведомому рассудку. Он доверился подсознанию.
Ощущение постороннего присутствия медленно переросло в нечто, подобное
очень далекому гулу. Еще усилие, и он "услышал":
  "Ты совсем не Кочевник, парень".
  То были не голос, не слова и не образы, а совершенно непривычная
трансформация сигналов некоего внешней источника.
  - Кто здесь? - вслух спросил призрак и постарался послать вопрос в виде
объекта, обратного тому, что принял сам секунду назад.
  "Никто, - тем же способом пришел ответ. - Меня здесь нет как нет нигде".
  - Ты Кочевник?
  "Так нас называют".
  - Что ты здесь делаешь?
  Пэр на всякий случай приготовился воззвать к Стихии, ибо в данный момент
воздух был единственном доступным ему средством защиты. Несуществующий
собеседник, впрочем, враждебных намерений не проявлял.
  "Ненавижу, когда люди страдают. Всякий раз стараюсь чем-то помочь, хотя
знаю - бесполезно. Меня не слышат, не видят, не чувствуют!"
- Я тебя "слышу", - заверил Пэр. - Меня сделали из Кочевника и человека.
Наверное, мы родня друг другу.
  Он уловил изменение состояния собеседника и с небольшим опозданием
догадался, что оно должно обозначать смех.
  "Пойми, глупыш, Кочевника нет. Мы - пустота, полнейшее ничто для вашей
Судьбы. Когда мы занимаем чье-то место, оно все равно не наше место, и
единственное, что остается с нами - память. Память является наиболее
близкой формой для нашей Стихии".
  - Какой Стихии?
  "Времени. Оно спонтанно возникло в Игре Великого и нарушило его планы. Оно
не должно было присутствовать в строящейся Судьбе, ведь Время, как и
Космос - прерогатива высших создателей. Поэтому Великий начал новую Игру,
а нас вычеркнул. Мы стали лишними персонажами".
  - Новую Игру? - Пэр почувствовал, как в области спины скапливается
холодок. - Откуда ты это взял?
  "Так сказали Голоса, которые научили нас помнить".
  Пэр сжал голову руками.
  - Ничего не понимаю. Твои собратья идут к Первому Экзистедеру, чтобы
разрушить Миры!
  "Великие пообещали вернуть нам прежнюю Судьбу, - Кочевник изобразил
усмешку. - Я сам был в Игре рядом с другом, внемиренцем. Я даже думал, что
нашел место, которое будет моим всегда, но... Мой друг погиб, а я понял:
ничто не повторяется ни для людей, ни для внемиренцев, ни для Кочевников.
И я ушел".
  - Ты убил человека, место которого занимал.
  "Нет! А впрочем... Я не повторил его полностью, я слился с его жизнью,
рассудком, с его личностью, но он при этом перестал быть собой".
  - А каким должен быть человек, чтобы "остаться собой" и принять тебя?
  "Уже не знаю".
  Пэр ожидал продолжения, но пространство молчало. Будучи неспособным видеть
пустоту, как это умел Данила, он сделал несколько шагов наугад, надеясь
почувствовать присутствие несуществующего незнакомца.
  "Не каждому дано найти себя, - неожиданно возобновил разговор Кочевник. -
И мы будем скитаться меж Миров до конца времен. Ведь на беду мы вечны!.. Я
не хочу, чтобы наша трагедия повторилась. Остановите новую Игру, пока она
не началась, иначе и вы станете пустым местом на руинах Судьбы".
  Зашуршал песок. Пэр перевел взгляд на камень, вернее на то, что от него
осталось - кучку серого пепла, унесенного в следующий миг морской волной.
Он еще несколько минут подождал, не объявится ли Кочевник вновь, заполнив
свою пустоту клоком выброшенных на берег водорослей или жизнью горластой
чайки. Но ничто больше не нарушало порядок, выстроенный долготерпимой
природой.
  Пэр вздохнул и побрел вдоль берега по мокрому песку. С каждым шагом он
отчетливее и отчетливее чувствовал, как ноги касаются земли, как волна
поднимает над ним веер мелких брызг, как ветер треплет длинные волосы, а
солнечные лучи согревают тело. Заветная мечта робко покинула мир грез,
оживая действительностью. Опасаясь, что влага, тепло и твердь земли вновь
пришли к нему в несбыточном сне, призрак потряс головой и оглянулся
вокруг. В глаза бросились отчетливые следы, оставленные на песке. Его
собственные следы!
  Первые секунды заполнило недоумение. Но очевидное упорно взывало к
пониманию и, наконец, оглушительной радостью сбывшейся надежды ворвалось в
рассудок. Пэр рассмеялся. Рассмеялся громко, открыто, и ветер тотчас
подхватил его смех и эхом разбросал по всему берегу. Перепуганные чайки
взмыли в небо. А он, продолжая хохотать, побежал в море. Волна, будто
удивившись, поднялась над призраком, когда он отважно нырнул в неспокойную
пучину.
  Он плыл, рассекая руками воду, ощущая ее сопротивление и бодрящий холодок.
Косяки рыб шарахались от странного пловца, обрывки водорослей, принесенные
прибоем, цеплялись за тело, обжигая колючими усиками. Наткнувшись на
прозрачный студень мертвой медузы, Пэр отшатнулся от неожиданности и с
головой ушел под воду. Одним рывком всплыв на поверхность, он взял
погибшее животное в руку и отбросил далеко в море.
  - С ним теперь твоя Стихия, Донай, - сказал он вслух. - Я знаю ее, и знаю
Жизнь, Данила!
  Он лег на спину и долго с наслаждением качался на ласковых волнах, пока
солнце, рьяно принявшиеся за свою работу, не начало слепить глаза.
  - Свет, Огонь. Грег-Гор, я ощущаю его!
  Пэр зажмурился, и алый абрис замерцал под тенью сомкнутых век. Проводив
последние черно-красные круги, промелькнувшие перед глазами, он нырнул, в
несколько взмахов достиг берега и выбрался на песок.
  - Юленька, нет ничего прекраснее и добрее твоей Стихии!
  Под ладонь попал гладкий камешек.
  - Я учусь прикасаться к Тверди, Оливул, - Гаюнар поднялся на ноги. - Я
стою на земле! Серафима, Космос! Семь Стихий! Я знаю - вы во мне! Я
клянусь служить вам до скончанья Путей!
  Мир ответил внемиренцу ласковым свистом ветра, шелестом прибрежных сосен,
плеском морского прибоя да скрипом береговой гальки. Но не было рядом
людей, кто разделил бы с ним радость главной его победы - осознания
собственного места в бесконечном течении Судьбы.
  В сердце впилось жало дурного предчувствия. Пэр посмотрел по сторонам.
Ночь давно уползла за край земли, а ей на смену шествовал знойный летний
день. "О, мой бог! Так меня, верно, уже разыскивают!" - спохватился
призрак. От следующей мысли его бросило в жар: он понял, что совершенно не
представляет, где остался особняк отца.
  Из-за камней вырвался ветер, разметал песчаную пыль и мигом разогнал ужас,
едва не охвативший рассудок. У Пэра создалось впечатление, будто сам
Воздух прислал ему в помощь неутомимого скакуна. Пэр решительно
оттолкнулся от земли и взмыл в небо, чтобы рассеяться в воздушных потоках.
Однако расстаться с человеческой формой оказалось не так просто, как
раньше. Приложив максимум усилий, он все же принял вид густой туманной
стрелы и, доверившись ветру, полетел на запад, туда, где за каменистой
равниной виднелся краешек огромного лесного океана.

  6

  По небу разливалась лазурь, и брызги утренней росы искрились под первыми
лучами солнца всеми цветами радуги. Данила безрадостно взглянул на
блистающее зарево. Пэра он не нашел, и тревога, смешавшаяся с тоской и
болью, прокралась в самую глубину сердца, заставляя его сжиматься, стоило
только задеть воспоминания. Жесткие слова отца, произнесенные на прощание,
его насмешка над жизнью, цинизм, с которым излагалась история эксперимента
- все вызывало у Данилы приступы отчаяния.
  Волк брел по высокой траве, опустив массивную голову, и гроздья росы,
сорванные ветром со стеблей, оседали на покрытой грубой шерстью морде.
Собаки плелись позади, усталые и понурые, поглядывая на хозяина
страдальческими черными глазами.
  Миновали неглубокий овраг. Данила потрепал своего "коня" по ушам,
неизменно поднятым торчком, и оглянулся на Аполлона и Артемиду.
  - Умотались?
  Собаки вяло завиляли хвостами. Гаюнар вздохнул. Он и сам чувствовал, что
силы тают с каждой минутой.
  - Эй, Волк, что там говорит твой встроенный штурман? Долго еще?
  Рожденное Стихиями существо слегка повернуло голову к наезднику. Гаюнар не
рассчитывал услышать от него какой-либо ответ, и вздрогнул от
неожиданности, когда в сознании всплыл четко сформулированный
навигационный масштаб.
  - Пэр?
  Данила приподнялся, озираясь.
  "Жизнь", - подсказало то же нечто внутри.
  Остудив волнение, Гаюнар различил уже испытанные однажды ощущения. Точно
так же он чувствовал жизнь мышонка, с которым общался вчера на крыльце
усадьбы. На этот раз вместилищем Стихии был Крылатый Волк, облаченный в
форму серого хищника.
  После короткого отдыха компания тронулась дальше. Ветер изменился, и
вскоре к свежести расцветающего утра примешался какой-то неприятный запах.
Данила, вероятно, не скоро обратил бы на него внимание, но Волк
остановился, напрягся, как перед броском, и вдруг по полю раскатился
низкий грудной вой. Собаки шарахнулись в разные стороны.
  - Ты что? Что с тобой? - растерялся пилот.
  Далеко над лесом мелькнула черная тень.
  - Что там стряслось? - Данила дернул Волка за холку. - Это был Грег-Гор?
Ты, форма существования, ответишь ты что-нибудь, наконец?!
  Конкретного образа он не добился, но пришествие беды было очевидно. Не
дожидаясь команды, Волк помчался во весь опор. Не прошло и пяти минут, как
лощина, казавшаяся бесконечно далекой, возникла из-за холма. Первое, что
бросилось в глаза Гаюнару, был дым, вившийся над отцовским домом. Запах
гари кружился в воздухе, медленно распространяясь по всей округе. На
некогда пустынном дворе скучились оседланные кони, у крыльца мелькали
силуэты людей.
  - Какого дьявола! - воскликнул пилот. - Вперед! Вперед!
  Он хлопнул зверя по спине. Тот подчинился, но если бы Данила не был так
возбужден, он "услышал" бы голос Жизни, призывающий к осторожности.
  Волк ворвался в ворота. Лошади с очумелым ржанием взвились на дыбы,
затрещала дряхлая деревянная коновязь, и объятые ужасом животные понеслись
в поле. Раздались испуганные крики людей. Гаюнар соскочил на землю и
бросился на крыльцо, на бегу доставая пистолет. Он совсем забыл, что
техника и оружие без Игры мертвы в этом Мире.
  - Серафима! Оливул!
  Дорогу преградили короткие стальные клинки. Вид вооруженных ратников в
легких кольчугах и кожаных латах заставил Данилу опомниться. С
непростительным опозданием он обнаружил значительный численный перевес
противников. Пять рослых мужчин с мечами наголо впереди, еще столько же
сзади, и группа лучников возле распахнутых ворот конюшни. Короткая команда
взорвала секундное замешательство обеих сторон, не оставив времени на
раздумья. Гаюнар чудом избежал удара палицы и, перепрыгнув через шесть
ступенек, оказался на земле. Над ним пронеслась тяжелая тень. Вопли ужаса
потонули в волчьем рыке, и к пилоту под руку откатилась оторванная голова.
  - Волк! Нет! Не убивай! - выкрикнул Данила, вскочил и подхватил чей-то меч.
  Свистнула стрела. Лучник целился в чудовище, но промахнулся. К общему шуму
присоединился собачий лай. Псы, отставшие от хозяина в поле, ворвались в
ворота.
  - Аполлон! Артемида! В лес!! - что было сил заорал им Гаюнар. - Волк, в
лес!
  Ратники кинули