ейтенант почувствовал, что  она  заметила  его
взгляд  -  носогубные  складки  стали  резче.  Ей  не  хочется,  чтобы  он
догадался, как она устала. Белазир вообще не любит  признаваться  в  своих
слабостях. Он подтянулся, расправил плечи и сказал:
     - Ничего особенного. Никаких новых сведений о смерти делизийца.  Один
из братьев-легионеров пропустил заступление на пост во вторую смену.
     - Ты с ним разобрался?
     - Да, я нашел ему замену. Воин в течение десятицикла не будет  стоять
в карауле.
     - Имя?
     - Фастауд. Третий зал.
     - Знаю его. Слизняк. В Джеле его даже не  подпустили  бы  к  легиону.
Возможно, его даже выгнали оттуда.
     - Нет, - возразил Дахар. Белазир заинтересовала его. Она была слишком
стара, чтобы командовать легионами сестер, в Джеле ей  давно  пришлось  бы
стать  матерью-легионером,  пока  она  еще  годилась  для  этого.  Как  он
догадывался, ей претила сама мысль об этом - то ли от  того,  что  она  не
выносила бездействия, то ли оттого, что ненавидела беременность. Во всяком
случае, она пришла в Эр-Фроу, где неожиданно стала главнокомандующей.
     Проницательная,  беспристрастная,   сдержанная,   Белазир   оказалась
замечательным  командиром.  В  расстановке  постов  или   при   подготовке
кадрового состава не забывала ни одной, даже самой незначительной, детали.
Дахару это нравилось.
     Когда Белазир изредка бросала взгляд на двойную спираль на его плече,
он думал, что она лучше, чем другие, понимает, почему он ее носит и  какой
ценой заслужил это отличие. Хотя, может быть, он ошибался.  За  дверью,  в
сумраке  коридора,  терпеливо  дожидалась  сестра-легионер   -   любовница
Белазир. Дахар отметил, что, когда он проходил  мимо,  она  посмотрела  на
него неприязненно. Неужели Белазир тоже относится к нему враждебно?
     - Фастауд хуже других, - продолжала командующая.  -  Да  и  без  него
здесь хватает никуда не годных вояк. Слишком  молоды,  недисциплинированны
или плохо тренированы. Чувствуется их чужеземное происхождение. В Джеле из
них бы сделали настоящих бойцов.
     - Наверное, командующей неизвестно, - спокойно  проговорил  Дахар,  -
что я тоже чужеземец.
     - Ты?
     - Да, я из Анлы.
     - Не знала, - Белазир с любопытством посмотрела на лейтенанта.  -  Ты
похож на настоящего джелийца, на командира легиона...
     - А не красно-синего, - закончил за нее лейтенант.
     Белазир мельком глянула на его плечо. Дахар, внимательно  наблюдавший
за главнокомандующей, уловил  легкую  неприязнь  и  вежливую  попытку  эту
неприязнь скрыть. Неприязнь была ему знакома, а вот вежливость встречалась
редко,  особенно  среди  воинов  Эр-Фроу.  Им  не  нравилось,  что  первый
лейтенант носит на плече двойную спираль.  Никто  не  отваживался  роптать
открыто,  да  и  случая  не  было.  Дахар,  во  всяком  случае  внешне,  с
безразличием относился к тому, что о нем думают.
     - Ты родился в Анле? - переспросила Белазир.
     - Нет. Моя мать командовала там легионом.
     Командующая  не  стала  задавать  вопросов,  которые  на   ее   месте
интересовали бы любого другого: "Тогда  почему  такой  сильный  и  опытный
легионер, как ты, связался с красно-синими? А правда,  что  ты  вскрываешь
тела легионеров, которых не можешь вылечить, а потом сжигаешь их бесславно
изуродованные трупы? И ты не гнушаешься  черной  магии?  Неужели  жрецы  и
впрямь пьют человеческую кровь?"
     Главнокомандующая не спросила об этом, и  уважение  Дахара  возросло.
Она не потребовала объяснений, которые все равно не смогла бы  понять,  не
засыпала наивными  вопросами  и  презрительными  насмешками,  которые  ему
приходилось слышать сызмальства: "Конечно, только  настоящие  бойцы  имеют
право касаться раненого легионера. Этим не должны заниматься горожане.  Но
ни один легионер, помогающий больным и раненым, ни один  легионер,  давший
обет облегчать боль, не может сражаться с той же яростью, как тот, кто  ее
только  причиняет.  Где-нибудь  да  и  проявится  мягкость,  расслабляющая
доброта - и эта слабость может погубить меня на  поле  битвы.  Я  не  хочу
сражаться под предводительством жрецов-легионеров. Я избегаю их".
     Путь от "избегаю" до "презираю" не длиннее, чем  первый  взмах  ножом
жреца. И смерть в конце пути.
     Ребячество. Боль. Слепота.  Слепота  охотника,  не  понимающего,  что
кридог,  отвергнутый  собственной  стаей,  становится   намного   опаснее.
Преодолеть  ее  мешало   что-то   подсознательное,   какое-то   молчаливое
отвращение к человеку, способному хладнокровно копаться ловкими пальцами в
растерзанных, беспомощных телах своих товарищей...
     Белазир провела рукой по  лицу.  Морщины  под  глазами  на  мгновение
разгладились; цветом ее кожа напоминала старую шкуру джонкиля.
     - Глупо недооценивать делизийцев, - продолжала  главнокомандующая.  -
Их удел - подлость и предательство, любой из них  не  задумываясь  продаст
собственную любовницу, но в сражении они  превращаются  в  демонов,  а  уж
когда появляется возможность грабить и насиловать... В Эр-Фроу  среди  них
особенно много подонков.
     "Как и у нас", - подумал Дахар и спросил:
     - Ты не ожидаешь открытого нападения?
     - Нет. Делизийцы либо нападают сразу, либо таят и копят злобу. У  них
нет дисциплины. В этом их слабость, но она может  обернуться  силой,  если
командир догадается направить их ярость в нужное русло. Калид способен  на
это. Я слышала от сестры-легионера, которая ходит в одну группу с ним, что
у Калида хорошо подвешен язык. При помощи слов можно управлять людьми.  Но
я не думаю, что они решатся на открытую драку.
     - Или на отчетное убийство джелийского легионера.
     - Да. Мне кажется, так. Да и едва ли это у них получится.
     - Я сегодня спросил геда, какое наказание повлечет убийство.
     Белазир отняла руку от подбородка. Ее глаза сузились в щелочки.
     - Прежде чем обратиться  к  геду  с  этим  вопросом,  ты  должен  был
спросить разрешения.
     - Прошу прощения, командующая. К слову пришлось.  Во  время  обучения
Знанию. Он ответил: "Нам пока не до вас".
     - Не совсем ясно. - Белазир задумалась.
     - Да. Правда, он говорил о магнетизме. Трудно сказать, может, намекал
на какие-то тонкости в физических законах и в законах гедов.
     Дахар почувствовал, что Белазир не поняла ни слова. Слово "магнетизм"
прозвучало здесь, в этой комнате, странно.
     - Как ты думаешь, почему они сразу не покарали нас за убийство?  Этим
они ослабляют дисциплину.
     - Мне кажется, они выжидают.
     - Ради чего?
     - Не знаю. Возможно, хотят посмотреть, как будут развиваться события.
Они ведь признались, что изучают нас.
     - И все-таки, что они сделают, когда решат нас наказать?
     Дахар  помолчал,  потом  медленно,   стараясь   сохранить   на   лице
равнодушную мину, обронил:
     - Могут изгнать всех из Эр-Фроу.
     - Ты действительно так думаешь? - встревожилась Белазир.
     - Нет.
     - Почему нет?
     - Для этого нет серьезных причин.
     - Мне кажется, слово "изгнание" здесь не подходит, лейтенант. Эр-Фроу
- не Джела.
     - Командующая забывает, что я не из Джелы.
     - Я ничего не забываю. - Она оценивающе  посмотрела  на  него  своими
черными глазами. - Мне говорили, что во время обучения ты проявил  большой
интерес к игрушкам гедов, Дахар.
     Вот когда наконец стало ясно, что и Белазир ему не  доверяет.  Только
повод другой. Дахар почувствовал укол разочарования, но постарался  скрыть
свои чувства и спокойно возразил:
     - Это дань вежливости, которую я считаю обязательной по  отношению  к
гедам.
     - Да, но отбросим вежливость. Тебя интересуют сами игрушки?
     - Да, главнокомандующая.
     - Почему? Они достойны внимания?
     Искренняя заинтересованность Белазир удивила его.
     - Да.  Некоторые.  Многое  из  того,  что  они  знают,  мы  могли  бы
использовать.
     - Я думаю, - проницательно заметила Белазир, - твой интерес не только
практического толка. Ты хочешь  знать  просто  потому,  что  стремишься  к
знанию.
     Дахар ничего не ответил.
     - Берегись, лейтенант. В первую очередь ты должен быть предан  Джеле,
независимо от того, чужеземец ты или нет.
     Гнев вспыхнул за мгновение  до  того,  как  Дахар  осознал,  что  это
полуоскорбление -  намеренное.  Пробный  надрез,  чтобы  выяснить  глубину
нарыва, узнать, сохранилась ли преданность Джеле под двойной  спиралью  на
его плече.
     - Моя преданность всегда принадлежала Джеле, командующая, - церемонно
заявил Дахар.
     Она улыбнулась и пальцем смахнула что-то с ресниц.
     - Я удовлетворена, лейтенант. Можешь идти.
     Дахар вскинул в салюте оба кулака.
     Сестра-легионер  все  еще   ждала   в   коридоре.   Она   почтительно
отсалютовала лейтенанту, но он заметил,  как  напряглись  уголки  ее  губ,
заметил взгляд, брошенный украдкой на его эмблему.


     Выйдя из зала, лейтенант скользнул в темноту, чтобы еще раз проверить
посты. Убедившись, что все  в  порядке,  он  не  сразу  отправился  в  зал
братьев-легионеров. Спать  не  хотелось.  Он  в  сомнении  остановился  на
дорожке; из темноты доносились запахи колючего  кустарника  и  серебристых
колокольчиков. И тут он почувствовал странное волнение.
     Купол над городом никогда не казался  абсолютно  темным.  На  нем  не
горели ни звезды, ни луны, и все  же  он  слабо  светился  "ночью".  Ветви
деревьев раскачивались на его  фоне,  серые  тени  скользили  по  стволам.
Настоящая темнота наступала только в жилых комнатах.
     Дахар уже почти решил направиться в сторону здания, где один  коридор
был отведен проституткам. Проститутка доставила бы ему несколько мгновений
физического облегчения, но он знал, что потом странное волнение  возникнет
снова и станет еще сильнее. Он вспомнил улыбающиеся губы  и  пустые  глаза
СуСу, ее плохо скрытое желание поскорее остаться одной. Крошечная девушка,
больше похожая на куклу, хорошенькая, но такая же никчемная, как и все  ее
товарки. Нет, ни СуСу, ни любая другая жрица любви ему не нужна. Но  тогда
что же ему нужно? В нем росла какая-то неизведанная тяга к тому,  чему  не
имелось названия. Она поднималась из глубины его души, а не только тела, и
ничьим насмешкам или презрению не  дано  было  подавить  это  чувство.  Он
страстно желал чего-то. По сравнению с этим неукротимым  желанием  познать
неведомое,  недоверие,  которое  испытывали  к  нему  легионеры   и   даже
главнокомандующая,  что  очень  его  раньше  огорчало,   казалось   теперь
пустяком. Он понял,  что  ближе  всего  подошел  к  удовлетворению  своего
желания, когда присоединился к Мастерам  Двойной  Спирали,  учился  у  них
искусству исцеления больных, по крупицам, словно гальку на морском берегу,
собирая знания. Но те знания не могли  утолить  безымянного  стремления  к
чему-то.
     Сеть постов, конечно, была надежна, но все  же  не  настолько,  чтобы
Дахар не смог проскользнуть сквозь нее, когда хотел. Он опустился на траву
и начал пробираться мимо караульных к Дому Обучения.



                                    16

     Стук в дверь давно прекратился, а она все никак не могла  поверить  в
наступившую тишину.
     Лежа на подушках со стиснутыми кулаками, СуСу слушала, как  легионеры
снова и снова принимались дубасить в дверь. Сначала одним  кулаком,  потом
обоими. Удары становились все тяжелее, толстая дверь  из  врофа  заглушала
их, но не совсем. Она слышала каждый удар. Каждый. Затем удары участились,
напоминая грохот марширующего легиона. Они развлекались. Но когда ни  один
легионер так и  не  вышел  из  ее  комнаты,  чтобы  объявить  нетерпеливым
собратьям, что путь свободен, наступила короткая  пауза.  А  потом  в  ход
пошли не только кулаки, но и башмаки. За дверью неистовствовали по крайней
мере два брата-легионера. От каждого удара  СуСу  вздрагивала,  словно  от
тяжелых толчков их плоти внутри себя. Но к двери так и не подошла.
     А потом наступила тишина.
     Она ждала, что странный вкрадчивый  голос  снова  примется  колоть  и
язвить ее - "ты можешь не делать этого в  Эр-Фроу,  ты  можешь  не  делать
этого здесь, в Эр-Фроу", - но она сама не отперла дверь, и голос так и  не
возник в ее мозгу.
     В комнате воцарилась восхитительная тишина.
     Доводилось  ли  ей  когда-нибудь  слышать  такую   тишину?   Никогда.
Просыпаясь в холоде кромешной тьмы Третьеночи на улице проституток,  СуСу,
уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что  не  должна  лезть  в  теплую
материнскую постель,  слушала  другую  тишину.  Внезапно  начинал  стонать
ребенок,  раздавались  нетвердые  шаги  по  аллее,  звучало   приглушенное
хихиканье матери, казавшееся хуже, чем плач. Девочка  думала,  что  тишина
похожа на ужас, и пряталась, чтобы никто не нашел  ее.  Но  звуки,  словно
свора  гончих,  настигали  СуСу  везде,  а  тишина  казалась   ужаснее   и
безнадежнее звука.
     Теперь же тишина была обволакивающей,  обманчивой.  Вкрадчивый  голос
каким-то образом превратился в тишину, но СуСу не боялась  ее.  Она  долго
лежала, размышляя об этом. Эр-Фроу исцелил ее от язв,  и  он  же  каким-то
образом избавил ее от мучительного голоса, подарив ей эту ласковую тишину.
Или, может быть, это тишина избавила ее от обоих: от голоса и от нарывов.
     Удары в  дверь  прекратились.  Братья-легионеры  ушли.  Никто,  кроме
Фалональ, еще одной проститутки, не мог открыть ее  замка.  Никто  не  мог
войти в комнату, и СуСу почувствовала себя счастливой.
     В комнате было тепло, можно спать раздетой, но она не  стала  снимать
тунику и даже натянула на себя одеяло, сделанное из  подушек.  Как  хорошо
спать одной! Вокруг клубилась, убаюкивая, теплая, темная, сладкая  тишина.
СуСу уснула.
     - Ты что, никого не впустила к себе этой ночью? - спросила  Фалональ,
нагоняя СуСу, когда та направлялась по дорожке к Дому Обучения.  День,  по
обыкновению, стоял теплый и пасмурный.
     - Нет.
     - У тебя было кровотечение?
     - Нет, - ответила СуСу. Она шагала, слегка наклонив  голову,  босиком
по чистой серой дорожке из врофа.
     - Почему ты так поступила? Мы с Джамилой  не  в  состоянии  обслужить
всех желающих.
     - Придется, - мягко  проговорила  СуСу.  -  Я  не  хочу  больше  быть
проституткой.
     - Ты в своем уме? - уставилась на нее Фалональ.
     - Я бросила.
     - Б_р_о_с_и_л_а_?
     - Меня остановили, - сказала СуСу и замерла,  ожидая  услышать  тихий
вкрадчивый голос. Но он не появился.
     - Кто остановил?
     - Меня  остановили,  -  повторила  СуСу,  слегка  улыбнувшись,  затем
исподлобья взглянула на Фалональ. Темные, слегка запавшие  глаза  спутницы
превратились в узенькие щели. У нее была смуглая, загорелая кожа, хотя она
почти не бывала на солнце, и круглый, выдающийся подбородок,  напоминавший
выступающий из земли камень.
     - Ты не можешь бросить свое ремесло.
     СуСу промолчала.
     - Ты не  сделаешь  этого,  потому  что  ты  проститутка.  -  Фалональ
нахмурилась, резко рассмеялась и снова нахмурилась. - Думаешь, это легко?
     - Здесь мы сыты,  Фалональ,  и  нам  тепло.  Я...  бросила,  -  почти
неслышно повторила она.
     - Тебе не позволят, - сердито возразила  Фалональ.  -  Что  прикажешь
делать легионерам, если все проститутки захотят бросить свое занятие?  Они
не позволят тебе!
     - Мне позволила тишина.
     Фалональ уперлась руками в  бедра  и  изучающе  посмотрела  на  СуСу.
Уголки ее губ опустились, подбородок, казалось, стал еще тяжелее.
     - Чем ты лучше нас с Джамилой?
     - Но вы тоже можете бросить.
     - Да ты и вправду сошла с ума! - вскричала Фалональ.
     Громкое восклицание привлекло Джамилу, которая шла по дорожке  следом
за ними.
     - В чем дело?
     - СуСу больше не хочет быть проституткой.
     Джамила, хорошенькая, пухленькая,  с  голубыми  камешками  в  изящных
ушках, вопросительно взглянула на СуСу.
     - Почему?
     СуСу пожала плечами.
     - Что это тебе взбрело в голову?  -  искренне  удивилась  Джамила.  -
Здесь платят больше, чем в Джеле.  И  клиентов  столько,  сколько  сможешь
обслужить. Сегодня ночью я приняла двенадцать легионеров.
     - Вряд ли они позволят тебе бросить, - вставила Фалональ.
     - Но почему ты не хочешь? - настаивала Джамила.
     СуСу ничего не ответила ни той, ни другой, отвернулась и зашагала  по
дорожке. Ей вдогонку донеслось злобное шипение Фалональ:
     - Ты проститутка, СуСу,  _п_р_о_с_т_и_т_у_т_к_а_.  Ты  из  такого  же
теста, что  и  мы  с  Джамилой.  Не  воображай,  будто  ты  одна  из  этих
чистюль-сестер. Я-то знаю тебе цену!
     СуСу  промолчала.  Войдя  в  Дом  Обучения,  она  отыскала   комнату,
помеченную красным  кружком,  и  уселась,  как  всегда,  в  дальнем  углу,
стараясь занимать как можно меньше места. Голова ее привычно опустилась, и
СуСу осталась в одиночестве  на  спасительном  островке.  Она  не  слышала
разговоров. Тишина - обволакивающая, темная - нежно плескалась о берег  ее
новой жизни.
     Сегодня в Доме Обучения не раздавался стук игральных костей. Никто не
торговался, не шептался, не подпирал  лениво  стены.  Кадровые  военные  и
солдаты стояли, угрюмо глядя друг на друга, за поясами у них  поблескивали
джелийские ножи, делизийские дубинки с двумя зубцами и  кинжалы  гедов  из
тусклого врофа. Горожане скучились в углу и молчали. Только огромный белый
варвар пассивно и отрешенно сидел, как всегда, в центре,  моргая  большими
розовыми глазами. Он смотрел на геда. Знает ли гигант о сапожнике или  его
ничто на свете не интересует? - подумала Эйрис, усаживаясь на  свое  место
на делизийской половине, поближе к геду, за первый  стол.  На  этом  столе
чужак  показывает  разные  предметы  и  материалы  и  рассказывает  об  их
свойствах. Это лучшее место в зале. Отсюда все  видно  и  удобно  задавать
вопросы. Однако оно ближе всего и к джелийцам...  но  Эйрис  старалась  об
этом не думать.


     Взгляд Эйрис остановился на Граксе, к горлу вдруг подступил комок.
     "Если людей выгонят из Эр-Фроу..."
     Гракс взмахнул рукой, и крышка стола растаяла, уступив место  другой,
на которой лежали уже знакомые предметы. Гед на них даже не  взглянул.  Он
рассматривал лица людей, а когда открыл рот,  начиная  беседу,  в  воздухе
внезапно разлилось напряжение,  и  Эйрис  послышалось,  что  сзади  кто-то
судорожно втянул в себя воздух сквозь сжатые  зубы.  Упомянет  ли  гед  об
убийстве? Что он скажет?
     - Это не медь, - произнес Гракс. - Поток  электронов  будет  течь  по
этому веществу гораздо быстрее, чем по меди.
     Он не  собирался  говорить  об  убийстве!  Эйрис  почувствовала,  что
вот-вот упадет. Она взглянула налево - лицо командира делизийцев потемнело
от гнева.
     - Эта проволока, - продолжал Гракс, - изготовлена из  особого  сплава
при очень высокой температуре. -  Больше  он  ничего  не  добавил  -  геды
никогда не открывали секретов своей технологии, а только приводили  факты,
отвечали на вопросы. И все.
     Все сидели неподвижно. Пауза затягивалась.  Ни  новая  проволока,  ни
другие предметы не спешили исчезнуть со столов в складках  джелийских  или
делизийских туник. Гракс ждал вопросов, а Эйрис снова  подумала,  что  это
терпеливое ожидание куда необычнее, чем три глаза. Гед мог  ждать  часами,
мог провести в  Доме  Обучения  целый  день,  не  сказав  ни  слова,  пока
кто-нибудь не заговорит. Но должен  же  он  понимать,  что  сегодня  людей
волнует совсем другое, они  хотят  знать,  каким  будет  суд  гедов!  Геды
определили законы, а законы подразумевают наказания.  Хотя,  как  заметила
Эйрис, в других городах часто творилось беззаконие.
     Когда  молчание  стало  невыносимым,  делизийского  командира   вдруг
прорвало:
     - Джелийский мерзавец убил делизийца.
     Ножи выскользнули из-за поясов.
     Гракс повернул голову, чтобы взглянуть на  говорящего.  Такое  с  ним
редко случалось. Обычно он смотрел только на тех, кто интересовался наукой
гедов. Он произнес спокойно, как в пер