параде.
   Колонну  вел  отряд  гвардейских  следопытов.  За  ними  шагала  тысяча
наемников. Землю Ос не охранял  никто,  кроме  Гвардии,  однако  здесь,  в
Лесистых Горах, держали корпус солдат, состоящий в основном из ольтомарцев
и приграничных разбойников. За  ольтомарцами  следовали  пятнадцать  сотен
пехоты рекрутов - каждое село, служившее Кругу, обязано было поставлять  в
эти отряды молодых мужчин. Дальше двигались обозы - телеги, которые тянули
волы, и собачьи тобогганы. Потом перед  глазами  Дорона  прошел  следующий
отряд.  Небольшой,  но  страшный.  Семьдесят  собачаров,  ведущих   боевых
волкодавов - могучих, черных, с огромными мордами и  мускулистыми  лапами.
Собаки шли тихие и спокойные, стоило одной  из  них  дернуть  поводок  или
заворчать, и собачар тут же увещевал ее спокойным, даже  ласковым  словом.
Могучее животное сразу же успокаивалось, выполняя просьбу поводыря.
   За собачарами двигались шесть сотен  сьени,  рабов  Города,  выращенных
непонятным Дорону образом так,  что  они  жили  в  полной  убежденности  в
справедливости  своего  подчиненного  положения.  Они  образовывали  силу,
может, не лучше всех вышколенную, однако, получив приказ  биться,  погибли
бы как один, защищая каждую пядь земли.
   Лишь за ними двигалось ядро армии  -  пятьсот  гвардейцев,  сила,  явно
поддерживаемая и укрепляемая Землею Ос. Рослые,  могучие,  в  желто-черных
куртках, обвешанные оружием  и  амулетами,  в  ивовых  касках,  они  резко
отличались от остальных подразделений. Вел их слепой  Ведущий,  маленький,
может, семилетний мальчонок, ритмично бьющий в висящий на  поясе  барабан.
Так они и шли, ряд за рядом, гордые и непобедимые.
   Замыкали колонну двадцать следопытов с  собаками.  Вскоре  они  окружат
армию живым кольцом, вылавливая шпионов и предупреждая о нападении.  Армия
шла быстро, и Лист знал, что если продолжит поход к  Кругу,  то  может  не
успеть в Дабору. Поэтому и решил повернуть.


   На следующий день работа началась еще до  рассвета.  Во  время  первого
перерыва получили по миске  теплого,  хоть  и  жидкого  супа.  В  обед  им
позволили передохнуть подольше. На этот раз они могли набить животы  кашей
- конечно, холодной и без жира.
   Очередной перерыв наступил совершенно  неожиданно.  К  берегу  как  раз
пристал новый сплав, около тридцати плотов  из  могучих  буковых  стволов.
Магвер  метался  как  угорелый.  Внезапно  со  стороны  торговой  пристани
послышались крики. Гул возбужденных голосов  нарастал  с  каждой  минутой.
Из-за  поворота  вышли  несколько  человек,  окружающих  мужчину,   что-то
осторожно несущего в руках. Что-то маленькое, нежное, живое.
   Все прервали работы. Устремили любопытные взгляды  в  сторону  странной
группы. Магвер отер рукой воду,  стекающую  с  волос  на  глаза.  Это  был
голубь. Только головка и хвост птицы выглядывали из ладоней мужчины, но  и
этого было достаточно, чтобы увидеть измазанные кровью перья.
   - В чем дело? - Командир стражников подошел к людям. - Что за птица?
   - Голубь, -  глуповато  улыбнулся  мужчина.  -  Странный  какой-то,  со
шнурком на лапке, вот. - Он подсунул руки  под  нос  солдату.  Неосторожно
раскрыл ладони. Голубь резко рванулся и взмыл в небо.
   - А, чтоб тебя! - выругался мужчина, беспомощно махая руками, но  птица
была уже слишком  высоко.  Однако  она  била  крыльями  неровно.  Какое-то
мгновение планировала, но тут же  упала,  свалившись  в  песок  на  обрезе
заводи. Первая волна лизнула ее окровавленные перья.
   К голубю бросились и несший его мужчина, и стражник,  и  стоящие  ближе
других узники. Магвер  не  шевелился,  глядя,  как  они  толкаются  вокруг
бьющейся на песке птицы. Видел, как солдат хватает раненого голубя и одним
движением руки скручивает ему шейку. Теперь птица уже никуда не улетит, да
важна и не она, а то, что она несет на лапке. Письмо.
   Почтовый голубь бана. Уже в  самом  начале  своего  странствия  голубь,
видимо, столкнулся с каким-то охотником  -  соколом  или  ястребом.  Вышел
живым, но, будучи ранен, попал в лапы людей. И здесь окончился его полет.
   Магвер еще некоторое  время  смотрел  вслед  уходящему  стражнику,  но,
услышав крики стражей и первые удары бичом, взялся за работу.  Однако  все
время думал о птице. Голубь, выпорхнув с руки  мужчины,  летел  на  запад,
туда, где Гвардия, а не на север, к Увенге. Возможно, страх,  усталость  и
смертельная рана привели к тому, что он перепутал направление. Возможно...
Но это голубь почтовый, они, даже уходя от сокола,  придерживаются  своего
направления. Этот летел к северу. Почему?


   Обратный пусть утомил Дорона гораздо  больше,  чем  поход  к  Кругу.  И
неудивительно. Правда, шел он чуть более короткой дорогой,  но  торопился.
Вначале пришлось обходить Гвардию так, чтобы собаки следопытов не  поймали
след. Потом обогнать армию. Это было не так просто, как он думал  вначале.
Армейская колонна шла по тракту,  он  же  продирался  через  лес.  Солдаты
Города были сытыми и отдохнувшими, а он шел уже долго и мало спал. Если бы
не телеги с довольствием, тащившиеся  в  центре  колонны,  он  мог  бы  не
успеть. Но почему  ядро  армии  приспосабливалось  к  обозу?  По  той  же,
вероятно, причине, по которой и оттягивался выход. Гвардейцы  не  знали  о
бунте от бана. Возможно, птицы погибли по дороге. Ведь их поджидала  масса
опасностей - и стрелы людей, и когти ястреба, и  осенние  бури.  Так  что,
возможно, голуби просто не добрались до Комы. Либо... После того,  что  он
раньше услышал от Магвера и увидел сам, можно было поверить во что угодно.
Бан не вызывал помощи. Такое выжидание могло пойти ему на пользу.  Гвардия
тоже не сразу вышла на помощь,  а,  покинув  Круг,  двигалась  значительно
медленнее, чем могла бы. Неужто и бан, и Гвардия выжидали, пока  восстание
организуется, окрепнет? Возможно, да,  возможно,  все  они  хотели,  чтобы
возмутители  спокойствия  собрались  в  одном  месте.  После   того,   как
повстанческая армия будет разгромлена, сердца оробеют. В этой борьбе падут
Шепчущие, их помощники и пособники. Могло быть и так...
   Но могло и иначе. Бан ведет свою игру. Оттягивает вызов  помощи,  ждет,
пока бунт наберет силу. Может...  Может,  рассчитывает  на  победу  белых.
Тогда, подготовившись заранее, введя в ряды бунтовщиков своих  людей  типа
Острого,  он  сможет  подмять  под  себя   все   Лесистые   Горы.   Смелое
предположение. А  предварительно  он  намерен  обескровить  и  Гвардию,  и
повстанцев. Ослабив и тех, и других, он увеличит свою силу. Возможно... Но
ведь Гнездо в состоянии свергнуть власть бана точно так же,  как  весенний
вихрь валит прогнившие деревья. Достаточно Черной Владычице  прислать  две
тысячи Шершней. Да, только у Гнезда, уничтожившего бана,  не  найдется  на
его место никого, чтобы управлять Лесистыми Горами. Чтобы  подчинить  себе
этот край, у Черной Владычицы достаточно бойцов. Однако солдаты нужны и  в
других  подчиненных  землях,  а  здесь  необходимо  поставить  верного   и
беспрекословно выплачивающего дань слугу. Так что скорее всего Гвардия  не
станет свергать власть бана. Но может ослабить его положение. При этом бан
в состоянии обороняться в Горчеме  долго,  но  не  до  бесконечности.  Чем
скорее призрак поражения заглянет ему в  глаза,  тем  покорнее  он  примет
помощь Шершней.
   Эти дни помогли Листу понять, насколько сложная  игра  ведется  вокруг.
Хоть он не видел ее цели и не знал  силы  игроков,  но  понемногу  начинал
разбираться в правилах. Финалом игры будет  бой.  И  смерть  бана.  И  его
собственная смерть.


   Бегство Магвер наметил на вечер. Ничего особо умного он не придумал, да
и не было к тому случая. Из тюрьмы не убежишь - стены слишком  толстые,  а
наверху стражники. В течение дня тоже, пожалуй, не удастся - ведь  работал
он на  открытом  пространстве,  у  пристани  толкалось  множество  народа.
Оставалось два пути - либо утром, когда идут на работу,  либо  в  сумерках
сразу по ее  окончании.  Селезень  предлагал  бежать  утром,  надо  только
дождаться рассвета, а потом смешаться с толпой даборцев. Агьяг предпочитал
бежать вечером. Правда, говорил он,  в  это  время  они  будут  усталые  и
замерзшие после целого дня работы, зато у них впереди будет целая ночь  на
то, чтобы подальше убежать и замести следы. Все решил голос Магвера. Он не
хотел оставаться в городе, намеревался добраться до лесного укрытия Дорона
и там ждать возвращения Листа,  а  выбираться  из  Даборы  удобнее  ночью.
Решили сбежать перед самым концом работы. Стражники  и  погонялы  к  этому
времени уже утомлены, не так строго присматривают за узниками. Как  знать,
при толике удачи, может, удастся и пристань покинуть незамеченными?
   Они начали этот день, думая только  о  бегстве.  У  воды  разошлись  по
разным группам. Если работать вместе, пришлось бы вкалывать как все  -  на
каждого падало определенное количество стволов для  перекидки.  Сейчас  же
можно было немного потянуть, меньше сил тратить на  перетаскивание  мокрых
стволов. При этом они нарывались не только на удары надзирателей, но и  на
то, что вечером друзья по несчастью захотят их  поколотить.  Этого  Магвер
боялся даже больше, чем нескольких кровавых  полос  на  спине.  Оставалось
надеяться на то, что ночь он уже проведет не в камере.
   В обед он съел еще больше каши, чем вчера.  Знал,  что  полный  желудок
мешает работать, но удержаться не мог. Как знать, когда  доведется  поесть
снова?
   Солнце уже пряталось за деревьями, бросая легкий отсвет на  поверхность
затона. Зажглись первые костры, вокруг  которых  рассаживались  стражники.
Зато оставшиеся надзиратели чаще стреляли бичами над головами  работающих.
Небо было чистым, без единой тучки. Это хорошо,  потому  что  лунный  свет
облегчал бегство. И плохо, потому что он же поможет и преследователям.
   Наконец солнце опустилось за край мира.
   Именно в тот момент, когда последний красный отблеск исчез за  дальними
деревьями, Магвер подумал о Селезне и Агьяге. Ведь они договорились бежать
сразу, обговорили все, решили, что вместе попытаются  уйти  от  городовых.
Только в этом не было смысла. Все-таки одному человеку легче укрыться  под
помостом и плотами, одного тьма укроет легче.
   Он  увидел  плывущие  по  течению  бревна.  Связанные  веревками,  они,
вероятно, оторвались от какого-то плота,  а  в  темноте  сплавщики  их  не
заметили.  Узкая  длинная  тень  на  дрожащей  поверхности  воды  медленно
двигалась в свете отражающихся в реке факелов. Немного  рановато  подоспел
случай, но кто знает, может, это именно знак, приглашение?
   Магвер осмотрелся. Несколько стражников на берегу,  двое  на  ближайшем
помосте. В его сторону  они  не  глядели.  Поблизости  работало  несколько
узников - они погружались по грудь в воду и толкали плоты к  берегу.  Если
нырнуть, может, не увидят - ну,  одной  тенью  меньше  среди  беспорядочно
разбросанных плотов с бревнами.
   Два бревна вскоре проплывут рядом с ним. Потом их не догнать.
   Селезень и Агьяг работали спокойно. Они  стояли  ближе  к  берегу,  чем
Магвер, повернувшись к нему спиной.
   Бревна приближались.
   Магвер набрал в легкие побольше воздуха и нырнул.
   Опустился ближе ко дну. Поплыл поперек течения. Река тянула его, как  и
бревна. Так что если как следует поработать руками, то  удастся  добраться
до них. Здесь, под водой,  он  не  видел  ничего.  Определять  направление
помогало течение реки, а расстояние -  запас  воздуха  в  легких.  Больших
усилий ему стоило удерживаться близко от  дна  -  он  не  мог  слишком  уж
нарушать спокойную поверхность воды.
   Видел он мало, но заметил четкую темную тень, двигающуюся над  головой.
Стало не  хватать  воздуха.  Магвер  последним  усилием  выбрался  наверх,
вынырнув совсем рядом с черными бревнами. Получилось! Получилось!
   Лишь немного  погодя  до  слуха  Магвера  дошли  первые  звуки.  Крики,
долетающие со стороны пристани,  мягкий  шум  реки.  И  шлепки.  Он  успел
обернуться,  чтобы  заметить  темный  продолговатый  корпус  лодки,   лица
перегнувшихся через борт людей и лопасть весла, нацеленную ему в голову.
   Его затащили на борт, а потом принялись  избивать.  Доплыв  до  берега,
выкинули на песок и продолжали бить.
   Потом он очень редко приходил в сознание.
   Его избивали.




        "ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРОРОЧЕСТВО"


        "21. УТРО"

   Город ждал.
   Если забраться на крышу стоящего на окраине дома или на высокое  дерево
и посмотреть на восток,  то  далеко  на  линии  горизонта  можно  заметить
струйки дымов, наклоненные  легким  ветром.  Это  дымы  лагерных  костров.
Именно там еще вчера вечером остановилась Гвардия.
   Линия воинов Гнезда упиралась в два пологих холма, растянувшись на  две
тысячи шагов. Перед ними раскинулось ровное травянистое поле - лучшего для
открытого боя невозможно себе представить.
   Войска  Белого  Когтя  стояли  на  границе  города.  Однако  видя,  что
противник не приближается, Шепчущий продвинул своих  людей  к  гвардейцам.
Казалось, обеим сторонам годился бой на открытой местности, а  не  упорная
борьба на улицах Даборы. Только в таком бою армия Гнезда  могла  полностью
реализовать силу и  дисциплинированность  своих  бойцов.  Бой  в  пределах
города означал разрушение предместий, уничтожение огнем жилищ, смертельную
опасность для женщин и детей. Конечно, в крайнем  случае  они  отступят  в
Дабору. Пока же предпочитали сойтись с врагом вдали от своих домов.
   Город опустел. Наиболее богатые купцы  и  ремесленники  отправили  свои
семьи в ближайшие села, за реку. Часть женщин собралась  на  тылах  армии.
Одни из любопытства, другие - чтобы помогать раненым. Остальные сидели  по
домам, присматривая  за  детьми  и  оберегая  имущество  -  они  опасались
грабителей, которые  сейчас  могли  безнаказанно  рыскать  по  опустевшему
городу. Лишь несколько патрулей курсировали по главнейшим улицам  столицы,
да и не для того, собственно, чтобы хватать грабителей, а ради обеспечения
безопасности гонцов, поддерживавших связь между полем брани и  осаждающими
крепость людьми Озына.
   Дабора в молчании ожидала своих избавителей  или  захватчиков.  Дорону,
шагавшему по пустой улице, было не по себе.  Обычно  здесь  царили  шум  и
говор, ежедневно потоки людей проплывали по торговым площадям, торговцы  в
голос  расхваливали  товар,  плакали  дети.  Сейчас  остался  только   шум
деревьев, птичий гомон да далекие переклички стражей.
   Весь предыдущий день Дорон провел,  скрывшись  в  сарае  неподалеку  от
предместья. Утром из города вышли почти все  подразделения,  оставив  пять
сотен для присмотра за крепостью. Это могло означать только одно  -  битва
начнется вскоре. Возможно, уже ночью, возможно, завтра утром.
   Дорон внимательно осматривал выходящие войска. Их было  много,  за  все
шестьдесят лет, прошедших после нападения каменев,  в  Лесистых  Горах  не
видели столь крупной армии. Многочисленной - да,  но  хорошей  ли,  этого,
пожалуй, никто не смог бы сказать. Ведь не так уж  много  было  среди  них
людей, уже побывавших в настоящем  бою.  Осада  Горчема  и  одна  битва  с
Нийльборком - слишком мало, чтобы все солдаты Белого  Когтя  обрели  опыт.
Дорон с тоской взирал  на  этих  мужчин.  Если  они  проиграют,  мало  кто
вернется домой. Да и  победа  будет  оплачена  большой  кровью,  ибо  лишь
кровавый разлив может затопить Гвардию.
   Колонны солдат уже давно прошли, и тогда перед глазами Дорона появилась
еще одна колонна. Волы тащили сани, загруженные отесанными столбами. Балки
для крестов, которые установят  непосредственно  за  линией  войск  Белого
Когтя. На них подвесят людей - лицами к полю боя,  так,  чтобы  они  могли
насытиться картинами сражения.
   Когда последняя пара волов скрылась за домами,  Дорон  услышал  громкие
покрикивания. Минуту спустя  из-за  поворота  появились  две  телеги.  Они
медленно двигались по ухабистой дороге, скрипя и раскачиваясь из стороны в
сторону. Рядом с волами шли вооруженные луками и палицами  стражники.  Они
покрикивали на животных  и  теснящихся  на  телегах  людей.  Лица  узников
заросли щетиной, волосы были слеплены грязью, а наверняка и кровью.
   Их принесут в жертву Черной Розе, их кровь  должна  отвести  смерть  от
воинов Белого Когтя.
   Дорон разглядывал осужденных недолго. Телеги скрылись за углом, а  Лист
сел на землю и, опершись спиной о глинобитную стену сарая, прикрыл глаза.
   "Они едут, чтобы умереть.
   И мне тоже скоро конец. Кто знает, раньше их или позже? А может, в  тот
же миг, когда одного из них коснется игла Черной Розы? А она все ближе.
   С каждым днем, с каждой минутой... она  приближается,  ястребом  кружит
над головой и вот-вот упадет, неожиданная, хоть и ожидаемая.
   Смерть за смерть, убийца моего брата!"


   Он добрался до  дома  Горады  без  помех.  Правда,  наткнулся  на  один
патруль, но солдаты, видя грязного, заросшего, согбенного до  земли  деда,
не стали даже задерживать его. Дорон прошел мимо, согнувшись, волоча левую
ногу. Солдаты здорово удивились бы, если б увидели  кароггу,  укрытую  под
перекинутым через спину рваным плащом. Или если  б  заглянули  в  один  из
стариковых мешков.
   Дорон проводил  солдат  взглядом,  а  когда  те  скрылись  в  ближайшем
переулке, на минуту  выпрямился,  охнув  от  боли.  Полгорода  он  прошел,
согнувшись, и эта дорога измучила его больше, чем поход  к  Кругу.  Однако
игра стоила свеч.
   Остановившись у  дома  Горады,  он  некоторое  время  прислушивался.  В
страшной тишине,  словно  туман  окутывающей  город,  тишине,  от  которой
мурашки пробегали по коже, он пытался уловить какой-нибудь знакомый звук -
смех, разговор, шаги, скрип телеги.
   Дважды стукнув в дверь и так и  не  дождавшись  ответа,  вошел  внутрь.
Дверь скрипнула, и Дорона охватила тьма. Внезапно  ослепнув,  он  протянул
руки. Тишина и темень. Дома не было никого.
   Немного погодя глаза Дорона освоились с темнотой, и он начал  различать
стоящие в сенях предметы.  Вошел  в  большую  комнату.  От  печи  еще  шло
приятное тепло, запах пищи засвербил у Дорона в носу. Давно уже у него  во
рту не было ничего, кроме дичи и овощей,  ничего,  приготовленного  руками
умелой хозяйки.
   Он никуда не спешил. По крайней мере  сейчас.  Надо  дождаться  Гораду,
только она может знать, где укрылся Магвер. А Магвер ему необходим.
   Дорон присел на скамью около печи. Стянул  одежду,  сунул  под  скамью,
скинул со спины кароггу, осторожно положил рядом  с  собой.  Только  после
заметил, что на столе лежат несколько испеченных  на  поду  лепешек.  Взял
одну, понюхал.
   "Хорошо, - подумал он, вонзая в нее зубы, - что Горады еще нет".


   Его разбудил утренний холод. Он раскрыл глаза, но еще  некоторое  время
лежал неподвижно. Горады не было. Она не могла войти в  дом  беззвучно,  а
его пробудил бы малейший скрип. Так ли? Это ведь не лес, где все его  тело
улавливает знаки, где растут братья-деревья, всегда готовые помочь. Это  -
город, ежегодно пропахиваемый  бановской  сохой  из  черного  дерева.  Под
ногами утрамбованная глина, а не Земля  Родительница.  Тут  иначе  спится,
дышится, слышится. Да и сон после долгого похода и выжидания  был  крепок.
Дорон усомнился в том, что Горады  и  сейчас  нет  дома.  Ведь  она  могла
вернуться и отправиться спать, даже не заглянув на кухню. Впрочем, что  бы
ей делать здесь ночью?
   Он скинул с себя покрывало и поднялся со скамьи. Протер кулаками глаза,
потянулся. Удостоверился, что Горада не вернулась. А выйти она должна была
не так давно, не больше двух дней назад. Оставшиеся на кухне лепешки были,
правда, немного суховаты, но еще съедобны. Куда же  она  могла  пойти?  За
армией, на поле боя? Но ведь у нее там нет ни мужа, ни брата, ни  сыновей,
которым могла понадобиться ее помощь. Может, убежала из Даборы  от  войны?
Однако в таком случае она прихватила бы из дома многие вещи, а  здесь  все
лежало на своих местах.
   В  этот  момент