ную и спокойную.
   А потому солдаты не обратили внимания на  первые  голоса,  взвивающиеся
над толпой. Однако  крик  сразу  усилился,  подхваченный  сотнями  глоток.
Сжимались кулаки, ноги топали, отбивая ритм:
   - Дай нам Шершней! Дай нам Шершней! Дай Шершней!


   - Острый был предателем. - Голос Дорона звучал твердо. Уверенно.
   Они сидели вдвоем у  небольшого  костерка,  одного  из  сотен  дрожащих
огоньков, покрывающих все  предместье.  Еще  в  полдень,  воспользовавшись
бездеятельностью запершихся в крепости солдат, люди разобрали мост. Теперь
им  уже  не  надо  было  опасаться  внезапного  нападения  солдат.   Самые
деятельные начали наводить порядок. Организовали охрану. Появились  первые
командиры - чаще всего старшины кланов, родов или цехов.
   - Я знаю, господин, - шепнул Магвер.
   - Есть, знаешь ли, такая игра. Деревянные солдатики, поставленные  один
за другим. Толкни первого - перевернутся все. Вынь  из  середины  хотя  бы
одного, и ничего не случится.
   - Первый солдатик - это тот день, когда я увидел двойника Острого?
   - Тогда ты видел не его двойника, а  Острого.  Его  самого,  -  покачал
головой Дорон. - И он тебя тоже увидел. Испугался. Он был переодет, но  ты
мог его узнать. Ему надо было что-то делать и он прислал к тебе Родама...
   - Почему именно его?
   - Не знаю. Может, и с ним  он  не  ладил.  Может,  чтобы  отвлечь  твое
внимание.
   Магвер растянулся на земле. Тянуло холодом, но он этого не  замечал.  В
голове копошились мысли - воспоминания, картины, образы, события на первый
взгляд далекие  и  не  зависящие  друг  от  друга,  и  все  же  связанные,
нанизанные подобно глиняным бусинам на одну нить.
   Острый,  воспользовавшись  магией,  принудил  Родама  прийти.  Об  этом
говорила записка, переданная пьяным другом.
   Магвер убил его. О Земля, убил! Впрочем, ему не за что было себя винить
- разве мог он тогда предполагать,  что  кто-то  раскидывает  вокруг  него
сети, расставляет ловушки. И однако он чувствовал на губах  кровь  Родама,
помнил вкус его тела.  Искупление.  Его  ждет  долгое  искупление.  Но  не
сейчас. Позже.
   Не напрасно Острый избрал  такой  способ,  чтобы  убить  Родама.  Когда
Магвер проник в разум собаки, Острый схватил  его  память.  Он  знал,  что
легче  овладеть  человеком,  дух  которого  покинул  тело.  Магвер  помнил
присутствие какого-то существа, еле уловимый запах, который тогда  почуял.
Это был Острый.  Шепчущий  не  смог  полностью  овладеть  мыслью  Магвера,
навязать ему свою волю,  превратить  в  бездумного,  исполняющего  приказы
раба, как прежде - Родама. Однако он стер из его мыслей воспоминание об их
случайной встрече. Потом решил, что этого недостаточно. Он был прав.  Ведь
и Родам, выполнявший волю Острого, неосознанно бунтовал  против  духовного
рабства. Невероятно много пил, ибо где-то в глубине  опутанного  алкоголем
сознания чувствовал, что только  так  может  высвободиться  от  навязанной
чужой воли. Сумел написать записку, пытался что-то говорить. Как же Магвер
клял себя сейчас за то, что не слушал Родама. Правда, он  окунал  друга  в
ледяную воду, чтобы вырвать из власти опьянения, но тем самым  заключил  в
неволю приказов Острого. Значит, Шепчущий  решил  отделаться  от  Магвера.
Организовал  спектакль,   чтобы   напугать   людей,   а   своих   учеников
предупредить.
   Случайно  на  них  наткнулся  отряд  солдат.  Они  схватили  Острого  и
нескольких его людей, а Магвер сбежал.
   Он все время подсознательно чувствовал, что знает нечто странное, как и
Родам, хлеставший водку. Он не мог определить  свои  ощущения,  обозначить
беспокойство. Вначале ему помог оборотник - отбросил во  времени,  очистил
память, перерезал часть нитей, которыми опутал  его  Острый.  Потом  Дорон
рассказал о двойнике бана. Магвер слушал, а его  мозг  работал  -  работал
упорно, складывая мозаику давних ощущений  и  опыта.  А  когда  он  еще  и
напился, то память, как и у Родама, вернулась. Он вспомнил, кого  видел  в
лектике.
   Увидев же, что на эшафот выволокли не Острого, понял все до конца.  Бан
и не думал убирать своего человека. Бунт наверняка нарушил планы  владыки.
Однако - что бан мог узнать от Шепчущего-предателя? Ведь Острый  входил  в
тройку наряду с Белым Когтем и Клай-Тага - самыми известными  странниками.
Он наверняка  знал  все  тайны  Шепчущих:  укрытия,  места  встреч,  имена
помогающих им людей. Все.
   Оставался один вопрос: чем бан мог подкупить Шепчущего?


   Быстро  сколотили  первые  десятки  и  сотни.  Даборцы  соединялись   с
даборцами, лесорубы с лесорубами, земледельцы  с  земледельцами.  Выбирали
десятников и сотников, готовили оружие и воинские штандарты.
   На следующий день около трех тысяч человек были вооружены и приведены в
более или  менее  приличный  порядок.  Не  было  еще  вождя,  хотя  многие
обращались  к  Каонру,  известному  фехтовальщику,  главе  крупного  клана
лесорубов. Без особого энтузиазма к этому  отнеслись  даборские  горожане,
особенно более зажиточные. Впрочем, эти уже вообще остыли.  Даром  кормили
стоящие вокруг Горчема отряды и поставляли  армии  много  оружия,  но  уже
начинали перешептываться: мол, скверно, что  на  улицах  Даборы  пролилась
кровь. Они знали силу бановского войска и считали, что  бунтовщиков  может
ждать только смерть.
   К утру иззябшие и сонные люди уже готовы были прислушаться к их  речам.
Завершился день гнева, кончилась ночь песен и  воспоминаний.  Настал  день
войны, страха и неуверенности.  Однако  вскоре  два  сообщения  прошли  по
рядам. Первое: еще до полудня в  Дабору  может  явиться  Белый  Коготь  со
своими  воинами  и  ему  подчинятся  все  сотники.  Белый  Коготь   всегда
действовал не так, как Острый или Клай-Тага. Он был бойцом.  Вторая  весть
гласила, что Белый Коготь вовсе не выступит против  бана,  а  готов  будет
подчиниться Пенге Афре, принять его власть. Но за  это  бан  должен  будет
выдать гвардейцев, собрать свое войско и двинуться к Кругу, чтобы  разбить
засевшие там подразделения Гнезда и снова завладеть священным местом.
   Люди облегченно вздохнули.
   Им было достаточно одного дня  борьбы  неизвестно  с  кем  и  под  чьей
командой. Теперь все стало ясно. Они - слуги бана, воюют ради него - бана.
Не беда, что владыка все еще не понимает этого. Ведь  он  -  их  господин,
костяк народа, они - его тело. А кость без тела и тело без кости - вовсе и
не человек. Ну а коли они сами это поняли, то поймет и бан, как ни говори,
человек более мудрый,  чем  простой  люд.  Ну  конечно  же!  Пусть  отдаст
Шершней, насадит их головы на шесты, а потом по древнему  обычаю  выпустит
из луков горящие стрелы  и  призовет  к  войне.  Пусть  поведет  к  Кругу,
священному месту, которым уже много лет  владеют  паршивые  слуги  Гнезда.
Народ Даборы ждет этого. Они уже  разделились  на  десятки  и  сотни,  уже
вооружились. По пути к ним присоединятся лесные люди, придут подразделения
из крепостей поменьше, сколотится могучая армия.  Они  выкурят  супостата,
погонят на запад, к Гнезду, восстановят магические обряды. А потом...  Они
представляли себе, как падают гвардейские отряды и рушатся  армии  Гнезда.
Видели мощную битву, великую победу, как знать, может, и поход  к  Городу.
Может, и  свержение  владычества  Матерей.  Может,  и  добычу  -  огромные
богатства Города Ос, о которых слагали легенды.
   На эти победы  должен  был  повести  своих  людей  бан,  и  люди  стали
направлять к нему  посланцев.  Солдат  и  городовых,  которых  то  и  дело
вылавливали в городе, уже  не  задерживали,  как  вначале.  Спадала  волна
первоначальной злобы, пробуждался разум. Пусть бан увидит, как  верны  ему
слуги, как разумен народ. Правда, случился взрыв, но ведь и спокойная река
тоже порой вздувается. Но  теперь  народ  не  крови  требует,  а  покоя  и
твердой, отцовской, властной  руки,  Солдаты  и  городовые  вскоре  станут
воинами победоносной народной армии, идущими к великой победе.  Их  копья,
палки и карогги станут разить врагов.
   Всех пленных собрали в одно место, накормили,  напоили,  промыли  раны.
Порядок в лагере был  настолько  велик,  такая  воцарилась  радость  после
утренних сообщений, такое возбуждение, что  даже  телохранителей,  которых
все ненавидели за  жестокость  и  данные  им  привилегии,  люди  встречали
приветливыми дружескими выкриками.
   Дело шло к полудню, когда выбрали трех посланцев.  Старший  -  колесный
мастер Бар-той, затем лесоруб Кадд  по  кличке  Грива  и,  наконец,  самый
молодой, светловолосый Ко-онн, два брата которого пали во время  вчерашней
бойни. Письмо к бану составили и красиво переписали на белой бумаге, самой
лучшей, какая только нашлась на складах купца Орга Арде.
   Впереди пустили возвращаемых бану пленников. За ними с ветвями вербы  в
руках шли три посла. Ворота Горчема раскрылись, чтобы принять  всех,  и  с
грохотом захлопнулись у них за спиной.


   Белый Коготь прибыл раньше, чем ожидали. Трембиты  запели  на  Западных
Воротах, им ответили другие, под  валом  начался  шум.  Шум  докатился  до
предместья. Выходящих между домами людей Белого Когтя приветствовали  ряды
мужчин.
   Шепчущий был высок и плечист. Годы оставили знак на покрытом  морщинами
и шрамами  лице.  Редкие  седые  волосы  были  коротко  острижены,  борода
подрезана на уровне груди. Одетый  в  брюки  из  лосиной  кожи  и  льняную
рубаху, он носил на ногах высокие сапоги, украшенные цветными нитями.  Его
имя соответствовало оружию, которым он пользовался. Чуть выпуклые дощечки,
покрашенные белым, привязанные ремешками, защищали предплечья Шепчущего, у
основания  руки  они  сужались,  переходя  в  острые  шипы.  Их   наружная
поверхность была  усеяна  кремневыми  осколками.  Никто,  кроме  ближайших
соратников, не знал, что скрывается под пластинками  -  человеческие  руки
или культи рук. На шее висели амулеты и мешочки с травами. Возраст  принес
Белому Когтю опыт и  славу,  но  не  отнял  пружинистого  шага,  уверенных
движений, блеска глаз. Он нравился людям с первого взгляда.
   За Белым Когтем следовали восемь его спутников, чьи имена также  хорошо
были известны в Лесистых Горах. Сейчас они шагали за Шепчущим,  угрюмые  и
молчаливые, поглядывая на толпу и вызывая одновременно страх и восхищение.
   Ольгомар Лысый - человек-гора, без бровей и ресниц, без единого  волоса
на блестящем черепе, вооруженный тяжелым молотом. Два  лучника  -  Альгхой
Сокол и Озын - шли рядом, похожие как братья, хоть и  не  связанные  узами
родства. Лица вооруженных кароггами Грега Медведя, Усатника и Томтона были
прикрыты ивовыми масками, которые они, похоже, никогда не снимали.  Карлик
Негродай вел трех боевых псов.  Сам  он  был  чуть  выше  собаки,  ноги  -
нормальной длины, короткий торс, маленькая голова. Последним шагал  Гарлай
Одноглазый. Его лицо когда-то было чудовищно обезображено огнем.  В  левую
глазницу, из которой от жара вытек глаз,  он  вставил  покрашенный  желтым
камень. Мало кто мог без страха глядеть на Гарлая.
   Белый Коготь свернул прямо к палатке,  перед  которой  стояли  сотники.
Навстречу вышел Ко-онров. Они остановились в трех  шагах  друг  от  друга.
Ко-онров наклонил голову, бросил к ногам Шепчущего свою кароггу.
   - Приветствую тебя, господин.
   - Приветствую.
   - Отдаю тебе свою кароггу в знак того, что принимаю твое  командование.
Я - и все сотники, а их поставил здесь народ Даборы.
   - Принимаю твои слова. - Голос Белого Когтя звучал твердо. - И принимаю
всех вас. - Он повернулся к окружающим их людям.
   Ответом был  радостный  крик,  вырвавшийся  одновременно  из  множества
глоток. В воздух полетели шапки, вознеслись руки. Теперь они  готовы  были
сражаться. Увидев прославленного воина и его страшноватых  спутников,  они
поняли, что стали  чем-то  большим,  нежели  куча  вооруженных  горожан  и
земледельцев.
   В этом гуле никто не обратил внимания на  одиночные  выкрики  тех,  кто
смотрел не на Когтя, а на Горчем. То и дело кто-нибудь еще  поглядывал  на
крепость, и крики радости  угасали  на  его  губах.  На  лицах  появлялись
напряжение и ожидание.
   Наконец и Белый Коготь обернулся к  Горчему,  а  вместе  с  ним  и  все
собравшиеся в предместье. На валах что-то происходило,  появились  фигурки
стражников.
   Над частоколом высунулись  три  длинных  шеста  с  насаженными  на  них
головами. Головами посланцев.
   Крики, еще минуту назад радостные, обратились в гневные вопли. Бан убил
послов, бан отверг просьбу своего народа, бан  нарушил  со  своим  народом
мир.  Ярость  и  гнев  распалили  людей,  мгновенно  забывших  о   страхе,
оставленных домах и семьях.
   Человеческие волны зашевелились и покатились на Горчем. К уничтоженному
ранее мосту, к причаленным у берега реки баржам и лодкам, на западный мыс.
   - Кровь! Кровь!
   - Смерть! Смерть!
   Толпа ринулась на штурм.


   Неизвестно откуда появились  лестницы.  Большинство  оказалось  слишком
короткими, однако некоторые коснулись другого берега защитного  рва  и  по
ним, как по мосту, бежали к подножию  крепости  вооруженные  мужчины.  Они
тащили новые лестницы и бревна, затесанные  узкими  ступеньками,  шесты  и
веревки, оканчивающиеся крючьями.
   Другая группа, использовав уцелевшие  части  моста,  атаковала  ворота.
Дело шло не очень прытко, потому что от кладки остались только торчащие из
воды столбы.
   Третья группа переправилась  через  ров  на  лодках  и  плотах,  обычно
стоявших  на  причале  в  излучине  реки,  и  тоже   мгновенно   принялась
устанавливать лестницы.
   На все это ушло не больше времени, чем требуется собаке, чтобы  догнать
зайца. Человеческий муравейник  прорвался  к  валу  Горчема,  облепил  его
основание и полез к крепости. Однако защитники быстро пришли в себя.  Было
видно издалека, как густеют их ряды, как из-за частокола выдвигаются луки,
как блестят на солнце кремневые острия копий и топоров.
   Люди кричали и ругались. Лестницы приходилось  устанавливать  на  узкой
полосе неровной крутой скалы, отделяющей вал  Горчема  от  рва.  Лестницы,
которых к тому же недоставало, раскачивались, многие не доходили до верха.
На головы осаждающих сыпались  камни  и  бревна.  И  уже  начали  стрелять
лучники бана. Лестницы, отталкиваемые  защитниками,  с  треском  ломались.
Первые тела штурмующих свалились в воду рва.
   Не лучше шли дела и у тех, кто был на мосту. Притащив два  бревна,  они
колотили в створки ворот.  Но  то  ли  не  хватало  людей,  то  ли  ворота
оказались слишком крепкими - створки даже  не  дрогнули.  Зато  на  головы
атакующих обрушился град камней,  пылающих  снопов  сена,  стрел.  Даборцы
отступили от ворот, оставив множество трупов.  Однако  тут  же  вернулись,
снова колотя по воротам  таранами.  Вероятно,  у  защитников  иссяк  запас
камней, потому что они перестали их кидать, зато вниз еще гуще  посыпались
черноперые стрелы. Крики и стоны слились с ревом напирающих. Вскоре  вновь
пришлось отступить, унося раненых.  Неподготовленный  толком  напор  толпы
натолкнулся на спокойный, уверенный отпор солдат. Хоть даборцы карабкались
по стенам, словно пауки, но и падали, словно насекомые, разгоняемые  рукой
человека. Редкие уже камни били по головам, стрелы прошивали глотки, кости
ломались  при  падении  с  лестниц,  и  ров  поглощал  рухнувших  в   него
бунтовщиков.
   Остыл первоначальный запал, кровавая жажда утихла. Атакующие  отступили
от вала, преследуемые свистом защитников и стрелами, жалящими незащищенные
спины.  Люди  возвращались  побитыми  и  измученными,  но   взъерошенными,
возбужденными первой  битвой.  Уставшими,  но  жаждущими  отмщения.  Почти
шестьдесят человек пали в этом первом бою.



        "15. ВОЕННЫЙ ЛАГЕРЬ"

   - Они не знают могущества Гнезда. - Дорон покачал головой. -  Как  мало
они знают!
   - Они видели  гвардейцев,  слышали  рассказы  матерей,  чувствуют  силу
засевших в Круге солдат.
   - Ничего они не знают! Ничего! Это вы наплели им сказочки для  детей  и
глупцов. Город Ос - сила, власть Черной Владычицы и Матерей, в сравнении с
которой и моя сила - ничто. Город Ос - это Ловец  Земель,  они  свозят  во
Внешний Круг тело Земли Родительницы со всех  краев.  Во  время  родов  их
женщины  подсыпают  себе  под  спины  эту  землю,  и  их   дети   получают
благословение многих Кругов. Город Ос - это  тысячи  рабов,  верных  своим
хозяевам до смерти, тысячи пленников из Марке-Диб и шерненцев,  добывающих
кремень в копях. Ты видел семьдесят гвардейцев.  Трижды  столько  сидят  в
Круге Мха, в Круге, отнятом у нас несколько веков назад.  И  этого  вполне
достаточно, чтобы его охранять. В Гнезде их еще больше, но и  это  еще  не
все.  Сколько  стерегут  в  заставах  на  перевалах  Марке-Диб,  в  лесных
укреплениях, сколько  охраняют  границу  с  Ольтомаром!  И  все  это  люди
военные, превышающие других  силой.  Кто  может  им  противостоять?  Кто?!
Здешнее сборище землепашцев и ремесленников? Страна будет полыхать  огнем,
реки крови прольются на мох,  множество  тел  сойдет  в  Родительницу.  Ты
только взгляни! - Дорон обвел рукой костры, расположенные на берегу  реки.
- Ты и сам веришь в глупости, которые рассказывал людям?  Дескать,  Гнездо
напало  на  Лесистые  Горы,  нарушило  мир,  застало  врасплох  ничего  не
подозревающих людей?
   - Так учил Острый.
   - Он лгал. Это наши деды напали на Землю Ос. Тогда Черная Владычица еще
не была столь сильна, владела только землями Внешнего Круга и Марке-Диб.
   - Откуда ты знаешь, господин?
   - Деревья сказали мне. Не все - все я  узнаю,  когда  умру,  когда  мои
кости сольются с корнями деревьев, тело - с Землей Родительницей, а  глаза
превратятся в камни. Я узнал только часть истины, услышал некоторые строки
древнейшей повести. Деревья знают много, трудно охватить это разумом.
   И Лесистыми Горами некогда владели  Матери.  Они  были  равны  госпожам
Города Ос, олицетворяли Родительницу, заколдованную в Круге Мха. Оба  края
были союзниками.
   Но случилось нечто страшное. Я не сумел понять,  что  говорят  деревья,
они сами, словно связанные обетом молчания, не могли  или  не  хотели  мне
этого пояснить. Важно, что  Матери  Лесистых  Гор  разорвали  союз.  Армии
вторглись в глубь Земли Ос.  Тогда  еще  было  много  бойцов,  порожденных
Родительницей на обоих Кругах.
   Было много кровопролитных боев, по сравнению с которыми теперешний бунт
- лишь маленькая стычка. Вначале верх взял  Горчем.  Наши  солдаты,  будто
стрела, выпущенная из лука, вонзились в глубь Земли Ос. Кажется, передовые
отряды даже достигли Гнезда. Тысячи рабов погнали на запад.
   А потом судьба отвернулась от нас. Именно этого я не мог понять. Слышал
только  имя,  которое  деревья  Священного  Гая   дали   другому   дереву,
могущественному и равному им. Тысячеглазое Древо. Так они его назвали, а я
не понимаю, что это имя означает, потому что ничего больше  из  разговоров
моих братьев не сумел понять. Тогда происходило  что-то  странное,  что-то
такое,  чего  деревья  боялись,  что  их  беспокоило.  Они  боялись!  Они,
всемогущие и древнейшие дети Родительницы!
   Гнездо стало выигрывать бой за боем, изгнало атакующих  за  пограничные
болота. Самая ужасная битва разыгралась именно на болотах, разделяющих оба
края. Шершни пересекли Реку Форелей и двигались дальше, к самой сердцевине
Лесистых Гор. Овладели Кругом, а  Матери  Лесистых  Гор  погибли.  Они  не
остановились, быстро  покорили  весь  край.  Удивительно  быстро.  Владыки
Горчема  присягнули  им,  поклялись  душить  бунты,   приносить   дань   и
повиновение. Благодаря этому сберегли  много  жизней,  а  также  Горчем  и
Увегну, спасли искусство Мастеров Стекла. Но отдали край в рабство.  Город
Ос не сумел бы бескровно покорить Лесистые Горы. Именно баны надели нам на
шею ярмо. Город Ос только того и ждал.


   Люди  прибывали  целыми  группами.  Из  леса   выходили   еще   недавно
преследуемые изгнанники, разбойники и  грабители.  В  поисках  возможнос