ти
искупить  вину  или  легко  обогатиться  за  счет  военного  времени   они
присягнули Белому Когтю. Шепчущий принял их и простил  былые  прегрешения.
Разбойники и проходимцы, сильные, ловкие в  бою,  привычные  к  убийствам,
могли значительно укрепить силы повстанцев.  Под  штандарты  Белого  Когтя
встали земледельцы и лесорубы, особенно беднота, те, которым  нечего  было
терять, а приобрести  можно  было  многое.  Они  приносили  доказательства
своего мужества - насаженные на шесты головы сборщиков и пойманных в  лесу
солдат.
   В первый день в Даборе  вспыхнуло  несколько  пожаров.  Случилась  пара
убийств и грабежей. Белый Коготь быстро навел порядок.  Были  сформированы
соответствующие отряды, пойманных преступников сурово карали - после пыток
сажали на кол.
   Шепчущий прекрасно управлялся с такой массой людей. Дал задания  лучшим
из избранных сотников. Три сотни окружили Горчем, охраняя город от вылазок
осажденных в крепости солдат. Две сотни отправились в лес, чтобы  выловить
недобитых бановцев, взять под контроль  важнейшие  тропы  и  развилки.  Им
предстояло  отрезать  Круг   от   сообщений   из   Даборы,   преследовать,
задерживать, а если понадобиться - убивать всех, кто  пытался  уходить  на
восток или к стоянкам  окружных  правителей.  Неизвестно  было,  когда  до
наместников бана дойдут сообщения из Горчема, хоть следовало полагать, что
Пенге  Афра  уже  разослал  голубей  с  приказами.  Никто  также  не   мог
предвидеть, как поведут себя воеводы:  выступят  против  бунтовщиков  или,
возможно, пожелают присоединиться к борьбе с Шершнями.
   Шепчущий  приказал  быть  готовыми  на  случай  выступления   правителя
Нийльборка. Не забывали также о заблокированных в  крепости  гвардейцах  и
армии бана. Началась подготовка к штурму. Йопанщики,  скорняки  и  щитники
работали день и ночь почти без сна.  Множество  льнянок  и  платежных  бус
попало в сундуки к ремесленникам. Свое получили шлифовальщики наконечников
для стрел, сапожники и портные. В то время как мужчины  несли  службу  или
работали в мастерских, юноши мастерили кладки, помосты и лестницы.
   Лесорубы и плотники  отправились  в  пущу,  чтобы  отобрать  и  срубить
деревья на осадные машины. Под ударами их топоров падали высоченные сосны,
люди ошкуривали их, обрубали ветви и придавали нужную форму.  Башни  росли
быстро - не слишком красивые, кривоватые, но высокие  и  крепкие,  обшитые
шкурами, которые перед боем польют  водой,  с  длинным  помостом,  который
должен будет через ров опереться о вал Горчема.
   Заготавливали провиант - чтобы накормить такую массу людей, требовались
немалые запасы, а два самых вместительных в Даборе амбара  размещались  за
ограждениями крепости. Цены на муку быстро ползли вверх, хотя Белый Коготь
преследовал слишком уж жадных купцов.
   Теперь главным  было  вооружить  и  подготовить  армию.  Три  опасности
нависли над повстанцами. Первая - Горчем. Как ни говори, в крепости сидели
пять сотен бойцов, считая и гвардейцев. Любая удачная вылазка  из  Горчема
могла привести к большим потерям у повстанцев,  а  прежде  всего  напугать
людей. Горчем окружили тщательно, заблокировали подходящие к  нему  улочки
так, чтобы в случае неожиданности хватило времени на  организацию  отпора.
Второй  опасностью   была   Гвардия.   Подразделение,   охраняющее   Круг,
насчитывало две сотни прекрасных бойцов, и на каждого из  них  приходилось
еще по нескольку рабов. Шершни, хоть и  немногочисленные  по  сравнению  с
даборцами, были серьезной силой. На открытой  местности  строй  гвардейцев
мог сдержать и вдесятеро большую армию. А если  еще  на  тылы  этой  армии
навалятся солдаты, стоящие в Горчеме...
   Однако пока что Гвардия была далеко. И на самом деле другой топор навис
над шеями даборцев. Нийльборк мог за короткое  время  собрать  две  тысячи
человек. Если к нему присоединятся наместники из ближайших станов, а  бунт
не распространится на все Лесистые Горы, то  образуется  армия,  способная
задушить восстание уже в самом зародыше.
   Обо всем этом перешептывались у костров, об этом так или иначе говорили
выкрикиваемые на площадях приказы Когтя. Тем временем лесорубы и  плотники
закончили строительство башен и изготовление таранов.


   На валах не происходило ничего интересного. Весь  день  на  них  стояли
бановы воины - некоторые  бездумно  глазели  на  Дабору,  другие  обзывали
всячески то и дело  подбегающих  ко  рву  людей.  Еще  утром  трупы  густо
покрывали предместье. Белый Коготь приказал засыпать ров. На валах Горчема
тут же появились несколько десятков лучников. Они стреляли метко, убивая и
раня множество людей. Видя потери и растущее недовольство, Коготь  отозвал
своих. Выкрики и ругательства сыпанули с  Горчема  вместо  стрел,  лучники
спустились с валов, оставив на них только стражников. Повстанцы, которые в
честь своего вождя стали именовать себя "белыми", чтобы показать, что  они
не хуже, начали подползать ко рву и забрасывать оскорблениями  охранников.
Так с полудня и шла эта перепалка, приятная, но опасная, поскольку  и  те,
что выглядывали из-за зубцов, а еще раньше - те,  что  были  внизу,  могли
стать легкой добычей какого-нибудь меткого  лучника.  Однако  обе  стороны
придерживались правил странного перемирия. Белые не пытались засыпать ров,
люди бана убрали луки. Они только орали друг на друга,  проклиная  врагов,
вражьих матерей,  предков  и  потомков,  предрекая  противникам  скорую  и
мерзостную смерть.
   Дорон посидел немного в предместье,  прислушиваясь  к  этим  крикам,  и
решил вернуться домой. Встал, поднял с земли  накидку.  Повесил  за  спину
завернутую в шкуру кароггу. Бросил последний взгляд на Горчем и направился
к Западным Воротам, не заметив двух человек, идущих следом.


   Вечерело.
   Ветер сонно покачивал ветки деревьев, было тепло, но уже несколько дней
шел дождь.
   Дорон медленно шагал по улице. Клонило в сон, он мечтал только о  миске
горячего супа и теплой постели. Однако если второе ждало его наверняка, то
с первым могло быть похуже. Уже вчера возникли сложности  с  приобретением
съестного. Солдаты Когтя захватили амбары  бана  в  городе,  подразделения
охраны выгребли зерно даже из частных сусеков: ведь требовалось  накормить
четыре тысячи мужчин, служивших новому хозяину. Еще  полбеды,  когда  речь
шла о даборцах или жителях близлежащих поселений, но прибывшие из  дальних
краев могли рассчитывать только на армейское обеспечение.
   Цены на мясо и муку тут же подскочили, но все равно хороший товар  стал
редкостью. Люди еще потребляли старые запасы, но Дорон знал,  что  надолго
их не хватит и тогда призрак голода глянет белым  в  глаза.  Коготь  начал
рассылать группы на волах и собачьих упряжках в глубь Лесистых Гор, но  он
не мог выделить для этого слишком много солдат - люди нужны были в Даборе.
А пословица гласит: сборщик без палки, что волк без зубов.
   Немногочисленные в это время прохожие спешили  по  домам,  корчмам  или
лагерным палаткам. У многих мужчин на предплечьях были белые повязки.
   Дорон свернул в боковую улочку и остановился перед невысокой землянкой,
обросшей травой и плющом. Скрипнула дверь, Лист вошел внутрь.
   - Купил что-нибудь? - спросил встретившего его Магвера.
   - Молока. Знаешь, господин, когда я увидел, сколько бусин  надо  отдать
за кусочек мяса, у меня словно лед руки сковал. Я купил молока  и  немного
сыра, хлеб остался еще вчерашний.
   - Давай что есть, проголодался я.
   Магвер несколько минут возился у печки. Они заняли  это  жилье  потому,
что у Горады Магвер предпочитал  не  показываться.  Он  поставил  на  стол
кувшин пива, творог и миску теплого  молока,  в  котором  плавали  кусочки
хлеба.
   - Но, - сказал он, - это еще не все.
   Дорон с любопытством взглянул на юношу.
   - Знал я, что ты, шельмец, что-то прячешь, иначе б так не ухмылялся.
   - Нашего хозяина так изумила твоя щедрость, господин, что он выгреб  из
подвала немного меда. - Магвер поставил рядом с  миской  творога  глиняный
горшочек, полный густой золотистой жидкости.
   Они не услышали стука кубка о стол. Только грохот  пинком  раскрываемой
двери.
   В помещение ворвались трое мужчин. Одетые одинаково - серые  полотняные
блузы и штаны, меховые шапки. На предплечьях -  белые  ленты,  в  руках  -
топоры.
   - Спокойно! - крикнул самый высокий и шагнул вперед.
   Дорон и не думал слушаться его приказов. Он вскочил, лавка ударилась  о
пол. Прыгнул к лежащей рядом карогге. Магвер метнулся в  сторону,  схватил
со стола кремневый нож.
   - Только пошевелись, - продолжал высокий. - И пожалеешь, что родился.
   - Что вам надо? - буркнул Дорон.
   - Только пошевелись, скотина, - повторил высокий, - и я разворочу  тебе
башку.
   - Попробуй. - Дорон уже схватил Десницу  Гая,  медленно  снимал  с  нее
баранью шкуру. - Попробуй.
   - Ладно, - сказал второй. - Если объяснишь, ничего с тобой не случится.
Скажешь правду, мы уйдем. Если нет...
   - Какую правду?
   - Кто ты? Ходишь с оружием. Мы приметили. Один. Видно, что ты  боец.  К
нам не присоединился. Кто ты?
   - Свободный человек, а это мой раб.
   - Может, и не врешь. Назови себя. Откуда ты, как зовут твоих родителей?
Чего ищешь в Даборе?
   - Многовато вопросов сразу.
   - Белый Коготь сказал: меж нами есть  предатели,  бановы  шпики,  слуги
Гвардии. Отыщите их и выдайте. Так сказал Белый Коготь. Кто ты, человек?
   Магвер понемногу придвигался к Дорону.
   - Мы шли за тобой следом, - сказал высокий, - уже с  утра  следили.  Ты
ходишь и подглядываешь, мы не понимаем, что ты  делаешь.  Поэтому  скажешь
сам или мы потащим тебя к Белому Когтю. А там огонь и муравьи все из  тебя
вытянут.
   - Хотите знать, кто я? - спросил Лист медленно и тихо.
   - Да. - Высокий снова сделал шаг в сторону Дорона. Он улыбался, но  его
улыбка была словно ворчание лиса, кидающегося на курицу.
   Дорон одним рывком содрал шкуру с карогги. Поднял палицу. Они поняли не
сразу, но он сказал:
   - Я - Лист.
   Высокий не поверил. Он был либо глуп, либо приплелся издалека, а может,
забыл. Размахнулся. Ударил, но острие топора, вместо того чтобы  разрубить
Дорону голову, рассекло  воздух.  Лист  вонзил  кароггу  в  грудь  белого.
Мужчина охнул и, выпустив топор, рухнул на землю.
   Только теперь в нападение кинулся Магвер. Он был  быстр,  но  Лист  уже
успел прикончить одного врага, прежде чем он включился в дело.
   Двое белых  отскочили  к  двери.  Удивление  лишило  их  спокойствия  и
храбрости. Ведь прошел слух, что Лист мертв, а мало у кого хватало  отваги
противостоять покойнику. Магвер повалил с ног одного, второму Лист перебил
кароггой шею.
   - Скверно, - сказал Дорон. - Эти люди не должны были умирать.
   - Но ведь ты, господин, постоянно скрываешься от  человеческого  глаза.
Никто не знает, что ты жив.
   - Они не должны были умирать, - задумчиво повторил Лист.  -  Но  теперь
уже поздно. Впрочем,  если  мы  не  запишемся  в  армию,  то  каждый  день
кто-нибудь будет за нами следить. Надо уходить из Даборы.
   - В лес? - спросил Магвер.
   - Хотя бы на несколько дней. В лес.



        "16. ОГНЕВИК"

   Солнце обжигало кожу, но два человека лежали, не шевелясь. Они шли  всю
ночь и теперь, добравшись до старого  укрытия,  могли  и  отдохнуть.  Съев
размоченное в ключевой воде мясо, повалились на мох  и  мгновенно  уснули.
Магвер не первый раз укладывался спать рядом  с  Дороном,  но  его  всегда
удивляла беззаботность спутника. Ведь их было  двое,  пока  один  отдыхал,
второй мог бы сторожить. Дорон, однако, утверждал, что часовые не нужны. В
случае опасности деревья его предупредят.
   Утром, как только они добрались до места, Дорон раскинул  свой  плащ  и
уснул как  убитый.  Магвер  еще  немного  покрутился,  обрывая  паутину  с
внутренних стенок укрытого в кустах шалаша. Все здесь было таким, как  они
оставили семь дней назад - ни человек, ни зверь в шалаш не наведывались.
   Магвер, с которого утренние лучи согнали сонливость,  принес  хвороста,
приготовил костер, набрал в бурдюки воды и  решил  сплести  силки.  Однако
стоило ему присесть рядом с Дороном и взять в руки веревку, как глаза  тут
же начали слипаться.
   Тогда он приготовил себе постель и, отогнав беспокойство, уснул.
   Солнце взобралось на вершину Горы, двинулось к западу, а  они  все  еще
спали, дыша размеренно и спокойно.
   Внезапно Дорон вскрикнул. Магвер тут же проснулся. Дорон крикнул снова,
и в его голосе смешались боль, тоска и тревога.
   Он  ссутулился,  свернулся,  закусил  губы.  Капли  крови   стекли   по
подбородку.
   - Господин, господин! - Магвер  стоял  на  коленях  над  телом  Дорона,
стараясь прижать его к земле, придержать. - Господин! Что случи...
   Дорон застонал, раскрыл глаза и рот, хотел что-то сказать, но из глотки
вырвался только резкий хрип. Он лежал, вытянувшись, будто тетива  лука,  с
напряженными мускулами, сжатыми кулаками.
   - Господин!
   Тело Листа обмякло, кровь отлила от лица, пальцы скрутили траву,  пятки
зарылись в землю. И снова хрип - страшный, звериный, дикий.
   - Господин!
   Дорон  повернул  голову,  взглянул  на  Магвера.  С  огромным   трудом,
застонав, поднял руку, схватил юношу за плечо. Губы прошептали:
   - Капторга.
   Магвер  схватил  висящий  на  шее  Листа  мешочек,  высыпал  на  ладонь
горсточку порошка. Другой рукой приподнял Дорона, но тот покрутил головой,
сдвинулся немного ниже и втянул носом воздух, вдохнув почти половину серой
пыли.
   Минутой  позже  краски  вернулись  на  его  лицо,  мышцы  расслабились,
отпустила дрожь, выровнялось дыхание. Дорон  приподнялся  на  локтях,  при
помощи Магвера сел и тут же встал.
   - Лес горит, - прошептал он.
   - Здесь? - Магвер глянул наверх. Небо над кронами деревьев было чистое,
никаких признаков дыма. - Здесь ничего нет. Разве что...
   - Нет, к юго-западу. - Дорон перестал шептать, его голос  зазвучал  как
обычно. - О Земля, давно уже так не болело...
   - Болело?
   - Деревья горят. Горят их листья и ветви, горят стволы. Больно. - Дорон
умолк. Магвер тоже молчал. Он уже слышал раньше рассказы о Листе.  О  том,
что когда бан дает знак и начинаются весенние пожоги, когда  участки  пущи
погибают в огне, подпитываемом и направляемом  лесорубами,  тогда  Лист  -
Брат Деревьев - корчится от боли на своей  постели.  Тогда  крик  деревьев
сжимает его разум, огонь, испепеляющий лес под новые посевные земли,  жжет
изнутри его тело. Так продолжается целый день.  От  зари  до  зари.  Потом
Дорон встает, но все время, пока продолжается пожога, ходит хмурый,  злой,
измученный и словно постаревший.
   - Это недалеко, - простонал Дорон.
   - Что, господин?
   - Я чувствую... чувствую что-то  еще.  Около  Лысого  Жеребенка.  Ветер
гонит огонь к югу.  Это  скверный  огонь,  нет  такой  человеческой  руки,
которой бы он боялся и слушался. Свободный огонь, огонь голодный, как стая
зимних волков. Но я чувствую что-то еще!
   - Господин...
   - Раз мне уже довелось...
   - Что, господин?
   - Слушай, Магвер.  -  Дорон  неожиданно  перестал  рассуждать  вслух  и
обратился к пареньку. - Мне надо идти. В огне рождаются его слуги. До  сих
пор я дважды выступал против них и давно уже не видел  никого,  посланного
Пламенем. Я должен идти. Если хочешь,  останься.  За  мной  ты  можешь  не
поспевать.
   - Я пойду, господин.
   - Хорошо. Это полдня пути. Возьми что-нибудь поесть  и  набери  воды  в
бурдюки. - Дорон замолчал, схватился за  голову.  По  его  лицу  пробежала
гримаса боли. - Скверно. О Земля, как болит...
   Магвер уже возился с запасами.  Отрезал  кусок  сырого  мяса,  упаковал
сухари и листья щавеля, наполнил бурдюки.
   Дорон стоял на коленях, касаясь лбом травы, погрузив руки в землю.


   - Не... могу... - прохрипел Магвер.
   Они бежали уже долго. Слишком долго.
   Огонь был вокруг.
   Все еще тлеющие деревья, устремленные прямо  в  затянутое  дымом  небо,
обжигающий пепел  под  ногами,  дрожащий  от  жара  воздух.  Гул  падающих
стволов, треск ветвей, крики птиц.
   Дорон бежал ровно, словно  долгий  переход  его  нисколько  не  утомил.
Магчер уже не поспевал за ним. Он кричал, но Дорон не слышал  крика.  Лист
бежал к одному ему известной цели, вперив взор в какую-то точку  в  недрах
пылающего леса. Магвер остановился, тяжело дыша. Крикнул еще раз, не веря,
что остановит Листа. Дорон даже не замедлил бега. Бежал  дальше,  прямо  к
самому большому огню. Здесь лес не догорал, здесь пламя все  еще  пожирало
деревья. Его братьев.
   Магвер отер лицо рукой, размазывая по щекам черные полосы гари и  пота.
Какая-то сила тянула Дорона в самый  центр  пожара.  Из  его  слов  Магвер
понял,  что  это   сила   злая,   чуждая,   которой   он,   Лист,   должен
противодействовать.
   Магвер вздохнул  и  двинулся  дальше,  вслед  за  Дороном.  Клубы  дыма
вздымались в воздух, дышать было трудно, искры кружили, били по  лицу,  по
рукам. Пышущий от земли жар проникал даже сквозь подошвы. Слезящиеся глаза
почти ослепли. Где-то далеко мелькала спина Листа. Магвер бежал  что  было
сил, а сердце колотилось так, словно вот-вот вырвется из груди.
   Вдруг он услышал крик. И другой голос - как бы  шипение,  хрип,  сиплое
ворчание. Он задрожал, по спине  пробежали  мурашки,  будто  его  коснулся
волос, тонкий, как паутинка, и горячий, как тысяча костров.
   Вокруг гудел огонь.
   - Господин! Господин! - Он остановился, вглядываясь в клубы дыма.
   Туда ему уже не войти. Жар, казалось,  жег  одежду,  испепелял  волосы,
выжигал глаза.
   Грохнулась о землю пылающая ветвь, подняла облако искр и пепла. Горящий
кусок пролетел совсем рядом с лицом Магвера. И дым, дым, клубы дыма.
   Туда уже не пройти.  Там  только  прах  земли,  тлен  животных,  огарки
деревьев.  Там  палящее  зарево,  воздух,   способный   выжечь   горло   и
внутренности. Нельзя!
   "Но ведь Лист вошел. Он не обычный человек, он - Лист, но он  пошел!  А
ты обязан ему жизнью". Нет. Нельзя! Там ногти сами отвалятся от кожи,  там
камень, раскаленный добела. "Ты его слуга, ты его друг!"
   Нельзя.
   Шипение становилось мощнее, чем шум пожирающего лес огня. И как же  оно
похоже на этот шум! Неожиданно зазвучал другой голос - боевой клич Дорона.
   Магвер прижал ладонь ко рту. Ступил в дым и огонь.
   Стена жара отворилась перед ним и тут же захлопнулась за спиной.
   Он даже засопел от изумления. Он стоял на свободной от  огня  площадке,
со всех сторон окруженной пламенем, как лесная поляна зелеными  деревьями.
Воздух был такой же горячий, дым вздымался в небо, но огня не было,  пламя
пожрало все, что могло гореть. Только серая пыль покрывала землю - толстый
покров из испепеленных деревьев, кустов, мха и травы. Пепелище.
   Но Листа нигде не было. Зато шагах в десяти от  Магвера  лежал  мертвый
лось. Могучее животное, с рогами, способными поднять на  воздух  человека,
теперь торчащими будто безлистные  ветви,  погибло,  вероятно,  задушенное
дымом. Мертвыми, запорошенными пеплом глазами оно взирало на мир.
   - Господин! - крикнул Магвер.
   Нет. Нет. Куда он побежал, зачем, где он?
   Внезапно юноша заметил какое-то движение слева, где еще горели деревья,
где огонь был еще горяч. Человеческая тень, пляшущая среди пламени. Магвер
прищурился - тень стала резче. Дорон! Магвер еще сильнее напряг  зрение  и
тогда среди огня разглядел что-то еще. Рот у  него  широко  раскрылся,  но
стиснутое спазмой горло не смогло издать ни звука.
   Напротив Листа стояло огненное существо, в  два  раза  превышающее  его
ростом.
   Пылающий человек. Магвер видел его  тело  -  огромное,  черное,  тощее,
полыхающее огнем, словно факел. Пламя растекалось вдоль  его  рук  и  ног,
образуя над головой яркую шапку.
   Это существо напирало на Дорона. Лист отступал шаг за шагом, заходил за
деревья, возвращался на поляну, на которой стоял Магвер. Карогга  в  руках
Листа крутила мельницу, рубила пламя, окружающее существо, но  на  ней  не
появилось ни следа огня