чные купцы
и хозяева, их свита и родня. Они  сами  себе  назначали  время  учений,  а
поскольку кланы славились своими бойцами, то и здесь можно было  встретить
добрых рубак. За порядком в каждом подразделении присматривал командир,  а
надзор  за  всеми  осуществляли  замаскированные  люди  Шепчущего  -  Грег
Медведь, Усатник и Томтон. В их обязанности входило разрешать  возникающие
между родами споры, а потом вести этих людей в бой. Остальными повстанцами
- ополченцами - командовали Альгхой Сокол и Озын. Ополченцев  разделили  в
соответствии с имущественным положением и рождением, лагерем они стояли на
правом берегу реки. В этом сборище вначале случалось больше всего стычек и
драк, не раз земля покрывалась кровью.  Однако  же  наказывали  задиристых
бойцов очень строго - несколько публичных экзекуций остудило самые горячие
головы. Палачам и без того хватало работы,  вылавливали  множество  шпиков
бана и его чиновников, скрывавшихся по  разным  местам  с  момента  начала
восстания.
   Красная Сотня, так называемые красняки, состояла  из  самых  доверенных
людей Белого Когтя - в большинстве призванных  с  северного  Далидана,  то
есть с земель, на которых обычно действовал Коготь. Они  стерегли  палатку
Шепчущего, к ним приводили захваченных шпиков, они могли отдавать  приказы
десятникам и сотникам простых отрядов. Безгранично преданные Белому Когтю,
они любили его так, как  можно  любить  своего  вождя,  старейшину  клана,
отца... Кажется, часть из них была холопами, присягнувшими Шепчущему еще в
давние времена. Большинство раньше бились рядом с ним, хотя  постоянно  он
держал при себе только одну страшную семерку. Несколько десятков красняков
раньше входили в группы, подчинявшиеся другим Шепчущим. Четверо странников
вышли из леса, чтобы помочь  Белому  Когтю.  Готар,  по  прозвищу  Слепой,
хромой Шепрон, мудрец и отшельник, и Вашмор Черный - о его смуглом,  почти
смолисто-черном лице люди говорили, рассказывали были-небылицы и распевали
песни. Имени последнего Горада не помнила, а в ответ на вопрос Магвера  об
Остром только пожала плечами. Кажется, он умер,  кто  же  может  выдержать
бановы истязания.
   Первый бой повстанческая армия  провела  через  три  дня  после  начала
бунта. С востока пришли восемь сотен бойцов под  командованием  наместника
Соляны - Нийльборка. Однако наместник не  представлял  себе  готовности  и
силы  повстанцев.  Чересчур  поверил  в  могущество   своей   армии   либо
рассчитывал на то, что один только вид организованных и дисциплинированных
подразделений  заставит  бойцов  Когтя  ретироваться.   Восемьсот   солдат
Нийльборка столкнулись с четырьмя тысячами бойцов. Его армия  приняла  бой
на Кремневых Холмах и проиграла его. Волна даборцев затопила и смяла  ряды
солдат. Нийльборк повис на деревянном крюке, а потом его тело насадили  на
сосновую жердь и носили вокруг Горчема. На следующий день в Дабору прибыли
двести мужчин, присланных Мастерами Стекла из Увегны. А через день начался
штурм Горчема. Горада тоже была в предместье, перевязывала раненых, носила
бойцам холодную воду и хлеб. Штурм проходил двумя волнами. Первая отвалила
от укреплений Горчема, словно тряпичная кукла, отскочившая от стены  дома.
Тут же началась вторая атака. На  этот  раз  удалось  поставить  лестницы.
Однако смельчаки, взобравшиеся на зубцы,  погибли.  Белый  Коготь  отозвал
своих людей и от штурма отказался.
   Сейчас шла упорная работа. Плотники строили осадные  башни  и  помосты.
Одновременно пленные и рабы пытались засыпать ров. Работа шла уже давно, в
ров  сбрасывали  десятки  пудов  песка,  веток  и  щебня,  пало  множество
носильщиков, но над  поверхностью  воды  не  образовалось  даже  признаков
прохода.


   Город, оставаясь тем же, чем и был, тем не менее  сильно  изменился.  В
нем не возвели ни одного нового строения, не перегородили ни одной  улицы,
и все же здесь была еще большая толкотня, чем во время  турнира.  В  такой
толпе можно затеряться, словно камушек в песке. Магвер с  утра  кружил  по
улицам и площадям Даборы, приглядываясь ко всему, вслушиваясь в разговоры.
Он узнал множество нового, о чем Горада упоминала лишь вскользь  или  даже
вообще не говорила. Город  превратился  в  укрепленный  лагерь.  Появились
новые запреты, например, запретили выходить  из  домов  после  наступления
сумерек, ввели пищевые пайки,  обязали  работать  на  армию.  У  некоторых
быстро  прошла  эйфория,  вызванная  первой   победой,   испарился   гнев,
разбуженный на Рынке Судей. Когда пришло  отрезвление,  они  увидели,  что
может принести эта война: кровь и  пожары,  убийственные  бои  и  жестокую
месть. Много состоятельных даборцев - купцов, ремесленников, чиновников  -
не присоединились к восстанию. Однако каждый из них  обязан  был  уплатить
крупный налог и передать под командование Когтя своих  рабов.  Именно  эти
рабы  входили  в  состав  подразделений,  засыпающих  ров.  Они   погибали
десятками, но их тут же заменяли новые.
   В городе сохранялся порядок. Армия готовилась и  к  штурму,  и  к  бою,
который мог начаться в любой момент.
   Обойдя город,  Магвер  направился  к  трактиру,  стоявшему  на  площади
Каштанов. Когда-то он посиживал там с дружками, пил пиво и играл в  кости.
Как же глуп он был тогда и как же горд одновременно. Его распирало чувство
собственной значимости и мудрости. Ведь он служил Шепчущему, рискуя жизнью
ради  Лесистых  Гор.  Секретность  придавала  всему  этому  дополнительный
привкус, словно приправа из кореньев супу. Он прекрасно помнил те кичливые
мысли, однозначные мнения, простые суждения. Осталось ли  хоть  что-то  от
всего этого?  Печаль  и  горечь,  проклятие  и  страдания.  А  выгоды?  Он
познакомился с Листом. Да, это счастье и благословение - служить Дорону. А
еще что-нибудь?
   Ноги сами несли его по знакомым улочкам.
   "Истина", - думал он, уставившись в землю.
   Да, он познал ее  или  хотя  бы  приблизился  к  ней.  Острый  оказался
предателем, бановским лакеем. Бан же -  человеком  сумасшедшим,  поднявшим
руку даже на Листов, избранников Священного Гая.
   Но ведь и это еще не все.  Магвер  чувствовал  себя  другим  человеком,
словно увиденное и  услышанное  им  изменило  то,  как  он  постигал  мир,
обострило чувства. Он побывал в теле собаки, ощутил оборотниковые видения;
встретился с огневиком, стал близким Листу человеком.  Магвер  чувствовал,
что перед ним раскрылся новый мир. Хрупкий и летучий; неосязаемый, хоть  и
ощущаемый; мир магии, таинственных сил и источников могущества.
   Он не решился войти в трактир, лишь несколько секунд поглядел на  него.
А вдруг его узнает кто-нибудь из знакомых? Магвер направился к кварталу, в
котором стоял дом Горады.
   Мысль  о  женщине  отогнала   грустные   мысли.   Магвер   почувствовал
нарастающее желание.
   Он пошел быстрее. Горада могла выйти из дома, могла заниматься тысячами
дел, могла быть утомлена. Но могла и ожидать его. Увидев домик Горады,  он
сбавил шаг, чтобы никоим образом не бросаться в глаза.  Свернул  к  двери,
спокойно, не выдавая волнения. Не оглядывался, не проверял,  не  наблюдает
ли за ним кто. Вряд ли сколь-нибудь приличный человек станет это делать.
   Резко распахнул дверь. Вошел. Его охватил полумрак и влажность,  в  нос
ударил запах трав и хлеба, теплый, безопасный, заполняющий  все  естество.
Магвер облизнул губы, коснулся пальцами стены. Провел  по  ней  ладонью  и
застыл. Он явно слышал скрип половиц и громкое дыхание женщины. Улыбнулся.
Горада была здесь и не заметила его  прихода.  Он  прильнул  к  стене  так
плотно, что даже  ощутил  ее  щекой.  Ступал  медленно,  осторожно,  после
третьего, четвертого шага - немного смелее. Горада стояла у печи, спиной к
сеням. Наклонившись над глиняной квашней, месила тесто для  хлеба.  Магвер
глядел на ее согнутую дугой  спину,  выпячивающиеся  ягодицы,  напряженные
бедра. Он видел, как  она  то  и  дело  наклоняется,  как  линии  ее  тела
изгибаются и покачиваются, голова поднимается и опускается.
   Развязывая пояс, он двинулся к женщине.
   Она резко повернулась, инстинктивно вытирая руки о фартук.  Если  б  он
взглянул на ее лицо... Но он  не  взглянул,  он  уже  стоял  над  Горадой,
залезая руками ей под юбку.
   Она вскрикнула, отталкивая  его.  Не  отпуская  ее,  он  только  теперь
взглянул на нее и увидел красные от плача, испуганные, умоляющие глаза...
   Шаги за спиной.
   Он обернулся, переступив с  ноги  на  ногу.  Хотел  наклониться,  чтобы
подтянуть брюки, но  не  сделал  этого.  Четверо  солдат,  осклабившись  в
ухмылке, уставились на него. Горада всхлипывала.
   - Эх, жаль мне всех тех девок, которые  не  познакомились  с  тобой,  -
сказал один из городовых. - Теперь эта возможность  упущена.  Мы  забираем
тебя.
   Магвер наклонился,  подтянул  и  застегнул  штаны.  Потом  взглянул  на
Гораду. Та снова всхлипнула, отвернулась.
   В тот же момент он прыгнул. Перевернув стол, свалив лавку, подскочил  к
окну. Скрипнуло дерево, лопнула пленка. Он почувствовал, как  его  хватают
за ноги. Отчаянно рванулся, кто-то вскрикнул от боли, но крепкие руки  уже
затаскивали Магвера обратно в комнату.
   Ругань солдат, крик Горады, собственный стон были  последними  звуками,
которые он услышал под градом посыпавшихся на него ударов.



        "20. ГОЛУБЬ НА ВОЛЕ"

   Чем ближе Дорон подходил  к  Кругу,  тем  сильнее  становилось  желание
увидеть священное место.
   Изменялись и сны.  Исчезли  образы  мест,  предметов,  людей,  возникли
туманные  и  призрачные  картины.  Но  и  они  в  конце  концов  сменились
клубящимися  волнами  цвета,  запаха,  звука.  Эти  новые   сны,   которые
невозможно было пересказать,  тем  не  менее  имели  реальное  содержание.
Словно  сознание  Дорона,   продираясь   сквозь   многочисленные   завесы,
прикрывающие истину, углубило восприятие, магическим образом связанное  со
священным местом. Первый слой - простое знание о прошлом. Круг Мха  помнил
и мог воспроизвести  каждый  шаг  человека  или  животного,  каждое  новое
растение, запускающее в землю корни, каждый пожар,  наводнение  и  ураган,
все, что случилось в Лесистых Горах.  Глубже  были  записаны  события  тех
времен, когда люди еще не ушли от Священных Древ. Тогда мир принимал  свой
теперешний облик. Меж собой сочетались стихии, которых сегодня  уже  никто
не в состоянии ни понять, ни даже просто назвать. Наконец, на  самом  дне,
как бы самом тайном охраняемом провале, пребывало наиболее  могущественное
знание.  Там  были  записаны  законы,  правящие  миром:  правила,  которым
подчинялся сам Круг и Земля Родительница.
   Для обычного смертного Круг -  лишь  благословенное  место,  в  котором
можно познать прелесть размножения, пророческого сна, оздоровления. Сейчас
мало кто из жителей Даборы помнил,  что  в  действительности  представляет
собою Круг. Ведь многие поколения им владели  гвардейцы  из  Гнезда.  Круг
стал не чем иным, как символом утраченной свободы. А ведь Гнездо все время
пользовалось его силой.
   Дорон знал об этом давно. Ему, избраннику Священного Гая, деревья явили
часть своей мудрости. Поэтому он мог понимать по крайней мере некоторые из
образов, теснящихся в мозгу.  Он  видел  отряды  воинов,  кровавое  зарево
пожаров, группы лесорубов, строителей городов. Слышал давно забытые песни.
Однако не мог разобраться в сумбуре этих миражей. Они приходили к  нему  в
снах, демонстрируя в  течение  нескольких  мгновений  все  новые  картины,
вырванные из различных мест и времен. Все это было хаотично, перемешано  -
он не мог их запомнить и расположить в виде единой  цепи  событий.  Именно
так Дорон воспринимал первый слой заключенного в Круге знания. Еще  меньше
доходило до него из второго, более глубокого. Единичные  туманные  образы,
для описания которых он не нашел бы даже соответствующих слов.
   О существовании третьего слоя Дорон лишь догадывался.
   Потому что ведь и деревья - всего лишь дети Земли, хоть и  первородные.
Их могущество - только  часть  первобытной  силы  Родительницы,  знания  -
фрагмент  мудрости.  Они  подарили  Дорону  то,   что   хотели   и   могли
пожертвовать.  Приблизили  к  познанию  сущности  мира,  но   объем   тайн
по-прежнему оставался во  много  раз  больше  познанного  порядка.  Именно
теперь, приближаясь к Кругу, Дорон чувствовал, что его  знание  и  сила  -
лишь частица, осколок силы и мудрости Земли Родительницы, явленных  ему  в
Круге Мха.
   Когда-то он уже испытал подобное - когда шел  в  Священный  Гай,  чтобы
получить  благословение  Пестуньи  Древ  и  пророчество.  Тогда  он   тоже
чувствовал, что с каждым шагом приближается к ядру гигантской силы. Однако
же сейчас это ощущение было гораздо сильнее. Если б понять  истекающие  от
Круга вести, если б суметь задать вопросы!  Сколь  же  многое  он  мог  бы
узнать,  сколько  событий  прошлого  увидеть,  о  скольких   предсказаниях
просить! Но он служил Деревьям, а не Кругу, и мог лишь читать знаки, а  не
изображать их.
   После  встречи  с  сокольником  прошел   день.   Двигаясь   строго   на
северо-восток, он добрался бы до Круга за два дня, однако  тогда  пришлось
бы пройти вблизи нескольких холопских деревень и поселков лесорубов. Кроме
того, на этом пути могло  встретиться  слишком  много  вооруженных  людей.
Гвардия и союзные ей верные бану отряды либо уже двинулись к Даборе,  либо
готовились к походу.


   Магвера охватили холод и боль.
   Пахло гнилью и человеческими отходами. Но прежде  всего  -  смертью.  В
воздухе стоял спертый дух болезни, горячки, гниющих  ран  и  трупов.  Было
холодно.
   Боль пронизывала  тело.  Пульсировала  в  голове,  спускалась  вниз  по
позвоночнику, ползла по спине, пристроилась даже  во  рту,  буравя  места,
оставшиеся после выбитых зубов.
   Магвер открыл глаза и попытался сесть. Тихо застонал, так  утомило  его
это усилие. Глядел одуревшим взглядом.
   В яме было почти совсем темно, свет проникал лишь через два проделанных
под потолком оконца. Но того, что увидел Магвер, было  вполне  достаточно,
чтобы бросить в дрожь самого храброго человека.
   Вначале  он  увидел   себя.   В   набедренной   повязке.   Избитого   и
окровавленного, измазанного навозом, на котором лежал неведомо уже сколько
времени.
   Городовые неплохо поработали, он еще и сейчас чувствовал  каждый  удар,
каждый пинок. Но вряд ли именно они  сорвали  с  него  кафтан,  башмаки  и
штаны. Слишком старая и незавидная была одежда, чтобы на  нее  польстились
солдаты. Зато уж обитатели этой ямы - наверняка. Магвер все еще  собирался
с силами, одновременно внимательно рассматривая все, что было вокруг.
   Несколько мужчин сидели по углам, невзирая на тянущий от камней  холод.
Именно около стен был собран немного более толстый слой соломы, если можно
назвать соломой кучки влажных гниющих стеблей. Середину ямы покрывал  слой
навоза.
   Камера была шагов, может, десять в ширину и пятнадцать в длину. Потолок
нависал так низко, что  нормального  роста  человек  должен  был  задевать
головой о его балки. Долгое время Магвер не мог определить, где  находится
выход, наконец задрал голову  и  увидел  наверху  люк.  Значит,  его  сюда
сбросили, он упал и лежит до сих пор. А тем  временем  кто-то  его  крепко
обработал.
   Он тут же увидел кто. Они группкой сидели в одном углу, на кучке соломы
явно более толстой, чем подстилки других арестантов, и одеты тоже были как
бы солиднее. Их было четверо. Между ними лежали кафтан,  башмаки  и  штаны
Магвера. Четверо на одного. Многовато. Да небось у них еще  найдется  пара
помощников, готовых перегрызть человеку глотку за краюшку хлеба.
   - Встал, стало быть? - Над Магвером наклонился  незнакомый  мужчина.  -
Возьми, напейся.
   Горячая вода обжигала рот, но Магвер не отнял от губ каменной  мисочки,
пока не вылизал последнюю каплю  влаги.  Каждый  глоток  разогревал  тело,
возвращал  силы.  Но  чем  теплее  делалось  в  желудке,  тем   докучливее
становилось напряжение мускулов.
   - Кто ты? - спросил незнакомец.
   - Комен из Совны, - вовремя вспомнил Магвер придуманные Дороном  имя  и
место.
   Они присели к стене. Селезень - так звали  мужчину  -  уступил  Магверу
краешек своей подстилки, но, словно не обращая внимания, как он иззяб,  об
одежде даже не  вспомнил.  Еще  двое  узников  придвинулись  ближе,  чтобы
порасспросить новичка, но остальные, казалось, делали вид, что вообще  его
не замечают.
   - За что?
   - Не хотел идти воевать. В первый-то  день  объявился,  а  потом  пошел
домой... Ну и поймали...
   - Дряньство, - сплюнул один из слушателей, невысокий полный человечек с
большими руками. - И что?
   Магвер не ответил. Остаться здесь еще  хотя  бы  полдня  без  одежды  -
верная смерть. А в  таких  условиях,  при  тюремных  харчах  наверняка  не
выживешь. Впрочем, его и так могут сейчас же забрать, может, на пытки?
   Он вздрогнул. На этот раз не от холода.
   С каждой минутой он будет все слабее. Если сейчас не сделает этого,  то
потом - тем более не управится.
   - А вон те? Всех, как и меня? - тихо спросил он. Видимо, слишком громко
для этого места. В углу что-то пошевелилось, двое встали.
   - Ты чего-то трепанул, сопляк? - Ворюги медленно подошли к Магверу.
   Возможно, они были сильнее, но и Магвер не  считал  себя  слабаком.  Он
умел драться, ведь вначале тренировался у Острого, а потом у Дорона.
   - Отстаньте от парня. -  Голос  Селезня  звучал  почти  просительно.  -
Молодой он...
   Они не обратили на его слова ни  малейшего  внимания.  Один  из  мужчин
наклонился над Магвером, схватил  за  голову,  потянул  вверх.  Магвер  не
упирался, послушно встал. Но при этом успел поднять  с  земли  лежавший  у
стены камень. Почувствовав, что нажим на голову ослаб, ударил.
   Хрустнула кость, визг мужчины поднял на ноги  всех  арестантов,  теплая
кровь хлынула на холодные руки. Магверу было не до наслаждения теплом.  Он
отклонился от удара, нагнулся, пропустив над собой волосатый  кулак,  пнул
под живот так, что мужчина засопел и присел. Тогда он ударил его  по  лицу
камнем. Прижал ногой шею, чтобы навоз  залепил  переломленный  нос.  Босая
ступня скользила по мокрой коже, но пятка крепко уперлась в шею.
   Нападающие замерли. Испугались, как бы он еще сильнее не прижал дружка.
Их трое. Скверно, что аж столько. Хорошо, что всего лишь  столько.  Магвер
сильнее сжал камень в руке.
   Долго так продолжаться не может. Стычка должна начаться заново.
   Магвер перенес тяжесть тела на правую ногу.
   Хрип и кровь.
   На лицах узников рисовалось  любопытство  и  возбуждение.  Да,  наконец
появилось хоть какое-то развлечение, этот  молодой  и  голый  парень  убил
одного из  "паханов",  изувечил  лицо  другому.  Намерен  был  драться  со
следующим.
   - Селезень? - вопросительно обернулся Магвер.
   Мужчина покрутил головой, попятился на шаг.
   Магвер  протяжно  свистнул.  Двое  на  троих  -  возможно,  удалось  бы
победить. Один на троих - сумасшествие. Они с ревом накинулись на него, но
при этом немного мешали друг другу. Он уклонился от удара, отскочив  вбок.
Теперь перед ним оказалось орущее чудовище с  шестью  пинающими  ногами  и
шестью молотящими воздух лапами. Но ведь у чудовища было и три  живота,  в
которые можно двинуть кулаком. Магвер ударил в  один  из  животов,  бросил
камень в одну из голов, оттолкнул другое брюхо.  Это  все,  что  он  успел
сделать.
   Первый удар пришелся ему по шее, второй откинул  назад  голову,  третий
согнул пополам. Очередной раз за этот день он падал под лавиной ударов.  С
той разницей, что в первый раз  горящие  в  присутствии  женщины  плотским
желанием солдаты просто хотели с ним позабавиться.  Сейчас  же  эти  били,
чтобы убить. Кровь потекла из старых и новых ран, вернулась прежняя  боль,
нахлынула новая. Магвер скорчился под ударами их башмаков, закрывая руками
голову, принимая пинки, словно тренировочная соломенная кукла.
   А когда его уже избили и ему  казалось,  что  не  осталось