ь  помочь,  то  просто
пройди мимо. Я бы сказал по-другому: если можешь помочь, то ты  не  имеешь
права пройти мимо. Вам подходит этот принцип?
     - Нет. Вы ждете кого-нибудь?
     - Кто-нибудь обязательно придет.
     - Тогда я ухожу, до свидания.
     Она почти уходит, движется к двери, оставляя за собой легкое  чувство
вины - будто невидимый шлейф - так цветок оставляет запах в  воздухе,  так
весло оставляет след на воде...
     В чем я виноват? - подумал Вацлав.
     - До свидания, - сказала она.
     Если можешь помочь, то не имеешь права пройти мимо, подумал Вацлав, -
в сущности, это всего лишь слова. И чем ты можешь помочь,  кроме  слов?Что
значит слово - много или мало? Иногда  -  ничего,  иногда  -  все.  Нужное
слово, сказанное в нужный, момент, сильнее лекарств, оно может излечить от
чего  угодно.  И  оно  же  может  убивать,  оно  сильнее   оглупевших   от
безнаказанности полчищ, сильнее термоядерной бомбы.  В  сущности,  убивали
ведь всегда не бомбы и не полчища, а слова. Нужные слова в нужное время  -
посылали людей убивать...
     - До свиданья, - снова повторила Нина и вышла.
     Что-то особенное было в ее тоне. Те последние  слова,  после  которых
женщина становится совершенно чужой. В них упрек - за то, что ты  позволил
ей стать совершенно чужой и тем самым предал ее. Что это? Нет,  это  снова
только обрывок страницы, по которому невозможно восстановить  суть.  Когда
ты помогаешь человеку понять  себя  самого,  уже  в  этот  момент  ты  его
предаешь, потому что не  сможешь  помогать  ему  вечно.  Это  обязательное
предательство - худшая часть твоей работы. Ты позволяешь человеку  увидеть
бесконечность внутри себя и, однажды увидев эту  бесконечность,  он  будет
чувствовать себя пустым,  потому  что  не  сможет  взять  ничего  из  этой
бесконечности. Или сможет взять очень мало - без твоей  помощи.  Он  имеет
право тебя любить и имеет право тебя ненавидеть. Любовь и ненависть -  два
конца одной палки, которой погоняет нас жизнь; иногда палка  изгибается  в
обруч и концы соединяются... Но это тоже только слова, за  которыми  стоит
невыразимое.
     Он подошел к окну. За окном все так же  падал  снег,  и  все  так  же
шуршал, сползая по стеклам, сбиваясь в маленькие движущиеся холмики, и все
так же пусто было в душе. Так становится пустой комната,  полная  знакомых
предметов, когда исчезает один, который ты раньше не замечал. И ты даже не
можешь вспомнить, что это было; Нина унесла это с собой.
     Вацлав  вспомнил  мужчину   и   женщину,   целовавшихся   вчера   под
опускающейся занавесью снега. Сейчас они придут сюда.
     Он ошибся, Маргарет пришла одна.
     Они говорили о смерти ее брата до тех пор, пока Вацлав убедился,  что
эта тема ее совершенно не волнует.
     - Я знаю, что он не был вашим братом, - сказал Вацлав, -  но  неужели
он ничего для вас не значил?
     Маргарет поджала губы. У нее были довольно симпатичные губы - полные,
подвижные и привлекательные.
     - Значит, я ведь его знала много лет.
     - Тогда почему вы говорите так безразлично?
     Она помолчала.
     - Да, я понял, - сказал Вацлав, - вы пришли говорить не о том.
     - Да, совсем не о том, я хочу знать...
     - Вы хотите знать будущее - все, что касается Тима, его чувств к  вам
и вашей дальнейшей совместной судьбы.
     - Да, вы понимаете...
     - Я понимаю все, не нужно объяснять.
     - И что же?
     Сейчас ее глаза не были бездумны - они выражали так  много,  что  его
почти затопило нежностью. Не к ней или к кому-то другому,  а  нежностью  к
самому чувству,  которое  совершенно  не  соответствует  всему  остальному
пыльному и затхлому миру. Без любви  жизнь  -  будто  оправа,  из  которой
вынули камень. И ты замечаешь, вдобавок, что оправа была позолочена только
снаружи. А любовь - это камень, который не нуждается в оправе, поэтому она
важнее, чем жизнь, и важнее, чем смерть. Это многое извиняет.
     Но он не мог сказать ничего утешительного.
     - И что же? - спросила она.
     - Вы будете вместе, пока будет идти этот снег.
     - И только?
     - И только.
     - Только пока будет идти этот снег, - медленно  повторила  она.  -  А
потом?
     - А потом совсем немного.
     - Сколько?
     - Несколько часов.
     - Несколько - это пять или шесть?
     - Не больше двух или трех.
     - А если вы ошибаетесь?
     Она верила его словам, слова отнимали надежду; она пыталась  оставить
себе хоть что-нибудь:
     - А вдруг снег будет идти долго? Вдруг он не кончится до весны?
     - Тогда он засыплет всех нас.
     - И мы все погибнем?
     - Наверное.
     - Как хорошо.
     Он попробовал представить себе, как хорошо погибать под снегом, и  не
смог. На мгновение он усомнился в  своих  словах.  Надежда  заражает,  как
чума, как оспа. Но однажды переболев, ты  не  обязательно  выздоравливаешь
навсегда.
     - Если я ошибаюсь, - сказал Вацлав, - то в верхнем ящике стола  лежит
полоска бумаги, проколотая в двух местах иглой. Если я прав, то ее там уже
нет. Посмотрите сами.
     Она подошла и выдвинула ящик. Она двигалась, как во сне.
     - Ее там нет.
     - Тогда я прав, - сказал Вацлав.
     - Тогда снег не кончится никогда, и я никогда не увижу чистое небо.
     - Возможно, - сказал Вацлав.
     - Я Тиму ничего не скажу, пускай он не знает.
     - Мне кажется, что он знает все. И я тоже знаю все - все то же, что и
он.
     - Я все равно на стану говорить, - сказала Маргарет.
     Она смотрела в окно. За окном не было ничего, кроме снега.


                                    10

     К вечеру снегопад ослабел. Пятеро мужчин расчистили дорожку к гаражу,
в котором стоял бульдозер. Обычно  бульдозер  использовали  весной  -  для
расчистки снега и льда. Один из служащих,  Джозеф  Флект,  умел  прекрасно
управлять этим аппаратом - он раскручивался на месте, как волчок, и срезал
лед гусеницами. Вацлав не мог себе представить такой  фокус  в  исполнении
кого-либо другого. Но сейчас Джозефа не было; он оставался в городе в  это
время года. Оказалось, что работать на бульдозере может Тим  -  он  вообще
умел очень многое. Конечно же, Маргарет была рядом с ним.
     В том, что убийцей был именно Тим,  Вацлав  не  сомневался.  Об  этом
говорила и его интуиция, и его разум.  Никто,  кроме  Тима,  не  слышал  о
тетрадях с записями, значит, только он мог проникнуть в  кабинет  ночью  и
заглянуть в ящики стола. Это первое. Он  дважды  намеренно  выдал  себя  -
такому человеку, как Тим, некого здесь  бояться.  А  такому  человеку  нет
необходимости отдыхать в санатории. Это  второе.  Он  сразу  же  прилип  к
Маргарет. Это третье. Но в сложившейся  ситуации  Вацлав  не  мог  сделать
ничего, пока на мог. А завтра может быть уже поздно.
     Тим вывел бульдозер из гаража. Маргарет сидела в кабине рядом с  ним.
Глубина снега достигала полуметра, поэтому машина двигалась с трудом.  Тим
вел бульдозер рывками, то  останавливаясь,  то  сдавая  назад.  Вскоре  он
остановился окончательно. Было видно, что Маргарет его просила  о  чем-то,
но он отказывался. Люди внутри стеклянной кабины напоминали  двух  больших
удивленных рыб, посаженных в маленький аквариум, - только  вместо  воды  в
аквариуме плавал золотистый  апельсиновый  сок.  Тим  обернулся  и  махнул
рукой. Маргарет обняла его  и  поцеловала.  Бульдозер  дернулся  и  поплыл
вперед; поднялся гусеницами на снежную гору; мотор тяжело  заныл,  работая
на пределе; машина наклонилась так, что кто-то охнул испуганно,  но  снова
выпрямилась и ушла в снежную  ночь.  Только  сейчас  Вацлав  заметил,  что
снегопад опять усилился. Погода портилась - к  снегу  прибавился  холодный
ветер, который гудел в ушах и задувал  за  воротник.  Ветер  поднимал  над
сугробами фонтанчики сухого снега и закручивал их в  спирали.  Люди  стали
расходиться.
     Два часа спустя он выключил свет в своей  комнате.  Черная  плоскость
окна сразу же проросла в глубину,  наполнившись  игрой  наклонных  снежных
линий. Все наружные огни были выключены и казалось, что снег светится  сам
по себе. Бульдозер до сих пор не возвращался. Интересно,  чем  они  сейчас
заняты, подумал Вацлав.
     - Интересно, чем они сейчас заняты? - спросила Нора.
     - Я сейчас подумал именно это, - ответил Вацлав, - кажется,  ты  тоже
научилась отгадывать мысли.
     - Только твои, мне помогает любовь.
     - Я думал этими словами, но не о том.
     - О чем же? Я бы хотела сейчас оказаться на их месте.
     - А на своем месте тебе плохо? -  спросил  Вацлав.  Вопрос  прозвучал
неожиданно грубо.
     Нора помолчала.
     - На моем мне скучно. Когда я ехала к тебе, я мечтала, я думала,  что
все будет иначе. Ты меня любишь, я вижу, но это все не то. Ты  занят  весь
день, но занят не мной, а делами. А что делать мне?
     Ты права, подумал Вацдав, ты права, но с этим, ничего  не  поделаешь.
"А что делать мне?" - с этой фразы начинается конец.  Эта  фраза  несет  в
себе разрыв и муку будущих дней так же, как маленькое зерно несет  в  себе
будущее огромное дерево. И если зернышко упало,  оно  будет  прорастать  и
расти. Не обязательно быть предсказателем, чтобы  правильно  предсказывать
будущее.
     - Нора, неужели мы когда-нибудь расстанемся? - сказал он.
     - Никогда, я этого не допущу.
     - Я вдруг представил себе, что я не буду видеть тебя, я не смогу  вот
так просто взять  твою  руку,  будут  идти  дни  и  годы  и,  наконец,  ты
потеряешься в моих снах, как ребенок на шумном вокзале.
     - Тогда я буду громко плакать, как ребенок  на  вокзале,  и  ты  меня
найдешь опять. Ты ведь найдешь?
     - Найду.
     Он не был убежден в этом.
     - А все-таки я бы хотела сейчас быть на их месте, -  сказала  Нора  с
женской томной медлительностью. - Им в кабине тепло?
     - Думаю, тепло.
     - Это так романтично - вокруг только ночь и снег, и никого, и  кабина
такая маленькая, и мы с тобой стоим посреди пустыни.
     - Почему стоим, а не едем?
     - Ну да, мужчины все такие непонятливые. Если бы они  ехали,  они  бы
уже давно приехали назад.
     - Действительно, их уже  очень  давно  нет,  -  сказал  Вацлав.  -  Я
опасаюсь, что с ними что-то случилось.
     - Что может случиться? В худшем случае застрянут в снегу. Раз  кабина
теплая, это не так уж плохо.
     - Они погут перевернуться, могут свалиться с  обрыва,  если  потеряют
направление в темноте; может случиться еще  что-нибудь,  о  чем  ты  и  не
догадывашься. На земле нет безопасного места.
     - Есть - например, моя квартира в городе. Когда-нибудь ты ее увидишь.
     Нет,  подумал  Вацлав,  нет.  Безопасность  -   простенькая   иллюзия
простеньких людей. Если у тебя есть своя  комната,  свой  дом,  даже  своя
страна, если ты ищеешь власть и силу, если ты никого не трогаешь и  никому
не мешаешь, то ты в безопасности? Нет. Наша жизнь опасна так же, как  была
опасна жизнь нашего предка, спящего в лесу,  полном  саблезубых  хищников.
Только саблезубые хищники теперь ходят на двух ногах. И  укрыться  от  них
невозможно. Можно только закрыть глаза и представить себя в  безопасности.
Зачем нужны все блага  цивилизации,  если  она  не  может  дать  здоровья,
счастья, любви или хотя бы покоя!
     - Я не выдержу здесь долго, - сказала Нора, - я не  выдержу  даже  до
весны. Нам нужно уехать вместе. Давай, я увезу тебя отсюда.
     - Давай, - согласился он, - ты думаешь, что это нам поможет?
     Нора подошла к окну. Она отвернулась, потом взглянула снова.
     - Смотри, там, за снегом!
     - Я ничего не вижу.
     - Кто-то идет сюда. Пешком.
     Они постояли, всматриваясь в темноту.
     Вначале  он  не  увидел  ничего,  потом  тень,  напоминающую   фигуру
человека, потом тень приблизилась, и все сомнения исчезли.
     Нора медленно повернулась, скользя плечом по его груди, и оказалась в
его объятиях. Это движение его ничуть не взволновало.
     - Как ты думаешь, кто это? - спросила Нора.
     - Это он.
     - Один? А как же она? И где эта страшная машина?
     - Что-то случилось, - ответил Вацлав.
     Тень подошла совсем близко и скрылась  за  выступающим  углом  стены.
Вацлав прислушался. Еще минута, и в коридоре будут слышны шаги. Это  будут
тяжелые шаги мужчины. Наверное, мужчина будет спешить. Он будет  выглядеть
взволнованно. Что он расскажет?
     И почему-то совсем не было жаль Маргарет.


                                    11

     Пока Вацлав спускался на первый этаж, он слышал сильные удары в дверь
и возмущенные крики дежурной после каждого удара. Визгливый голос  старухи
обрастал звучным ночным эхоы, проходя сквозь лабиринт коридоров и лестниц;
каждая пустая  комната  отделяла  от  голоса  еще  один  обертон,  поэтому
содержание  криков  вообще  не   воспринималось.   Воспринималась   только
интонация - так визжит  подзаборная  собачонка,  уверенная  в  собственной
правоте и непогрешимости. Мелкие собачки любят визжать на все большое.
     Спустившись, он увидел, что старуха даже не встала со  своего  места.
Перед ней лежала открытая книга и неоконченное вязание. За  полупрозрачной
стеклянной дверью угадывалась огромная фигура Тима.
     - Почему вы не открываете дверь? - спросил Вацлав.
     - А почему ты будешь мне тут указывать! - возмутилась старуха.
     Вацлав чуть не рассмеялся  от  удивления.  Подобные  ситуации  всегда
казались ему комичными. Разве не смешно видеть, как  раздувается  человек,
получивший даже не власть, а только оболочку власти, как  он  раздувается,
чтобы заполнить собой эту оболочку. Впрочем, все ночные старухи одинаковы.
     - Твоя работа поворачивать ключ в замке, а  не  задавать  вопросы,  -
сказал Вацлав. - Если ты не можешь даже этого, то завтра ты пойдешь пешком
в город, потому что кормить нищих здесь никто не собирается. В  городе  ты
купишь себе свой собственный санаторий, закроешься изнутри и будешь  орать
на прохожих. Если ты задержишься сейчас хоть на  минуту,  тот  человек  за
дверью задушит тебя голыми руками, а я засвидетельствую в  суде,  что  это
была самооборона.
     Тим ударил в дверь еще раз. По стеклу пошли трещины.
     - Это треснуло ваше жалованье, - сказал Вацлав.
     Старуха, видимо, усомнилась в своей правоте. Не  переставая  кричать,
она взяла ключ и пошла к двери. Вацлав впервые видел зту женщину,  точнее,
впервые  ее  замечал.  Он  отметил   за   собой   этот   аристократический
предрассудок. Старуха была одета по-домашнему - она была в красном  халате
и красных шлепанцах.
     Распахнувшаяся дверь оттолкнула ее  в  сторону.  Она  выкрикнула  еще
нечто злобное и неприличное и замолкла.
     - Так, бабушка, - сказал Вацлав, - пройдись по второму этажу и собери
всех мужчин, которых только найдешь. Никого не стесняйся будить. Случилось
несчастье. Это поважнее крепкого и здорового сна. Идите же!
     Старуха ушла.
     - Где она? - спросил Вацлав.
     - Она ушла сюда, - ответил Тим.
     - Что, пешком по снегу?
     - Да, у нас авария, мы перевернулись.
     - Расскажите все по-порядку, - сказал Вацлав.
     - Сейчас...
     Тим явно не знал, с чего начать.
     А он замечально играет, подумал Вацлав, мне даже кажется, что  он  не
притворяется. Но я ведь с самого начала знал, что он вернется один.
     Его снова поразила тяжеловесная мощь Тима.
     - Вы занимались тяжелой атлетикой? - спросил Вацлав.
     -  Что?  -  Тим  несколько  секунд  не  понимал   вопроса.   -   Нет,
культуризмом, а вначале борьбой.
     - Борьбой с кем?
     В глазах Тима не отражалось ничего, кроме страха.
     - Борьбой.
     - У вас стальные нервы, - сказал Вацлав, - вас никогда  не  проверяли
на детекторе лжи?
     - Подождите, мы ехали по аллее, она была вся в снегу...
     - А вы бы выдержали испытание на детекторе, - сказал Вацлав.
     Тим снова оставил его слова без внимания. Либо он действительно верил
в то, что говорил, либо он был гениальным актером. Вацлав впервые встречал
такого непрозрачного человека.
     По лестнице спустились трое заспанных, но  встревоженных  мужчин.  Их
вид говорил о том, что дежурная их здорово напугала. Самой старухи не было
видно - похоже, что она нашла применение своей  энергии  и  теперь  решила
перебудить весь санаторий. Один из мужчин нес фонарь.
     Тим снова начал говорить.
     - Сначала мы ехали по  аллее;  вы  знаете,  это  там.  Там  по  бокам
деревья, их так пригнуло снегом, что нельзя было проехать.
     - Пригнуло снегом?
     - Ну да, они же тонкие. Приходилось ударять и  отъезжать,  тогда  они
выпрямлялись. Мы ехали поверх снега и  продавливали  дорогу.  Если  бы  мы
попробовали ее расчищать, мы бы сразу застряли.
     - Понятно, - сказал Вацлав, - а дальше вы свернули налево.
     - Да, налево. Снег шел так сильно, что фары почти не помогали видеть.
Мы чуть было на сорвались. Мы  остановились  на  самом  краю,  потому  что
Маргарет увидела внизу что-то  черное.  Оказалось,  что  в  метре  от  нас
пропасть, а внизу растут деревья.
     - Слава Богу, - сказал один из мужчин, - но вам не стоило  ехать  так
далеко.
     - Да, но Маргарет, ей было так весело. Она сказала, что  еще  никогда
не видела такого снега. И она меня просила, вы понимаете... Я тоже никогда
не видел...
     - Не сомневаюсь, - сказал Вацлав, - что же дальше?
     - Дальше мы ехали по краю обрыва, - продолжал Тим, -  и  я  сбрасывал
снег вниз. Я не хотел, но она просила меня. Ей все было  интересно.  Я  не
мог ей отказать. Она так развеселилась; она была как пьяная.
     - И, к тому же, она все  время  вас  целовала.  Я  бы  тоже  не  смог
отказать, - сказал Вацлав.
     Тим взглянул на него, но оставил реплику без внимания.
     - Потом мы повернули обратно, но  немного  потеряли  направление.  Мы
решили  не  очень  спешить.  Маргарет  попросила  меня  сделать   дорожку.
Понимаете, она никогда не видела, как это делается. Я сказал,  что  мы  не
пройдем, но она просила. Я не мог отказать. Я сделал гору снега в два раза
выше машины, наверное. Она сказала мне ехать вперед. Я сказал, что мы  или
совсем застрянем, или перевернемся. Но она просила.
     - И вы застряли, а она ушла пешком просить о помощи?
     - Нет, мы перевернулись, повалились на  бок.  Дверца  была  сверху  и
выйти могла только она. Я не мог, мне мешало кресло. Мы упали  так  мягко,
что ничего не сломалось и не разбилось. Только меня прижало креслом,  и  я
не мог двигаться.
     - И тогда она ушла?
     - Она не хотела, но я попросил ее. Она сказала, что  скоро  вернется,
позовет людей, чтобы меня  вытащили.  Бульдозер,  конечно,  все  равно  бы
остался лежать. Это было очень давно, но она не вернулась.  Я  боюсь,  что
она сбилась с дороги.
     - Она не могла сбиться с дороги, - сказал Вацлав, - потому что  могла
бы идти только по следу бульдозера. Но она могла  сорваться  вниз.  Вы  об
этом подумали?
     - Только сейчас. Когда я возвращался, я думал,  что  она  здесь.  Она
здесь?
     - Ее здесь нет и не было. Она не возвращалась.
     - Я ее долго ждал и начал замерзать, - продолжал Тим,  -  потому  что
лежал на холодном. Но не это главное.  Я  посчитал,  что  ей  нужно  минут
сорок, чтобы вернуться, а ее не было больше часа. Я волновался.
     - И что же вы сделали?
     - Я выломал второе сидение, чтобы выйти. Я понимал, что  это  большой
ущерб и придется платить, но я не мог больше оставаться там. Когда  я  шел
обратно, я не видел ее следов, совсем  не  видел,  их  совершенно  занесло
снегом. Я оставил фары включенными, иначе мы бы не  смогли  найти  машину;
ее, наверное, тоже занесло.
     По лестнице спустились еще четверо.
     - Нас девять человек, - сназал Вацлав, -  сейчас  мы  переоденемся  и
через десять минут собиремся здесь. Возьмите фонари, если они у вас  есть.
Одевайтесь теплее, это надолго.


                                    12

     Они искали Маргарет до трех часов ночи. Конечно же,  их  поиски  были
бесполезны. Вацлав предполагал это с самого начала, но  он  хотел  понять,
как именно все прои