сем невесело. Он как будто чего-то ждал.
   - Тебе даже не интересно, чем ты будешь заниматься?
   Я отрицательно покачал головой, отчасти потому, что  он  хотел,  чтобы  я
кивнул, отчасти потому, что мне действительно было все равно:
   - Зачем? Кому я здесь нужен... Потому что никто даже не заметит, что меня
нет.
   Все было обречено,  по  крайней  мере  этот  ответ  стал  моим  последним
выбором.
   Но он пояснил:
   - Эксперименты, которые мы проводим, включают в себя  псионику  -  "разум
над  материей".  Главным  образом,  это  будет  группа  людей  с  необычными
психическими способностями. Задачей является выработка методов контроля  над
такими способностями. Мы обучим тебя, как читать  мысли,  не  становясь  при
этом сумасшедшим. Пока это все, что тебе положено врать.
   Я пожал плечами. Он щелкнул одним  из  рычажков  на  терминале,  и  дверь
открылась. На этот раз - другая; я разжал руки.
   - Ты давно знаешь ту женщину, которая зашла сюда перед тобой?
   - Почему вы спрашиваете? - Я нахмурился.
   - Из любопытства. Она просила меня дать тебе шанс. Мне интересно - зачем.
   - Я видел ее впервые. - Я не знал, что еще сказать, и молча ждал, пока он
не указал мне на дверь.
   - Туда. Тебе скажут, что делать.

Глава 2

   Я прошел по другому коридору, который был совершенно похож на больничный.
   Постепенно напряжение в груди проходило и дышать  стало  легче.  В  конце
коридора двое  в  голубых  халатах  восседали  на  краю  стола  для  осмотра
пациентов и играли в кости.  Я  остановился.  Они  переглянулись,  перестали
метать кости и сложили их в коробку.
   - Тебя послал Зибелинг? - спросил один из них, старик с бакенбардами, как
будто я мог заблудиться. Я кивнул. - Что у тебя?
   Я осмотрел себя и вновь поднял взгляд, заложив руки за спину.
   - Я устал, голоден и меня тошнит от всего этого!
   Лицо старика выразило сперва непонимание, а затем раздражение.
   - Я спрашиваю, что ты можешь делать - ты телепат или что?
   - Что? - переспросил я, словно эхо.
   - Ясно, что он не читает мысли, Гоба, - сказала женщина, коллега старика,
поправляя волосы.
   - Вы ошибаетесь, - произнес я.
   Они  вновь  обменялись  взглядами.  Мужчина   дотянулся   до   клавиатуры
компьютера и вызвал на экран информацию. По мере того как он  вглядывался  в
экран, между его густыми бровями формировалась глубокая морщинка.
   - Проверь-ка это, - сказал он.
   Женщина обернулась к экрану:
   - Полное неприменение? И мы должны распутать все это в  разумно  короткие
сроки? Боже мой, с чего же начать? С какой стороны подступить к этому  делу?
Как нам разрубить этот узел? - Она дотронулась пальцем до экрана.
   - Прямо гордиев узел, - произнес Гоба. - Я думаю, и решение  должно  быть
таким же. - Он разрубил рукой воздух.
   Женщина рассмеялась:
   - Ну, тогда он ваш. Ну и  повезло  же  ему!  Если  вы  обнаружите  в  нем
настоящего телепата, вам можно с честью уходить на заслуженный отдых, -  она
взглянула на меня. - И если вам удастся найти  что-то  человеческое  в  этой
куче обносков, вы намного превосходите меня.
   Старик передернул губами, заинтересовавшись не на шутку.  У  меня  хорошо
развиты инстинкты, и мне опять стало не по себе.
   Женщина ушла, а старик позвал  своих  ассистентов.  Они  раздели  меня  и
выбросили  одежду   в   мусоропровод.   Затем   меня   вымыли   со   щеткой,
продезинфицировали и дали мне лекарство, но оно не  оправдало  их  ожиданий.
Они не переставали грозить, что заклеют мне рот, если я не  перестану  звать
на помощь. Когда все было закончено, меня накормили в больничной столовой. Я
жадно ел, пока в желудке не начались рези, и уснул тут же на стуле.
   Специалист по имени Гоба и целая куча  его  помощников  теперь  полностью
контролировали мою жизнь. Они говорили мне, когда я  должен  есть,  спать  и
принимать душ; они давали мне пищу, одежду и постель. Моя жизнь была загнана
в гроб, в темницу, где я задыхался, где, стоило мне проснуться, они ломились
в дверь моего сознания, пытаясь получить ответ, добиваясь, чтобы я раскрылся
перед ними или пустил их в свои сокровенные тайны. Ничего  подобного  раньше
со мной не бывало, никто никогда не руководил мной таким образом.  Никто  не
указывал мне, когда дышать, да в сущности всем было всегда  наплевать,  дышу
ли я вообще.
   Этим специалистам, похоже, тоже было все равно. Я был псионом, они - нет;
более того, они испытывали к псионам неприязнь - какому нормальному человеку
понравятся чужастики? Им не по душе такая работа,  а  заодно  и  подопытные,
из-за которых они вынуждены были ею заниматься. Но управление мной входило в
их обязанности, и они не могли допустить провала. Гоба говорил, что  они  во
что бы то ни стало сделают из меня телепата, даже если для этого им придется
вскрыть мне черепушку, и в конце концов я начал верить его словам.
   Они ожидали, что я должен стать телепатом, то  есть  уметь  читать  чужие
мысли. Гоба сообщил мне об этом в первый же день.  Он  втолковывал  мне  это
медленно и терпеливо, как будто перед ним был недоразвитый, пока я насыщался
в  столовой.  Помимо  чтения  мыслей,  псион  должен  был  обладать  другими
способностями: телепортация означала, что он умеет мгновенно перемещаться  в
пространстве, лишь подумав об этом; обладая телекинезом,  он  может  усилием
мысли  передвигать  предметы.  Еще  один   необходимый   талант   -   умение
предсказывать картины будущего или нескольких вариантов  будущего,  а  также
давать рекомендации по оптимальному варианту действий в настоящем. Некоторые
из псионов обладали чуть  ли  не  всеми  этими  дарами.  У  меня  была  лишь
телепатия.  Однако  и  одного  этого  мне  хватало  вполне.   Мои   мучители
бесконечное число раз  гипнотизировали  меня,  усыпляя  мою  подсознательную
защиту, и копались у меня в мозгу с помощью приборов,  о  которых  я,  слава
Богу, ничего не знал. Они отыскивали очаги  сопротивления  в  моем  мозгу  и
нейтрализовали их, удаляя страхи, пытались обнаружить телепатические  центры
и стимулировать их. Когда я просыпался  после  каждого  такого  сеанса,  мне
казалось, что все идет нормально, потому что они так меня запрограммировали.
Но каждый раз я пробуждался в поту, с пересохшим горлом, красными глазами  и
раскалывающейся от боли головой. Да еще меня заставляли делать сотни  разных
упражнений, которые должны  были  нейтрализовать  мешающее  мне  напряжение,
стимулировать  мой  контроль  над  своими  мыслями,  чтобы  я   почувствовал
нарастание собственной силы и начал ею пользоваться. Я должен был  отвечать,
что изображено на картине, которую я не видел, или что они, испытатели,  ели
на завтрак, или определить, врут они или нет.
   Они почему-то всегда знали, прав я или нет.  Я  понимал,  что  у  меня  в
голове происходит что-то такое, чего раньше никогда не было.  Я  чувствовал,
как  посторонняя  энергия  хозяйничает  в  моем  черепе,  неизвестная   сила
будоражит бездействовавшие уголки моего разума. Я не мог контролировать  эту
силу или придать ей форму мысли, чтобы внедрить ее в чей-то мозг. Я даже  не
в состоянии был сфокусировать ее  на  расшифровке  того,  что  мне  пытались
передать, несмотря на мощную поддержку испытателей.
   С самого начала, когда я почувствовал, как во мне действует энергия  пси,
я стал ненавидеть любые ее проявления. И сколько бы  раз  они  ни  отключали
меня и ни заставляли просыпаться в холодном поту, ничего  не  менялось.  Как
если бы меня принуждали сделать на людях что-то постыдное,  вновь  и  вновь,
под их неусыпным наблюдением; будучи замаранным презрением моих  стражей,  я
сопротивлялся тому, что они пытались в меня внедрить: псионы -  это  отбросы
общества,  угроза  порядочным  гражданам,  в  жизнь  которых  они   пытались
вторгнуться. Псионы - это ненормальные. Но мои мучители  знали,  что  я  был
одним из них...
   Когда я делал что-то  правильно,  я  полагал,  что  доктора  должны  быть
благодарны мне за это. Но они лишь насмехались, приговаривая, что я  мог  бы
догадаться об этом раньше и что я опять не стараюсь добиться  результата.  Я
возражал им, уверял, что пытаюсь, но разговаривать с ними было бесполезно.
   - Какого черта вы возитесь со мной, если не можете сделать из  меня  даже
дерьмового телепата? Вы явно ошибаетесь на мой  счет,  -  сказал  я  однажды
Гобе. Я искренне хотел, чтобы они признали свою ошибку, чтобы он сам  сказал
мне об этом, хотел услышать, что я так же нормален, как и  этот  докторишка,
несмотря на страх, что  меня  тотчас  же  отошлют  обратно,  к  ублюдкам  из
Контрактного Труда.
   Гоба  взял  меня  за  подбородок  и  повернул  мое  лицо  к  отражению  в
металлической дверце.
   - Вглядись в свое лицо, псион, и задай еще раз свой вопрос:  не  ошибаюсь
ли я насчет того, кто ты такой, - сказал он.
   Я не понял и лишь пожал плечами. Он смотрел на меня  с  отвращением,  для
меня это было не ново.
   - Ты - псион, и не пытайся обмануть себя. У тебя голова, образно  говоря,
полна тайных  шрамов.  Это  объясняет  твою  проблему.  Однажды  ты  испытал
разрушительной силы телепатический  шок,  настолько  мощный,  что  произошло
нечто вроде короткого замыкания. Твой разум самовосстановился, но потрясение
было слишком сильным. Теперь мы пытаемся возродить твои способности.  Но  ты
все еще сопротивляешься...
   В его голосе прозвучала как будто личная обида.
   - Что еще за шок? - У меня не помещалось в голове, как такое  губительное
для меня происшествие не оставило даже памяти о себе.
   Он пожал плечами.
   - В конце концов, это не важно. Нас не это интересует. Мы восстанавливаем
функции твоей, так сказать, электрической сети.
   "Но я не машина, вы не можете меня перепрограммировать. Я не так  прост",
- подумал я, страстно желая, чтобы этот ублюдок прочитал мои мысли.
   - Возвращайся к упражнениям. - Он отвернулся.
   Я оставался на месте, скрестив на груди руки.
   - У меня болит голова. Мне не хочется больше этим заниматься.
   Он посмотрел на меня.
   - Мы здесь работаем над твоими проблемами, но не решаем их.  Если  хочешь
знать почему - обратись к психиатру. А теперь иди работай.
   И так проходили дни; я стал настоящим роботом, отвечая, когда  приказывал
Гоба, разговаривая сам с собой, когда  мне  хотелось  услышать  человеческую
речь.
   Специалисты, занимавшиеся мной, похоже, тоже были роботами, судя по тому,
что они говорили. Я даже  не  знал  большинства  их  имен.  Для  них  я  был
очередным подопытным кроликом, и каждую  ночь  меня  запирали  в  клетке.  И
каждую ночь меня мучили кошмары; я стал спать с зажженным светом.  Кошмарные
сны, которых я никогда не мог запомнить, уходящие под утро и  оставляющие  в
голове отголоски отчаянных криков. Ни Гоба, ни кто-нибудь другой не знали об
этом. Пусть идут к черту, я бы с удовольствием снабдил их рекомендациями, но
я перестану уважать себя, если обращусь к ним за помощью.
   Наконец однажды меня показали психологу по их собственной инициативе.
   Никто не потрудился мне сообщить о цели этого визита.  Единственное,  что
мне было известно, - меня собирались показать Зибелингу. Казалось, для  него
это стало еще большей неожиданностью, когда одна из сотрудниц привела меня к
нему.
   Зибелинг удивленно поднял брови, услышав, что к  нему  привели  Кота.  Он
проводил ее долгим взглядом, после чего вновь посмотрел на  меня.  Я  видел,
какое он испытал изумление, когда  наконец  узнал  меня.  Я  замер,  пытаясь
стряхнуть с себя неприятное ощущение и тот немой  вопрос,  который  Зибелинг
немедленно вонзил в мое сознание. Для меня  было  внове  воспринимать  чужие
импульсы, к тому же у Зибелинга это получалось гораздо удачнее, чем  у  тех,
кто со мной работал.
   Мое замешательство внезапно прошло, я вновь остался один с разворошенными
мыслями.
   - Сядь, - сказал Зибелинг.
   Я  опустился  на  стул  с  парусиновым  сиденьем,  металлическая   основа
скрипнула, как старые кости. Зибелинг  поморщился.  Я  откинулся  на  спинку
стула, сиденье изогнулось подо мной, я осматривал помещение.  Это  была  уже
другая комната, с более высоким потолком, ее  пронизывали  наклонные  полосы
дневного света. Я попытался представить, какую форму имело здание.  Комната,
где я находился, походила на все остальные помещения, за  исключением  того,
что сквозь стеклянный потолок можно было увидеть  небо.  Очевидно,  Зибелинг
временно использовал эту  комнату.  Я  подумал  о  том,  какое  он  занимает
положение и не относятся ли к нему так же, как он ко мне.  Судя  по  одежде,
между нами все-таки имелась разница. У него по-прежнему был стеклянный  шар,
правда, насколько я помнил, с другим изображением внутри.
   - Я едва узнал тебя, - произнес Зибелинг. Это, по-видимому,  было  что-то
вроде комплимента, но прозвучало совсем по-другому. Я пожал плечами.  -  Как
твоя лодыжка?
   - Все прошло. А в чем дело? Они сказали, что я ни на что не гожусь?  -  Я
сжал руками металлические поручни стула.
   - Кто они? - Он выглядел озадаченным.
   - Да все эти докторишки. Они твердят мне, что вы  меня  выкинете  отсюда,
если я не буду работать лучше. Я делаю все, что могу. -  Я  подался  вперед,
сиденье подо мной заскрежетало.
   - Не сомневаюсь в этом, - с полной уверенностью сказал Зибелинг;  немного
успокоившись, я вновь откинулся на спинку стула.
   - Они говорят, что ты продвигаешься слишком медленно и не оправдываешь их
ожиданий. Что  у  тебя  есть  очаги  сопротивления,  которые  они  не  могут
подавить.
   Именно поэтому тебя прислали ко мне.
   - Почему? - Я почувствовал, что вновь напрягаюсь.
   - Это часть исследований. Все добровольно согласившиеся в них участвовать
сталкиваются с проблемами, ты не одинок. Сожалею, что не  предупредил  тебя,
но у нас много добровольцев, и эксперимент только начался.
   - Какое вам дело до моих проблем? Мне уже сказали  ваши  спецы,  что  мои
трудности никого не волнуют. Вы притворяетесь, чтобы  я  лично  вам  кое-что
высказал?
   Он посмотрел на меня так, как будто я плюнул ему в лицо:
   - Ты хочешь сказать, что до  сих  пор  не  понимаешь,  чего  мы  от  тебя
добиваемся?
   Я уставился в пол и на свои сандалии.
   - Откуда мне знать? Я только и вижу что этих проклятых  спецов.  Они  все
похожи один  на  другого  и  ничего  мне  не  говорят,  вообще  со  мной  не
разговаривают. О Господи! Что же я  должен  понять  -  что  меня  бросили  в
тюрьму?
   Где же все остальные псионы, о которых мне  твердят?  Я  ни  разу  их  не
видел, я схожу с ума оттого, что сижу здесь целую вечность!
   - Ты находишься  в  нашем  центре  всего  две  недели.  Ты  увидишь  всех
остальных, когда будешь готов работать с  нами.  Ты  -  заключенный,  но  ты
арестован  не  нами,  а  Объединенной  Службой  Безопасности.  Пока   я   не
удостоверюсь в том, что ты подходишь для эксперимента, ты останешься под  их
надзором. -  Он  глубоко  вздохнул.  -  Я  доктор  Ардан  Зибелинг.  Я  веду
медицинские исследования и  одновременно  занимаюсь  лечением  эмоциональных
отклонений и проблем поведения, относящихся к псионике. Частью  этой  работы
является помощь всем добровольцам, в том числе и тебе. Моя главная задача  -
научить тебя управлять твоими способностями  и  вести  нормальную  жизнь.  Я
ответил на твой вопрос?
   Я кивнул, не поднимая головы, желая поскорее уйти  отсюда  и  недоумевая,
почему, что бы я  ни  говорил  ему,  он  воспринимает  это  как  глупости  и
раздражается.
   - Теперь поговорим о том, что тебе мешает. Гоба утверждает,  что  однажды
ты испытал сильное потрясение, из-за которого не  можешь  использовать  свой
дар читать чужие мысли.
   - Да, но он не сказал, что это было за потрясение.
   - Ясно, что Гоба не может этого знать. Даже под гипнозом ты  не  прояснил
для нас этот момент. Человеческий разум хранит массу загадок;  память  может
сохраняться и полностью теряться, и тогда ты не можешь восстановить  событие
в  сознательном  состоянии.  Но  воспоминание  остается  в  глубинах  твоего
подсознания, иногда всплывая и мучая тебя. Разум никогда не теряет записи  о
событии - он лишь иногда не может найти информацию.
   Он посмотрел на стеклянный шар, положил на него ладони и закрыл глаза.
   Когда он отвел руки, изображение в  шаре  поменялось.  Я  уже  не  слышал
доктора и уставился на эту картину: во мне шевельнулось сомнение.
   - Ты совершенно не помнишь, что  произошло  или  могло  произойти?  Ты  в
состоянии сказать, когда ты первый раз читал чужие мысли?
   Я мигнул, вновь посмотрел на него и покачал головой.
   - С тех  пор  как  ты  здесь,  не  заметил  ли  ты,  что  началось  нечто
необычное?
   Удалось ли тебе что-то вспомнить, хоть что-нибудь? Может быть, во сне?
   - Да, мне снятся ужасные сны...
   - О чем? - Он подался вперед.
   - Не помню.
   Он вновь откинулся в кресле:
   - Ну уже кое-что. В основе сна должно быть что-то - установка, чувство...
   - Старый город. Во сне я всегда там. - Его брови удивленно  поднялись.  Я
пожал плечами. - Что же еще может мне сниться?
   - Теперь закрой глаза  и  попытайся  вспомнить,  что  ты  чувствуешь  при
пробуждении.
   Я попробовал, пытаясь вызвать эти ощущения.
   - Страх, - прошептал я, потирая руками колени. - Чей-то крик...
   - Что?
   - Крики! - Я открыл глаза и уставился на Зибелинга.
   - Чьи крики? Твои?
   - Да. Н-нет! - Я вскочил со стула. - Я н-не хочу делать этого!
   -  Сядь,  -  почти  ласково  сказал  он,  я  повиновался.  -  Ты   сильно
заикаешься?
   - Я не заикаюсь! - воскликнул я и тут же понял, что только что заикался.
   - Хорошо, - кивнул он, посмотрев вверх. - Попробуем  по-другому.  Сколько
тебе лет?
   Я вздохнул:
   - Мне об этом известно столько же, сколько вам.
   - Примерно ты должен знать - шестнадцать, семнадцать?
   - Наверное.
   - Ты всю жизнь провел в Старом городе?
   - Да.
   - Ты уверен? Ты мог попасть на Ардатею младенцем. Твоя семья...
   - О какой семье вы говорите?
   - Так ты сирота?
   В его взгляде можно было прочесть сострадание и  даже  чувство  вины,  но
нетерпение в его словах заставило меня напрячься.
   -  Должно  быть.  -  Я  неудачно  попытался  рассмеяться.  -   Всю   свою
сознательную жизнь я провел в Старом городе. Хотел бы я забыть его,  если  б
мог...
   - Ну а до того, когда тебе было, скажем... четыре года?
   Вопрос прозвучал не случайно. Он сомкнул руки  над  стеклянным  шаром,  и
изображение  внутри  вновь  поменялось.  Он  поднял  глаза,  следя  за  моей
реакцией.
   - Ах да... - Я вспомнил о его вопросе. - Я помню все достаточно хорошо.
   - Как же ты выжил в таком возрасте в одиночку?
   - Я сторонился человеческой грязи. - Напор  со  стороны  Зибелинга  почти
физически ощущался в моей голове; я теребил руками края  халата,  в  который
был одет, не понимая, что происходит.  -  Мне  случалось  быть  в  бегах,  я
попрошайничал, а иногда даже... - Я осекся.  -  Какого  черта  вам  от  меня
надо?
   Его лицо отразило что-то среднее между отвращением и досадой.
   - Я хочу, чтобы ты лишь ответил на несколько вопросов.
   Он лгал мне. Хорошо владея голосом, Зибелинг тем не менее не мог  скрыть,
что страстно желает  найти  ответ  на  вопрос,  далеко  выходящий  за  рамки
профессионального любопытства. Я не мог угадать его мысли, но не  мог  также
отделаться от этого ощущения.
   - Что случилось с твоими родителями?
   Это было только начало допроса.
   - Они мертвы. - По крайней мере,  я  на  это  надеялся,  потому  что  они
заслуживали только этого - после того, что они сделали со мной.
   - Ты знаешь, кто такие гидраны?
   - Что? - Я нахмурился. - О чем вы?
   -  Формой  глаз  и  структурой  черепа  ты  напоминаешь   гидрана.   Твои
способности псиона лишь подтверждают это. Ты слышал о  гидранах?  -  наконец
спросил Зибелинг.
   Я во все глаза смотрел на него.
   - Я знаю, что они пришельцы. - Я с  трудом  произнес  это  слово.  -  Они
пришли из системы Бета Гидра. Я знаю много анекдотов...  Вы  что,  пытаетесь
выставить  меня  н