ин из гидранов железной хваткой вцепился мне в руку.
   -  (Все  нормально.  Отпустите  меня.)  Хватка  ослабла,  и  я   медленно
выпрямился, держась руками за  живот.  Человек,  который  вел  переговоры  с
гидранами, спросил, в чем дело.
   Люди приблизились к нам. Теперь я мог разглядеть лица, но видел лишь одно
- лицо Зибелинга. Мне вдруг все стало ясно. Псионы-гидраны,  наводящие  ужас
на людей в Туманности Рака, установили контакт с Институтом Сакаффа.  И  вот
делегация института прибыла сюда. А  с  ними  явился  Зибелинг,  по  милости
которого я прошел через все это. Мне захотелось  рассказать  им,  кто  такой
Зибелинг на самом деле, отплатить ему немедленно. Но я лишился дара  речи  и
не смог даже сформулировать свои мысли. Последним отблеском покидающего меня
сознания я уловил, что падаю на руки Зибелинга.

Глава 9

   Я не мог прийти в себя очень долгое время. Бесчисленные видения  являлись
мне, пока  измученное  тело  медленно  восстанавливалось  после  пережитого.
Сознание отключилось из-за немощной плоти, в плену которой  оно  находилось,
однако какая-то его часть продолжала функционировать.
   Передо мной проносилась  страшная  черная  вселенная,  порождая  вереницу
образов и воспоминаний, вспыхивающих, как  угольки  в  тлеющем  костре.  Моя
жизнь прокручивалась цепочкой обрывков и  эпизодов  -  говорят,  так  обычно
бывает перед смертью.  Я  чувствовал,  как  включаются  и  выключаются  цепи
нейронов,  как  бежит  по  сосудам   кровь,   как   посылается   информация,
определяющая  химические  процессы  в  клетках,  как  возникает  напряжение,
необходимое для жизни мозга... И всем  этим  был  я.  Я  ощущал  потребности
организма, я пестовал его, принимая участие в своем исцелении в такой форме,
которую раньше не мог даже вообразить.
   Или все это снилось  мне?  А  может  быть,  сны  были  порождены  ритмами
вселенной, движением ее великого океана?  Я  утонул  в  нем,  когда  гидраны
отняли мой разум, и родился вновь. Я почувствовал прелесть их открытости, их
общения  без  тайн  и  барьеров,  уничтоженных  во  имя  коллективной   силы
объединенных жизней.
   Мое существо жаждало вновь окунуться в это общение. Я продвигался  дальше
и глубже, пытаясь отыскать в прошлом  какое-то  указание,  знак  -  отчаянно
взывая к неизведанному. Вскоре я стал получать ответы. Переживая заново свою
жизнь, я натыкался на воспоминания, которые никогда не были моими, смешанные
со знакомыми образами; они появились неизвестно откуда,  взламывая  раковину
одиночества, давая приют снам и убежище от кошмаров, мучивших меня по ночам.
   ...Руки, тонкие детские руки - мои  руки,  вымазанные  мякотью  какого-то
гниющего фрукта, разрывающие пакеты с  мусором,  кладущие  в  рот  скользкие
кусочки; я глотаю это, обманывая голод... Трясущиеся от гнева  окровавленные
руки - мои руки, мои кулаки, избивающие какого-то парня, в кровь, с упоением
- за то, что он обозвал меня чужастиком;  а  если  бы  я  не  избил  его  до
полусмерти, его банда разорвала бы меня в клочья. Я осмелел  настолько,  что
сорвал с него куртку, - мне надо было во что-то одеться. Повернувшись спиной
к готовым кинуться на меня головорезам и шатаясь, ухожу  прочь,  потому  что
мне плохо от вида этого измочаленного сосунка, валяющегося в луже крови. Мне
хочется одного - чтобы меня оставили в  покое...  Я  колочу  травмированными
кулаками по стене в каком-то  переулке,  где  с  крыш  свисают  сосульки,  и
проклинаю все на свете, потому что это не помогает от безысходности,  потому
что жизнь слишком давит к земле, и иногда мне хочется... Мне хочется...
   ...Улететь, улететь подальше. Серебристое ограждение балкона  под  ночным
небом, изящные женские руки в кольцах, лежащие на увитой виноградом решетке,
белая кожа, гибкие очертания... (это не мои воспоминания, какая-то мешанина,
все перепутано). Нити блестящих черных волос, свободно падающие на плечи...
   Образ, пришедший непонятно откуда... Я ощущаю эти волосы на своих  щеках,
залитых  слезами...  Боль  бесчисленных  эмоций   впилась   в   мои   нервы.
Воспоминания беспрепятственно вливаются в мой мозг, как бесконечные гости на
нескончаемый  бал,  пьяные,  развратные,   эгоистичные,   жадные,   горькие,
ненавидящие и вопящие.
   ...Мне хочется кусать губы, чтобы не закричать отчаянно и не прогнать  их
всех сразу. Некуда деться, нет выхода. Господи, спаси меня,  помогите,  хоть
кто-нибудь... Глядя вверх, в небо с мириадами звезд - странных звезд,  таких
некто по имени Кот никогда и  не  видывал,  -  я  теряюсь  в  величии  этого
простора - и чувствую, как в моей душе зарождается поэзия, и я забываю  все,
даже слезы, чтобы дать рождение прекрасным стихам...
   ...Живой, танцующий в душной ночи Старого города, и сердце бьется в  такт
ритму никогда не затихающей музыки, голова кружится от  мелькания  огней,  я
вливаюсь в гущу толпы, текущей по улицам и принимающей абсолютно всех...
   ...Мертв...  Я  смотрю  на  запись  вновь  и  вновь,  лежа  в  стерильной
лаборатории больницы, читая  написанное  и  не  веря  своим  глазам.  (Опять
смешение, опять путаница: не мои глаза, зеленые,  кошачьи,  которые  едва  в
состоянии  прочитать  собственное   имя;   чужая   память,   чужая   жизнь.)
Приближается конец,  одновременно  оборвется  еще  чья-то  жизнь,  моя  жена
погибает,  мой  ребенок  умер,  все  умерло...   Мир   расплывается,   стены
обрушиваются, почва раскалывается, уходит из-под ног... Вот и конец всему...
   ...Затерян в бескрайних белоснежных полях под ребристым небом.
   ...Затерян в океане тел,  которые  вдвое  выше  меня,  ночью  на  площади
Божественного Дома. Я бегу,  падаю,  кричу,  схожу  с  ума,  в  моей  голове
ослепительные взрывы. Я слышу свой сумасшедший вопль, пока не  теряю  голос,
сконцентрированный ужас сжигает мой разум, оставляя холодный пепел.  Рыдания
на коленях скрюченной старой женщины, которую я больше ни разу не видел; она
обнимает меня, бормоча невнятные наркотические слова, не те  слова,  не  тот
голос; мой мир, мое прошлое и даже мое имя рассыпались пеплом,  растоптанные
и мертвые... Я лежу в чьих-то объятиях много времени спустя,  мне  хорошо  и
спокойно; нежные, сладко пахнущие объятия девушки по  имени  Галлена.  Почти
задыхаясь от наслаждения, каждой клеточкой ощущая  радость,  я  стараюсь  не
замечать безразличия в ее глазах, когда говорю, что ощутил с ней только что.
   "Где таблетки? - спрашивает она, глядя в сторону. - Ты обещал!"
   Я достаю целую пригоршню забвения и  делюсь  с  ней.  Мы  лежим  рядом  и
говорим о своих видениях... пока не входит ее хозяин и не  спускает  меня  с
лестницы...
   ...Пересекаю горную цепь Латан со своей возлюбленной на  колонизированной
планете под названием Тимб-реллет, чтобы побывать в  заброшенном  поселении,
которое когда-то было моим домом (но не моим, опять чужие вкрапления)...
   ...Старый город, мой дом. Ожерелье падает мне в ладонь: лезвие перерезало
парчовую ткань сумочки.  Сильная  рука  хватает  мое  запястье,  безжалостно
отгибая большой палец, - от боли темнеет в глазах...
   ...Я ухожу из дома, двигаясь как заведенный,  меня  проглатывает  громада
космического корабля. Повсюду опознавательные знаки Транспортного Управления
Центавра. Я оглядываюсь назад, покидая свою семью и все, что  знал  и  любил
(опять чужая память), а вместе с ними и разрывающее сердце и убивающее разум
равнодушие, отвращение, страх. Понимание того, что  выхода  нет,  преследует
меня везде в новом обличье и в новых сознаниях, пожирая мою душу,  оставаясь
со мной до смерти...
   ...Я лежу на мате в заднем помещении какого-то заброшенного  здания,  где
нашла пристанище дюжина головорезов и  бездомных  сорванцов,  слышу  голоса,
будто из другого мира: меня трясет  лихорадка,  я  понимаю,  что  умираю,  и
думаю, как долго я вот так пролежу, пока кто-нибудь это заметит...
   ...Смотрю сквозь стены  высотного  здания,  прозрачные  стены,  такие  же
бесчувственные и бессмысленные, как и  разум  тех,  кому  я  пытаюсь  помочь
(опять не мои образы). Я сгибаюсь под тяжестью их насмешек,  пытаюсь  понять
их страх, победить, сдаваясь, завоевать уважение, незнакомое  их  омертвелым
умам...
   ...Передо мной проходит  бесконечная  вереница  пустых  лиц,  изувеченных
сознаний. Дело всей жизни, утратившее смысл, потому что те, кто  значил  для
меня все, ушли и унесли с собой свет жизни,  навсегда  замуровав  окна  моей
души...
   ...Ночные воды озера, такие же черные, как мрак в моей душе (вновь  чужие
образы), тихий плеск, внушающий мысли  об  умиротворении,  забвении,  вечном
покое...
   ...Меня вырывают из забвения быстро приближающиеся шаги вербовщиков...
   ...Я жажду покоя, но чья-то тяжелая рука с  острыми  увесистыми  кольцами
впивается в мое запястье... Крохотные трясущиеся руки -  это  я  поднял  их,
прося милостыню... От голода в животе все переворачивается...  Голубая  пыль
блестит на моей коже... Звуки музыки... Стены зеленого льда... Надгробия  из
синего  камня...  Ход,  вырытый  червем,  пробивающимся  сквозь  бесконечную
темноту подземелья...
   ...И вдруг сияние улицы  Мечтаний,  гром  музыки,  фонтан  жизни  и  реки
золота... Радостная суета тысяч сознаний, проецирующихся в мое  собственное,
наступление инородных чувств, обрушивающих стены моей  внутренней  тюрьмы  и
наполняющих меня светом, самым ярким светом, какой я когда-либо видел, и  он
сияет все ярче, прогоняя темноту... Преображение. Другой мир...
   Дневной свет. Я открываю глаза, и в них врывается  слепящее  солнце,  оно
теплым лучом покоится на моем лице. Я зажмурился и опять открыл глаза, не  в
силах поверить.  Вечерело,  длинные  голубые  тени  протянулись  по  одеялу.
Откуда-то донеслись звуки музыки, голоса и смех. Я видел  потолок  и  стены,
свои руки, смазанные питательным гелем, датчик на груди. Я понятия не  имел,
где нахожусь, но мне было хорошо и спокойно пробудиться  именно  здесь,  как
если бы я достиг конечной цели долгого пути: я глубоко вздохнул и уснул,  на
этот раз без страха.
   Солнечные лучи пробились сквозь закрытые веки.  Я  встречал  новый  день,
ощущая его теплое прикосновение на своей щеке. До меня кто-то дотронулся.
   Открыв глаза, я увидел комнату, на этот раз в фокусе ее лицо -  то  лицо,
которое, думал, больше никогда не увижу.
   - (Джули?) - Я хотел позвать ее вслух, но не  смог,  подсознание  сделало
это за меня.
   Ее лицо озарилось, она придвинулась  ближе,  улыбаясь,  взяла  мою  руку,
повисшую в воздухе, как бы подтверждая реальность всего происходившего.
   - (Да, Кот, да!) Ее короткое послание осветило мой разум, как откровение.
Внезапно я понял, что мне ее по-настоящему не хватало все это время и что ни
к кому еще я не испытывал подобного. Мой голос отчаянно  пытался  заявить  о
себе, но я не в состоянии был произнести ни слова.  Электричество  полыхнуло
по связующей нас ниточке, ее рука дрогнула, она убрала ее, но телепатическая
связь осталась. Ее энергия держала меня, спокойная, надежная и  дружелюбная,
когда она подносила мне кружку  с  водой  и  помогала  пить;  я  никогда  не
пробовал такой удивительно вкусной воды. Я вздохнул и отпил еще.
   Портативный монитор, установленный на другой стороне кровати,  сканировал
каждое движение моего тела и что-то высвечивал на экране: датчик по-прежнему
считывал данные с моей груди.  Но  мы  не  в  больнице,  до  меня  отчетливо
доносились звуки музыки и голоса - я  не  слышал  ничего  подобного  с  того
момента, как покинул Куарро. Куарро... Я  до  деталей  припомнил  пребывание
там, и не смел поверить, что сказка вернулась, что я в безопасности, обо мне
заботятся, что ад позади и что все счастливо завершено.
   Джули забрала у меня пустую кружку. Я лежал, откинувшись, в кровати, и на
моих потрескавшихся губах красовалась глуповатая улыбка. Просто смотреть  на
ее движения было  сплошным  удовольствием.  Несмотря  на  нелепую  одежду  -
мешковатые штаны, тяжелые сапоги, блузку и неизменную шаль - все было  полно
изящества и красоты. Я подвигал пальцами и  испытал  боль  в  суставах,  как
старик. Под кожей на руках просвечивали похожие  на  кровоподтеки  желтые  и
багровые пятна. Но по всему видно, что худшее  уже  позади.  Интересно,  как
выглядит все мое тело? По крайней  мере,  я  уже  не  синий  -  это  большое
достижение.
   - Господи, одну камфору! - смог произнести я. Джули  обернулась  ко  мне,
густая коса скользнула по ее плечу. В ее улыбке появилась легкая ирония, а в
уголках глаз образовались крохотные морщинки...
   - Сложно, - отозвалась она, и я не разобрал, говорила ли она обо мне  или
о моей просьбе.
   Я рассмеялся, это прозвучало как грохот колес по мостовой.
   - Классно, что все позади...
   - Это длится уже больше двух недель. Одно время мы не знали, вырвешься ты
или нет. - Разумеется, она не имела в  виду  Куарро.  Ее  улыбка  неожиданно
исчезла; я увидел в ее мыслях, что она вспоминает  о  том,  как  я  лежал  в
больнице под капельницей.
   - Да, слишком долго. - Я вновь пережил свое первое пробуждение  здесь.  -
Теперь все позади. - Меня переполняло счастье. Однако в  палитре  ее  чувств
изменились цвета...
   - Кот.
   Я увидел написанную на ее лице правду.
   - Как... Мы не на Ардатее?
   - Нет, мы в портовом поселении Синдера.
   Я посмотрел на каторжное клеймо, выжженное на  моем  запястье,  и  закрыл
глаза. Ее беспокойство потерялось в черной волне разочарования, обрушившейся
на меня. Джули прилетела  на  Синдер.  Была  какая-то  причина,  но  она  не
заключалась в том, чтобы спасти меня из ада. Напротив, меня  ожидали  другие
страшные испытания. Если я вижу Джули, значит,  это  действительно  Зибелинг
разговаривал с гидранами в подземелье. И он приехал лишь потому, что, должно
быть, неподалеку  объявился  Рубай,  цель  которого  завладеть  разработками
телхассия, принадлежащими Федерации:  шахтами,  где  я  был  -  и  продолжаю
оставаться  -  рабом.  И  виновник  этого   -   Зибелинг,   который   должен
догадываться, что я хочу с ним сделать, Зибелинг, который ненавидит меня.
   - Кот! - Я почувствовал, как напряглась Джули.
   - Оставь меня. - Я отвернулся и лежал  так,  пока  она  не  вышла,  потом
закрыл глаза и провалился в черную бездну - это было легче, чем  встретиться
с реальностью.
   Когда я  вновь  очнулся,  в  комнате  вместе  с  Джули  был  Зибелинг,  я
почувствовал это, не открывая глаз. Я  решил  притвориться  спящим,  а  если
приборы выдадут меня, на это не сразу обратят внимание.
   Зибелинг вздохнул:
   - Не  могу  понять,  нормальные  мы  люди  или  с  какими-то  врожденными
отклонениями. И как можно научиться  жить  с  Даром  в  столь  несовершенном
обществе?   Единственное,   что   мы   можем,   -   это   контролировать   и
приспосабливаться.
   И нигде псионы не находят истинной помощи и поддержки. Именно в институте
я хотел устроить такое место...
   -  Если  бы  каждый  владел  телепатией  или,  по  крайней  мере,  шестым
чувством... Тогда, возможно, мы научились бы понимать друг друга и не давали
бы своим страхам искажать все, с чем мы соприкасаемся. Но если бы  нам  дали
такой шанс, мы перестали бы быть самими собой. -  Я  почувствовал  печальную
улыбку Джули.
   Зибелинг горько усмехнулся:
   - Если бы в этой вселенной существовала хоть какая-нибудь справедливость,
человечеству  не  позволили  бы  совершать  межзвездные  перелеты.   Мы   не
подготовлены для галактических контактов. Человечество - это кишащая  толпа,
но никак не цивилизация. Мы никогда ничему не научимся. Никогда...
   Я проник в его мысли: Зибелинг подумал о своей жене, затем обо мне,  и  я
ощутил  его  внутреннюю  боль.  Я  чуть  приоткрыл  глаза,  чтобы  незаметно
понаблюдать за ним.
   - Проклятье, иногда мне хочется совсем забыть об этом Институте  Сакаффа!
-  он  отошел  от  окна,  луч  солнца  ударил  мне  в  глаза.  -  Это   ведь
мошенничество, эксплуатация, безумный риск...
   Джули встала с края постели:
   - Это помогло нам больше, чем ты  думаешь,  Ардан...  Мне  это  сохранило
жизнь! - Голос Джули не выдавал волнения и тревоги, наполнявших ее.
   - Что же ты получила в конце концов, да и все мы? Вот мы  здесь,  прибыли
инкогнито, время идет, а мы все ждем, когда он придет в себя, чтобы нас всех
предать. - Он имел в виду меня. -  И  "счастливчики"  -  добровольцы  просто
возвратятся туда, где все началось, если останутся в живых. Я ошибся, думая,
что в силах что-то улучшить, создать  нечто  долговечное.  Каким  же  я  был
идиотом, чтобы в это поверить! Мы ведь не  профессиональные  шпионы.  Служба
Безопасности должна бы знать, что все это впустую, так же как и то, что  нас
нельзя использовать таким образом. И я должен был предвидеть все... Господи,
зачем я втянул в это тебя? - Он нежно положил руки ей на плечи.
   - Ты тут ни при чем, это был мой выбор,  и  я  не  жалею  о  нем.  -  Она
спокойно приняла его взгляд и выдержала его, ее глаза сверкали.
   Зибелинг опустил глаза, покачав головой:
   - Я тоже... То есть, с одной стороны, жалею, а с другой - нет... То,  что
ты здесь, заставляет меня поверить, что  есть  еще  люди  во  вселенной,  не
похожие на меня. И что если мы остановим Рубая, что-то изменится к  лучшему.
Но ты значишь для меня все, Джули. Ты единственный  человек,  который...  Ты
настолько дорога мне, что  это  внушает  мне  страх.  Если  с  тобой  что-то
произойдет... - Зибелинг привлек  ее  к  себе,  Джули  тоже  обняла  его.  Я
чувствовал их взаимное влечение и обостренное  ощущение  опасности,  которое
делало каждое мгновение их сближения неповторимым  и  сладким.  Их  поцелуй,
казалось, длился вечно, сгорая в моей голове,  пока  моя  грешная  плоть  не
начала поддаваться тому, что я ощущал.
   Мое собственное желание переросло в зависть, и я оборвал контакт.
   Наконец Джули освободилась из объятий Зибелинга, прошептав:
   - Со мной все будет хорошо. По крайней мере сейчас. Я не знаю,  почему  я
оказалась здесь, но это правильно.
   Зибелинг хотел вновь привлечь ее к себе, но внезапно  резкий  прерывистый
сигнал взорвал тишину комнаты. Зибелинг выругался, выключив что-то на  своем
ручном датчике:
   - Мне надо возвращаться в госпиталь.
   Джули едва заметно поцеловала его в щеку. Он кивнул, словно соглашаясь  с
ее высказыванием, и поцеловал ее руку, затем обернулся к моему  монитору.  Я
закрыл глаза, попытавшись мгновенно расслабиться. Если  Зибелинг  и  заметил
что-то подозрительное, он не стал распространяться об этом.
   - С ним все будет нормально, - сказал он суровым голосом.  -  Это  вопрос
времени.
   Он вышел. Джули продолжала стоять за кроватью, но я не мог  вымолвить  ни
слова, притворяясь спящим; вскоре она тоже ушла.
   В следующий раз, когда я увидел ее,  она  была  напряжена,  целый  клубок
сомнений и подозрений вырос в ее голове. Сперва это показалось мне странным,
но потом я вспомнил слова Зибелинга о том, что я собираюсь их предать.
   - Джули, ты не должна меня бояться.
   Она просветлела и улыбнулась.
   - Знаю, - сказала она вполне уверенно, и присела на кровать, плотно  сжав
пальцы и глядя на меня. - Мне не хватало тебя. Кот, я скучала по тебе. После
того, как... ты ушел. Я очень рада тебя видеть.
   Она прикоснулась  к  моему  сознанию,  давая  мне  понять  размеры  своей
истинной радости. Я улыбнулся, и она догадывалась почему. С того момента она
приходила ко мне одна, Зибелинг больше не появлялся. Она проводила  со  мной
столько времени, сколько могла, каждый раз, когда вырывалась с  работы.  Она
кормила меня супом и вытирала прохладной  влажной  тканью,  всегда  нежно  и
терпеливо, как могла делать только Джули, убеждая меня, что я все равно буду
жить, хочу я этого или нет. Первые дни я  ничего  не  спрашивал,  не  будучи
готов вынести то, что мне предстояло услышать. Джули, похоже, понимала  меня
или в силу каких-то других причин не говорила о том, о чем я не спрашивал.
   Когда я наконец смог сидеть, передо мной предстал чудесный горный пейзаж,
открывающ