Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
убай просто остановил ему сердце. Вот так, - я щелкнул пальцами,
- и все.
Джули взяла меня за руку и подвела к креслу. Я бессмысленно смотрел на
него, пока она не усадила меня. Затем она укрыла меня своими платками и
свитерами и села сама.
- Но как? Что там произошло? Ты что-то почувствовал, я знала это, когда
ты пришел. Потом Рубай увел тебя...
Я кивнул, сжимая руки, чтобы они перестали трястись. Старые шрамы
выделялись белым на коже суставов.
- Он заставил меня смотреть на это... Дир попытался предупредить команду
корабля, который сейчас на орбите... Его схватили и привели к Рубаю... Тот
знал все это время, кем был Дир на самом деле.
- Он знал? (Он знал?) - Слова и мысли перемешались. - (Ему известно про
нас?..) - (Нет!) - я передал это без особых усилий. - Рубай знает, что Дир
работал на Службу Безопасности. Больше ему ничего не известно...
У меня не было сил отвечать на их расспросы, я включил контакт и показал
им, как Рубай использовал Кортелью, будучи почти уверен, что убьет его, как
уличил Кортелью в предательстве, чтобы проверить мою надежность, как Диру
удалось разозлить Рубая, чтобы тот прикончил его, не проверяя. Он знал: если
Рубай залезет к нему в голову, мы все окажемся на его месте...
Их понимание немного успокоило меня, но я опять ощутил ужас и вину,
окатившие меня. Они говорили о случившемся, как о большом горе, но их слова
близко не отражали то чувство вины, которое разрывало меня.
- ... и наконец тебя так просто отпустили? - услышал я голос Зибелинга,
пришедшего в себя. - Он ничего не спрашивал о нас?
- Да, он допросил меня. - Я посмотрел на Зибелинга и дотронулся до
головы.
- Он обшарил меня, чтобы получить все сведения.
Я вновь сцепил руки, мое клеймо заскрипело по поверхности стола.
- После того как ты стал свидетелем убийства? - Руки Джули ласково
накрыли мои.
Я кивнул, не доверяя своему голосу.
- Но... я сделал его, Джули! Мы все вне подозрений. Я не мог допустить,
чтобы он оказался сильнее, после... после Дира. - Мое сознание пыталось
что-то найти и не находило. - Но я должен был впустить его и дать ему то,
что он хотел увидеть, чтобы у него не возникло подозрений. Я ненавижу, когда
копаются у меня в голове, не переношу этого. Боже! Это похоже на... - Я
прикусил губу, качая головой. Моя человеческая часть не могла согласиться с
тем, что гидраны полностью раскрываются другому сознанию.
- Они не выставляют себя кому попало, - прошептала Джули. - Они никогда
не делают сцепки с людьми, с чужаками, но только друг с другом. Важно, что
их глубинная часть дается другому, а не берется. В этом главное отличие
сцепки от вторжения.
Ее память наполнилась образами прошлого, она прервала контакт, отвела
руки и стала кусать ноготь.
Я взял ее руку, положил ее на стол и снова настроился в резонанс с ней;
общее чувство росло, теплое, светлое и крепкое, объемля нас обоих. Я понял,
что все это время я ненавидел не свой Дар - это было то же, что ненавидеть
огонь за то, что кто-то использовал его, чтобы сделать мне больно. И если бы
сейчас я мог изменить свою природу, я не стал бы этого делать.
- Да, наверное, - прошептал я. - Я победил его. Это самое важное. Я
одолел Рубая!
- Ты думаешь, мы поверим тебе? - неожиданно произнес Зибелинг, его голос
вклинился между нами. - Рубай просветил тебя и ничего не обнаружил? Он
подставил Дира и использовал его убийство лишь для того, чтобы устроить
проверку тебе? Почему именно тебе, а не всем нам?
- Да потому что я - его ключевое звено! Потому что Дир был моим другом. -
Потому что... он хочет меня! - Откуда я знаю?! - Я ударил кулаком по столу.
- Тем не менее мне гораздо легче поверить, что Кортелью подставил именно
ты. Джули сказала, что ты интересовался подробностями о корабле на орбите -
якобы для Кортелью. И что затем ты покинул порт вместе с Гэлисс, - его мысли
работали против меня...
- Дир не мог допустить, чтобы Рубай узнал, кем он был на самом деле и о
нашей связи с ним. Ему надо было немедленно отправить сообщение. Я помог ему
отыскать способ...
- И отправиться к праотцам.
- Да! - Я вскочил с кресла. - Но не потому, что хотел этого! - Чувство
вины опять захлестнуло меня. Я ощущал, как ноет рана в моей душе, - никто
никогда не заменит мне того, кто был мне другом больше, чем целый город на
Ардатее. Я снова сел, обхватив голову руками.
- Ты даже не в состоянии скрыть свою вину, - пробормотал Зибелинг с
отвращением. - Почему только Кортелью? Почему бы тебе не завалить всех нас
сразу? Или ты уже сделал это, а мы просто не знаем? - Он больно схватил меня
за руку.
- Ты, грязный ублюдок. - Я вырвался и сжал кулаки, готовый к схватке.
Джули встала между нами, не давая мне подняться.
- (Нет, Кот, только не это!) Ардан, отключись! - Она заслонила меня,
словно щит, отражающий ярость Зибелинга. - Не начинайте опять, ради всего
святого. Он говорит правду.
"Он говорит правду..." Ее слова как эхо повторили слова Рубая, меня
затошнило.
- Он утверждает, что смог убедить Рубая поверить, что черное - это на
самом деле белое. То же самое он может проделать и с нами!
На мгновение Джули дрогнула.
- Нет. Рана слишком глубока. Я знаю его. Мне он не может так лгать. Ты
ошибаешься, Ардан. - Ее голос замер. Она подняла голову, словно опасаясь
удара, но тут же успокоилась. - Он пришел к нам искать помощи, преодолев
страшное испытание. Если ты не можешь поверить ему, поверь хотя бы мне!
Зибелинг встал. Волна слепой ярости захлестнула его, и трудно было
сказать, кого он больше ненавидит - меня или себя.
- Я не нуждаюсь ни в чьих разъяснениях! Мы с тобой вляпались в это дело
по своей вине, а благодаря ему не сможем отсюда выбраться. Он подставил
Кортелью, он поможет Рубаю захватить шахты и шантажировать Федерацию, он
верен только себе. Если ты еще чего-то ожидаешь от него или веришь ему, ты
самоубийца. Но это не имеет значения, потому что в удобный момент он предаст
и тебя и меня. - Он двинулся к двери.
Джули впилась в меня пальцами, так что я вздрогнул, но не отвечала ему.
Уже в дверях он обернулся, переводя взгляд с нее на меня и обратно. В
течение минуты между ними что-то происходило, чего я не мог почувствовать.
Его лицо не изменилось.
- Я не нуждаюсь в этом. Я ни в ком не нуждаюсь. - С этими словами он
вышел и не вернулся.
Джули отпустила меня и отошла. Я осел в кресле, судорожно отыскивая в
карманах упаковку камфоры, вытащил ее и сразу вспомнил Дира. Затем скомкал
ее и швырнул в сторону двери.
- Проклятье! Я не хотел, чтобы так получилось. Дир был моим лучшим
другом.
Я хотел помочь ему! Почему, ну почему он мне не верит? Почему он... - Я
осекся, увидев ее лицо. Она стояла неподвижно, и я не пожелаю врагу испытать
то, что я прочел в глазах Джули. Она старалась держаться (но ее чувства были
слишком губительны для нее, они всегда превышали то, что она могла
выдержать, а особенно сейчас...) Вся она излучала страдание.
Я глубоко вздохнул, ломая руки:
- (В чем дело? Джули... мне уйти? С тобой все в порядке?) Она была в
панике, большая слеза побежала по ее щеке.
- Будь оно проклято. Кот! - Слезы хлынули потоком, она зарыдала. - (Не
делай этого!) Я крепче вцепился в кресло:
- Прости.
- Ты не виноват. Это не важно. - Она закрыла руками рот. - Как я могла
так ошибаться!
Зибелинг. Во всем виноват только он.
- Джули, он не хотел.
- Ты знаешь, что он сказал мне? Это была правда. Я не нужна ему. Он не
хочет меня видеть, ему попросту наплевать.
- Нет, все совсем не так. Он знает тебя... - я барахтался в словах,
словно беспомощный щенок, чувствуя себя последним идиотом, - ...лучше, чем
кто-либо другой. - Кроме меня.
- Да, это так. Он испытал такое чувство... впервые с тех пор, как потерял
жену и сына. Я верила, что я - особый случай, но вновь ошиблась. - Она
кусала губы и вытирала глаза.
Я подошел к Джули и обнял ее. Она прислонилась к моему плечу, рыдая. Ее
горе наполнило меня, стало моим, и на секунду у меня возникло желание
прервать контакт. Но я должен был предоставить ей опору.
И так тихо, что я едва расслышал, она произнесла:
- Ненавижу все...
Я прижал ее крепче, такую теплую, и поцеловал сверкающую полночь ее
волос.
- Нет, Джули, нет. Все будет хорошо.
У меня перехватило горло, я едва мог произнести это. Я понимал, что ей
необходимо побыть с кем-нибудь. Я не задавал вопросов, лишь пытался показать
ей, что она не одинока и не должна оставаться одна. Через некоторое время
рыдания затихли. Я тяжело вздохнул и сказал:
- Джули... В Старом городе я не выучил ни одного стихотворения. Хочешь
анекдот? - Джули отпрянула от меня, посмотрела как на ненормального и
усмехнулась. - Что может сказать говорящая крыса весом в полтонны?
- Понятия не имею.
Понизив голос на октаву, я пробасил:
- Кис-кис-кис...
Она улыбнулась и вдруг захохотала. Какое-то время мы стояли, как два
идиота, и смеялись до слез. Потом, не будучи уверен, что имею на это право,
я предложил:
- Если хочешь, давай обсудим то, что произошло.
Помедлив, она кивнула. Мы сели за стол. Джули закрыла лицо руками, и
черные волосы волнами упали ей на грудь. Я только сейчас заметил букет
полевых цветов, которыми она украсила комнату: они увядали в вазе, стоящей
между нами; от них веяло весной.
Какое-то время Джули молчала, почти боясь взглянуть мне в глаза.
- Как странно... Всегда так тяжело говорить о себе... Такая дурацкая
история.
Наконец она открыла доступ в свое сознание, в свою память. Я увидел Джули
маленькой девочкой, которая слишком много знала об окружающих, которая
разделяла с любым встреченным ею человеком каждую эмоцию и не могла утаить
свои мысли... Воспоминания о годах, проведенных в сверкающем и абсолютно
пустом мире, где вещи значили гораздо больше, чем человеческая жизнь, где
люди - и ты это знал - совсем не беспокоились ни о тебе, ни друг о друге: и
понимаешь, что само твое существование - оскорбление для близких, с каждым
доказательством ты отдаляешься от них все дальше...
Передо мной прошли картины и образы, когда она наконец покинула их, а
затем попыталась уйти из жизни, не в состоянии выжить в холодном мире со
своими чувствами и мириться с их отсутствием у других. Она пыталась найти
выход там, где его не было, сопереживая боль, ненависть и лишения
окружающих, всегда стремясь помочь им, потому что по-другому она не могла.
Она сочувствовала страждущим просто потому, что такова была ее натура, и
люди злоупотребляли ее добротой, оскорбляя ее лучшие чувства. Все что ей
нужно теперь, - это покой и кто-нибудь, кому она может доверять.
Но вот она вспомнила Зибелинга, и я увидел, что Джули верила в то, что
именно он - тот, кто ей нужен... Рыдания вырвались у нее. (Потому что это
было именно так.) - Джули, чего ты стыдишься?
- Я всегда всех отталкивала. Я хотела утопиться, потому что не могла
ужиться даже с собой.
- Это не правда. - Я легонько встряхнул ее. - Ты ни в чем не виновата.
Человек не может открываться первому встречному - должна быть защита. Но
если ты рождена с шестым чувством, то не чувствуешь такой защиты, и никто не
знает, как тебе ее предоставить. Дело совсем не в тебе, ты не можешь винить
себя в том, что ты такой родилась.
Она нахмурилась.
- Я знаю, что говорю, Джули. Послушай меня. Не виновата ты и в том, что
пыталась любить его и хотела его любви. А тот, кто потерял твою любовь,
настоящий осел...
Она глубоко и прерывисто вздохнула.
- Зибелинг не винит тебя за страдания или боль. Он помог тебе
освободиться от привычки переживать все сразу и ранить этим себя. Он должен
понимать, насколько это тяжело.
Если в Зибелинге была хоть половина тех качеств, которые она видела в
нем, то он действительно помог ей, однако сейчас мне было очень сложно
притворяться, будто я верю, что он всего лишь человек. Она почти улыбнулась,
потом лицо ее изменилось, как если бы она не знала, что и подумать.
- Он не хотел, Джули. Он не в себе из-за той дьявольской игры, которая
здесь ведется, он не способен анализировать, чересчур переполнен виной и
растерян. Разве не это ты пыталась показать мне? Он не отдавал себе отчета в
том, что говорил. - Однако я тоже не осознавал, что говорил в данную минуту,
не обращая внимания на слова, желая только отвлечь ее и вывести из
угнетенного состояния. - Он напуган и рассержен, потому что по-настоящему
любит тебя, но боится признать это. Боится потерять, как в свое время
потерял жену.
Она вздрогнула и поднялась.
- Правда?
- Конечно. - Я говорил, не понимая, откуда приходят снова, почти забыв, о
ком идет речь, потому что... - Потому что он не единственный, кто испытывает
такие чувства к тебе. - До меня дошло, что я сказал, после того как
вырвались слова, и я понял, что это правда. - (Я люблю тебя.) Через стол она
протянула руку и взяла мою. Она поцеловала меня - я весь наполнился ее
чувствами и такой нежностью, какой еще не испытывал.
- Спасибо, Кот, - прошептала она, - ты лучший, единственный мой настоящий
друг. - И снова подняла на меня глаза, глаза цвета грозовых туч.
Но она никогда не сможет изменить своей любви к Зибелингу. Когда это
стало мне ясно, что-то перевернулось внутри, как будто в меня попал осколок
ее боли.
Внезапно я вновь стал пятилетним мальчиком, обиженным до горючих слез на
весь мир. Ну почему именно он? Почему его избрала судьба на эту роль, почему
не меня? У меня никогда ничего не было!
Но говорят, любовь слепа, любовь - сумасшествие, любовь безжалостна и
способна испепелить твое сердце. Джули научила меня проникаться чувствами
других, и я знал, что никогда не смогу остановить то, что чувствую по
отношению к ней.
Я обошел стол и нежно обнял ее, представив на минуту, что она принадлежит
мне, а потом сказал:
- Все будет хорошо, я обещаю тебе.
И я вышел из дома в ночь.
Глава 15
Я включил свет.
- Как ты сюда попал? - Фигура Зибелинга отделилась от кресла, где он
сидел, словно окаменев в темноте своей комнаты. Выражение его лица стоило
того, чтобы преодолеть путь к его жилищу.
- Секрет старого воришки, - ухмыльнулся я. - Теперь вы спросите, какого
дьявола мне здесь надо. Я здесь потому, что осталось только двое в этом
городишке, на кого вы можете положиться, и вы больно ранили обоих. Я пришел
сюда, чтобы ты кое-что для себя уяснил, слышишь, ты...
- Убирайся!
- Н-да. - Я покачал головой и двинулся к нему, чувствуя обиду и злость,
которые при виде Зибелинга всколыхнулись опять. - Я не уйду, пока ты не
выслушаешь то, что я должен тебе сказать. - Я схватил его за толстый свитер
и прижал к стене. Он сопротивлялся, но у него не было богатого опыта уличных
боев. Я нажал на болевую точку - он вскрикнул и затих. - Вот так-то лучше,
док.
Я могу быть тем, за кого ты меня принимаешь, когда меня вынуждают. Не
советую делать это, ибо тогда я перестану быть самим собой. - Я отпустил
Зибелинга и отступил. - Мне надо, чтобы ты меня выслушал.
Он отделился от стены, его взгляд был полон замешательства и внезапно
возникшего страха. Он потер шею.
- Хорошо. Говори, зачем пришел. - Он вновь сел в глубокое мягкое кресло,
чувствовалась его возросшая тревога.
- Во-первых, повторяю еще раз - мы в одной лодке. - Я не стал убеждать
его, открывая сознание, потому что он был уверен, что я поступлю именно так.
- Знаю, что вы не желаете поверить в это, потому что вам, как никому
другому, известно, что у меня достаточно причин сделать вам больно. Вы
уверены в том, что я - всех побоку, кроме себя, а как иначе? Разумеется, вы
сами - образчик любви к ближнему. Поверьте, я сталкивался с такими
экземплярами, как вы. Но, слава Богу, встречаются и порядочные люди. Такие,
как Джули, как Дир. А Рубай... - Я вздохнул. - Вы даже не представляете
себе, кто он на самом деле. Я - я знаю! У него ледяное сердце, он психопат;
все, что вы можете вообразить о нем, не идет ни в какое сравнение с его
истинной сущностью. Он уничтожил Дира с наслаждением, и я намерен
расквитаться с ним за это. Я скорее отсеку себе руку, чем стану на него
работать, - можете вы это понять? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы
уничтожить его и обезопасить Джули. Слышите вы - все! Если даже мне придется
заодно спасти и вас, - я опустил взгляд, - может, мне придется оказать вам
эту услугу. - Я поднял глаза. - Но повторяю, сделаю это очень неохотно.
Зибелинг еще глубже вжался в кресло, уставившись на меня.
- Вы решили, что все потеряно, когда погиб Дир, разве не так? Вы заманили
нас в эти игры, а теперь уверили себя в том, что мы ни на что не годны,
обречены и что в этом ваша вина. - Я почувствовал, что прав. Добро
пожаловать в клуб "Последний Шанс". - Что же, теперь время играть по моим
правилам. Вы подняли лапки кверху, от всего отказались, на всех наплевали;
вы собирались сидеть здесь и ждать, пока все закончится. Точно так же, как
вы вели себя всю жизнь после смерти жены и сына. Бьюсь об заклад, они
гордились бы, если бы увидели, из чего вы сделаны...
Его пальцы глубже впились в мягкие подлокотники кресла, как будто это
была живая плоть.
- У меня есть выход - я нашел его после того, как вы сдались, и рисковать
в этой игре буду только я. Рубай отсылает меня на шахты, потому что доверяет
мне. Он рассчитывает, что я установлю с ним мысленную сцепку и укажу ему
путь на шахту. Однако я обведу его вокруг пальца - скажу руководству шахт
всю правду. Они пришлют сюда подразделения охраны и спасут вас. Вам не о чем
беспокоиться.
- О Господи! - Он уставился на меня. - Если бы я мог тебе верить...
- Только приложите усилие. - Я отошел от стены и стал ходить туда и
обратно в небольшом пространстве перед ним. - Впрочем, как вы можете верить
мне, если считаете, что даже Джули обманывает вас? Вы наплевали на нее - вот
что вы сделали. Постарались, чтобы она полюбила, а потом заявили, что она
для вас пустое место. Ты считаешь, я эгоист, ты, сукин сын? Да посмотри в
зеркало!
- Я повернулся к нему. - Ты бы давно был у Рубая в когтях, если бы это не
убило Джули. Ты, ублюдок, ты не стоишь ее пальца, ты не заслуживаешь
называться человеком...
Я не закончил свою тираду, потому что услышал, как его сознание кричит:
- (Знаю, знаю!) И тут я понял, что Джули была права: единственный
человек, которого ненавидел Зибелинг, был он сам. Он не мог смириться с тем,
что его семья погибла, а он продолжает жить, - и он перестал жить,
предоставляя телу лишь создавать видимость жизни. Проводя исследования в
институте, он страдал не меньше псионов, которых он старался вернуть к
нормальной жизни, но у него не было никого, кто бы выслушал, понял и
разделил с ним его потерю. В программе исследований в Институте Сакаффа он
пытался помочь людям, как бы завоевывая добрым делом право на жизнь. Но все
его усилия привели к гибели хорошего человека, а сам он, заодно с Джули,
оказался в безвыходной ситуации. Лицо его выражало отчаяние.
Он любил ее, любил глубоко. Будь я слеп и глух одновременно, я все равно
почувствовал бы это - настолько сильным было его чувство. Он причинял ей
боль только потому, что боялся потерять ее, боялся смерти - ее и своей. Я
видел, насколько он нуждался в ней, как горячо стремился к тому, чтобы все
наладилось, чтобы он переста