сь, она произнесла:
   - Доктор Зибелинг знает, что ты представляешь для нас большой интерес.
   Уверена, что он будет способствовать твоему быстрому выздоровлению. - Она
блеснула глазами в сторону Зибелинга, как  будто  предостерегла  его,  затем
обернулась к Джули, и ее взгляд изменился. - Почему вы не на  своем  рабочем
месте в порту? Или вы находите настоящую работу чересчур сложной, госпожа Та
Минг?
   - Я принесла Коту обед. - Джули указала рукой на еду. -  Я  всегда  делаю
это.  -  Она  говорила  мягко,  и  голос  ее  был  ровным;   она   мастерски
нейтрализовала возмущение, поднявшееся в ней. Но  я  видел,  каким  холодным
стал ее взгляд. - Я вернусь в отдел управления перевозками вовремя.  Если  у
них будут какие-то жалобы, они, без сомнения, поставят вас в известность.
   Джули не в первый раз приходилось давать подобные объяснения, а Гэлисс не
упустила возможности ужалить ее; по гневу Джули я понял, что незаслуженно.
   Озадаченный, я вновь лазутчиком наведался в сознание Гэлисс и  обнаружил,
что она думает о Рубае, проецируя его чувства и ненависть к миру богатых,  в
котором были рождены и Гэлисс, и Джули.
   - Помни, кто ты и где находишься, - сказала она  Джули.  Я  погасил  свой
внутренний прожектор. Обведя всех нас взглядом, Гэлисс покинула комнату.
   Джули и Зибелинг переглянулись, их лица  были  мрачными,  напряженными  и
выражали еще не оформившиеся вопросы: они ждали, когда за  Гэлисс  закроется
дверь. Зибелинг повернулся ко мне, и я уже не мог думать ни о чем больше. Он
схватил мое запястье, то самое, с клеймом.
   - Какого черта ты здесь вытворяешь?
   Его слова ударили меня, как камень. Он даже не ожидал от  меня  ответа  и
отпустил мою руку. Теперь было ясно как день,  что  не  он  организовал  мое
путешествие до Синдера. Джули оставалась на месте  -  у  изголовья  кровати,
руки на коленях. Я прислонился к стене, стараясь не показать,  что  не  могу
больше сидеть.
   - Ничего особенного. Просто подумал, что уж лучше замерзнуть, чем утонуть
в грязи. Это  тот  выбор,  который  они  мне  предоставили.  Вы  думаете,  я
специально оказался на Синдере?
   - Я думаю, кое-кто об этом позаботился. (Рубай.) - Это имя было настолько
очевидным, как если бы произносилось вслух.
   Я сжал пальцами изуродованное запястье.
   -  Да...  Все  сходится,  довольно  логично.   Неужели   у   него   такие
возможности?
   - Я снова посмотрел на Зибелинга, но он не слушал меня.
   Затем он заговорил настолько тихо, что приходилось напрягать слух:
   - Первое, что ты хотел сделать, когда увидел меня, это сказать  Гэлисс  о
том, кто я такой на самом деле. Сейчас у тебя был второй случай,  почему  же
ты его не использовал?
   Я вздрогнул и посмотрел на  Джули.  Она  по  старой  привычке  обкусывала
ноготь.
   - Я... я тогда не понимал, что делаю. Мне было очень плохо. -  Мой  голос
едва перекрывал голос Зибелинга.
   - Ты должен был уже умереть... - прошептал он.
   Кровь бросилась мне в лицо, но я лишь сказал:
   - Извините, если не оправдал ваших ожиданий.
   Зибелинг смертельно побледнел, и я  понял  что  он  имел  в  виду  что-то
совершенно другое. Джули подалась вперед, ее возмущение и отчаяние  внезапно
выплеснулись:
   - Ты был бы покойником, если бы не он, слышишь, Кот?  Никто  не  понимал,
что с тобой и как тебя лечить. Ты обязан Ардану жизнью.
   - Может быть, он мне тоже кое-что задолжал. - Я мрачно  продемонстрировал
им обоим свой шрам на костлявой руке.
   Никто не ответил, и в их головах я тоже не нашел ответа. Наконец Зибелинг
с усилием выговорил:
   -  Я  хотел  сказать,  что  ты,   как   полугидран,   обладаешь   большой
сопротивляемостью к радиации. И ты лучше поддаешься лечению.
   - Знаю. - Моя рука упала, как налитая свинцом. - Помните, что  говорят  о
котиках: у нас по девять жизней. - Они были бы в безопасности, если бы  дали
мне умереть. И они знали об этом. - Так вот, одной из  этих  девяти  жизней,
возможно, я вам и обязан. -  Джули  улыбнулась,  немного  расслабившись,  но
Зибелинг оставался натянутым, как  струна.  -  И  я  не  собираюсь  угробить
остальные свои жизни, работая на  Контрактный  Труд,  -  опередил  я  вопрос
Зибелинга. - Я не вернусь в шахту. Это я заявляю совершенно определенно.  Вы
слышали, что сказала Гэлисс, - я нужен псионам. Рубай ценит меня. И  вы  тут
ничего не сделаете. Вы повязаны со мной!
   - Мы с тобой повязаны? - повысил голос Зибелинг. - Ты хочешь сказать, что
будешь работать с нами? После того, что ты пытался сделать?
   Я не понял, говорил ли он саркастически или был искренне удивлен.
   - Вы хотите сказать, после того, что вы сделали  со  мной.  -  Я  подался
вперед, обхватив колени и так удерживая равновесие.
   Внезапно его вопрос прозвучал для меня  в  своем  прямом  значении,  и  я
задумался. Хочу ли я работать с ними? Я похож на сумасшедшего?  Я  отчетливо
вспомнил, что в шахте мечтал сломать Зибелингу шею. Джули ждала у  изголовья
кровати, как миротворец, жаждущий прекращения нашей  с  Зибелингом  взаимной
ненависти и непонимания. И я осознал подлинные размеры  ее  помощи,  веры  и
доверия по отношению ко мне.  Я  вспомнил  Дира  Кортелью,  угощавшего  меня
камфорными таблетками, рассказывавшего мне  о  телепатии,  о  многих  других
вещах, о которых я раньше понятия не имел.  Вспомнились  занятия  с  другими
псионами в Институте  Сакаффа,  чувство  причастности  к  чему-то  большому,
испытанному мной впервые в жизни. И истина вонзилась  в  меня,  как  нож:  я
привязался к этим людям, соединил с  ними  свою  жизнь.  Получилось,  как  и
должно было получиться - быть причастным к чему-то означало повесить на себя
камень, когда ты и без того тонешь. Но если судьбе угодно потопить тебя,  ты
бессилен сделать что-либо... Я подумал о Гэлисс и Рубае и сказал  себе,  что
безумием было бы доверять им.
   Однако это не меняло того, сколько я мог бы приобрести от  сотрудничества
с ними. И сколько получить неприятностей, действуя против  них  с  тем,  кто
меня ненавидел.
   Пауза затянулась. Наконец я произнес:
   - Да, я буду работать с вами.
   Всю жизнь я был неудачником. Что изменилось  сейчас?  Я  едва  удержался,
чтобы не сказать это вслух.
   Вера Джули коснулась меня, как улыбка.  Однако  Зибелинг  не  изменил  ни
выражения глаз, ни мыслей. Он  не  верил  мне;  он  вообще  мне  никогда  не
доверял.
   - Ты не научился убедительно лгать, и это с твоим-то  опытом!  -  отрезал
он, отойдя к окну.
   - Зато вы приобрели умение паршиво  обращаться  с  больными.  -  Я  опять
оперся о стену, ухватившись за изголовье кровати. - Слушайте,  мне  сто  раз
плевать на то, что вы думаете. - Я собрал всю свою  энергию,  чтобы  сказать
эти слова. - Вы завязли в этом деле и знаете, что само  по  себе  ничего  не
решится. Я могу помочь вам, если вы не  будете  мне  мешать.  Иначе  вам  не
выжить в этом поединке с Рубаем.
   Зибелинг повернулся; его отвращение ударило меня по глазам:
   - Ты собираешься защитить нас от Рубая?
   - Я стал хорошим телепатом.  Лучше,  чем  Гэлисс.  Хотите  знать,  как  я
отделался от нее так быстро? Всего лишь дал ей понять это.
   Зибелинг нахмурился и поглядел на Джули, та взглянула на меня, не выразив
особого удивления. Наконец Зибелинг произнес:
   - Если это так, глупо было демонстрировать ей свои способности.
   - Хе-хе, - покачал я головой,  подумав,  что,  возможно,  он  и  прав,  и
протянул руку за стаканом воды. (Ты поверишь в это.) - Я в упор посмотрел на
Зибелинга. - (Я заставлю тебя. Я могу заставить тебя поверить во что угодно,
если захочу.) Защитный экран Зибелинга разлетелся  вдребезги,  и  я  посылал
импульсы прямо в его мозг. Он вздрогнул; контратака его телепатического луча
была такой сильной, что я выронил стакан. Джули подняла его с мокрого  пола,
наполнила вновь и спокойно сказала Зибелингу:
   - Я пыталась объяснить тебе.
   В ее голосе прозвучало чуть ли  не  обвинение.  Он  продолжал  хмуриться,
разминая длинные пальцы, подыскивая слова  и  приходя  в  себя  после  моего
вторжения.
   Я вынужден был отпустить  его.  Моя  атака  была  блефом,  но  я  не  мог
допустить, чтобы Зибелинг  это  почувствовал.  У  меня  не  хватило  бы  сил
противостоять ему долгое время даже  на  уровне  словесного  общения.  Но  я
определенно  привлек  внимание  противника  и  должен  был   воспользоваться
моментом.
   - Каким образом? - наконец спросил Зибелинг.
   - Чужаки, гидраны, - я указал на свой лоб,  -  вошли  в  мое  сознание  и
изменили его. Излечили его каким-то образом, все вместе, в спайке. Это стиль
их жизни - они живут объединенным разумом. И на какое-то время я стал частью
этого целого. Это можно сравнить с...
   - (Возвращением домой), - подсказала Джули.
   Я взглянул на нее, и образ, словно пестрая птица, стремительно  вспорхнул
у меня в голове. Затем я еще  раз  почувствовал  стену  слепого  ожесточения
Зибелинга.
   - Как они связаны с Рубаем? И зачем? - спросил я его.
   - Случайно. Первоначально гидраны были очень далеки  от  всего  этого.  -
Голос Зибелинга  стал  еще  более  мрачным.  -  Они  обнаружили  присутствие
людей-псионов на планете, а Рубай позаботился о том, чтобы втянуть их в свои
грязные дела, внушая им, что  он  действует  в  их  интересах  и  собирается
уничтожить шахты.
   - Ведь их предки оставили им... -  пробормотал  я.  -  Но  каким  образом
гидраны вообще оказались здесь? Что они  здесь  делают?  И  все  ли  гидраны
такие, как они?
   - Не знаю, - оборвал Зибелинг, и это была  очевидная  ложь;  воспоминания
теснились в его голове в океане запутанных чувств.
   - Да ладно, черт возьми! Для меня это очень важно. Я знаю, что вы  знаете
- вы же сами говорили, что были женаты на гидранке.
   - Я не хочу затрагивать эту тему. - Он вытолкнул меня из своего сознания.
   - Да какого черта? Я же не прошу рассказать мне историю вашей жизни...
   - (Именно на этом ты настаиваешь), - спокойно передала мне Джули.  -  (Ты
не можешь обойти эту тему.) - (Что-что?) - Я перешел  на  прямой  контакт  с
ней, гораздо более эффективный, чем слова. Я  увидел,  как  изменилось  лицо
Зибелинга, когда он понял, что происходит.  -  (Джули,  скажи  мне  в  конце
концов, почему он меня так ненавидит?) - (Ты ошибаешься...) - (Да нет же!  Я
почувствовал это с самого первого его взгляда.  Все,  что  я  ни  делаю,  он
воспринимает в искаженном виде. В чем я перед ним виноват?)  -  (Дело  не  в
тебе, а...) - (В том, кто я такой.) - закончил я за нее.  -  (Потому  что  я
полукровный уличный мусор?) Она тихо покачала головой.
   - (Нет, это не то, что ты думаешь.) - Она давала мне понять, что на самом
деле я не был тем, за кого себя принимал. - (Кот, пойми, он  все  потерял  -
жену и единственного  сына...)  -  (Ну  а  я  здесь  при  чем?)  -  (В  этом
объяснение. Он ненавидит не тебя, а...  самого  себя.)  И  за  меньшую  долю
секунды, чем потребовалось бы для моего повторного вопроса,  Джули  показала
мне истину, представив Зибелинга в молодости, увлеченного медициной, полного
амбиций, влюбленного в молодую жену и зеленоглазого сына, готового  делиться
своим счастьем с первым встречным.
   - (Он действительно любил их), - подумал я.
   Но жена Зибелинга  посвятила  свою  жизнь  борьбе  за  права  гидранов  в
сообществе Федерации. Она вернулась на родную планету  во  время  разделения
сфер влияния между синдикатами, пытаясь остановить депортацию своего народа.
   Зибелинг отговаривал ее, считая, что она подвергает  себя  опасности.  Но
это лишь рассердило ее, и она уехала, взяв с собой маленького  сына.  Вскоре
она погибла; он был уверен, что ее убили, хотя  доказательств  не  отыскали.
Судьба их сына осталась неизвестной - погиб ли он, или подвергся  депортации
вместе с остальными гидранами, которые как пыль по ветру рассеялись по  всей
Федерации.
   Зибелинг видел тело жены, но что  произошло  с  сыном,  осталось  тайной.
Никто  из  гидранов  не  мог  сообщить  ему  ничего  по  этому   поводу,   а
представители участвовавших в депортации синдикатов - тем  более.  Зибелингу
так и не удалось найти хоть какой-то след.
   - (Он клянет себя, он уверен, что потерял их только потому, что не поехал
с ними, и за то еще,  что  он...  человек.  Помнишь  тот  стеклянный  шарик,
который ты взял?) - Я  тихо  улыбнулся,  Джули  этого  не  заметила.  -  (Он
принадлежал его жене  и  их  сыну.  Шарик  настроен  на  восприятие  энергии
гидранов. Только очень близкое к ним существо способно изменить  изображение
в этом шарике, и тебе это  удалось.  Ты  постоянно  напоминаешь  ему  о  его
трагедии,  заставляешь  его  переживать  все  вновь,  потому  что  ты  очень
похож...) - На моего сына? - вслух сказал Зибелинг, обрушив  стену  внешнего
молчания.
   Джули замерла, побледнела, а затем залилась краской, сожалея о  том,  что
сделала.
   - Черт побери, Джули! - начал Зибелинг. Это был голос не разгневанного, а
глубоко страдающего, раненного в  самое  сердце  человека.  Он  не  закончил
фразы.
   Между ними натянулась напряженная нить внутреннего контакта,  и  на  этот
раз не у дел оказался я. Железная  хватка,  которой  Зибелинг  сдавил  себя,
внезапно ослабла, почти против его воли. Он вновь обернулся ко мне. Я вжался
в угол, желая провалиться сквозь землю. Я не хотел  знать  или  слышать  его
слов, объяснений и причин того, что я...
   - Когда я понял, что мне не вернуть сына, - вслух произнес Зибелинг, -  я
хотел выбросить из головы все, абсолютно все.  Я  утратил  веру  и  перестал
жить...
   Это продолжалось долго... - Он смотрел на меня, как будто видел  впервые.
Я почувствовал, что те воспоминания, которые я похитил у  него,  закипают  в
моем и в его сознании. -  Пока  транспортники  не  предложили  мне  заняться
исследованиями по псионике, чтобы помогать псионам, - этого никто до меня не
делал.  Потом  мне  попался  молодой   уголовник   из   Старого   города   с
телепатической амнезией, который все говорил и делал  невпопад,  пока  я  не
выгнал его, сам не понимая почему...
   Возможно, я винил тебя в том, что ты напоминаешь мне те страшные вещи,  о
которых я хотел забыть. Потому что существует  удивительное  сходство.  Твои
глаза и твой возраст поразительно совпадают...
   Тут я вспомнил один странный разговор между нами в институте.
   - Нет, вы ошибаетесь. У меня никогда не  было  родных,  и  всем  на  меня
всегда было плевать.
   - Но ты не уверен в этом. Ты говорил, что не можешь вспомнить...
   - Я все прекрасно помню. Я всегда был  сам  по  себе.  -  Моя  внутренняя
защита поднялась по тревоге: Зибелинг толкал меня на  край  черной  пропасти
моей памяти, в глубине которой копошилось нечто чудовищное и отвратительное.
   - (Перестаньте, не надо.) - (Докажи это.) - Его слова  бухали  у  меня  в
голове, как тяжелые колокола.
   Я  должен  был  избавиться  от  него,  и  слова   здесь   бесполезны.   Я
продемонстрировал ему то, что мог, - обрывки сцен моей жизни, которые должны
были навсегда похоронить его сумасшедшее подозрение:
   - (Я никогда не был частью ваших воспоминаний!) Я  показал,  что  значило
выживать в Старом городе: достаточно правды,  чтобы  пресечь  все  возможные
вопросы с его стороны, и, наконец, самое  сокровенное  -  полыхающий  огонь,
пепел и страшные крики... Я вновь посмотрел на Зибелинга. Он пробормотал:
   - Да, я ошибся... Прости...
   Он внутренне содрогнулся от тех картин, которые предстали перед ним.
   Однако то, что я продемонстрировал, на самом деле ничего не доказывало. Я
уже раскаивался в том, что позволил ему увидеть так много, и опустил  глаза.
И не мог смотреть на Джули.
   - Прости, -  повторил  Зибелинг,  пожалуй,  слишком  быстро.  Он  испытал
облегчение. Он искренне хотел поверить в то, что я не могу быть  его  сыном.
Он был рад, что я не его сын. Эти  мысли  полностью  занимали  его:  он  был
доволен, что те кошмары, свидетелем которых он стал, не пришлись на долю его
сына, и его совершенно не трогало, что все это произошло со мной.
   - Ты, ублюдок, да я лучше подохну, чем признаю  себя  твоим  сыном!  -  Я
снова резко поднялся в кровати. - Значит, ты так и не  нашел  его?  Подумать
только, ведь, возможно, ему пришлось жить в грязи, возможно, он стал  рабом,
выкапывающим  руду  в  какой-нибудь  дыре,  только  потому  что  кому-то  не
понравилось его лицо. Я очень надеюсь, что ты никогда его не найдешь!
   Зибелинг залепил мне пощечину. Джули смотрела на нас, как на сумасшедших.
   - Я нисколько не ошибся в тебе, - проговорил наконец Зибелинг.  Он  резко
развернулся  и  вышел.  Джули  была  так  потрясена,  что,  не  в  состоянии
выдержать, молча вышла вслед за Зибелингом.
   - (Я желаю, чтобы ты никогда  его  не  нашел!)  -  яростно  кинул  я  ему
вдогонку перед тем, как свалиться в постель. Я  долго  лежал,  и  грудь  моя
разрывалась от боли.

Глава 11

   Я уже преодолел половину склона холма, когда колени  сдались.  Мне  почти
удалось сделать вид, что именно здесь я намеревался присесть. С этого  места
открывалась неплохая панорама, если исключить из нее предпортовое поселение,
о котором мне совершенно не хотелось думать. Я старался выбросить из  головы
комнату с белыми стенами, где я знал каждую трещинку на потолке;  охранников
с шахт в увеселительном заведении внизу, которые, казалось, только  и  ждут,
чтобы опознать клеймо на моей руке;  псионов,  мечтающих  разоблачить  чужие
секреты; порт и вообще все, что относится к человеческой цивилизации.
   ...Сейчас я был свободен от всего этого, пусть хоть на час,  и  ближайшей
моей целью было покорение вершины холма. Но под неумолимым грузом усиленного
в полтора раза притяжения я как будто полз, и  мне  никогда  не  удалось  бы
преодолеть этот путь без палки  в  руке  и  без  помощи  Дира  Кортелью.  Он
приходил ко мне,  когда  мог  вырваться  и  "чтобы  убежать  от  собственных
мыслей", как он выразился.
   - В следующий раз, - произнес Дир, проследив за моим взглядом и  прочитав
мою мысль.
   - Да, конечно, - ответил я вслух, потому что, как и большинство  псионов,
он не привык молчать или получать ответы на вопросы еще до того, как  задаст
их традиционным путем. В этом заключалась причина того,  почему  люди-псионы
не практикуют мысленные сцепки. Я вытер со  лба  пот  рукавом  куртки-парки,
чувствуя, как холодный весенний воздух остужает разгоряченную кожу лица.
   Если только следующий раз наступит... Я позаботился о том, чтобы  Дир  не
прочитал эту мысль и не узнал то, что уже знал я: прошлой  ночью  на  Синдер
прибыл Рубай.
   Я старался не  думать  об  этом,  хотя  бы  сейчас.  Мне  было  хорошо  с
человеком, у которого все дома и который ничего от меня не хотел. Дир присел
рядом со мной. Я лег, опершись на локти;  мягкая,  уже  достаточно  выросшая
трава была как бархат. Сквозь зеленые с золотом листочки деревьев  светилось
бесконечное небо.
   От мысли о его глубине и необъятности у меня закружилась  голова.  И  все
мои чувства обострились в этот  момент  сильнее,  чем  когда-либо  в  жизни.
Никогда  мне  не  доводилось  оказаться  в  таком  месте  и  испытать  такое
умиротворение,  как  здесь  и  сейчас.  Появление  Рубая   придавало   моему
удовольствию уникальность, и я старался продлить его. Я хотел,  чтобы  Джули
была с нами, я хотел поделиться с ней нахлынувшими чувствами,  зарождавшейся
во мне поэзией, кристаллизующей переживания  и  навечно  записывающей  их  в
память.
   Но внутренний мир Джули не был для меня открыт, как прежде;  она  убедила
себя в том, что я был хорошим раньше, до того как сказал  Зибелингу  ужасные
слова. Поняв это, я не пытался установить с ней телепатический контакт.
   - Откуда все это появилось? - спросил я, указывая на расстилающуюся перед
нами зелень,  чтобы  не  углубляться  в  тягостные  размышления  и  избежать
вопросов Дира. - Эти растения выросли сами?
   Дир усмехнулся, вертя в руках кусок коры.
   - Нет, не так все просто.
   Его мысли приняли ироническое направление. На мгновение  в  его  сознании
о