за меня сделают.
   - Чего же ты так долго за мной гонялся?
   - Скользкий ты больно, противный. Но теперь все, отбегался мальчик.
   - А ты меня купил, что ли? Ты - мой хозяин?
   - Да, зема, я! Я и такие же ребята, в  общем,  все  нормальные  люди.  Ты
разве еще не заметил, кому поют славу сегодня? Нам! Тем, у кого есть большие
деньги. Кого приглашают на всевозможные банкеты и презентации? Нас! Тех, кто
может создать надежную крышу. Кто ездит в круизы и бизнес-туры? Мы! Те,  кто
не трясется над каждой копейкой. Нам наплевать на то, что  нет  колбасы  или
носков. Мы все купим, и всех! А такие, как ты, вообще  не  должны  жить!  Мы
таких давили и будем давить.
   А чтобы вы не возникали слишком сильно, вам и  в  газетках,  и  по  ящику
объяснят, что без нас вы не  выживете.  Впрочем,  ты  не  выживешь  в  любом
случае.
   Я молчал. У меня так вдруг засверлило в зубе, что на Федю в данный момент
мне было, откровенно говоря, наплевать.
   А комната, как назло, попалась без проема. Единственным  ее  достоинством
была куча обломков от кирпичей. Два из них сейчас же очутились в моих руках.
Едва осмелевший Федя,  перестав  конспирироваться,  ворвался  в  комнату,  я
метнул в него один за другим эти обломки, но промазал. Федя ответил тем  же,
всадив пулю  в  дощатый  пол  сантиметрах  в  сорока  от  моей  правой  ноги
(очевидно, пластина предохранителя соскользнула на  одиночные  выстрелы).  Я
успел  швырнуть  еще  один  довольно   тяжелый   осколок,   который   пробил
отскочившему Феде висок. Он запрокинулся на спину и затих. Все было кончено.
   Черт возьми,  в  последнее  время  я  становлюсь  довольно  хладнокровным
убийцей.
   Сколько человек лишилось жизни из-за меня? Честно говоря, я уже сбился со
счету.
   А это ведь не смешно. Если здраво поразмыслить, то все мои  жертвы  могли
спокойно жить да поживать. Но тот  злополучный  вечер  у  ресторана  Калинка
повернул все так, а не иначе.  Хотя  почему  именно  этот  вечер?  А  может,
поворотным моментом явилась ноябрьская ночь - ночь моего  первого  убийства.
Да нет, все началось августовским днем, когда я стал оборотнем.
   А ведь действительно, что было бы, не будь я оборотнем. И за девушку я не
вступился бы, и у Калинки Федя просто  побил  бы  меня,  может  быть,  очень
сильно побил, но ведь не убил бы! И в учаге мое место находилось бы... Стоп!
А кем бы я был теперь, если бы не стал оборотнем? И был бы я сейчас вообще?
   Глава двадцать первая Серебряные пули  Лучи  прожекторов,  разгуливая  по
стенам, освещали дом. Близилось к полуночи.
   Темнота плотно окутывала  город,  словно  стремилась  урвать  свое  перед
наступлением периода белых ночей.
   Давно уже были взломаны витрины бывшего магазина и найден третий труп.
   Милиционеры, сгруппировавшись в тройки, осторожно обследовали заброшенное
здание.  Тройка,  состоявшая  из  Колбина,  Соколова  и   Бахарева,   спешно
подъехавшего к вечеру по вызову майора, тоже не уклонялась от поисков.
   Колбину повезло:  именно  он  наткнулся  на  свежие  выбоины  в  стене  и
выковырнул пулю. Другую он нашел на полу -  бесформенный  сплющенный  комок.
Обе они оказались из серебра. Теперь уже Колбин ни на йоту не  сомневался  -
оборотень должен быть где-то здесь.
   Соколов и Бахарев по очереди оглядывали с фонариком квартиры на площадке,
пока Бахарев не присвистнул:
   - Гляди-ка, еще один.
   - Прямо-таки дом мертвецов, - согласился Соколов.
   Подошедший Колбин осветил фонариком голову лежащего. Желтый свет выхватил
из темноты молодое лицо с обезображенной  правой  щекой.  Но  царапины  были
давние, они не кровоточили, а только выделялись темными  полосами,  донельзя
уродуя правую половину лица.
   - Скорее всего, это Жуков, - сказал, наконец, Колбин.
   - Тогда в прошлый раз пацана убил кто-то другой, - произнес Бахарев.
   - Почему ты так думаешь? - вопросительно взглянул на него Колбин.
   - У  этого  пули  совсем  другие.  Вы  заметили:  те  были  лишь  покрыты
серебряной оболочкой, а эти целиком состоят из серебра.
   - Может, он пробовал различные сорта, - усмехнулся Соколов.
   - Неужели Жуков действительно верил,  что  оборотня  можно  убить  только
серебряными пулями, - сказал  Колбин,  нагнулся,  поднял  АКСУ  за  ствол  и
протянул Соколову. - Держи, оружию не положено валяться.
   - Интересно, сколько мертвецов мы найдем еще? -  задал  сам  себе  вопрос
Бахарев и выглянул в окно, откуда сразу  же  отшатнулся,  ослепленный  лучом
мощного прожектора.
   Опознав милиционера,  поток  света  ушел  в  сторону,  и  квартира  вновь
погрузилась в темноту. Везде сейчас: и в  квартирах,  и  в  подъездах,  и  в
подвале, и на чердаке царила тьма. И где-то здесь,  в  этом  мраке,  таилось
злобное, сверхестественное существо, сеющее повсюду смерть.
   Вскоре все трое выбрались на улицу, где уже собрались почти все поисковые
группы. Усатый капитан опрашивал пронырливого пенсионера, который все  время
крутился под ногами милиционеров и всюду тыкал своей палочкой, ручка которой
была изукрашена тонкой резьбой по дереву.
   ... - Вот я и говорю, товарищ милиционер, - рассказывал  старичок,  крутя
головой по сторонам. - Я как знал, что вы еще приедете. Хожу я вокруг, людей
подозрительных  высматриваю.  А  тут  стрельба  в  доме.  Думаю,  бдительных
товарищей у нас хватает, и  без  меня  до  милиции  дозвонятся.  А  я  лучше
останусь здесь и буду главным свидетелем.
   - В котором часу вы услышали выстрелы?
   - Я-то знаю, как для вас время важно! Поэтому сразу же на часы  взглянул.
Было три минуты седьмого.
   - Из дома никто не выходил?
   - Да что вы! Я бы сразу же заметил его приметы и позвонил куда следует.
   - Что же вы сразу же не позвонили куда следует?
   - Как же я мог оставить пост, товарищ милиционер! Побежал бы я звонить, а
преступник бы и скрылся. Да вы ведь все равно приехали, значит, вам  звякнул
кто-то. Я-то уж знаю, что у нас повсюду есть свои люди.
   Если бы! -  с  горечью  подумал  капитан.  -  Теперь  ведь  всем  на  все
наплевать.
   Средь белого дня людей убивают, а никому и дела нет.
   Больше ничего полезного бдительный  пенсионер  сообщить  не  мог,  и  его
отпустили.
   Но он никуда не ушел, а ходил поблизости с важным видом, довольный  своей
значительностью.
   Тем временем вернулась последняя тройка.
   - Весь дом обыскали? - спрашивал полковник, лично выехавший руководить на
место происшествия.
   - Нет, - ответил старший лейтенант, распределявший тройки по участкам.  -
Неисследованным остался подвал и два недоступных участка. Первый -  квартиры
пятого  этажа  в  третьем  подъезде.  Проломов  в  стенах  нет.  Отсутствует
лестничный пролет, ведущий на пятый этаж. Все попытки добраться через чердак
безрезультатны. Крышка люка имеет слишком большую толщину.  Удалить  ее  без
подручных средств невозможно. Второй участок находится в крайнем подъезде.
   Отсутствует лестничный пролет с третьего этажа на второй. Дверь  подъезда
была удалена, но  вход  завален  строительным  мусором,  расчистка  которого
займет длительное время. В подвале  проходы  слишком  узкие,  и  я  не  стал
подвергать людей опасности. Если  он  спрятался  там,  то  взять  его  будет
трудновато.
   - Что вы намерены предпринять, товарищ полковник? - спросил Колбин.
   - Я вызвал две группы захвата. Они хорошо знают свое дело.  Это  одни  из
лучших профессионалов во всем Ленин... э, Петербурге.
   Лучи прожекторов продолжали прыгать по стенам дома...
   ... Двое молодых людей делового вида прохаживались в  квартале  от  толпы
любопытствующих, окруживших забор и наблюдающих во все  щели  за  действиями
милиции.
   - Пропал парень, -  сокрушенно  сказал  один  из  них,  играя  серебряным
кинжалом. - Захомутает его милиция, что тогда хозяину скажем?
   - Брось, - оборвал его второй. - Как она сможет его поймать?
   - Ты слышал, что подъедет группа захвата?
   - Если это слышали даже мы, то парень  наверняка  уловил  суть  дела  еще
раньше. Он не будет ждать их появления и выскочит из дома раньше.
   - Но как он прорвется? Весь дом оцеплен.
   - Что могут сделать милицейские  стволы  против  обротня?  Он  без  труда
проскочит.
   - Так чего мы ждем? Давай подойдем к дому.
   - И убьем его на глазах  у  толпы,  чтобы  стать  героями  и  засветиться
навеки?
   - Но ведь он уйдет!
   - Разумеется, уйдет. Но я знаю, в каком направлении, вот что  главное!  Я
знаю, куда он побежит! Там мы его и перехватим.
   Два оборотня, которые в данный момент ничем  не  отличались  от  рядового
российского  человека,  скрылись  от  посторонних  глаз  в  узеньком  темном
переулке...
   ... Желтые прямоугольники от света прожекторов бегали по стенам квартиры.
   Убежище было пока недоступным, но скоро они доберутся  и  сюда.  Я  стоял
так, чтобы меня не задевали эти лучи, в  двухкомнатной  квартире  на  втором
этаже. Отсутствие ступенек  представляло  пока  непреодолимую  преграду  для
милиции. Снова пока! Надо было  срочно  что-то  делать!  Неужели  я  позволю
захватить себя без боя? А если и с боем? Это только усугубит мою  вину.  Кто
мне поверит теперь, после многочисленных убийств, если даже за  то,  первое,
все дружно свалили ответственность на меня.
   Даже девушка! Это было самым обидным. Стал бы  я  спасать  ее  теперь?  А
ведь, пожалуй, снова выручил бы. Что делать, какой сложной не была бы жизнь,
а действовать всегда надо так, чтобы никогда впоследствии не вспоминалось  о
прошедшем с запоздалой горечью. Это я уже говорил, чувствуя себя  оборотнем,
а не тем маленьким и жалким пацаном, который не только бы  убежал  в  кусты,
оставив всех и все на произвол судьбы, оправдываясь трудной жизнью и слабыми
мускулами, а  вообще  сидел  бы  в  общаге,  не  высовываясь,  чтобы  только
кто-нибудь лишний раз не набил ему морду.
   Что жизнь?! Жизнь  делаем  мы,  наплевав  на  предсказания,  гороскопы  и
расположение звезд. Только от нас зависят те поступки, которые мы  совершаем
каждый день или которых не допускаем никогда. Я - оборотень! И не  хотел  бы
сейчас быть никем иным!
   Оборотень!  Его  нельзя  назвать  полуволком-получеловеком,   также   как
магнитолу никто не назовет полумагнитофоном-полурадиоприемником потому,  что
это не две половинки, а нечто иное, стоящее просто на более высоком  уровне,
когда один предмет включает в себя и радио, и мафон. Один  предмет  обладает
свойствами и того, и другого.
   Оборотень! Это вовсе не ошибка природы и не мутация. Нет! Это жизнь  двух
существ, слитых в единое целое, когда способности одного неразрывно  связаны
с чувствами и мыслями  другого.  Кем  был  бы  маленький  пацан  без  помощи
огромного и сильного волка? Слизняком, червем,  извивающимся  перед  каждым,
кто посильнее, и  заставляющим  извиваться  для  себя  более  слабых.  Но  и
огромный волк не смог бы существовать без маленького пацана.
   Пусть я еще не смог пока глубоко проникнуть в сущность моего  волка.  Это
успеется! Главное, что мы вдвоем, вместе, и извечные проблемы человека давно
уже решены волком.
   Теперь-то я знал, что мне делать. Если люди  придумали  для  себя  волчьи
законы, то волк не обязан им подчиняться. Если волки, используя эти  законы,
подчиняют себе людей, то человек не должен примыкать к ним.  Здесь  не  было
проторенного пути, который проложили предыдущие путники. Пусть!  Тем  лучше!
Это будет мой, лично мой, мой новый путь, где  я  буду  первым,  прокладывая
дорогу для тех, кто пока стоит на распутье...
   ... Полковник сам лично расставлял милицейские посты вокруг дома по  всей
запретной зоне. За забором, отодвинув толпу,  кольцом  расположились  желтые
милицейские машины. Все было готово для  последнего  решающего  броска.  Две
группы захвата расположились на начальных позициях. Одна из  них  потихоньку
разламывала люк чердака. Вторая распределяла очередность прыжков вниз, через
пустой пролет.
   Основную массу людей расположили у  витрин  магазина  и  двух  взломанных
дверей, откуда преступник мог выскочить в любой момент,  если  ему  удасться
опрокинуть группу захвата.
   Колбин с Бахаревым были в гуще событий у центральной витрины. А  Соколова
включили в пост, находящийся вдоль боковой стены. Кроме него на  этом  посту
оказался лишь  рядовой  милиционер,  вооруженный  автоматом.  Соколов  сунул
пистолет  в  кобуру   под   пиджаком   и   снял   с   предохранителя   АКСУ,
позаимствованный у Жукова...
   ... Надежды мои таяли. Выглядывая в окно, я уже уяснил, что никуда они не
разъедутся, пока не изловят меня.
   - Уваров, - раздался металлический  голос  из  мегафона,  -  выходи.  Дом
окружен.
   По-видимому, сюда добрался не только Федя, но и майор, не помню уже,  как
его звать. Уваров! Он прекрасно знает, что я  такой  же  Уваров,  как  он  -
президент Америки. Власть показывает. Но нет, теперь я уже не хочу умирать.
   - Уваров, дом окружен. Если ты  не  выйдешь  добровольно,  я  дам  сигнал
группе захвата. Тебе не удастся отсидеться.
   Дом окружен. Будто я сам не вижу это. И про группу захвата уже  два  часа
назад слышал. Интересно, они знают, где именно я нахожусь? Да я был  уверен,
что подвал они толком не обыскали. Надо было там спрятаться.  Но  представив
себе беспросветную тьму подвала с ее шорохами и стуками, я порадовался,  что
стою здесь.
   В этот момент, вероятно, от голода у  меня  начались  желудочные  спазмы.
Нужно было вырваться отсюда во что бы то ни стало. У меня  оставался  только
один выход - стать волком. Не обращая внимания на все усиливающуюся  боль  в
десне, я достиг промежуточного  состояния,  завязал  всю  одежду  в  узел  и
закрепил его на шее - клыки могли  понадобиться.  Затем  я  быстро  совершил
переход и с облегчением встал на все четыре лапы, но  тут  же  взвизгнул  от
боли и поджал под себя больную.
   - Группа захвата, вперед, - скомандовал металлический голос.
   На лестничной площадке послышался грохот,  словно  начался  обвал.  Боль,
раньше сидевшая над больным зубом,  теперь  растеклась  по  всей  голове.  Я
выпрыгнул на площадку. Два автомата выплюнули пули мне навстречу. Но стрелки
целились в ноги, поэтому все пули проскочили ниже  меня.  После  этого  куча
народа ринулась в опустевшую квартиру, видимо, надеясь отыскать там  кого-то
еще. И только один из них догадался послать очередь мне вслед. Пули  впились
в стены боковой квартиры, одна из них оборвала мне что-то  в  правой  задней
лапе,  но  на  это  наплевать,  это  пройдет,  лишь  бы  вырваться  из  этой
захлопнувшейся мышеловки. Я проскакал,  кривя  морду  от  боли,  по  угловой
комнате и метнулся к провалу окна...
   ... Где-то в доме копошились группы  захвата,  а  здесь,  на  улице  была
тишина. Лишь только издали доносился гул толпы, в которой  лучи  прожекторов
прочно утвердили  мнение  о  съемках  нового  фильма  про  будни  российской
милиции. А здесь, вблизи дома, все ждали.
   Соколов не видел ни одного из постов, расположившихся за углами дома.
   Подкрепления к нему не  прислали,  так  как  считали  маловероятным,  что
оборотень появится здесь из-под земли.
   Но серая тень метнулась из окна второго этажа. Не человек - волк коснулся
асфальта, издав противный визгливый скулеж. Развернувшись, он понесся  прямо
на стоящих рядом людей.
   - Стреляй, - закричал Соколов милиционеру,  судорожно  сжавшему  автомат.
Тот выпустил длинную очередь. Но где там, вся она прошла поверх стремительно
приближавшегося хищника. Волк, странно  припадая  на  две  лапы,  мчался  по
прямой, и на его пути не было никого, кроме Соколова. Милиционер отпрыгнул в
сторону и сейчас возился с затвором. Крепко сжав рукоятку и  магазин,  чтобы
не дрожали, Соколов выждал паузу и выстрелил в упор...
   ...  Вам  никогда  не  приходилось  падать  со  второго  этажа  с   двумя
израненными лапами? Тогда и не пробуйте - удовольствие маленькое. Давно  уже
мое тело не чувствовало такой боли. Но сейчас нужно было гнать все  мысли  о
ней прочь. Сейчас необходимо собрать все  силы  и  прорваться.  Я  правильно
рассчитал - здесь оказался только один милиционер и один штатский.  Впрочем,
и он, наверняка, тоже был милиционером. Но не это главное.
   За их спинами стоял забор, а за забором, примыкая к четырехэтажному дому,
начинался небольшой парк. Если добраться до него, то  в  гуще  кустов  можно
затеряться без особых проблем. Вот только бы преодолеть забор. На этот раз я
очень сомневался в  своих  силах.  Загнивающая  левая  передняя  лапа  почти
отказывалась повиноваться, а задняя правая тоже доставляла массу проблем при
толчке, ко всему прочему, из нее обильно текла кровь. Боль в голове туманила
сознание и замедляла реакцию.
   Милиционер, не целясь, выпалил в меня из автомата. Стреляй, стреляй. Знаю
я ваши пули. Здесь надо лишь зорко следить, чтобы пуля не пробила  мозг  или
сердце. В этом случае следовала полная отключка на неопределенное время. Это
я  хорошо  запомнил  из  рассказов  Ромы,  когда  он  в  избушке   оборотней
рассказывал о своих похождениях.
   Но все пули просвистели где-то сверху и справа. Второй что-то  медлил  со
стрельбой. Это было мне на руку.  Теперь  они  успеют  выпустить  всего  две
очереди, что несколько повышало мои шансы на успех.
   За моим хвостом возвышалась темная  громада  пустого  дома.  Впереди  над
забором на фоне черного неба выделялись еще более  черные  силуэты  деревьев
парка. А я все несся вперед, стараясь не завыть от дикой боли в лапах.
   Значит, через забор в парк, а после  следовало  проскользнуть  по  темным
дворам. И бежать в  другой  конец  Питера,  предпочтительнее  на  самую  его
окраину, где расположена какая-нибудь свалка. Теперь  уже  не  так  холодно.
Одну ночку можно переспать и на улице. Вот только удастся ли поладить мне  с
местными собаками?
   А чего это штатский не отпрыгивает? Не видит, что ли, ведь я сейчас собью
его с ног. Красивое у него лицо. Как теперь помню, и мне когда-то  говорили,
что я красивый. Ну ладно, бог с ним, пусть живет. Но что делать  с  одеждой?
Вдруг она зацепится за забор?
   А что это он собирается предпринять? Неужели будет стрелять?  Герой!  Ну,
ну, пусть стреляет. Мне бы сейчас только  забор  перескочить,  пули  мне  не
страшны. Вот сейчас они проскочат сквозь меня, оставив лишь сильную боль, да
шрамы, когда раны заживут. Эх, если б одна из них вышибла мне больной зуб!
   Ну что ж, три пули он послал верно. В грудь, в голову и  в  шею.  Но  они
засели, прочно засели во мне! А боль что-то уж очень нестерпимая. Прямо-таки
завыть хочется. Это все чепуха, сейчас главное - забор, забор  перепрыгнуть.
Но почему эта обволакивающая боль становится все сильнее?  Что-то  знакомое,
уже пережитое.
   Черт побери, да ведь это же серебр...
   Эпилог Собрание, назначенное  сразу  же  по  возвращении  Колбина  и  его
подчиненных из Санкт-Петербурга, в актовом зале ОВД подходило к концу.
   - Слово предоставляется председателю городского исполнительного  комитета
товарищу Коновалову Семену Петровичу, - возвестил секретарь собрания.
   На трибуну взгромоздился тучный человек лет  под  пятьдесят,  кашлянул  в
кулак и начал:
   -  Товарищи,  обстоятельства  этого  дела   создали   условия   для   его
конфиденциальности. Не надо много говорить  о  том,  что  народ  обозлен  на
жизнь, на отсутствие товаров первой необходимости и непомерно высокие  цены,
на растущую преступность и, в связи  с  этим,  на  наши  органы,  призванные
строжайше соблюдать законность и правопорядок. Появление в это время  слухов
об  сверхестественных  монстрах  может  лишь  только  усугубить   негативное
отношение к нам и вызвать непредсказуемые последствия. Поэтому все, кто имел
какое-либо отношение  к  делу  так  называемого  оборотня,  должны  в  самые
кратчайшие сроки дать подписку о неразглашении в соответствии со статьей  об
охране государственной тайны.
   Природа,  товарищи,  не  перестает  удивлять   нас   своими   чудовищными
порождениями. Я считаю появление этого монстра в то время,  как  большинство
людей нашег