Dark Windows 
      Я  оборотень 
    
   Im Werewolf.
   ОБОРОТЕНЬ, - тня, м. В сказках:
   человек, превратившийся в кого-что-н.
   с помощью волшебства.
   (С.И. Ожегов Словарь русского языка) Всяк сверчок знай свой шесток.
   (русская народная пословица, не имеющая, впрочем, к этому роману никакого
отношения) отбросьте все невозможное, то, что останется,  и  будет  ответом,
каким бы невероятным он ни казался.
   (Артур Конан Дойль Знак четырех)
 
      От автора : 
    
   Хотелось бы выразить благодарность Юрию Шинкаренко за невероятно  удачный
цикл очерков о подростках, позволивший мне создать каркас  первой  части.  И
реальным людям, чьи рассказы наполнили этот каркас конкретными фактами.
    
      Часть первая. 
    
   Глава первая.
    
   Случай на дороге.
   В этот день мы с Колькой договорились пойти на  шоссейку.  Шли  последние
летние дни. Погода была отличная, но шататься по лесу или  удить  рыбешку  в
пруду уже надоело.
   С Колькой я сидел за одной  партой  с  третьего  класса.  С  тех  пор  мы
накрепко сдружились, но через несколько дней пути наши расходились.
   Минувшей весной был закончен девятый класс, и теперь я с нетерпением ждал
осени, чтобы очутиться в городе, который располагался километрах в  тридцати
от нашего села. Там мне предстояло обучаться профессии  токаря  в  одной  из
пэтэушек, куда я месяц назад подал  документы.  А  Колька  решил  махнуть  в
мореходку. В какую именно, он не говорил, да и вообще о  своих  новых  делах
Колька рассказывал неохотой, поэтому я  еще  не  знал,  выгорело  у  него  с
поступлением или нет.
   А на шоссейку мы шли за зелененькими или уж как повезет. Дело в том,  что
наше село стояло неподалеку от дороги на Питер, а по ней то и дело туда-сюда
сновали красочно разрисованные автобусы с иностранцами на борту. Они  ездили
в город, чтобы полюбоваться двумя захудалыми церквушками или, как их  теперь
торжественно называли, соборами.
   Дорога  до  города  от  Ленинграда  (вернее  уже  Санкт-Петербурга)  была
неблизкой.
   Кроме того не  все  буржуазные  средства  передвижения  были  оборудованы
должными   уборными.    Поэтому    автобусы    останавливались,    пассажиры
рассредотачивались по окрестностям, а уж тогда не зевай.
   Пока  светит  звезда  Горбачева,  а  мировое  сообщество  мечтает   лично
взглянуть на страну победившей демократии, все  западные  туристы  падки  на
рашен соувенирс.
   Поэтому в такие моменты из объемистых сумок извлекались расписные  ложки,
деревянные медведи  и  куча  подобных  мелочей,  символизирующих  загадочную
русскую душу.
   Продавалось все это за дешевку, но наша выручка солидно окупалась  в  тех
случаях, когда нам удавалось вырваться в город. За несколько  часов  мы,  не
спеша, осматривали валютные киоски и  закупали  красочную  мелочевку.  А  на
чердаке или в сарае у каждого из нас бережно хранилась  коллекция  цветастых
баночек из под Фанты, Пепси или  Кока-Колы,  расставленных  вдоль  стены  на
самом видном месте.
   Вот только с сувенирами в последнее  время  шла  накладка  за  накладкой.
Теперь, когда  толпы  жаждущих  устремились  за  рубеж  и  буквально  вымыли
прилавки магазинов, отыскать там  что-либо,  устраивающее  иностранцев  было
весьма непростым делом.
   Приходилось усиленно крутиться по округе, потому что в городе  появляться
было опасно. Городские пацаны,  завидев  уже  отоваренных  туристов,  просто
лопались от злости и все намеревались разнюхать, кто  же  это  вставляет  им
палки в  колеса,  но  до  конкретных  расследований,  благо,  не  находилось
времени.
   Все это я рассказываю со слов знающих пацанов, потому что сам  участвовал
в подобных прогулках всего два раза. Другое дело Колян. Он  и  придумал  всю
эту заварушку, и втянул в коммерцию всех местных. И в этот  день  именно  он
подбил меня пойти с ним, вручив обширную сумку, набитую воинской  амуницией.
Ростом Колька не вышел, зато сноровкой наделил его бог  за  двоих,  если  не
более. Он то и достал все эти петлички-звездочки.
   Тетенька, продайте, - канючил он чуть ли не  каждый  день  в  магазине  у
воинской части, - брат в отпуск  приезжает,  просил  купить.  И  продавщица,
скрепя  сердце,  выделяла  ему   все   запрошенное,   хотя   строго-настрого
запрещалось продавать  что-либо  лицам,  не  имеющим  отношения  к  воинской
службе.
   День был жаркий, капли пота обильно стекали по моему лицу. А Кольке  было
все нипочем. Он весело гнал по пыльной дороге громыхающую консервную  банку,
стараясь попасть в телеграфные столбы, что, впрочем удавалось весьма  редко.
И поэтому Кольке частенько приходилось сворачивать в поле и разыскивать  там
свою  банку,  бережно  прижимая  к  груди  небольшую  коробку,   в   которой
перекатывалось десятка два матрешек.
   Военную продукцию, которой у нас хватало, брали не очень  охотно,  а  вот
матрешки шли нарасхват и были самой ходовой частью товара, зато  достать  их
было практически невозможно. Матрешек этих притащил откуда-то Леша, и теперь
выручку за них предстояло делить на троих.
   От избытка чувств  Колька  засвистал  во  весь  дух,  а  я,  задумавшись,
запнулся о бугорок и чуть не грохнулся в густую дорожную пыль.
   - Э, э, осторожней! испугался Колян за сумку, которая вырвалась у меня из
рук.
   Но я спас свою репутацию, вовремя подхватив ее,  и  тем  самым  освободил
себя от нудных колькиных излияний о том, кого не надо брать с собой в  дело,
и о тех, кто испортит все, к чему ни прикоснется.
   -  Ну  что,  братан,  решил  куда  поступать?  настроение  у  Кольки  моя
неловкость по всей видимости не испортила.
   - В училище, куда еще, - вздохнул я.  Хотя  город  и  манил  меня,  но  с
замиранием сердца подумалось, что предстоит покинуть село  и  жить  в  чужом
городе с чужими людьми.
   - А то давай со мной, в мореходку, - Колька  сплюнул  на  дорогу.  Хорошо
моряку жить. За сезон тыщи четыре-пять.
   Я понимающе кивнул и погрузился в свои мысли.
   - А на кого учить будут? не умолкал Колян.
   -  На  токаря,  -  коротко  ответил  я.  Дальше,  памятуя   о   Колькиной
забывчивости, распространяться не имело смысла.
   Подобные  вопросы  Колька  задавал  мне  каждые  семь  дней,  внимательно
выслушивал мой обстоятельный ответ, а  потом  все  это  сообщение  мгновенно
вылетало у него из головы, и ровно через неделю он был подготовлен  к  тому,
чтобы вновь задать свой фирменный вопрос.
   - Была охота, - Колька явно был настроен поговорить, - скукота.
   - Почему же? возмутился я.
   - Работа, телевизор, сон и снова по кругу.
   - Каждому свое, - ограничился я и снова замолк.
   С пионерского возраста Колькой владела единственная мечта срубить деньжат
по легкому и побольше. Но попробуй, развернись с такой мечтой в селе. Кольке
нужен был простор и свобода действий, и поэтому он слонялся  по  округе  как
неприкаянный, тоскливо заглядывая в глаза каждому встречному.
   Но вот по  телику  показали  как  ловят  пацанов,  продающих  сувениры  у
гостиниц Интуриста. Весь вечер Колька летал по селу окрыленный  и  всем  без
исключения рассказывал о баснословных выручках малолетних торговцев.
   На следующий день, сразу после школы, Колька занял боевой пост на обочине
шоссе.
   Так как в сельмаге не было ничего подходящего,  а  средств  на  балалайку
пока не хватало, он, не долго  думая,  стянул  валенки  старика  Пахомыча  и
решительно бросился на встречу новой жизни.
   Завидев первую машину, Колян радостно заорал и замахал обеими руками.  Но
когда из машины высунулся здоровенный мужик и пробурчал: Чего  надо,  малец?
Колька понял, что продать товар можно далеко не каждому.
   Первый блин не охладил Колькин порыв. Он продолжал упорно  стоять  и  тем
временем подмечать особенности своих будущих клиентов.
   Не требовалось большого  ума,  чтобы  догадаться  голосовать  только  при
появлении машин с иностранными номерами. И вот  колькина  счастливая  звезда
все-таки появилась на его туманном  небосклоне.  Рядом  с  ним  притормозила
красивая машина серебристого цвета. Открылась сверкающая дверь с затемненным
стеклом, показался очкастый иностранец. Ошарашенный успехом Колька сунул ему
под нос валенки. Тот критически потыкал их пальцем и, наконец, вымолвил:  Ту
долларс фо ту синг.
   Разумеется, Колька не понял ни единого слова, но тут  в  руке  иностранца
появились две зелененькие бумажки, а  уж  деньги  Колька  узнал  бы  даже  в
темноте или с завязанными глазами.
   Колян деловито похрустел полученным капиталом  и  долго  рассматривал  на
свет водяные знаки, которых он, впрочем так и не обнаружил. Иностранец,  тем
временем, загрузился и скрылся за горизонтом.  Так,  со  старых,  изъеденных
молью  валенок  началась  колькина  торговая  карьера,  результаты   которой
сказались уже через две недели.
   Именно тогда Колян напросился в город вместе со своим дядькой. А  уж  про
валютные киоски он достаточно слышал от старших  парней.  Поэтому  в  первую
очередь он ринулся туда.
   Возвратившись, Колька вечером собрал нас в сарае, где ночевал все лето, и
вытащил коробку, с которой скалились счастливыми улыбками Том и Джерри.  Это
был блок, да, целый блок жвачки, о которой до этого мы могли только мечтать.
   Находясь на вершине славы, Колька проявил неслыханную щедрость  и  раздал
каждому из нас по одной штуке, не забыв поведать о том, какими путями они  у
него появились. Случилось это в мае прошлого года.
   С той поры прошло пятнадцать месяцев. За минувшее время коммерция  Кольки
резко пошла в рост. После школы Колян уже не маялся от безделья, а рыскал по
округе в поисках товара, который мог привлечь  внимание  иностранцев.  А  по
воскресеньям он весь день пропадал на шоссейке. Выручка составляла от десяти
до пятидесяти долларов. Возвращался Колька усталый, но счастливый.
   Звал он и нас,  но  по  началу  к  его  предложениям  никто  серьезно  не
прислушивался.
   И  тут  грянуло  повышение  цен.  Теперь  над  Колькой   уже   никто   не
подсмеивался, а уж когда он привез из города замечательные вареные  штаны  с
вышитым рисунком  на  заднем  кармане,  о  которых  вздыхали  даже  довольно
обеспеченные из нас, то стал самым  почитаемым  пацаном  в  селе.  И  многие
теперь тоже рыскали по окрестным магазинам и выходили на  дорогу  в  поисках
ощутимой выручки.
   Не все приживались. Некоторым надоедало все свободное  время  тратить  на
куплю-продажу, не всем  везло,  и  после  двух-трех  неудачных  попыток  они
отсеивались. Это в основном были новички.  И  все  же  число  втянувшихся  в
коммерцию росло. Дорога была разбита на участки, соблюдение  границ  которых
строго контролировалось, а нарушения жестоко пресекались. Колька забил  себе
самый прибыльный участок. Лучший знаток дороги он вычислил место,  где  чаще
всего останавливались солидные фирменные автобусы. Теперь он ходил  на  дело
не один, а брал одного-двух помощников,  которые  тащили  за  него  сумку  и
голосовали проезжавшим иномаркам с  соответствующими  номерами.  Звал  он  и
меня.
   Я, честно говоря, торговлей  не  интересовался,  надеялся,  что  вырасту,
выучусь и обеспечу себя всем, чему Колян посвящает любую  свободную  минуту.
На шоссейку я ходил с ним всего два раза до этого.
   Первый раз заработали всего по три доллара на душу, а во  второй  раз  не
повезло совсем. Несмотря на все наши старания ни одна машина  возле  нас  не
тормознула. Но хуже всего было то, что автобусы,  на  которые  так  надеялся
Колька, молнией проносились мимо, одаривая нас бензиновыми выхлопами. Колька
ругался и махал им вслед кулаком, а на обратном пути злился на меня, говоря,
что это я накликал порчу, и божился, что больше меня с собой не  возьмет  ни
разу.
   Под конец лета Колька вдруг забросил коммерцию и  окунулся  в  нормальную
сельскую жизнь. Тем более, что в  дни  августовского  путча  иностранцы  как
сквозь землю провалились. Но перед самым отъездом загорелось ему  сходить  в
последний раз - попытать счастья. А был это самый разгар работ все в поле. И
Кольке пришлось упрашивать меня.
   Особых трудов это не составило, так как я совершенно не представлял каким
образом убить время в оставшиеся до отъезда дни. Все мысли мои  были  уже  в
городе, и я был вообще-то не прочь приехать туда не с пустыми руками.
   Вот поэтому мы и шли теперь по пыльной дороге на заветное Колькино место,
расположенное  у  небольшого  леска,  со  всех  сторон  которого  на  многие
километры раскинулись поля. Еще две недели назад зеленые, они  теперь  стали
золотыми. И этот контраст залитое солнцем желтое море,  по  которому  ходили
невысокие волны, и небо, голубизну которого не омрачало ни облачка  создавал
неповторимое ощущение какого-то праздника.  И  я  нисколько  не  жалел,  что
Колька вытащил меня в это небольшое путешествие нескоро придется  мне  вновь
пройтись по этой пыльной дороге.
   А  дорога  щедро  рассыпала  пыль,  взбиваемую  нашими  ногами.  Я  давно
подвернул свои штаны, а Колькины варенки поменяли исконный сине-голубой цвет
на грязно-серый.
   - Не жалко? я кивнул головой в направлении варенок.
   - Жалко у пчелки, - огрызнулся Колька и посмотрел  на  свою  обновку.  А,
плевать.
   Новые куплю.
   Я с сомнением покачал головой, и в этот момент на нас упали тени  высоких
елей того самого леска, где располагалось Колькино доходное место. Солнце то
скрывалось за верхушками немолодых уже елей, то вновь выглядывало в просветы
и осыпало нас своими жаркими лучами. Мы пришли.
   Колька поправил завязанную узлом на животе рубаху и,  выйдя  на  обочину,
стал зорко всматриваться вдаль. Я осторожно  поставил  сумку  с  товаром  на
землю и присоединился к нему. Здесь совсем не было жарко. То и  дело  откуда
ни  возьмись  возникал  прохладный   ветерок,   приятно   касавшийся   наших
разгоряченных тел.  Кое-где  солнечным  лучам  удавалось  прорваться  сквозь
густую поросль мягкими световыми линиями света и тени. Место и  впрямь  было
замечательным.
   Торговля наша шла тоже неплохо. Не прошло и часа, как в результате нашего
усиленного голосования возле нас мягко остановилась Тойота-королла вишневого
цвета. Из нее вылез полный мужик с надутыми щеками и вопросительно уставился
на нас, догадавшись, что мы вовсе не путешественники автостопом.
   Колька мгновенно разложил перед ним образцы товаров и  стал  всячески  их
расхваливать на языке, состоящем из смеси английского с нижегородским.
   Иностранец вытащил несколько купюр, незнакомых ни мне,  ни  даже  Кольке.
Брать незнакомые деньги Колька остерегался после того, как два негра  сунули
ему в уплату две бумажки, которые привлекли его большим  количеством  нулей.
Их отказались брать во всех без исключения кооперативных киосках. Колька так
и не узнал, какой страной была  выпущена  такая  неблагонадежная  валюта,  и
требовал теперь в уплату только доллары,  в  крайнем  случае  соглашаясь  на
бундесмарки.
   Иностранец, видимо, понял его и вытащил пачку, в которой преобладали  уже
знакомые мне зеленые, припасенные, скорее всего для разных мелких расходов.
   Оба они стали ожесточенно торговаться, а я стоял в стороне и учился.
   После долгих и упорных торгов, в течении  которых  то  Колька  сворачивал
свое имущество, то покупатель поворачивался к машине,  было  куплено  четыре
матрешки по три доллара за штучку и два сувенира Мужик  и  медведь,  которые
Колька уговорил за семь.
   Партия этих сувениров появилась в начале лета в  нашем  сельмаге.  Колька
тут же скупил всю партию, невзирая на тридцатирублевую  цену  за  штуку.  Он
угрохал на эту операцию весь свой  наличный  капитал,  зато  теперь  затраты
сторицей окупались.
   Во время торгов иностранец засунул куда то свою  пачку  и,  не  найдя  ее
извлек из кармана две десятидолларовых бумажки, после  чего  стал  требовать
сдачи. Ни минуты не думая, Колька всучил ему в ответ  сувенир,  изображающий
маленькие козлы с бревном на них, в которое была воткнута пила  с  затейливо
выгравированной надписью Делу время, потехе час. Затем они разошлись  вконец
изнуренные, но удовлетворенные собой.
   Таким образом в актив можно было записать  двадцать,  из  которых  четыре
полагалось Леше, шесть мне и десять  Кольке,  как  организатору  и  идейному
вдохновителю.
   Я уже было подумывал о том, чтобы потихоньку отправиться в обратный путь,
но Колька был непреклонен. Он ждал автобус.
   - Вот сейчас  он  остановится,  вот  сейчас,  -  бормотал  себе  под  нос
возбужденный Колька. Но очередной автобус проезжал мимо, оставляя  у  Кольки
горячее желание запустить ему вслед булыжником. Надежды наши становились все
призрачней, солнце пробежало добрый кусок небосклона, а  я  уже  намеревался
обрушить на Кольку каскад предложений, ненавязчиво намекающих на возвращение
в село.
   Колька злобно зашипел в ответ, когда я выдал первое из них дух  коммерции
был неистребим. И тут метрах в пятидесяти впереди нас остановился тот  самый
автобус, о котором он мечтал все время.
   Колька мгновенно расцвел и ринулся за ним. Мне ничего не оставалось,  как
подхватить сумку и следовать туда же.
   Но странное дело из автобуса никто  не  вышел  и,  похоже,  не  собирался
выходить совсем. Лишь с другой,  невидимой  нам  стороны  негромко  хлопнула
какая-то дверца.
   Показалась одинокая мужская фигура, которая медленно двинулась к лесу, не
обращая на нас внимания, и через полминуты скрылась за придорожными кустами.
   Колька уже давно  добежал  до  автобуса  и  теперь  безуспешно  штурмовал
надежно запертую дверь, тщетно пытаясь пробиться на второй этаж, где  удобно
расположились иностранные туристы.
   А я остановился на полпути, догадавшись, что через эту дверь в автобус не
пробраться. Я решил перехватить того одиночку, по всей вероятности водителя,
который осмелился покинуть пределы  автобуса  и  теперь  заседал  где-нибудь
неподалеку.
   Хотя эта перспектива была довольно расплывчатой (водители таких автобусов
наведывались в Союз часто и, наверняка, могли приобрести  сувениры  в  любом
другом месте), но я решил попытать счастья и тем самым доказать Кольке,  что
он не зря взял меня с собой. Поэтому я с надеждой вглядывался в  придорожные
кусты, за которыми исчез таинственный шоферюга.
   Внезапно метрах  в  десяти  от  меня  в  кустах  что-то  зашевелилось.  Я
уставился туда, ожидая увидеть невысокого мужчину в серой куртке. Но это был
не он. Злыми глазами на меня глядела оскаленная звериная морда. Я  в  испуге
отшатнулся, а хищник выпрыгнул на дорогу и, оскалив  пасть,  приготовился  к
прыжку.
   Это был огромный великолепный волк. Шерсть его лоснилась и переливалась в
лучах солнца. Глаза, освещаемые багровым закатом, казалось  горели  голодным
кровавым сиянием. Но ярче всего мне запомнились клыки, - ослепительно белые,
они приковывали внимание, поражая своими размерами. Я, не в  силах  оторвать
глаза от этого гипнотического взгляда, не двигался с места.  А  волк,  издав
зловещее рычание, сделал прыжок и понесся прямо на меня.
   Я не успел даже повернуться,  как  он  сбил  меня  с  ног  мощным  ударом
передних лап и впился клыками в мою неприкрытую ничем грудь. Боль  от  укуса
пронзила все мое тело, а он отпрыгнул и, перескочив через меня,  бросился  в
перед. Я упал лицом к автобусу и поэтому увидел, как волк, пролетев  в  двух
шагах от Кольки, скрылся за кабиной. Кровавая  пелена  затопила  мои  глаза.
Последнее, что я еще  видел  это  автобус,  плавно  тронувшийся  с  места  и
постепенно набирающий скорость
    Очнулся я в незнакомом для себя месте, в котором постепенно узнал палату нашей 
сельской больницы. Все время смотреть на белый потолок с желто-серыми разводами, 
оставшимися после весеннего снеготаяния, было скучно, но едва я чуть-чуть 
шевелился, как жгучая боль снова просыпалась внутри меня, хотя она теперь была 
уже слабее, чем там, на дороге. Я предпочитал побольше спать, забывая на это 
время обо всем. Ничего не хотелось делать, единственным желанием было: лежать в 
полусне, не двигаясь, и думать о ч