повелитель демонов сообразил, что под  ногами  у  него  валяется
один  из  его  учеников.  Иннокентий  Петрович  на  ощупь   отыскал   голову
подмастерья и, подхватив его подмышки, рывками выволок с места происшествия.
Судя по кудрявой голове,  пострадавшим  оказался  Костя.  Рядом  с  проломом
обнаружился и Руслан.
   Зубы его стучали, но он все же сумел выговорить:

   - Ч-что эт-то было?

   - Забудь, - рявкнул на него учитель. - Хватай за ноги. Потащили.

   Руслан схватил друга за колени и чуть не выронил его, когда услышал новый
громкий стон. На улице положение прояснилось. Обе костины ноги были  сломаны
чуть  ниже  колен  и  обильно  кровоточили.  Кровь  непрерывно   капала   из
разорванных брюк. Руслан с ужасом глядел на свои руки.

   - Не стой, - прикрикнул  на  него  Иннокентий  Петрович.  -Хватай.  Будем
выбираться к дороге.

   Чувство направления не  подвело.  Минут  через  пятнадцать  они  достигли
пустынного  шоссе.  Здесь  на  них  обрушилась  новая  беда.   Обе   штанины
одновременно оборвались, и отвалившиеся ноги  вывернулись  из  рук  Руслана.
Теперь  кровь  уже  хлынула  ручьем.  Руслан  впал  в  прострацию   и   тихо
раскачивался, уставившись на Костю и на отдельно лежащие ноги. А  Иннокентию
Петровичу хотелось заорать.
   Здесь по его вине умирал парень, между прочим, студент его же  института.
Ну, и что он, Иннокентий Петрович,  зам.  ректора  по  культурным  вопросам,
скажет костиным родителям?  Может,  про  демонов?  И  прямиком  в  психушку,
разумеется.
   Ведь эту историю не утаишь. Придется объяснять и в милиции, и на  работе,
что же делал солидный человек с двумя воспитанниками  того  же  ВУЗа  поздно
вечером в заброшенной церкви. А тогда прощай карьера и  вся  прежняя  жизнь.
Дернул же его черт заняться этой проклятой  магией.  Ну  почему  нельзя  все
вернуть обратно?
   Почему нельзя сделать так, чтобы ничего  не  происходило?  И  хоть  стоял
сейчас Иннокентий Петрович на ночной дороге, но в памяти его так ясно всплыл
тот злополучный день, когда его занесло в  библиотечное  книгохранилище.  Ну
почему ему не попалась книжка "Сделай сам"? Мастерил бы он сейчас  стулья  и
полки, а может, телевизоры чинил и горя бы себе не знал. Картины  писал  бы,
на худой конец! Вот  помрет  этот,  а  отвечать,  между  прочим,  Иннокентию
Петровичу. Может, светят уже заместителю ректора места не  столь  отдаленные
на весь остаток жизни. Эх, небо в клеточку, друзья в полосочку. Не выдержать
Иннокентию Петровичу беспредел зоны. Ну почему  нельзя  просто  проснуться?!
Проснуться и обнаружить, что не было ни заброшенной церкви, ни потусторонних
сгустков, ни занятий по магии, ни Кости, ни Руслана. А  есть  тихая,  уютная
квартирка и простая, понятная, пусть и малооплачиваемая  работа.  Вот  ведь,
Иннокентий Петрович, сам себе на голову приключения нашел.  Ведь  не  бывает
ничего сверхестественного, ведь нет никакой магии, ведь кажутся ему все  эти
события, к черту-дьяволу.

   Почти окончательно уверив себя в абсурдности  происшедших  с  ним  вещей,
Иннокентий  Петрович  обнаружил,  что  все  еще  стоит  на  пустой   дороге,
окруженной черным  лесом.  Где-то  там,  вдалеке,  за  холмами  сиял  ночной
иллюминацией город, где тысячи людей  мирно  спали,  видели  обычные  сны  и
совершенно справедливо не верили ни в экстрасенсов, ни в говорящих собак, ни
в прилет инопланетян на центральный  проспект  города  Воронежа.  Ну  почему
такое произошло именно с ним?

   Что творилось сейчас в сознании Руслана, не знал никто.  Никому  не  было
дела до него, даже Иннокентию Петровичу. А Костя еще  жил.  Невнятные  стоны
срывались с его губ. Но жизнь потихоньку оставляла того, кто в эту ночь  мог
бы повелевать демоном. Поверженный  запредельными  силами,  лежал  Костя  на
дороге и не чувствовал уже ничего, кроме боли.

   И тут появился ОН. Черный сгусток с горящими глазами вырвался из  леса  и
замер  перед  лицом  Иннокентия  Петровича.  Но  того  напугать   уже   было
невозможно. Вся жизнь летела под  откос,  что  по  сравнению  с  этим  стоил
какой-то призрак.

   - Слышшишшь? - прошипел темный пришелец. - У тебя ещще ессть шшансс.

   - А, - отмахнулся Иннокентий Петрович, - теперь уже ничего не поправишь.

   - Поправишшь, - продолжил его собеседник. - Ещще как  поправишшь.  Но  ты
поможжешшь нам, поможжешшь.

   Он щелкнул  чем-то  у  себя  внутри,  и  оторванные  ноги  самостоятельно
подползли к Косте и вросли в положенные места. Стоны  сменились  прерывистым
дыханием.

   "Можно! - что-то  ухнуло  в  груди  Иннокентия  Петровича.  -  Все  можно
повернуть вспять!" И карьера, и квартира будут еще в его жизни.  Будут!  Вот
только выпутаться отсюда и тогда к черту магию...

   - Он будет жжить, ессли ты ссделаешшь кое-что для насс.

   -  О  чем  разговор!  -   воскликнул   Иннокентий   Петрович.   Жизнь-то,
оказывается, еще никуда и не катилась...

   ... Черный призрак презрительно смотрел на иномирян.  Мелковаты,  но  для
простых исполнителей сгодятся. Пришел его час. Сейчас он - главный здесь,  в
этом мире.
   Не зря он тысячу лет учил этот сложный, быстро  меняющийся  язык.  Только
он, и никто другой, мог общаться с найденными недоразвитыми  иномирянами,  а
значит, только ему  доступна  возможность  претворить  в  жизнь  грандиозные
планы, задуманные тысячи лет назад. Три мира - его, людей и белых  призраков
с ослабевшими границами - будут замкнуты в черный треугольник. Он сам отныне
-  вершина  его,  главная  вершина,  которой   принадлежит   энергия   всего
треугольника.
   КХ - величественное имя - будет  реять  теперь  в  истории  навсегда.  Он
вырвался из общей массы. Он нашел контакт,  ему  будут  подчиняться  все  на
многие тысячелетия вперед. Теперь необходимо  время.  Требовалось  дождаться
знака,  символа,  предзнаменования.  Но  что  значили  недели  и  месяцы  по
сравнению с триумфальной вечностью.

   Белая Королева. Если бы только удалось ее обезвредить. Лучшего сигнала  к
решающему сражению и не требовалось...

   ... Костя с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, сделал несколько шагов  к
обочине. Руслан продолжал  отрешенно  смотреть  на  окончательно  опустевшее
теперь шоссе.

   Призрак окутал голову Иннокентия Петровича, вник в его  мысли  и  передал
свои планы. Затем он  щелкнул  снова,  и  в  руках  его  будущего  помощника
очутились забытые в церкви шпаги.

   - Значит, так, - четко и ясно обратился  новоявленный  властелин  мира  к
ошалевшему от радости Иннокентию Петровичу. - Я  уверен,  что  у  тебя  дома
найдется все необходимое. А я найду ВРЕМЯ!

   И тут он исчез. А на горизонте загорелся яркий огонек.  Это  ехал  первый
утренний междугородный автобус. Жизнь все еще продолжалась.

   Глава восьмая

   А жизнь, она такая...

   Я кручусь как белка. Я еще не стар. А тебе спасибо, Егор  Гайдар.  (Песня
нашего времени).

   "За окном шел снег и рота красногвардейцев",  -  вспомнились  мне  первые
строчки похождений фон Штирлица. Сейчас же все обстояло наоборот. Шел  пятый
день августа. Красноармейцев было не видать, и я шел в одиночку за всех  их,
вместе взятых. Путь мой лежал из гастронома в булочную. В  гастрономе  я  не
обнаружил ничего полезного для своего желудка по причине великого неурожая в
своем кошельке и теперь хотел купить хотя бы хлеба. Колбаса, сыр и  масло  в
холодильнике имелись.  Так  что  при  удачном  завершении  моего  маленького
путешествия перспектива голодной смерти значительно отодвигалась.

   Выйдя из магазина, я свернул со своей улицы направо и  теперь  пробирался
сквозь комья глины в  промежутке  между  пустой  цистерной  из-под  кваса  и
железной  решеткой,  за  которой  хранились  поломанные  деревянные   ящики.
Преодолев грязь, я оказался на улице Студенческой. Трудно объяснить,  почему
ее назвали именно так. Ведь корпуса двух  институтов  располагались  хотя  и
рядом, но не на ней. Да и общаги стояли  на  бульваре  Гагарина.  Вообще-то,
имелся там один  институт  повышения  квалификации  научных  работников,  но
взрослым дядям и тетям несолидно называть себя студентами. Впрочем, закончим
о студентах. Мне хватало проблем и без них.

   А сама улица, хоть и включала в себя лишь два квартала, была  удивительно
красивой. Если идти по проезжей части, то прямо  перед  Вами  вырисовывается
громадный и величественный силуэт телевизионной башни. Будучи  маленьким,  я
очень любил ее рисовать. Как правило, мне  не  хватало  одного  листа.  И  я
слезно выпрашивал пять-шесть дополнительных.  Зато,  когда  рисунок  занимал
полкомнаты, я гордо рассматривал получившуюся телевышку. На  первых  листах,
вблизи от земли, я украшал ее разноцветными фонариками и недоумевал,  почему
до  этого  не  додумались  сами  строители,  ограничившиеся   темно-красными
прожекторами. Дальше к верху  исчезали  яркие  цвета,  но  еще  проглядывали
кое-где то желтые, то зеленые огоньки. На долю  верхних  ярусов  доставались
лишь черные  или  серые,  нарисованные  простым  чертежным  карандашом.  Это
символизировало переход к черному небу, которое  я  ленился  закрашивать.  И
только на последнем листе меня охватывали раздумья. Я никак не  мог  решить:
какой же звездой увенчать свое сооружение. Черной?  Но  ведь  звезды  бывают
только красные! Сложный вопрос.
   Поэтому на разных рисунках имелся и тот, и другой вариант.

   Теперь же она стояла передо мной воочию. Бело-красный каркас реял на фоне
голубого неба над улицей, да и над  всем  городом.  Никакой  звезды  сверху,
конечно же, не существовало. "Обычный, стандартный вариант",  -  скажут  Вам
проектировщики.  Но  я  не  проектировщик,  поэтому  ничто  не  мешало   мне
любоваться ее стометровой высотой и в тысячный раз. Если  бы  у  меня  вдруг
появился лишний миллион, то я потратил бы его на то, чтобы постоять в летний
солнечный день, такой, как сейчас, там, на самой верхней площадке. Постоять,
поглядеть вниз на далекую землю и сказать самому себе: "Ну,  не  Эверест  ли
то?"

   Солнце и в самом деле светило на всю катушку. Даже небо рядом с ним сияло
белизной и только поодаль вновь обретало свою истинную  окраску.  Я  перешел
через проезжую часть, миновал зубную поликлинику и добрался до булочной.

   Купив хлеба в прохладном павильоне, я уже хотел  развернуться  и  рвануть
через соседний двор к себе домой, но потом двинулся дальше по  Студенческой.
В такие дни необходимо погулять по городу. Все вокруг создает тебе атмосферу
тихого праздника. А ты идешь,  впитываешь  в  себя  солнечные  лучи,  шелест
листвы, звук своих шагов. Эта жизнь не похожа на ту, которую надлежит теперь
вести всем - активную, быструю, хваткую,  решительную,  непоседливую.  Такая
жизнь годится разве что  для  старичков.  Но  меня  она  чем-то  привлекала.
Наверное,  тем,  что  не  надо  было  никуда  спешить,  развлекать   кого-то
анекдотами,  слушать  чьи-то  жалобы,  вести  неуместные  разговоры.  Я  был
счастлив, что медленно иду сейчас в одиночестве, потому что чувства  словами
не выразишь. Никогда не выразишь. Двух  людей,  чувствующих  одинаково  хоть
что-нибудь,  не  найти.  Да,  как  мне  хотелось,  чтобы  был  второй  такой
человек...

   Я кидал взгляды то на корпус детского сада,  то  на  дворы,  утопающие  в
зелени, то на дома, первые пятиэтажные блочные дома в  нашем  городе.  Ветки
боярышника с территории детского сада сплетались с ветвями могучих  тополей,
образуя живую зеленую арку у меня над  головой.  Улица  упиралась  в  ограду
телецентра. Вернее, начиналась от нее, но я почему-то  ходил  всегда  именно
таким маршрутом.

   Дойдя до угла ограды, я повернул на  улицу  Техническую,  названную  так,
видимо, исключительно из-за телецентровского комплекса. Здесь деревья  росли
повыше, и арки листвы кидали на меня тень посолидней. И была тишина, которую
не разрывали звуки радио  "Максимум"  или  "Европа-плюс".  Я  даже  придумал
красивое название этой тишине - радио "Безмолвие". Но  и  оно  было  уже  не
оригинальным.

   Я тащился от этой тишины и не мог подобрать другого слова. Солнце нагрело
мою куртку, и теперь меня овевала приятная теплота. Крутясь, свалился к моим
ногам первый желтый лист.  Двоякое  чувство.  Вроде  бы  впереди  еще  целый
август, но ты знаешь, что лето неминуемо идет к концу, и в море  зелени  уже
сверкают желтые искорки. И все  же...  Мне  уже  пора  поворачивать  в  свою
сторону. Я должен был оставить буханку у себя дома и ехать в  центр  города,
где меня ждали текущие дела...

   ... Во дворце белых призраков поселилась тревога.  Придворные  летали  по
залам  и  заговорщески  перешептывались.  Истекло  сто  дней,  как  королева
исчезла. В тронном зале тихо совещались между собой Желвин и Ыккщщер.

   - След королевы затерялся в безвременьи, - горестно вздохнул спрут.

   - А ты уверен, что она не спряталась в мире людей? - перебил его сгусток.

   - В  любом  из  окрестных  миров  присутствие  королевы  не  осталось  бы
незамеченным.
   Кроме того, невозможно скрыть прямой переход границы.

   - А может, она пошла окольным путем? Число связующих тропинок немеряно.

   - Королева не ходит тропинками! - с негодованием отверг это предположение
первый министр. - Она либо строит дорогу, либо прорывает границы.

   - Но зачем ей исчезать в безвременьи?

   - А вот для этого есть причины. Во-первых, энергия королевы истощена, она
бессильна, а где еще можно набрать изрядный запас за считанные минуты.
   Во-вторых, дорога тоже требует энергии,  а  ее  может  дать  только  наша
повелительница.  Между  тем,  дорога  в  целости  и  сохранности.   Конечно,
существует вероятность, что королева подпитывает ее  либо  из  нашего  мира,
либо из мира людей. Но у нас ее нет, значит, она находится в безвременьи или
слишком хорошо спряталась среди людей, что маловероятно.

   - Но возможно?

   - Вполне. А энергия границ все  так  же  ослаблена,  королевство  наше  в
непрестанной опасности, а сама королева бросила нас на произвол судьбы.

   - Не смей так говорить о королеве! - взорвался Ыккщщер.

   - Я и сам говорю это с великой  печалью.  Любого  за  такие  слова  я  бы
отправил в небытие, но мне, первому министру, сказать горькую истину  просто
необходимо.

   - Но на границах посты. Все четыре крепости в полной  боевой  готовности.
Может, ты  преувеличиваешь  опасность,  ведь  на  нас  никто  не  собирается
нападать.

   Дверь тронного зала бесшумно распахнулась. В зал ворвался, кувыркаясь  по
воздуху, белый шар,  усыпанный  серыми  многоугольными  звездами  и  глазами
различных форм и размеров. В  мирное  время  ему  предписывалось  заниматься
проблемами безопасности, а в военное - возглавлять армию королевы Лауры. Это
был, выражаясь языком мира людей, министр обороны.

   - Королева! Где королева? -  извергался  из  него  громкогласный  рев.  -
Событие чрезвычайной важности!

   - Королева отсутствует по государственным делам. Я принимаю все сообщения
и выношу решения по ним, - вскинув два щупальца вверх, возвестил  Желвин.  -
Докладывай мне.

   - Южная крепость взорвана!

   - Как? - в один голос воскликнули Желвин и Ыккщщер  в  нарушение  этикета
дворца королевы призраков, предписывающих в  таких  обстоятельствах  хранить
величавое молчание холода.

   - Целиком и полностью. Граница была настолько тонкой,  что  зафиксировать
кратковременную вылазку  шпиона  или  группы  лазутчиков  не  представлялось
возможным.

   - Что за миры контактируют сейчас с южными границами?

   - Нам это неизвестно. Все мироподвижники погибли. Над обломками  крепости
стелется лишь туман. Это все, что осталось от гарнизона.  Уцелели  лишь  два
форпоста, на одном из которых я и наблюдал  это  происшествие  чрезвычайного
плана.

   - Кольцевик Алвин? Что с ним? - испугался Желвин.

   - К счастью для нас, двое суток назад Алвин отбыл в Северную крепость  на
Совет.

   Желвин унял дрожь в щупальцах и отдал приказ:

   - Оставшиеся три крепости подготовить к возможной осаде. К южным границам
выслать резервное ополчение. Больше никаких странных явлений не обнаружено?

   - Дует мощный ветер из  других  миров.  Стража  опасается,  не  ветер  ли
демонов это?

   - Демоны не вмешиваются в дела призраков, - успокоил его первый  министр.
- Ты же лично займешься обороной и укреплением дворца. В мое  отсутствие  ты
остаешься главой  нашего  королевства  до  возвращения  королевы  или  моего
прибытия. Отправь на юг  также  пару  волшебников  средней  величины.  Пусть
разберутся, в чем дело.

   - Выполню, - мигнул всеми глазами генерал, - а куда отправляешься ты?  Не
за королевой ли?

   - Да, я попробую перехватить ее в мире  людей.  Но  остальным  это  знать
необязательно.

   - А я отправлюсь в безвременье! - воскликнул сгусток.

   - Не спеши, - одернул его спрут. - Искать ее там  все  равно,  что  найти
крупинку лунного света на тропинках темных миров.

   - Кто ищет, тот находит, - сверкнул огненными зрачками Ыккщщер и, вытащив
из-за трона потухший факел, растворился в воздухе, прежде чем  Желвин  сумел
остановить его.

   - Значит, и мне задерживаться не следует,  -  задумчиво  произнес  первый
министр и медленно  поплыл  в  направлении  дороги  к  миру  людей.  Генерал
по-хозяйски осмотрелся и начал претворять плановые мероприятия по возведению
фортификационных сооружений вблизи королевского дворца и над ним...

   ... Весь первый этаж нашего института кипел и бурлил. Неудивительно, ведь
сегодня  должны  были  давать  стипендию.  Обычно  она  доставалась  нам   с
шестнадцатого по девятнадцатое число  каждого  месяца.  Но  сейчас,  видимо,
из-за нехватки наличных средств, выдачу хитро перенесли.

   Еще  позавчера  у  дверей  бухгалтерии  висел  огромный  плакат:  "Выдача
июльской стипендии переносится на август".  Сегодня  на  его  месте  скромно
примостилась крохотная записочка: "Стип. ЭТФ - 5.08 с 14  ч."  Здесь  крылся
великий замысел.
   Нерадивые   законопослушные   студенты    явятся    получать    стипендию
шестнадцатого (вместе с августовской)  и  с  чувством  глубокого  морального
удовлетворения выяснят, что снять ее с депонента смогут только в октябре.

   К сожалению, студенты попались какие-то несознательные. Им  почему-то  не
хотелось помогать в прокрутке собственных денег неизвестному  дяде,  который
сколотит на этом начальный капитал и, создав свою фирму, будет  учить  их  с
экрана телевизора, как надо жить. Поэтому с девяти утра  у  закрытых  окошек
кассы уже начал кучковаться знающий народ. Те,  кто  случайно  или  по  делу
забрел в главный корпус, заступали на пост  и,  к  огромному  неудовольствию
администрации, оповещали своих друзей грандиозной новостью. С каждой минутой
прибывали все новые и новые  бойцы,  и,  наконец,  стало  ясно,  что  выдачи
стипендии не миновать.

   Без десяти два в главный корпус прибыл я. Доучившись до пятого курса,  я,
однако, особого ума не  набрал,  так  как  весьма  удивился,  увидев  вместо
десятка-другого студентов огромную гудящую  толпу.  Что  там  пчелиный  рой.
Похоже было на  общее  собрание  разъяренных  медведей,  где  все  участники
прекрасно понимали, что до шести часов стипендию получит разве что половина.
Я поискал знакомые головы и, обнаружив их, стал  проталкиваться  в  заданном
направлении.

   В четырнадцать  ноль-ноль  передовики,  стоящие  у  самой  кассы,  начали
стучать в закрытое окошечко. В четырнадцать ноль-пять окошко стало угрожающе
потрескивать. В четырнадцать ноль-семь оно все  же  открылось,  и  в  проеме
обнаружилось недовольное лицо кассирши. Лед тронулся.

   Не успели еще первые счастливчики протиснуться сквозь толпу, как в  битву
вступили более  грозные  бойцы.  Самых  упорных  в  минуту  оттеснили  самые
сильные.
   Я, скромно затесавшись по знакомству в ряды  упорных,  был  вытолкнут  за
какую-то долю секунды  наружу,  словно  пробка  из-под  шампанского.  Окошко
кассы, которое я мог потрогать рукой, теперь находилось в н