инокий собор Петра и Павла, утративший колокольню после  Великого
Октября.
   Справа простирался глубокий лог,  усеянный  дачными  участками.  А  мы  с
королевой летели над старым трамвайным мостом, некогда соединявшим мой район
с городом.
   Мне почему-то никогда не верилось, что до постройки дамбы по нему  ходили
трамваи, хотя дорога, вымощенная специфическими кубиками, явно  намекала  на
свое происхождение. В две секунды мы миновали мост и стали набирать  высоту,
следуя за метнувшейся в гору полосой, где давно уже не было ни единого следа
трамвайных путей. Мимо дороги понеслись  разномастные  железные  гаражи,  не
оставлявшие ни единой мало-мальски пригодной для  обустройства  щели.  Когда
дамба еще не существовала, трамваям приходилось описывать порядочный крюк.

   Мы также проделали  немаленькую  петлю  и  возвращались  к  цирку.  Слева
закончились гаражи, рядом с нами очутились  деревянные  домишки.  Их  черные
бревна, потемневшие от времени, поглощали свет луны.  Несколько  секунд  они
держались на одном уровне с нами, но затем плавно ушли  вниз.  На  смену  им
пришли белые пятиэтажки, окрашенные  луной  в  лимонно-желтые  тона.  Далеко
справа мелькнул черный купол планетария, и тут же его  скрыло  уже  знакомое
Лауре здание, похожее на гигантскую горку. Прошмыгнул под нами шифер  крыши.
Правый ее скат серебрился в лунном  сиянии,  а  левый  мрачно  серел  ночной
тенью. Антенны стремились уцепиться за платье  Лауры  и  бросали  свои  тени
наискось в надежде достичь затемненной стороны. Некоторым это  удавалось.  А
на нас уже снова наплывало сборище гаражей, в мрачных щелях которого тупиком
оканчивалась неведомая мне дорога призраков.

   Великое чувство полета владело мной целиком. Казалось,  что  только  я  с
королевой, да Луна неподвижно зависли в воздухе,  а  Земля  бежит  навстречу
нам, словно рельефный глобус, словно серо-желтый мяч, катящийся по невидимой
бесконечной дороге. Правда, соразмерив объем этого мяча и свой  собственный,
я должен был ощущать себя разве что клопом. А мне хотелось -  орлом.  Я  уже
прекрасно понимал  летчиков  в  отставке,  с  тоской  глядящих  в  небо.  Не
представляю, как можно расстаться с такой красотой. Правда,  в  ночи  краски
померкли, зато  в  бой  вступили  оттенки.  Все  пространство  вокруг  четко
разграничивалось на зоны света и тьмы. Первая из них сверкала и переливалась
с помощью ночного светила тысячами цветов от бледно-желтого  до  золотого  и
даже    оранжевого.    Вторая    скромно    темнела    серыми,    стальными,
мрачно-коричневыми и абсолютно черными тенями. Красота ночи охватывала  меня
глубинами  ничем  не  разбавленного  кобальта  с  вкраплениями  переливчатых
светлячков звезд. Встречный ветер выдувал из головы тяжелые мысли, не трогая
беспредельного счастья. В голове что-то приятно  пульсировало,  вибрировало,
качалось. Совсем как на какой-нибудь вечеринке, когда вдруг удачно подберешь
коктейль выпивки и закуски. Не больше, не меньше, а в самую  точку.  Однако,
морозный воздух сохранял удивительную ясность ума. Я старался запомнить  все
до мельчайшего листика, на мгновение выскочившего на свет из темной глубины.
Я знал, что это требуется сохранить в себе до самого что ни на  есть  конца.
Человек живет воспоминаниями своих достижений и неудач, взлетов  и  падений.
Разумеется, мой полет был  вершиной  -  самой  высокой  вершиной  с  момента
рождения.

   Лаура увлекала меня дальше и дальше. Мы  оставили  позади  круглую  крышу
цирка и полетели вдоль моей улицы, обогнав двух запоздалых автомобилистов. Я
уже решил было, что полет подходит к концу, но после  площади  Дружбы  Лаура
взяла наискосок. Первый двор  встретил  нас  привычной  тишиной.  Во  втором
кто-то пьяным голосом бубнил неразборчивую песню с балкона  третьего  этажа,
постоянно  срываясь  на  жалостливые  ноты.  На  скамейке  следующего  двора
виднелись три черных силуэта с мерцающими сигаретными  угольками.  Чтобы  не
рассеялось волшебство ночного полета, Лаура рывком  увеличила  скорость.  Мы
летели прямо на красные огни телевышки.

   - Хочешь увидеть ее вблизи? - раздался ласковый шепот королевы.

   - Спрашиваешь! - прошептал я в ответ.

   Тут и говорить нечего. Сколько раз я мечтал побывать там, на самом верху.
   Поглядеть на панораму всех районов города, почувствовать себя выше  всех,
попробовать  дотянуться  до  облаков,  может,  даже  разок  плюнуть  вниз  и
полюбоваться закатом  в  то  время,  когда  дома  накроют  сумерки.  Правда,
осуществлять мечту я собирался в солнечный день, а уж никак не ночью.

   Но уже не требовался миллион ни рублей, ни долларов. Желание само  летело
мне в руки. Мы достигли телевышки и восходящей спиралью  закрутились  вокруг
ее мощного каркаса. Издалека она всегда выглядела хрупкой и изящной.  Только
в непосредственной близости ощущались ее размах и твердая непоколебимость.
   Габаритные огни проносились  красными  кругами  и  стрелой  летели  вниз.
Наконец, королева  остановилась  и  предоставила  мне  возможность  смотреть
широко раскрытыми глазами.

   Тогда во мне снова проснулся ужас. Телевышка скрылась за спиной, а вокруг
не осталось ничего. Дома, деревья, люди утонули во мгле далеко внизу. Передо
мной в  пустоте  холодного  неба  сиял  бледный  лик  Луны.  Ветер,  ласково
трепавший мои волосы, превратился в  лютого  врага,  выстуживавшего  во  мне
тепло уверенности.
   Меня затрясло от страха и, поистине, не летнего мороза. И  еще  Луна.  Не
нравилась она мне такая. В городе она прячется то за дома,  то  за  деревья,
выполняя  неблагодарную  роль  великовозрастного  фонаря,   коему   надлежит
неусыпно освещать вверенную территорию, передавая всю зарплату до копейки  в
фонд Мира.
   Люди временами поглядывают на нее,  думая  преимущественно  о  своем.  Но
теперь сразу становилось ясно, кто здесь хозяин. Я чувствовал себя  незваным
гостем на холодном приеме у ледяных великанов с далекой планеты, которым  не
было никакого дела до меня.

   Лаура почувствовала перемену во мне и потянула мою руку назад,  скользнув
между толстыми трубами стальной конструкции. Мои ноги ощутили твердую опору.
Я стоял на восьмиугольной  площадке  с  полусферами  по  углам  -  возможно,
параболическими антеннами. Вблизи они выглядели  очень  внушительными.  Надо
мной  находилась  восьмиугольная  плоскость,  аналогичная  той,  в   которую
упирались мои ноги.
   Уверенность мигом вернулась, и хотя ветер дул с не меньшей  силой,  крыша
над головой создавала ощущение безопасности. Рука моя покоилась на  холодной
поверхности творения рук человеческих. Металлическая лесенка вела вверх.
   Кто-то обязательно бывал уже и здесь, и выше.  Такая  мысль  окончательно
успокоила меня, и  я,  повернувшись  спиной  к  негостеприимной  Луне,  стал
вглядываться в сливавшийся с небом горизонт. Вдалеке пылали  яркими  точками
факелы  Нефтеоргсинтеза,  а  за  ними  неясно  виднелось  скопище  крохотных
огоньков
   - вероятно, аэродром.

   - Вниз? - в полный голос спросила королева.

   От пережитого волнения у меня перехватило горло, и я только кивнул. Мы на
полминуты  замерли  на  краю  площадки,  а  затем  шагнули  вниз.   Ощущения
свободного падения  я  тоже  никогда  не  забуду.  Глаза  мои  непроизвольно
зажмурились, ветер исчез и тут же встретил нас снизу, а в  голове  вертелась
одна-единственная мысль: "Ускорение свободного падения равняется 9,8 м/с І".

   Я не знаю, закрывала ли глаза Лаура, но мы с размаху врезались в листву и
плотно завязли там, сломав несколько крупных ветвей. Счастье, что  на  нашем
пути не встретилось мощных веток. Нас овевало тысячекратными прикосновениями
прохладное темное море. Кругом разлилась шелестящая живая темнота. И  только
повыше,  слева  сиял  фиолетовый  шар  фонаря,   крася   сиреневыми   тонами
близлежащие  листья.  Мы  рванулись   сквозь   это   таинственное   царство,
заполнившее  пространство  между  трехэтажным  зданием  телерадиокомпании  и
острыми прутьями забора, сгруппировавшимися в строгие  шеренги,  разделенные
каменными столбцами, словно командирами отделений.

   Чувствуя благодатное избавление от безжалостного взгляда Луны, я  подумал
о квадратной площадке на самом верху телевышки. Кольнула запоздалая  жалость
ее недостижимости, но пришло облегчение: слава богу,  выше  меня  что-то  да
имелось, а вот на той площадочке... И появилась  надежда,  что,  конечно,  в
этот раз побывать там не удалось (и хорошо), но, может быть, в следующий.  А
Лаура круто пошла на снижение, и мы совершили посадку  на  мой  неподвижный,
крепкий,  прочный,  соответствующий  всем  ГОСТам  по  технике  безопасности
балкон...

   ... Проснулся я только во второй половине дня.  Ковер  на  диване  сбился
неудобными складками. Дверь в спальню, предоставленную в полное распоряжение
королевы, была открыта настежь. На кухне  негромко  постукивали  металлом  о
фаянс. Я быстро надел свои джинсы, фирменную  рубаху  "AVIS"  и  выглянул  в
коридор. На обозримом  пространстве  кухни,  поджав  ноги  под  себя,  Лаура
расположилась на венском стуле и неумело намазывала масло на хлеб. Я тут  же
присоединился к ней и мы молча стали пить чай. Эффектней,  конечно,  звучало
бы "пить кофе", но на кофе  я  мог  пока  только  любоваться,  проходя  мимо
витрин. С моей стороны разговор опять не завязывался.  Доброго  утра  желать
поздновато, а говорить про хорошую погоду не стоило. Но тут  Лаура  прервала
молчание неожиданным вопросом:

   - В театре  я  видела  очень  много  людей.  Почему  ты  меня  никому  не
представил?

   - Но я ведь их видел впервые! - попробовал оправдаться я.

   - Ты хочешь сказать, что никого из них не знаешь?

   - Конечно.

   - А почему тебе с ними не познакомиться?

   - Ну, у нас так не принято, - сказал я, но тут же почувствовал, что  суть
не в этом. - Понимаешь, я не знаю, как знакомиться. Ну, спрошу я  чье-нибудь
имя, представлюсь сам, а дальше. Что  дальше?  Я  не  знаю,  о  чем  с  ними
говорить. Люди все совершенно разные, и интересы  у  них  тоже  разные.  Как
подобрать тему? - я понял, что одного чая  мне  недостаточно  и  вытащил  из
холодильника три яйца. - Я ведь  и  с  тобой  говорю  очень  мало  опять  же
поэтому. Конечно, есть люди, которые в два счета определят твою профессию  и
увлечения, найдут массу подходящих слов, - я зажег газ под правой конфоркой,
- в нужный момент времени расскажут анекдот,  ну,  смешную  историю,  сумеют
поговорить обо всем просто, понятно и не натянуто. А я  не  такой.  Я  вижу,
чувствую, а сказать не могу. Да и стоит ли говорить? Бывают такие люди,  что
выслушают  и  не  поймут,  -  я  разбил  поочередно  скорлупу,  вываливая  в
промежутках белок и желток на сковородку, - или, еще хуже, наплюют  потом  в
душу. А это самое страшное. Человек узнал твою тайну, проник в самую глубину
души, а потом взял, да и разрушил все, ударил по больному месту  со  знанием
дела. Поэтому я и боюсь знакомиться.

   - Люди разные? - поразилась Лаура.

   - Разумеется, - я схватил ее за руку и потащил к книжному  шкафу.  Там  я
вытащил одну из шести ярко оформленных тонких книжек.

   - Вот, смотри, - я начал объяснения, показывая картинки.  -  Это  детская
книга.
   Она описывает мир Муми-троллей. Иногда мне дико хочется покинуть этот мир
и очутиться там, среди них.

   Тут мне пришлось бежать на кухню и перекладывать подгоревшую  яичницу  на
тарелки.

   - Кто они такие? - спросила королева. - Я слышала  про  троллей,  но  мне
никогда не доводилось встречаться с ними.

   - Это совсем другое, - горячо возразил я. - Сейчас я покажу тебе. В книге
нет ни слова про людей, зато описаны все людские характеры. Каждое  существо
того мира несет в себе черты определенного типа людей. Смотри,  вот  Хемули.
Они считают себя правыми во всем и несут тяжкую обязанность, которую сами же
на себя и взвалили -  учить  всех  остальных,  как  надо  жить.  Они  делают
что-нибудь исключительно одно - собирают коллекции или проверяют, не  отстал
ли кто от жизни, или воспитывают своих и чужих детенышей по своему образу  и
подобию. А это фильфьонка. Больше  всего  на  свете  она  любит  уют.  Вещи,
окружающие ее, переходят от поколения к поколению.  Она  живет  в  маленьком
домике с фруктовым садом. Но главное для нее -  найти  существо,  о  котором
надо заботиться, которое надо отыскать далеко-далеко или у себя  под  боком.
Здесь - Гафса. Чем-то сродни фильфьонке, но как-то приземленнее. Ее интересы
- свой дом, соседи, вещи, интерьер и окрестности. А что скрывается  там,  за
горизонтом, Гафсу не волнует и не будет  волновать  никогда.  Мюмла.  Всегда
пытается что-нибудь делать.
   Воспитывать, например. Хотя и крайне безуспешно. Но делает она это не  из
самоцели, а старается участвовать в общих делах, приносить пользу. Хомса.
   Работяга.  Интересуется  миром.  Развивается,  но  не  ввысь,  а   вширь,
охватывая все новые территории выбранной области. Трудовые  династии  у  них
получаются отменные. Ондатр. Яркий пример, когда пытаешься выглядеть  одним,
а на самом деле совершенно другой. В глазах  окружающих  он  -  философ.  Но
никогда, размышляя о тщетности  всего  сущего,  он  не  упустит  возможности
воспользоваться  преимуществами  материального   мира.   Кнютты.   Маленькие
существа. Они рождаются, живут  и  умирают,  а  никто  не  обращает  на  них
внимания. Но они тоже умеют радоваться и огорчаться, понимать и чувствовать.
Снусмумрик. Вечный путешественник, исследователь, искатель  приключений.  Он
умеет делать выводы, не наигранные,  как  у  Ондатра,  а  свои  собственные.
Снифф. Этот отправится путешествовать только  в  том  случае,  если  удастся
что-нибудь  найти,  выменять,  приобрести.  Пусть  даже  никому  не  нужное.
Главное, пополнить свои богатства. И  наконец,  смотри,  Муми-тролль  и  его
семья. Мечтатели. Но в  хорошем  смысле  слова.  Всегда  готовы  поделиться,
угостить, сделать чью-нибудь жизнь интересней и веселей. Если тебе плохо, то
они тебя поймут и постараются решить все проблемы, невзирая  на  затраченные
усилия и средства. Они избегают мелочных огорчений, а самое главное -  умеют
радоваться жизни.

   - Так много характеров? - чуть склонив голову, Лаура смотрела прямо в мои
глаза. - А ты на кого похож? На Муми-троллей?

   - Не на них, - честно вздохнул я. - у меня нет такой широты  характера  и
бескорыстности. К сожалению, такие люди очень редко встречаются в жизни.
   Большинство живет по  принципу  "Ты  -  мне,  я  -  тебе".  Можно  только
завидовать муми-троллям,  восхищаться  ими.  Жизнь  стала  бы  исключительно
прекрасной и доброй, если бы все имели такие характеры. Наверное,  я  больше
похож на Филифьонку. Я не отказался бы от  маленького  домика,  уставленного
красивыми безделушками. - Я махнул рукой в сторону шкафа. - Вот кассеты. Они
предназначены для записи музыки, но мне нравятся их яркие  обертки.  Поэтому
они вряд ли будут когда-нибудь распечатаны...

   - Но ведь ее сущность - заботиться о ком-нибудь.

   - Да, конечно, - горестно вздохнул я. - Я бы заботился, было бы о ком.

   - И все это описано в маленькой книжке? Можно мне прочитать ее?

   - О чем речь. Читай. Только все, что я тебе рассказал, - мои впечатления.
А ты увидишь всех героев в собственном свете. И характеры их покажутся  тебе
иными.

   - Разве так бывает?

   - Конечно! Ведь это  художественная  литература.  Она  воспринимается  не
разумом, а чувствами. Чем разнообразнее твоя  гамма  чувств,  тем  красочнее
покажется тебе описанный мир.

   - У меня есть чувства, - решительно кивнула Лаура.

   Я молчал. Таких длинных речей моя глотка не выдавала с  тех  пор,  как  я
читал доклад по организации и  планированию  производства.  То  есть  в  мае
месяце.
   Теперь мне удалось  выговориться,  и  я  пылал  благодарностью  к  Лауре,
выслушавшей меня с величайшим вниманием. Казалось чудом, что  кому-то  стало
интересно мое мнение о детской книжке, а не результаты реальных дел.

   - Пойдем на улицу, - предложила королева. - Я хочу почувствовать траву.

   В коридорном шкафу завозился Ыккщщер. То ли он выражал  свое  несогласие,
то ли просто устраивался поудобнее.  Призрак  призраком,  а  ведь  постоянно
что-нибудь ронял или рассыпал, отчего в шкафу образовался великий бардак.

   Я быстренько помыл посуду, а Лаура тем временем переоделась в  нормальную
одежду, не забыв сделать новую прическу.  С  ее  роскошными  волосами  можно
экспериментировать бесконечно.

   Мы вышли во двор. Он был наполнен звуками до предела.  Проехал,  надсадно
фырча, "Москвич" с дядей Мишей.  Чинно  проследовали  две  старушки,  громко
костеря правительство и цены. Чирикали воробьи, захлопали  крыльями  голуби,
покинув свое место  у  непросыхающей  лужи.  А  малыш  из  шестьдесят  пятой
квартиры, безуспешно подбиравшийся к ним, обиженно скривил  лицо.  Дребезжал
по асфальту сине-красный грузовик на трех колесах. Восторженно вопил  Вован,
обнаруживший последнего спрятавшегося  приятеля.  В  соседнем  дворе  кто-то
оглушительно выбивал ковер. Простучали сандалетами три десятилетних девчонки
и скрылись за углом. И в этом  гуле  окончательно  терялся  голос  Вячеслава
Добрынина. Я уже интуитивно дополнял: "Не сыпь мне соль  на  рану,  она  еще
болит".

   Лаура, казалось, ничего этого не слышала, а  находилась  вне  окружающего
мира.
   Она присела  на  корточки  у  начинавшейся  гряды  деревьев,  заслонявших
пятиэтажку напротив. Ее внимание привлек  крупный  черный  жук,  старательно
преодолевающий препятствия на своем многотрудном пути. Королева наблюдала за
ним и пять минут, и десять. Я мучительно старался  проникнуть  в  ее  мысли.
Видимо, ей необходим этот жук, а может, его путь.  Может,  вычислив  маршрут
жука, королева отыщет затерянную дорогу. Я терпеливо ждал и  вдруг  вспомнил
полет. Я хотел высказать Лауре слова благодарности, не  прозвучавшие  вчера,
но не решился отрывать ее от дела. Да и речь моя споткнулась бы на  середине
первого предложения, застопорилась бы, выплевывая куски  несвязных  фраз,  и
окончательно  увязла  бы  в  моем  смущении.  Ну  почему  мысли  так  гладко
складываются  в  голове,  а  вот  язык,  сдавленно  ворочаясь,  выдает  лишь
мешанину, готовую развалиться на суверенные составляющие? Вместо  застрявших
слов я посмотрел на телевышку и горделиво подумал: "А все-таки мы там были!"

   Вот надоем я королеве, и исчезнет она вместе с Ыккщщером,  найдет  другое
убежище и будет совершенно права. Ведь она подарила мне  полет,  а  я  не  в
состоянии даже поблагодарить ее за это. Почему потерять  значительно  проще,
чем обрести.

   - Ты знаешь, что такое тест?

   Вопрос застал меня врасплох и я пробормотал:

   - Э... тест. Какой тест?

   - Я прочитала у  тебя  в  книге  множество  тестов.  Меня  заинтересовали
некоторые.
   Они выявляют чувства. Можно мне взять ее?

   Похоже, пока я спал, Лаура ознакомилась со сборником  тестов,  валявшихся
на столе с периода предэкзаменационного затишья.

   -  Конечно,  королева,  -  я-то  всегда  считал,   что   тесты   выявляют
способности.
   Способности руководить, способности постигать, способности мирно  жить  с
окружающими...

   - Я даже изобрела свой тест, - скромно улыбнулась Лаура.

   - Так испробуй его на мне, - сказал я, мысленно  приготовившись  отвечать
на вопросы. - Только ручка дома осталась.

   - Ручка не нужна, - королева обрела торжественный вид  и  взяла  меня  за
руку.  Я  почему-то  подумал,  что  мы  сейчас  взлетим,  и  собирался   уже
отговаривать Лауру от поступка, столь неразумного в дневное время. Но  Лаура
просто повела меня обратно к дому. Мы остановились  у  каменных  блоков  под
раскидистыми  деревьями  вблизи  от  кирпичного   кубика   компрессорной   с
полустершейся надписью "ОГНЕОПАСНО! ГАЗ!"

   Эти три серых блока валялись здесь со времен строительства моего дома, то
есть всю мою сознательную жизнь. В далеком детстве в щель между  ними