пенной водой, чувствуя, что проваливается  в
темную и холодную пропасть, которая увлекает ее  все  глубже  и  глубже.
Было бы так легко смириться,  безвольно  отдать  себя  на  волю  стихии,
которая с силой крутила и бросала ее тело, словно игрушку.
   Это было бы легко, так легко уступить морю свою жизнь.
   Но она не хочет умирать!
   Соленая вода обжигала ей горло, щипала ноздри. Джейд чувствовала, что
задыхается. Ее ловкие и сильные ноги балерины начали  упрямо  двигаться.
Голова  болела,  грудь,  казалось,  вот-вот  готова  разорваться...  Она
собралась с  последними  силами  и  начала  стремительно  подниматься  к
поверхности.
   Вынырнув из воды, Джейд закашлялась, выплюнула соленую воду, глотнула
свежего воздуха и  получила  от  новой  волны  пощечину,  которая  снова
заставила ее погрузиться под воду. Море не желало так  легко  отказаться
от своей добычи.
   Джейд продолжала бороться. Ей удалось  на  секунду  увидеть  корабль,
который нырял поодаль, словно игрушка  в  ванночке  у  озорного  малыша.
Судно уходило все дальше и дальше! Она  попробовала  закричать,  моля  о
помощи, но ее крик, как она и предполагала, потерялся  в  шуме  ветра  и
волн. Сколько  ей  удастся  удерживаться  на  поверхности?  И  зачем  ей
пытаться это делать? С корабля ее никто не увидит - и за  ней  никто  не
приплывет. В конце концов она все равно утонет. Она пропала.
   Почему бы просто не сдаться и не покончить с муками -  не  дать  морю
овладеть ею?
   Что-то ударило ее по плечу, и Джейд вскрикнула от  болит,  погружаясь
под воду. Когда она вновь вынырнула на поверхность, то увидела  пляшущие
по воде шезлонги и с негодованием поняла, что удар ей  нанес  тот  самый
ящик, который сбросил ее с палубы и убил Колта.
   Теперь ящик плыл в сторону от нее, и Джейд устремилась следом за ним.
Но ее усилия  были  безрезультатны.  Море  наслаждалось  своей  жестокой
игрой. Каждый раз, когда Джейд оказывалась совсем рядом с качающимся  на
волнах ящиком, на нее обрушивалась очередная волна, унося  в  сторону  и
снова погружая в холодные  бурные  глубины,  чтобы  она  могла  еще  раз
взглянуть на ожидавшую ее смерть.
   А потом словно невидимая рука подняла Джейд на такую огромную  волну,
каких еще не поднималось из глубин океана.
   Ящик  тоже  оказался  во  власти  вздымающейся  к  небу  воды.  Джейд
показалось, что еще немного - и ужас  погасит  в  ее  леденеющем  сердце
последнюю искру жизни.
   И тут Джейд стала  замечать,  что  ярость  водной  стихии  постепенно
слабеет. Она смогла наконец-то вздохнуть полной грудью и, сделав усилие,
дотянулась  до  качавшегося  на  поверхности  воды  ящика.  Ею  овладела
истерика, и она начала бить его кулаками и громко кричать:
   - Будь ты проклят, проклят, проклят!
   Вид крови,  которая  начала  сочиться  из  потрескавшейся  кожи  рук,
заставил ее опомниться. Рыдающая, измученная, она собрала остатки сил  и
залезла на ящик.
   От все еще пенящейся воды поднимался серый  туман,  который  погрузил
Джейд в благословенное забытье после пережитого кошмара...
   На палубе корабля тело Колта безжизненно перекатывалось взад и вперед
в луже соленой воды, перемешанной с кровью.
   Увидев эту картину, Лорена издала пронзительный вопль.
   Проходивший по коридору матрос услышал  ее  крик  и  поспешил  ей  на
помощь. Заглянув в открытую палубную дверь, он сразу  понял  причину  ее
ужаса. Оттолкнув девушку  к  кровати,  он  приказал  схватиться  за  нее
покрепче, чтобы не оказаться за бортом.
   С трудом добравшись до Колта, матрос втащил его  обратно  в  каюту  и
закрыл дверь, немного заглушив шум бури.
   Затем он наклонился к неподвижно лежавшему  Колту,  рассматривав  его
кровоточащую рану на голове.
   Лорена наблюдала за матросом, кусая губы до крови  и  с  такой  силой
сжимая кулаки, что ногти врезались в ладони. Чувствуя тошнотворный ужас,
она ждала приговора.
   Наконец тот поднял голову и безрадостно посмотрел на нее:
   - Извините, сударыня... Но кажется, ваш муж мертв.

Глава 9

   Над горизонтом  поднялось  золотое  солнце.  Небо  было  ослепительно
голубым, и на нем не видно было ни облачка.  Над  Гольфстримом  резвился
легкий ветерок. Прекрасный день - такой, какие, по мнению поэтов,  царят
только в раю.
   Брайан Стивенс стоял на носу  своей  яхты  "Марни",  большого  судна,
имевшего девяносто четыре фута в длину и двадцать шесть  с  половиной  в
ширину.  Это  был  один  из  лучших  кораблей  своего  класса,  роскошно
отделанный:  именно  таким  должен  был  владеть  и  на  таком   плавать
представитель богатого и влиятельного семейства Стивенсов (именем одного
из  них,  пусть  и  дальнего  родственника,  был  назван   Стивенсовский
технологический институт). Еще в  начале  девятнадцатого  века  Джон  К.
Стивенс и его брат Эдвин А. Стивенс были первыми богатыми  яхтсменами  в
окрестностях Нью-Йорка.
   "Марни" была оборудована современным двигателем внутреннего сгорания,
который еще только-только  начал  появляться  на  судах.  Однако  Брайан
никогда не боялся плыть из  Нью-Йорка  к  своему  собственному  острову,
расположенному рядом с Бермудскими островами. В  конце  концов  он  ведь
считался опытным яхтсменом и участвовал в трансатлантических  гонках  из
Сэнди-Хука в Нью-Джерси до Англии в 1886 году. Это было семь лет  назад,
когда Брайану исполнилось двадцать восемь.
   Отец  Брайана,  Лоренс  Стивенс,   был   влиятельнейшим   бизнесменом
Нью-Йорка и  занимался  недвижимостью.  Ему  принадлежали  дорогостоящие
участки в Нью-Йорке и немало земель в престижных районах вдоль  Гудзона.
Вложив средства в золото, серебро, железные дороги, скот и, конечно  же,
судоходную компанию, Лоренс оставил  своему  единственному  сыну  весьма
внушительное состояние. Преданные и опытные служащие  стояли  на  страже
семейных интересов, а Брайану  оставалось  только  наслаждаться  жизнью,
удовлетворяя  свою  любовь  к  кораблям,  морю..,  и  к  рыжеволосому  и
зеленоглазому ангелочку, в честь которого и была названа его яхта,  -  к
Марни.
   Брайан встретился с Марни, когда та начала работать в доме его  семьи
в качестве прислуги. Она была дочерью ирландских иммигрантов, и ее  отец
был сторожем в поместье  Стивенсов.  Марни  была  прекрасна  и  покорила
Брайана при первой же встрече, в то лето, когда ему было девятнадцать, а
она была еще пятнадцатилетней девчушкой.  Его  родители,  в  особенности
мать, неодобрительно отнеслись к его  увлечению  простой  служанкой,  но
Брайан не обращал никакого внимания на их недовольство.
   Через год после своей первой встречи они сбежали и  обвенчались  и  с
тех пор не знали ни одной печальной минуты и  не  обменялись  ни  единым
недобрым словом. Все, кто  знал  молодую  чету,  считали,  что  их  брак
воплощает в себе поистине христианский идеал взаимной любви,  который  и
был задуман тогда, когда Господь сотворил мужчину и женщину.
   Они самозабвенно любили друг друга и не могли представить себе  более
счастливой жизни - до того дня, пока на свет не появился  Брайан  Патрик
Стивенс, с золотыми, как у отца, волосами и с надеждой на то, что  глаза
у него будут зелеными  в  ирландку-мать.  С  той  минуты  Брайан-старший
каждое утро спрашивал себя, не снится ли ему  эта  счастливая  жизнь,  а
каждый вечер благодарил Бога за то, что это реальность.
   Но сейчас он смотрел на ясный день конца лета и не видел  ни  океана,
ни неба, не ощущал ни солнечного тепла,  ни  дуновения  ветерка.  В  его
глазах погасла радость жизни. Они были тусклыми,  мертвыми,  такими  же,
как и его сердце.
   Марни всем только и твердила о  том,  что  считает  Брайана  Стивенса
самым красивым мужчиной на всем белом свете.  Он  был  высок,  строен  и
широкоплеч. У него были густые русые  кудри  и  яркие  глаза,  голубизна
которых могла соперничать с небесной лазурью.  Мужественный  подбородок,
гладкая  кожа  и  красивый  нос  с  горбинкой  делали   его   необычайно
привлекательным для женщин.
   Однако в этот день и этот  час  Брайан  был  сломлен,  лишен  воли  и
желания жить.
   Он смотрел на  зеленовато-синюю  воду  (океан  здесь  всегда  казался
довольно бурным) и думал о том, как хорошо было бы погрузиться на  самое
дно. Возможно, там ему удалось бы спрятаться от того кошмара, в  который
превратилась  его  жизнь.  Но  надо   было   повременить.   Момент   был
неподходящий.
   На корме яхты двое членов экипажа, состоявшего  из  четырех  человек,
сворачивали канаты в бухты  и  наблюдали  за  своим  шкипером.  Один  из
матросов, Уолт Гиббоне, был уже сед: он плавал еще с  отцом  Брайана,  а
самого Брайана знал с самого рождения.  Он  обеспокоенно  сказал  своему
товарищу:
   - Хозяин что-то задумал. Я это просто нутром  чую.  Он  ни  слова  не
промолвил - ни словечка! - с той минуты, как мы и отплыли из  Нью-Йорка,
а это, считай, было два дня назад.
   Стоит целыми днями и просто смотрит  на  волны,  а  потом  спускается
вниз, пьет и плачет.
   Монро  Бертон  с  наслаждением  жевал  табак.  Смачно   сплюнув,   он
недоверчиво переспросил:
   - Плачет? Говоришь, он по-настоящему плачет? Как баба?
   Уолт серьезно кивнул:
   - Ага. И, скажу я тебе, тут ничего удивительного нет.
   Брайан Стивенс больше не мужчина - он тень того, что было.
   Монро покачал головой, жалея беднягу:
   - Ну, я понимаю, что это трагедия и все такое прочее, но не хотел  бы
я настолько влюбиться, чтобы захотеть помереть вместе с ней!
   Уолт вздохнул:
   - Ты просто никогда не видел таких чудесных женщин, какой была Марни.
Даже родители Брайана в конце концов ее  полюбили,  а  они  были  против
того, чтобы он женился на служанке, когда за ним гонялись дочки из самых
лучших семей. А потом, не забывай, что он потерял и мальчика тоже. Такое
человеку вынести трудно: одновременно потерять и жену,  и  единственного
ребенка.
   Монро грубовато заявил:
   - Ну, я и говорю: это, конечно,  очень  плохо,  но  не  думаю,  чтобы
плавание на остров ему помогло. Если он будет сидеть без дела  да  пить,
то только даром потратит свое время - и наше тоже.
   Такая жестокая логика заставила Уолта ощетиниться.
   - Послушай, мистер, ты за свое время деньги получаешь, так что никому
не интересно, считаешь ты его потраченным даром  или  нет.  Еще  и  двух
месяцев не прошло с тех пор, как Брайан похоронил весь свой  мир,  и  он
правильно поступил, решив съездить на  остров.  Он  хочет  погоревать  в
одиночестве, а потом начнет жить снова.
   Монро только мрачно посмотрел на  него  и  погрузился  в  недовольное
молчание.
   Но верный слуга Брайана Стивенса Уолт не знал, что Брайан  отправился
в это плавание не для того, чтобы, "погоревав", начать новую  жизнь.  Он
решил покончить со своим безрадостным  существованием.  Остров  идеально
подходил для этого.
   Именно на нем он со своей возлюбленной Марни  провел  медовый  месяц,
там они отдыхали при каждой удобной возможности,  и  именно  там  теплой
летней ночью, примерно десять лет назад, был зачат Патрик  -  когда  они
уже расстались с надеждой иметь детей.
   Брайан заранее все продумал. Площадь  острова  составляла  всего  две
квадратные мили. Симпатичный домик, который он построил, располагался на
невысоком   холме   в   самой   середине   и   был   окружен   постоянно
раскачивавшимися на ветру пальмами.
   Вокруг дома тянулись превосходные ровные и белые песчаные пляжи,  где
Марни  обычно  собирала  разнообразные  многоцветные  раковины,  которые
выносили на берег высокие приливы.
   Была  там  и  небольшая  уединенная  бухточка,   где   они   находили
романтическое уединение во время отливов. Именно здесь  он  напьется  до
бесчувствия во время отлива и даст океану унести себя к месту упокоения.
   Уолт  Гиббоне  снова  пристально  посмотрел  на  Брайана,   а   потом
повернулся, чтобы спуститься в трюм. Ему невыносимо было видеть отчаяние
своего господина.
   Брайан чертыхнулся и сощурил глаза от яркого  солнца.  Он  смертельно
устал от бесов, не дававших ему  покоя  и  терзавших  его  видениями,  в
которых постоянно присутствовала Марни. Вот и сейчас вдали он увидел  ее
сверкающие рыжие волосы, которые качались на  высоких  волнах.  Иллюзия.
Мираж. Однако он  все  равно  будет  впивать  в  себя  это  зрелище,  то
появляющееся на гребне волн, то  снова  исчезающее.  Она  плывет.  Марни
плывет на чем-то посреди Гольфстрима. Еще одна сатанинская шутка, но  на
этот раз он на нее не поймается, не сделает того, что  делал  уже  много
раз, когда, одурманив себя спиртным,  с  криком  пытался  дотянуться  до
своего видения и, схватив лишь воздух, падал на колени, отчаянно  рыдая.
Он будет ждать, пока видение не исчезнет само собой...  Тогда  дьявол  и
его приспешники поймут, что их обман не удался.
   Он перегнулся через ограждение, вглядываясь в приближающийся призрак.
О, на этот раз  дьявольская  шутка  была  особенно  хороша,  потому  что
видение казалось удивительно реальным.
   Марни лежала лицом вниз на каком-то ящике и спала, одежда на ней была
изорвана в клочья.  Брайан  нахмурился.  Прежде  его  туманные  призраки
всегда  были  радостными  и  счастливыми:   они   смеялись,   танцевали,
кружились, облаченные в прозрачные  многоцветные  одежды,  и  всегда  их
сопровождала музыка, звук серебряных  колокольчиков,  раскачивающихся  в
ночном ветерке...
   А потом, когда он произносил имя  Марни  и  протягивал  к  ней  руки,
призрак исчезал. Но  на  этот  раз  казалось,  что  ей  плохо,  что  она
страдает...
   Брайан стиснул руки на поручне, искренне сожалея  о  том,  что  начал
день с того, что осушил огромный бокал виски: будь он сейчас  трезв,  он
смог бы отмахнуться от очередного призрака.
   Но видение казалось настолько реальным, что  он  готов  был  сдаться,
поверив в него.
   - Уходи, - хрипло прошептал он, и смешанный с мукой гнев заставил его
сильнее перегнуться через фальшборт. - Изыди  от  меня,  сатана!  Уходи,
говорю тебе! Ты и так скоро меня получишь. Дай мне доплыть  до  острова,
прекрати эту пытку...
   Брайан застыл, чувствуя, что волосы шевелятся на  голове:  он  понял,
что перед ним не видение. Это была действительно Марни!
   Он перекинул одну ногу через ограждение и крикнул изо всех сил:
   - Помогите, кто-нибудь! Там, внизу, Марни! Это она!
   Кидайте спасательный круг! Бросайте его мне!
   Монро Бертон оторвался от своих дел и ахнул, увидев, что шкипер готов
прыгнуть за борт: похоже, он окончательно потерял рассудок. Бросившись к
люку, ведущему в трюм, Монро заорал,  обращаясь  к  тем,  кто  находился
внизу:
   - Эй! Пусть кто-нибудь поднимется сюда и  поможет  мне  справиться  с
этим психом! Он хочет прыгнуть за борт!
   В следующую секунду  он  уже  бежал  по  палубе,  перепрыгивая  через
такелаж и крича:
   - Мистер Стивенс! Шкипер! Не надо!.. Подождите, пожалуйста!..
   Но было уже поздно.
   Брайан перелез через фальшборт, на  секунду  задержался  на  узеньком
деревянном карнизе, а потом кинулся вниз головой прямо в морскую пучину.
Вынырнув на поверхность, он сильными бросками  поплыл  вперед,  стараясь
поскорее добраться до плясавшего на гребнях волн ящика.
   Услышав отчаянные крики Монро, Уолт Гиббоне выскочил  на  палубу  как
раз в тот момент, когда Брайан бросился за борт.
   Не  медля  ни   секунды,   он   подбежал   к   спасательному   кругу,
прикрепленному к палубе длинной и прочной  веревкой.  Подскочив  к  тому
месту, откуда прыгнул Брайан, он бросил круг и заорал:
   - Держите, шкипер! Хватайтесь за круг...
   Но его крик внезапно замолк: он  увидел  плывущий  ящик,  на  котором
лежала, судя по всему, женщина.
   Остальные члены экипажа в панике подбежали к Уолту.
   Показывая на ящик, он хрипло заявил:
   - Шкипер не рехнулся. Там действительно  женщина.  Спускайте  плот  и
помогите ему. Быстро!
   И он с силой подтолкнул того, кто стоял ближе к нему.
   Матросы отреагировали мгновенно, и к тому моменту когда Брайан доплыл
до ящика, они уже успели спустить плот и гребли в его сторону.
   Прыжок в воду и борьба с крутыми,  упрямыми  волнами,  мешавшими  ему
приблизиться к ящику, вывели Брайана из оцепенения, вызванного  виски  и
горем. Цепляясь за край ящика, он  понимал,  что  девушка,  которая  без
сознания лежала на ящике, не его возлюбленная Марии. Но, Бог  свидетель,
глядя на нее, легко можно было подумать, что это и правда Марни:  та  же
хрупкая фигурка, тот же оттенок золотисто-рыжих  волос.  Может  быть,  и
глаза у нее зеленые? Господи... Брайан встряхнул головой и жадно  втянул
воздух в ноющие легкие: от непривычных усилий он сильно запыхался.
   Услышав  крики  своих  матросов,  которые  подгребали   к   нему   на
спасательном плоту, Брайан приказал им поторапливаться: задерживаться  в
этих опасных, населенных акулами водах не следует.
   Протянув руку, он дотронулся до девушки, проверяя, жива ли она.  Тело
ее оказалось теплым.  По  правде  говоря,  оно  было  даже  горячим:  он
заметил, что та часть ее кожи, которая была  открыта  солнцу,  обгорела.
Сколько   она   вот   так   проплыла?   Несомненно,   где-то   произошло
кораблекрушение... Но где? Они находились на полпути между Нью-Йорком  и
Бермудскими островами, в Гольфстриме. Трансатлантический рейс? Это  было
возможно. Он знал, что несколько дней назад был сильный шторм - об  этом
ему рассказал шкипер шхуны, которой удалось уйти от штормовой погоды. Но
о пропавшем корабле никто не слышал.
   Плот стукнулся о ящик, и Брайан с помощью матросов перенес девушку на
плот.
   Кто-то изумленно проговорил:
   - Господи, ну до чего же она  обгорела!  Посмотрите-ка  на  ее  губы:
распухли и потрескались. Как это она вообще жива -  просто  чудо,  да  и
только!
   Второй его поддержал:
   - Давайте поскорее отвезем ее на корабль. - Он повернулся к Брайану:
   - Хотите, чтобы мы привязали к ящику веревку и  отбуксировали  и  его
тоже?
   Брайан покачал головой. Кому нужен пустой ящик? Но тут  его  внимание
привлекла надпись на нем: "Париж". Это было название корабля, на котором
плыла девушка, в этом Брайан не сомневался. Неожиданно он повернул  ящик
так, чтобы матросы не смогли прочесть  эту  надпись.  Ему  не  хотелось,
чтобы кто-нибудь узнал, с какого корабля к  ним  попало  это  прекрасное
создание, - ведь эта девушка,  несмотря  на  солнечные  ожоги,  отеки  и
растрескавшиеся губы, так сильно  походила  на  Марни,  что  его  сердце
мучительно  сжалось.  Он  сидел,  держа  незнакомку  на  руках.  Она  не
шевелилась, лишь ее грудь едва заметно вздымалась от неглубоких вздохов.
   - Быстрее, - отрывисто приказал Брайан тем, кто сидел  на  веслах.  -
Ради Бога, поспешите!
   Уолт уже дожидался их с одеялом, в  которое  принял  девушку  из  рук
Брайана. Он направился с ней вниз, Брайан шел  следом,  приказав,  чтобы
принесли виски.
   - Нам надо поддержать ее. Она в плохом состоянии. - Тут он  посмотрел
на ее обожженное тело и снова крикнул:
   - И нутряного сала! Принесите сала из камбуза. Нам надо ее чем-нибудь
намазать.
   Девушку внесли в просторную каюту Брайана, где Уолт начал  устраивать
поудобнее сокровище, которое подарило им море: сам  шкипер  был  слишком
зачарован и ошеломлен, чтобы быть ему полезным.  Брайану  казалось,  что
это прекрасное существо  даровано  ему  для  того,  чтобы  залечить  его
разбитое сердце, заполнить ноющую пустоту, из-за которой  он  готов  был
покончить с собой. Теперь у него появился стимул к жизни. Дьявол потерял
свою силу над ним, так и не сумев овладеть его душой.
   Добро победило.
   Уолт осторожно снял с бедняжки превратившуюся  в  лохмотья  одежду  и
стал  намазывать  ее  нутряным  салом.  Брайан  восхищенно  рассматривал
идеально выточенные формы. Незнакомка  была  так  же  прекрасна,  как  и
Марни.
   Уолт заметил  отсутствующий  взгляд  Брайана  и  решил,  что  шкиперу
нелегко дался его подвиг. Прервав его размышления, он спросил:
   - У вас найдется что-нибудь из одежды, желательно без рукавов,  чтобы
не раздражало обожженную кожу? У нее так силь