огда в душе моей наступит мир.
     И Дани ушла, а обе женщины ошеломленно смотрели ей вслед.
     Торопливо пробежав через двор, Дани кинулась в заросли кустов, где она обычно пряталась, чтобы побыть наедине с собственными мыслями.
     И теперь она снова затаилась здесь, погрузившись в невеселые раздумья, пока грохот выстрела, эхом прокатившийся среди гор, не заставил ее очнуться.
     Дани даже немного испугалась. Это не могли быть охотники - уважая покой монахинь, они обычно держались подальше от обители.
     Внезапно ледяная дрожь пробежала по спине, и, вскочив на ноги, Дани выскочила из своего укромного уголка и ринулась к воротам. Предчувствие чего-то ужасного охватило ее, она помчалась изо всех сил, подхватив длинный подол, чтобы не путался под ногами.
     Откуда-то издалека донесся пронзительный женский вопль.
     Женщина кричала так, будто сам сатана тащил ее душу в ад.
     На мгновение ее голос стих, его заглушили гневная перебранка, а потом шум драки и топот подков. По их звуку уже совсем запыхавшаяся Дани догадалась, что всадники поскакали по каменистой горной тропинке.
     Дани добежала до места, где тропинка, извиваясь, круто поворачивала в гору. Вдруг она заметила что-то странное в стороне от дороги и, обернувшись, в ужасе закрыла лицо руками, испустив хриплый стон.
     Обнаженное тело Колта неподвижно лежало в ручье, а вокруг головы в воде расходилось широкое ярко-багровое пятно.
     Дани ринулась к нему и, упав на колени, осторожно приподняла над водой голову брата. Кровь горячей струей потекла ей на подол.
     Припав к груди Колта, Дани снова и снова отчаянно повторяла его имя.
     Вдруг он шевельнулся и слабо застонал. Это был слабый, хриплый звук, но его оказалось достаточно, чтобы слезы мгновенно высохли на глазах у Дани. Сдерживая рыдания, она постаралась как можно осторожнее приподнять его большое беспомощное тело.
     Дани была не единственной, кто услышал выстрел, вблизи тихих монастырских стен он прогремел как гром среди ясного неба.
     Со всех сторон к Дани спешили сестры, Но, потеряв голову при виде страшного зрелища, они, как стая испуганных птиц, бросились искать помощи у матери-настоятельницы.
     Высокий сан не позволил матушке самой поспешить на место происшествия, но у нее хватило благоразумия разрешить перенести раненого в монастырь и распорядиться устроить его в лазарете.
     И пока Колта осторожно несли на носилках вверх по горной тропе. Дани шла рядом, крепко сжимая слабую руку брата.
     Она ждала снаружи, пока сестра Франческа, обычно ухаживающая за больными, осторожно осматривала Колта. Наконец ей позволили войти, и она с удивлением осмотрелась.
     Чисто выбеленные стены, такой же белоснежный потолок, ни ставней, ни занавесок на высоких стрельчатых окнах, из которых открывался унылый вид на голый, каменистый склон и по-осеннему пожухлую листву.
     Вдоль каждой стены стояли койки, узкие, с высокими железными спинками. Колта положили у окна, прикрыв тонким шерстяным одеялом. Его голова была забинтована, глаза по-прежнему закрыты, и лишь грудь слабо колыхалась.
     Дани бросила умоляющий взгляд на сестру Франческу, со страхом ожидая, что она скажет.
     - Ваш брат все еще без сознания, - строго предупредила монахиня. - Слава Богу, пуля не задела мозг, иначе он был бы уже мертв. К несчастью, - и она виновато пожала плечами, - я могу только предположить своего рода контузию.
     - Но он выживет? - чуть слышно прошептала Дани.
     Бросив на раненого испытующий взгляд, сестра Франческа заколебалась.
     - Я сделала, что могла. Мы должны ждать. Мужайся, сестра, милосердие Господне безгранично.
     Дани склонилась над бесчувственным телом брата и осторожно коснулась губами его щеки.
     - Пожалуйста, не умирай, Джон Тревис, я прошу тебя!
     Она покинула лазарет, твердо убежденная, что пришло время дать знать отцу, что им нужна его помощь.

***

     Гевин Мейсон, в ярости не находя себе места, метался перед входом в подвал, пока его люди, кряхтя и чертыхаясь, вытаскивали наружу ящики с золотом. Ему казалось, что они движутся как сонные мухи, нарочно сводя его с ума своей медлительностью. Дьявольщина, ну сколько они еще будут возиться?! Он уже успел зафрахтовать корабль, чтобы отправиться в Грецию, и, как только золото будет на борту, они снимутся с якоря.
     Немного поодаль он заметил высокую, худощавую фигуру Дирка Холлистера, тоже наблюдавшего за возней с ящиками.
     При виде его лицо Гевина перекосила злобная гримаса. Что за идиот, пристрелил Колтрейна с Поупом, да еще в двух шагах от монастыря! Холлистер отрицал это, но двое его людей признались, что слышали звуки выстрелов. Ко всему прочему, этот тупица даже не позаботился о том, чтобы закопать убитых! И теперь бесполезно ругать его: во-первых, дело сделано, а во-вторых, Дирк все равно упрям как осел.
     Когда ему доложили, как все произошло, Гевин вспылил и обрушился на Дирка с дикой руганью, обозвав его сукиным сыном и придурком, из-за которого все они могут попасть за решетку.
     Ярость его объяснялась тем, что Холлистер наткнулся на Бриану и Колтрейна, когда они, обнаженные, лежали в объятиях друг друга. Увидев пятна крови на теле девушки, Гевин пришел в бешенство. Теперь ему все было ясно, он уже давно догадывался, что Бриана без памяти влюблена в Колтрейна.
     Так, значит, эта сучка обманула его, она никогда не соблазняла мальчишку. Все это время она просто водила его за нос как последнего дурака.
     Ну да ладно, не важно. Все уже позади, и сейчас он мертв.
     Связанную Бриану доставят на корабль и вместе с золотом отвезут на Санторин. А уж там они будут в полной безопасности, и он сможет иметь ее, сколько душа пожелает.
     Гевин предпочел не спрашивать Дирка, почему при виде Брианы он превратился в обезумевшего от ярости дикого зверя. Он отлично помнил, как тот когда-то с ума сходил по девушке, а теперь безумное желание смешалось в его душе с бешеной жаждой мести.
     Заметив, что трое охранников замешкались, застряв вместе с тяжелым ящиком в узком проходе, Гевин вспылил:
     - Проклятие, шевелите же своими толстыми задницами, идиоты! Ведь вы смогли спустить эти ящики в подвал, так вот теперь вытаскивайте их оттуда. У нас нет времени рассиживаться. Этот болван Холлистер завалил все дело, и нам теперь нужно поскорее уносить ноги, да подальше. Чует мое сердце, что очень скоро здесь появится сам Тревис Колтрейн и тогда нам несдобровать!
     - Это точно! - промурлыкала Элейн у него за спиной.
     Гевин недовольно оглянулся. А ей что здесь надо, черт побери?!
     - Убирайся вон, старая сука! Я не собираюсь терпеть твои плоские шуточки! Давай, ступай отсюда, не нарывайся на неприятности!
     Элейн вспыхнула. Да как он смеет так разговаривать с ней, да еще в присутствии этих людей?!
     - Ты слышишь меня? - Взревев от ярости, Гевин обернулся к ней, тонкие губы его растянулись в безобразной ухмылке, глаза злобно сощурились. - Убирайся немедленно!
     - И это после того, что я для тебя сделала, ах ты, неблагодарный! - Элейн захлебнулась от обиды.
     - Неблагодарный! Так вот тебе! - И Гевин грубо отпихнул ее в сторону. Элейн не удержалась на ногах и с размаху села на землю.
     - Проклятая старая мегера, - злобно чертыхнулся Гевин, - да ты должна в ногах у меня валяться, что я столько времени терпел тебя рядом. Жалкая пьянчужка! - И он презрительно пнул ее ногой в бок.
     Вскрикнув от боли, Элейн отползла в сторону и неловко попыталась встать. Но ей все никак не удавалось приподняться, безумно болел ушибленный бок.
     Гевин угрожающе навис над ней:
     - Я говорил тебе, держись от меня подальше, иначе будет плохо. Убирайся с глаз моих, пока я тебя не изуродовал до смерти!
     Элейн кое-как доползла до стены и со вздохом облегчения припала к ней.
     Ящик наконец пропихнули через узкую дверь.
     - Это последний? - спросил Гевин, и охранник кивнул. - Грузите его в фургон. - Повернувшись к Дирку, Гевин предупредил:
     - Я поднимусь узнать, готова ли Делия. Ждите меня внизу.
     Он направился было к дому, но его остановил испуганный возглас Элейн:
     - Подожди! А как же я?! Когда ты вернешься, Гевин?
     Неторопливо повернувшись, он едва удостоил графиню взглядом. Когда же эта идиотка поймет наконец, что все кончено?!
     - Ты сама во всем виновата, Элейн. Я устал от тебя и еще подумаю, стоит ли вообще возвращаться.
     Но несмотря на все унижения, которые ей пришлось вынести, дух Элейн еще не был сломлен.
     - Ублюдок! - пронзительно завопила она, так что у всех зазвенело в ушах. - Проклятый, мерзкий ублюдок! Так, значит, ты бросишь меня здесь, а денежки все заберешь себе?! У меня столько же прав на золото, сколько у тебя, даже больше!
     Если бы не я, не видать его тебе как своих ушей!
     - Считай, что мы в расчете, - злобно ухмыльнулся Гевин.
     Дирк не выдержал:
     - Неужели ты действительно решил бросить ее без гроша?
     - Не делай из всего трагедию, Холлистер, - подмигнул Гевин. - У нее осталось еще кое-что на черный день, мебель и разная дребедень. Продаст, если понадобится. А теперь в путь. И не стоит ее жалеть. Если мы попадем в лапы Колтрейну, жалеть придется нас.
     Элейн настолько обезумела от ярости, что уже не чувствовала боли. Пламя гнева охватило ее. Но теперь она знала, что делать.
     Кое-как добравшись до кухни, она подошла к огромному разделочному столу, где, как ей было хорошо известно, хранился комплект кухонных ножей. Выбрав самый длинный, графиня медленно направилась наверх. В доме стояла тишина.
     Элейн шаг за шагом осторожно взбиралась по лестнице, бок болел отчаянно, и каждое движение было мукой. Все расплывалось перед глазами. "Сколько же я выпила сегодня", - гадала она. Так и не вспомнив, махнула рукой. Впрочем, это не важно. Избавившись от дьявола, овладевшего Гевином, и наведя порядок в собственном доме, она выпьет шампанского, чтобы отпраздновать победу.
     А в том, что только что произошло между ними, словно в забытьи твердила Элейн, нет его вины. Человек, которого она всегда любила как сына, пока он был малышом, и как нежного любовника, когда он вырос, не мог быть так жесток с ней.
     В конце концов он же сын Стьюарта Мейсона, а Стьюарт был готов целовать землю, по которой она ходила.
     Нет, всему виной эта бесстыжая тварь, которая обольстила бедного мальчика и обманом проникла в их дом.
     Дверь в комнату Делии была распахнута, и Элейн проскользнула внутрь бесшумно, как тень.
     Делия, стоя перед туалетным столиком, мурлыкала под нос какую-то песенку, стараясь заправить кудряшки под модную соломенную шляпку с широкими полями. В новом бархатном платье ярко-розового цвета, сшитом по последней моде, она выглядела хорошенькой и юной. Любуясь собой в зеркале, Делия подобрала повыше подол пышной юбки и пару раз крутанулась на каблуках. Особенно очаровательно смотрелся высокий кружевной воротничок.
     Да, Гевин не разочаровал ее. Конечно, любовник из него никакой, но в этом отношении она на многое готова была закрыть глаза. К тому же он ей совсем не нравился. Но Гевин действительно был богат, очень богат, а вот это уже немаловажно. И Делия поклялась, что ничто не сможет разлучить их, пока существует его богатство.
     Она вышла на балкон, чтобы в последний раз окинуть взглядом чудесный вид из замка. Кто знает, попадет ли она сюда когда-нибудь снова? Гевин сказал, что, возможно, они и не вернутся. Она задумчиво облокотилась на перила, разглядывая огромные остроконечные скалы, вокруг которых с ленивым шипением плескались волны. Над морем кружились чайки, их пронзительные крики навевали грусть. Прелестный вид, но женщина неожиданно с ревнивой завистью вспомнила, как красиво море, если смотреть на него с балкона Элейн, оттуда оно было поистине великолепно, выделяясь яркой голубизной на фоне величественной горной цепи.
     Приподнявшись на цыпочках, Делия свесилась с балкона, пытаясь разглядеть, что происходит во дворе. Ей страшно хотелось увидеть Гевина и крикнуть, что через минуту она присоединится к нему. К тому же хитрая Делия не могла не сознавать, что, стоя на балконе в своем ослепительном туалете, да еще на фоне гор, она выглядит просто потрясающе.
     Гевина нигде не было видно. Разочарованно вздохнув, она повернулась, и в эту минуту над ней ослепительной молнией сверкнуло лезвие ножа. Делия пронзительно взвизгнула, в последний миг успев отскочить в сторону. Парализованная страхом при виде стремительного броска Элейн, Делия застыла как статуя, беспомощно наблюдая, как ее противница, не удержавшись, перегнулась через парапет и с отчаянным криком сорвалась вниз. Падая, она несколько раз перевернулась и, пролетев вдоль отвесной скалы, упала на берег, у самой кромки воды. Делия затаила дыхание, не в силах отвести взгляд от застывшего внизу безжизненного тела.
     Слабый предсмертный крик растаял в воздухе, немедленно сменившись истошными воплями Делии.
     Когда Гевин через мгновение ворвался в комнату, она все еще продолжала кричать. И только несколько крепких пощечин заставили ее замолчать, пронзительный, животный вой перешел в истерические рыдания.
     - Она хотела заколоть меня! Мне удалось увернуться, а она рухнула вниз...
     Несколько мгновений Гевин молча вглядывался в ее искаженное ужасом лицо, пытаясь сообразить, что случилось. В это время в комнату вихрем ворвался Дирк.
     - Мейсон! - заорал он. - Она еще дышит. Должно быть, кусты смягчили удар. Но она страшно изуродована, вряд ли протянет долго.
     Гевин искоса взглянул на него:
     - Она очень плоха?
     Дирк угрюмо кивнул.
     - Послать за доктором? - коротко спросил он.
     Но то, что Дирк услышал в следующую минуту, заставило его оцепенеть от ужаса и изумления.
     - Оставьте все, как есть. Когда ее тело в конце концов найдут, все подумают, что это несчастный случай. Нужно, чтобы все считали, что это случилось уже после нашего отъезда. А если сейчас вызвать врача, вопросов не оберешься. Ясно?
     Очень скоро тяжело груженный фургон медленно двинулся в сторону Монако к ожидающему их судну.
     Сидя в принадлежавшем де Бонне экипаже, Гевин и Делия чувствовали себя наверху блаженства. Удобно откинувшись на обитое роскошной мягкой кожей сиденье, Гевин одной рукой по-хозяйски обнял Делию, крепко прижав ее к себе.
     Конечно, мысль об оставленном на скалах изуродованном, еще живом теле была неприятна, но вполне терпима. В конце концов она постепенно спивалась и стала для него невыносимой обузой. Правда, в молодости она была очаровательна. Дьявольщина, да когда-то он был без ума от нее! К сожалению, все это в прошлом.
     Гевин с довольной улыбкой взглянул на Делию. Надо надеяться, она вволю насладилась здешними красотами, потому что назад она не вернется. По крайней мере с ним.
     Лучше всего расстаться с ней в Греции.
     А в Монако он когда-нибудь вернется вместе с Брианой.
     Будет она его любовницей или женой, он решит позже. Бог свидетель, завладев ею однажды, он будет владеть ею всегда!

***

     А в это время в Париже, в здании американского посольства, в своем кабинете, за массивным столом красного дерева сидел Тревис Колтрейн. На нем был роскошный костюм из мягкой шерстяной ткани цвета маренго, тончайшая золотая цепочка тянулась к жилетному карману, матово поблескивала мягкая дорогая кожа ботинок. Тревис выглядел важной персоной. Впрочем, так оно и было на самом деле.
     Но видит Бог, как же он ненавидел свою работу!
     Брезгливо отодвинув в сторону бумагу, которую он уже несколько минут пытался прочитать, Тревис поднялся со стула и подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он молча стоял, размышляя о том, что Китти, наверное, давным-давно уже догадалась, как ему здесь все опротивело, хотя он никогда не говорил об этом прямо.
     Да, ему никогда не нравилось просиживать штаны в кабинете, а сейчас тем более, да и меняться уже поздно. Тревис рвался домой, в Неваду, на ранчо. Как было бы здорово снова оказаться под открытым небом, почувствовать, как свежий ветер бьет в лицо. Дьявольщина, да будь сейчас даже зима, он бы и то не удержался, чтобы не вскочить в седло!
     Тревис встряхнулся и постарался вернуться к действительности. Из окон посольства открывался великолепный вид на Париж. К югу почти на полмили расстилалось Марсово поле, огромный плац, повидавший на своем веку немало событий: и королевские парады, и дикие восстания, и революции.
     На дальнем его конце возвышалось величественное здание Военной академии. Построенное в кокетливом стиле XVIII века, оно больше напоминало волшебный дворец, чем военную школу. Задуманная вначале как училище для сыновей обедневших аристократов, академия очень скоро превратилась в настоящий университет, куда со всех уголков Франции съезжалась талантливая молодежь.
     Тревис припомнил забавный исторический факт: когда-то Наполеон Бонапарт, который тоже в свое время учился здесь, получил аттестат с такой записью. "Пойдет далеко, если позволят обстоятельства".
     Тревис перевел задумчивый взгляд на более современное здание к северу от Марсова поля. Построенное в 1889 году архитектором Александром Эйфелем для Парижской выставки, оно с тех пор неоднократно служило мишенью для насмешек. Как его только не называли - и удивительным, и чудовищным, нашлись даже такие, кто требовал разрушить его до основания. Но Тревис глубоко уважал Эйфеля как создателя одного из величайших чудес - Эйфелевой башни. Устремившись высоко в небо, она стала величайшим сооружением в мире. Кто-то придумал устроить в ней очень приличный ресторан, как-то он даже обедал там вместе с Китти.
     Китти!
     Боже, как он обожал эту женщину! Никогда и никого в своей жизни Тревис не любил так, как ее. И хотел одного - сделать ее счастливой до конца дней, как она когда-то озарила счастьем его жизнь.
     Раньше ему казалось, что Китти мечтает о том, чтобы вволю поездить по Европе, да и пожить какое-то время в Париже было бы неплохо. Но оказалось, что он ошибался, и Китти скучает по дому, к тому же ей безумно не хватало Колта.
     Тревис покачал головой. Его все больше тревожило, что от сына давно не было никаких известий. Прошло уже месяца три, как они получили последнее письмо, и, черт побери, это было совсем не похоже на Колта! Не в его привычках заставлять мать волноваться.
     Тихий стук в дверь заставил Тревиса обернуться. Вернувшись к столу, он развернул опостылевший документ и крикнул:
     - Войдите!
     Ему показалось, что секретарша чем-то взволнована. Странно, мисс Тирон, старая дева лет тридцати, отличалась превосходной выдержкой, вывести ее из состояния равновесия было просто невозможно. Однажды Тревис, явно забавляясь, пошутил, что ее манера одеваться и суровый вид должны скорее отпугивать, чем привлекать мужчин, и был страшно удивлен, когда она суховато объяснила на своем безупречном английском, что именно на это и рассчитывает. С этого момента он старался держаться с этим удивительным созданием как можно официальное.
     Разглядывая ее, пока она семенила к столу, и гадая, что же ее так расстроило, Тревис вдруг заметил желтый листок телеграммы, который дрожал у нее в руках.
     - Это для вас, сэр, сообщение сугубо личного характера.
     - Как раз вовремя, - возликовал Тревис, выхватывая листок. - Как вы думаете, может, это от сына и я наконец узнаю, чем занимался последнее время мой бездельник?
     Искренняя жалость вспыхнула в глазах мисс Тирон.
     - Это не от вашего сына, сэр. Это от вашей дочери.
     И не успел Тревис разобрать пляшущие перед глазами строчки, как почувствовал, что кровь в его жилах леденеет от ужаса.

Глава 29

     Не было такой силы, которая смогла бы остановить Тревиса, когда он ворвался в ворота женского монастыря, впрочем, никто особенно и не пытался это сделать.
     Не обратив никакого внимания на крики и причитания испуганной монахини, он пробежал мимо нее к воротам. Понимая, что потерпела поражение, сестра Мария согласилась проводить его через плохо освещенный коридор, где почему-то противно пахло сырой шерстью и старыми газетами,