изиологии  и  лингвистики,  словно приобщение ребенка к
поэзии  нуждается  в  таких многочисленных идейных подпорках. Надеюсь, что в
новом издании книги большинство таких подпорок уже не понадобится.
     В  ближайшей  связи  с  этим  сборником  находится вышедшая в Учпедгизе
работа  Р.И.Жуковской  "Чтение  книги  в детском саду" (1955). Почти вся она
посвящена  восхвалению  педагогической  ценности стихов для детей. Очевидно,
автор  убедился  на опыте, что наиболее питательная и здоровая духовная пища
дошкольников   -   это  именно  стихи,  а  не  проза.  Основная  идея  книги
определяется  словами  Белинского  о  влиянии  стихов  на  детей  - словами,
которые  автор  цитирует  на одной из первых страниц: "Пусть ухо их (то есть
детей.  -  К.Ч.) приучается к гармонии русского слова, сердца преисполняются
чувством  изящного;  пусть  и  поэзия действует на них, как и музыка - прямо
через сердце..."*
     ______________
     * В.Г.Белинский, Полн. собр. соч., т. IV, М. 1954, стр. 88.

     Я  читал  эту  книжку и радовался. Давно ли всякие разговоры о стиховом
воспитании  казались  большинству педагогов вредной и бессмысленной ересью -
и  вот из их среды то и дело выдвигаются люди, которые осуществляют "вредную
ересь" на практике.
     Но  радость  моя  была  неполна,  потому  что на самом-то деле стиховое
воспитание  подменяется  здесь  "воспитанием  при  помощи  стихов",  так что
цитата  из  Белинского  о  "чувстве  изящного",  о "гармонии русского слова"
оказывается   сама   по  себе,  а  вся  книга  сама  по  себе.  Стихи  здесь
рассматриваются   почти   исключительно  с  узкоутилитарных  позиций  -  как
служебный  материал  для дидактики. Все это - отрыжка недоброго прошлого. Но
так   как   материал   почти  всегда  высокого  литературного  качества,  то
дидактические  задачи  почти всегда осуществляются здесь в живом сочетании с
эстетикой.
     Это  тем  более  ценно,  что  существуют и посейчас методисты, которые,
говоря  о  художественном  воспитании  детей,  совершенно игнорируют поэзию.
Таков,  например,  Н.И.Болдырев,  автор  актуальнейшей  книги  "Роль школы и
семьи   в   воспитании   детей".   В   этой  книге  скрупулезно  учитывается
воспитательное  значение  музыки,  живописи,  театра, кино, - но о стихах ни
полслова.


x x x

     В  заключение  я  хотел бы сослаться на свой собственный педагогический
опыт.
     Воспитывая  своих детей, я пытался привить им с самого раннего возраста
строгий  и здоровый эстетический вкус, дабы раз навсегда забронировать их от
всякой литературной пошлятины.
     Надежным  материалом  для достижения такой воспитательной цели послужил
мне,  конечно,  фольклор  -  главным образом героический эпос. Я читал своим
детям  и  их  многочисленным  сверстникам  былины,  "Одиссею",  "Калевалу" и
убедился  на  опыте, как нелепы и беспочвенны опасения взрослых, что дети не
поймут этой поэзии.
     Нужно  только исподволь приучить их к непривычному для них складу речи,
и  они будут готовы часами слушать эти гениальные поэмы, в которых так много
очаровательной  детскости.  Самая  лексика  этих поэм, поначалу якобы чуждая
детям,  отпугивающая  их своей архаичностью, будет в конце концов воспринята
ими  как близкая, живая, понятная, и они не только полюбят ее, но и введут в
свой  речевой  обиход,  что  неминуемо  должно повлиять на их общее языковое
развитие.
     Особенно  привлекательными для детей оказались былины о Добрыне, Ваське
Буслаеве,  Чуриле,  Илье  Муромце,  Дюке,  Алеше  Поповиче.  Сборники  былин
(Гильфердинга  и  Рыбникова)  сделались  любимейшими детскими книгами. Самое
звучание  этих  поэм  до  того  полюбилось ребятам, что даже во время игр их
речь  стала  сбиваться  на  былинный  размер. В их лексиконе появились такие
слова,  как  "ярлыки  скорописчаты",  "калена стрела", "кинжалище булатное".
Дело  дошло  до того, что мой маленький сын однажды назвал свою мать "матера
вдова Амельфа Тимофеевна".
     Приобщая  детей  к  нашему  национальному  эпосу,  я  тем самым пытался
выполнить  один из патриотических заветов Белинского. "Очень полезно, и даже
необходимо,  -  писал великий критик, - знакомить детей с русскими народными
песнями,  читать  им,  с  немногими  пропусками,  стихотворные  сказки Кирши
Данилова"*. (Так назывались в ту пору былины. - К.Ч.)
     ______________
     * В.Г.Белинский, Полн. собр. соч., т. IV, М. 1954, стр. 88.

     Результаты  такого  раннего  знакомства детей с богатырскими песнями не
замедлили  сказаться  позднее  на  моем  малолетнем сыне Борисе, о котором я
сейчас  говорил.  К  великому удивлению всех окружающих, он, едва научившись
писать,  сочинил  целый  цикл  былин и тогда же своим неумелым, младенческим
почерком записал их в тетрадку, хранящуюся у меня до сих пор.
     Привожу  одну  из  них  с  буквальной  точностью: здесь выправлена лишь
орфография,  а  в  тексте  не  изменено ни единого слова. Дата былины - 1919
год,  когда  кто-то  сдуру  рассказал  при ребенке ходившие по городу слухи,
будто  на  улицах  орудуют ночные разбойники, которые прыгают выше домов при
помощи  особых  пружин,  прикрепленных у них к сапогам. Одеты они будто бы в
саваны.  Городская  охрана  (сокращенно  "Горохр" - так называлась в ту пору
милиция) ведет с ними упорную борьбу.
     Об этих "пружинках" и повествует в былине ее восьмилетний автор:


БОЙ ПРУЖИНОК С ВАСЬКОЙ САПОЖНИКОВЫМ

                    А не золото с золотом сливается,
                    А не серебро с серебром стекается,
                    А не две горы вместях да сокатаются,
                    А со всех сторон пружинки собираются,
                    Собираются на кладбище Смоленское.
                    На Смоленское кладбище огромное.
                    А и думают они думу великую,
                    А великую думу не малую,
                    Как побить охрану Петроградскую,
                    А и всю милицию горохрскую,
                    Чтобы больше их не преследовали,
                    Не преследовали их, не закапывали,
                    Не расстреливали их больше пулями.
                    Крепкими пулями свинцовыми.
                    А выходит покойник один в саване,
                    А и в белом саване светящемся,
                    Говорит покойник таковы слова:
                    "Ах вы гой еси, пружинки вы все лютые,
                    Вы все лютые пружинки богатые,
                    Мы пойдемте-ка по улице похаживать,
                    А и будем мы охрану Петроградскую,
                    Петроградскую охрану поколачивать".
                    Не успел пружинка слово вымолвить,
                    Закричали все пружинки зычным голосом:
                    "Мы пойдем-ка по улице похаживать,
                    А и будем мы охрану Петроградскую,
                    Петроградскую охрану поколачивать!"
                    Побежали все пружинки по городу,
                    По стольному по городу по Питеру,
                    А и стали охрану Петроградскую,
                    Петроградскую охрану поколачивать.
                    Вдруг навстречу им да трамвай катит,
                    А трамвай катит да с вагонетками.
                    С вагонеток бежит добрый молодец,
                    А по имени Васька Сапожников.
                    Налетели на Ваську три покойника.
                    Он первого покойника взял разорвал,
                    Второго покойника взял растерзал,
                    А третьего покойника взял за ноги,
                    Стал по улице похаживать,
                    Стал пружинок пружинкой поколачивать.
                    А и бил он пружинок ровно три года,
                    Ровно три года да три часа.
                    Три часа да три минуточки.
                    Намахались его плечи могучие,
                    Разорвались его латы кольчужные,
                    А не может он побить покойников.
                    Наконец хотел Васька отъехати.
                    Из небес же тут Ваське глас гласит:
                    "Ах ты гой еси, Василий сын Сапожников.
                    Отсель тебе не уехати.
                    Ты сражался с пружинками ровно три года,
                    Ровно три года да три часа,
                    Три часа да три минуточки,
                    Посражайся еще восемь лет".
                    И послушался Василий, сын Сапожников.
                    Стал сражаться снова с пружинками.
                    А и день за день будто дождь дождит,
                    А неделя за неделей как река бежит,
                    А и год за годом как трава растет,
                    А проходит ровно восемь лет,
                    А побил он всех покойников,
                    Всех покойников до единого.
                    А тут покойникам славу поют,
                    А и славу поют им век по веку.

     Сколько  я  ни  вчитываюсь  в  эти  стихи,  я  не вижу здесь ни единого
отклонения  от  канонического  стиля  былин.  Ясно,  что  юным поэтом вполне
усвоены  своеобразные формы этого трудного жанра - и ритмика, и синтаксис, и
лексический  строй  -  и  что он свободно распоряжается ими. Когда он вырос,
литература  не  стала  его  специальностью.  Но  привитая с детства любовь к
бессмертной  народной  поэзии  осталась в нем до конца его жизни и вооружила
его  раз навсегда верным и строгим вкусом, этой драгоценной - и такой редкой
-  способностью  ориентироваться  среди  хаоса литературных явлений, отличая
подлинное искусство от всяческой фальши.
     Приведу  стихотворение  двенадцатилетнего  поэта  Капралова, насыщенное
мальчишеской неукротимой энергией:


ПАРОВОЗ

                           Паровоз, паровоз,
                           Силы в тебе сколько!
                           Ты везешь тыщи тонн,
                           Как не лопнешь только.
                           Ты идешь день и ночь,
                           И идешь ты быстро.
                           Нету друга у тебя
                           Лучше машиниста.
                           И в Москву ты прилетел,
                           Обливаясь паром,
                           С машинистом удалым,
                           С черным кочегаром...
                                                и т.д.

     "Паровоз"  напечатан  в  сборнике "Стихи детей", вышедшем под редакцией
С.Я.Маршака в 1936 году.
     Если  хотите,  чтобы  на вас так и хлынуло горячей волной давно забытое
детское  счастье, прочтите стихотворение "Мимоза" двенадцатилетней школьницы
Лены  Гулыги.  Здесь  очень  четко  срисован  этот  южный, весенний цветок -
"желтые   шарики",   "легкие   перышки",  -  но  подлинная  лирическая  тема
стихотворения  не  мимоза,  а бесконечно счастливое детское двенадцатилетнее
сердце,  до  краев  переполненное  радостью  жизни.  Автор щедро раздает эту
радость  всем  и  каждому, кто в зимнюю стужу, на улицах обледенелого города
среди  вывесок,  троллейбусов, автомобилей, витрин вдруг натыкается - как на
нежданное чудо - на этот поэтический предвестник весны.
     Хотя  все  стихотворение  насыщено  юмором,  в  его  подтексте с самого
начала  ощущается  пафос,  полно  раскрывающийся в последних строках. Вообще
конец  "Мимозы" сильнее начала, но все ее части так органически слиты, в ней
такая  цельность  и  выдержанность,  что  охотно прощаешь и сбивчивую дикцию
второго  стиха  ("дел  своих,  забот"),  и  чрезмерное  скопление глагольных
созвучий,  которое  могло  бы  оказаться  губительным  для большинства наших
"взрослых"   стихов.  Все  искупает  прелестная  свежесть  непосредственного
детского чувства.


МИМОЗА

                   На улицах московских торопится народ,
                   Множество у каждого дел своих, забот,
                   По улице иду я - витрины в огнях, -
                   Веточка мимозы у меня в руках.
                   "Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе!
                   Видать, не побоялась мороза на дворе!"
                   Еду я в троллейбусе,
                   Еду я в метро...
                   Люди удивляются,
                   Люди расступаются,
                   Люди улыбаются радостно, тепло:
                   "Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе?!"
                   "Повыше подымите - не смяли б у дверей!"
                   "Да где ж это мимозу покупали вы?"
                   Мартовская веточка на улицах Москвы...
                   Легкие перышки колышет ветерок,
                   Желтые шарики - пушистый огонек...
                   Люди удивляются,
                   Люди расступаются,
                   Люди не толкаются,
                   Люди улыбаются радостно, тепло.
                   Где ветка появляется, становится тепло!
                   "Мимоза! Мимоза! Мимоза в январе!"
                   Веточка кивает бегущей детворе...
                   "Погляди-ка, мама!
                   Человек с цветами!"
                   Человек с цветами...
                   Я человек с цветами!
                   Какое это звание - человек с цветами!
                   Перышки зеленые колышет ветерок,
                   Шарики-фонарики, ломкий стебелек...
                   "Да откуда ж вы взяли?"
                   "А понюхать нельзя ли?"
                   "Если вы устали,
                   Мы бы подержали!"
                   Светлее, чем витрины, рекламы, фонари,
                   Пушистый огонек мой,
                   Гори, гори, гори!

     Я  знаю прежние произведения Лены Гулыги - она сочиняет стихи чуть не с
шестилетнего  возраста,  -  и  меня  радует, что ее дарование с каждым годом
становится прочнее и крепче.
     Надеюсь,  моя  похвала  не  вскружит  ее молодой головы, так как она не
должна  забывать, что детская талантливость (в живописи, в поэзии, в музыке)
очень  часто  иссякает  с  годами,  и я знаю немало двенадцатилетних поэтов,
которые   через   семь-восемь  лет,  утратив  поэтический  дар,  становились
отличными  конструкторами,  моряками,  геологами.  Как  бы  то  ни  было, ее
"Мимоза"  -  большая  удача.  Недаром  Лена  уже  несколько лет занимается в
литературном   кружке  Московской  детской  библиотеки  им.  Ломоносова  под
руководством педагога-энтузиаста Владимира Глоцера.
     Вот  стихи  моей  покойной дочери Муры Чуковской, написанные в крымской
санатории  (в  Алупке),  едва  ей  исполнилось десять лет. В этих стихах она
описывает  свой  санаторий  и  вспоминает  тот  дом  в  Ленинграде,  где она
родилась.  Любовь  к  поэзии  была  привита  ей  с  детства:  лет с семи она
страстно   любила   читать  и  перечитывать  "Кубок"  и  "Роланд-оруженосец"
Жуковского,  "Гайавату",  былины,  "Мороз Красный нос". В поэзии она черпала
душевные силы во время своей тяжелой болезни.


ВОСПОМИНАНИЕ

                          Я лежу сейчас в палате
                          Рядом с тумбой на кровати.
                          Окна белые блестят,
                          Кипарисы шелестят.
                          Ряд кроватей длинный, длинный...
                          Всюду пахнет медициной.
                          Сестры в беленьких платках,
                          Доктор седенький в очках.
                          А за сотни верст отсюда
                          Звон трамваев, крики люда,
                          Дом высоконький стоит,
                          Прямо в сад окном глядит.
                          В этом доме я родилась,
                          В нем играла и училась.
                          Десять лет там прожила
                          И счастливая была.


МЫ ЛЕЖИМ

                     Мы лежим, мы лежим на желтой площадке,
                     Воробьи - чик-чирик! - скачут под кроватки.
                     Много, много, хлеб клюют, пыжатся, дерутся,
                     И из бочки воду пьют, пока не напьются.
                     Кошка серая идет, подползает близка,
                     Но проворные они, не поймает киска.


ФЛАГ

                     Гляжу я на флаг, прикрепленный на крыше,
                     Он рвется, он вьется, он с ветром играет.
                     Но чуть только ветер подует потише, -
                     Безжизненной тряпкой он с палки свисает.


VI. ЭКИКИКИ И НЕ-ЭКИКИКИ

     Но вернемся к нашим экикикам. На предыдущих страницах мы видали:
     1. Что это экспромты, порожденные радостью.
     2.  Что  это  не  столько  песни, сколько звонкие выкрики или, как я их
называю, "кричалки".
     3. Что они не сочиняются, а, так сказать, вытанцовываются.
     4. Что их ритм - хорей.
     5. Что они кратки: не длиннее двустишия.
     6. Что они выкрикиваются по нескольку раз.
     7. Что они заразительны для других малышей.
     Но  не  нужно  думать,  будто  стихи  двухлетних  - четырехлетних ребят
всегда  и  непременно  киники. Малышам доступны и другие стихотворные формы.
Какие  - об этом еще рано судить, так как детских стихов у нас собрано очень
немного.  Время обобщений и выводов еще не пришло, сперва необходимо собрать
материал.  В  качестве  такого  материала  я могу напечатать только десять -
пятнадцать  стишков.  Правильная  их  оценка будет возможна лишь после того,
как   мы  соберем  их  тысяч  пять  или  шесть  да  разобьем  их  на  группы
соответственно той обстановке, в которой они создавались.
     Вот баллада четырехлетнего Никиты Толстого:

                На крыше ворон: кар, кар, кар!
                Увидел в небе желтый шар
                С глазами, носом и со ртом
                И с очень круглым животом.

     Как  и  подобает  всякой  традиционной  балладе,  здесь есть и ворон, и
ночь,  и луна. Стих очень крепкий, то, что называется, кованый, ритм четкий,
рифмы точные.
     Другая баллада того же поэта посвящена мореплаванию:

                Красивая лодка
                По морю плывет,
                По морю плывет.
                За лодкой селедка
                По морю плывет,
                По морю плывет.

     Достигнув пятилетнего возраста, Никита создал нечто вроде триолета:

                Бабушка спит,
                Она храпит.
                Из-под подушки вылезает кит
                И говорит:
                "Бабушка храпит,
                Она спит".

     Много  у  него также своеобразных зарисовок с натуры - тех моментальных
стихотворных   эскизов,   которые  некогда  так  удавались  великому  автору
"Листьев травы":

                Катенька сидит на барабанчике,
                Сосет пальчики.

     Или:

                Взял Дмитрий Иваныч
                Подсвечник и свечку
                И смотрит внимательно на печку.

     Ритм  уитменский,  свободный,  вполне  соответствующий  сюжету  и стилю
стихов.  А младший брат Никиты, Митя Толстой, в три с половиною года сочинил
такую песню о городе:

                Товарищи, что за крик?
                На нас едет грузовик.

                Товарищи, что за вой?
                На нас едет ломовой.

                Товарищи, что за пыль?
                На нас едет автомобиль.

     Уже  по  этим  немногим  стишкам  можно видеть, какое разнообразие форм
доступно  малолетним поэтам. Конечно, Никита и Митя Толстые не могут служить
нормативными  образцами  детей,  так как они выросли в литературной среде: и
отец  и  мать  у  них  писатели (Л.Н.Толстой и Наталья Крандиевская). Но вот
стихи Ирины Ивановой, трех с половиною лет, дочери заводского врача:


1

ГЛУПЫЙ КОТ

                          Видит кот: лежит коробка,
                          Он ее и проглотил.
                          И за это в больницу покатил.


2

ВОЛК И КУРИЦА

                         Идет волк по улице,
                         Видит три курицы.
                         Захотел он их съесть,
                         Надо через за