ом они опять родятся.
     - Какие  ты,  Глебочка, говоришь глупости. Подумай, как это может быть?
Закопают человека большого, а родится маленький.
     - Ну  что  ж! Все равно как горох! Вот такой большой. Даже выше меня. А
потом посадят в землю - начинает расти и опять станет большой".


     Прошло  много лет, и мне сообщили о такой же гипотезе, снова выдвинутой
трехлетним ребенком.
     - Хоронят  старых  людей,  -  это  их  в землю сеют, а из них маленькие
вырастают, как цветы.


     Младшим  дошкольникам  смерть  представляется  сплошным  удовольствием.
Волик спрашивал о каком-то покойнике:
     - А на чем он ехал хорониться?
     - Ты ведь видел, как хоронят.
     - Это когда в ящике катают на лошадке? Да?


     Жалеть умирающих - не детское дело.
     - Я умру, - говорит мать. - Меня сожгут.
     - А как же твои туфли? - ужасается дочь (двух с половиною лет).


     Фелик вбегает в комнату:
     - Мама,  я  хочу  быть  курсантом:  их  хоронят с музыкой, - и шапка на
гробу!


     Похороны без музыки вообще никуда не годятся.
     - Почему умер не играет? Я хочу, чтобы умер играл!


     Зато, когда "умер играет", можно встать у окна и хвастать:
     - Скоро и моего папу так повезут!


     - Наташа, кого хоронят?
     - Не поймешь: их много, и все шевелятся.


     Скончался дядя Шура. Сегодня хоронят.
     - А пойдет за ним музыка?
     - Нет, он не военный.
     - А ты военный?
     - Нет.
     - А дядя Гога военный?
     - Нет. А что?
     - Музыку охота послушать.


     - Из  нашего дома вынесли лодку, а потом еще лодку, в ней умертый дядя,
положили его на грузовик, закрыли другой лодкой и увезли.


     - Моя бабушка никогда не умрет. Дедушка умер - и хватит.


     В соседнем дворе умерла старуха.
     - Нет,  старик!  Я сам видел, что старик! Впереди несут гроб, а старика
ведут под руки, а он плачет, не хочет хорониться.


     Хоронят  женщину.  Над  нею плачет осиротелая дочь. Сироту уговаривают,
чтобы она перестала, но она продолжает рыдать.
     - Какая  непослушная! - возмущается Юрик и, желая, чтобы его похвалили,
спешит заявить своей матери:
     - Вот когда ты умрешь, я ни за что плакать не буду.


     - Мама! Поехал покойник, а за ним идет большая очередь.


     Мать моей правнучки Машеньки пишет:
     "Вот  примерная  эволюция  ее  представлений  о смерти. Сперва девочка,
потом  -  тетя,  потом - бабушка, а потом - снова девочка (в два с половиною
года).  Тут  пришлось  объяснить,  что  очень  старенькие  бабушки и дедушки
умирают, их закапывают в землю.
     После чего она спросила у бабеньки:
     - А почему вас еще в земельку не закопали?
     Одновременно с этим возникла боязнь смерти (в три с половиною года):
     - Я не умру! Не хочу лежать в гробике!
     - Мама, ты не будешь умирать, мне без тебя скучно будет! (И слезы.)
     Однако к четырем годам примирилась и с этим".


     Когда  дети становятся старше, эгоистическая забота о личном бессмертии
и  о  бессмертии  ближайших  родных  начинает  сменяться  у них бескорыстной
мечтой   о  бессмертии  всего  человечества.  Украинский  ученый  Н.Н.Гришко
сообщил мне о таком разговоре:
     - Мама, я тоже умру? - спросила девятилетняя Галка.
     - Непременно.
     - А скоро?
     - Лет через сто.
     Галка заплакала.
     - Не хочу, мамочка, умирать, хочу жить тысячу лет.
     Пауза.
     - Я,  знаешь,  мама,  буду учиться на "отлично", потом буду докторшей и
выдумаю такое лекарство, чтобы люди никогда не умирали.
     - Это тебе не удастся.
     - Ну  тогда,  чтобы  люди  жили  не  меньше ста лет. Я буду обязательно
такое лекарство выдумывать.
     Этот  разговор замечателен тем, что в нем детский эгоцентризм сменяется
(буквально у нас на глазах) горячей заботой обо всем человечестве.


     Ляля Цвейберг пяти лет говорит:
     - Вот  ведь  большие  дяди  и  тети,  а чем занимаются - хоронением! Я,
конечно,  не  боюсь,  нет,  но  ведь жалко - хороняют и хороняют, ведь людей
хороняют. Пойдем и заявим в милицию - ведь жалко людей-то!


     Буквально такое же не-личное чувство прорвалось у пятилетней Сашеньки:
     - Зачем  люди  умирают?..  Мне  жалко.  Мне  всех  людей жалко, и чужих
жалко: зачем они умирают? (Дневник Ф.Вигдоровой.)


     Е.Калашникова  пишет  мне  про  пятилетнего  Мишу,  который,  услышав о
смерти знакомого, сообщил одному из гостей:
     - Дядя,  а  ведь,  знаете,  умереть  - это очень плохо. Ведь это на всю
жизнь!


     Двое ребят:
     - Не ешь зеленых вишен, умрешь.
     - Нет, не умру.
     - Видел:  вчера  хоронили  дедушку?  Когда был маленький, он ел зеленые
вишни - вот и умер.


     О своей внучке Аленушке художник В.М.Конашевич пишет:
     "Уговаривает  нас  с  бабушкой  не  умирать,  пока она не вырастет: она
изобретет  лекарство  от  старости  и от смерти. Потому что смерти не должно
быть".


     Пятилетняя Лена обещает отцу:
     - Я всегда буду тебя помнить - даже когда ты умрешь.
     И тотчас перебивает себя:
     - Нет,  лучше  мы  вместе  умрем.  А  то  мне будет очень жаль, если ты
умрешь скорей меня.


     Отражая  в  своем сознании реальную действительность, ребенок по самому
существу  -  материалист. Иначе и быть не может: таким формирует ребенка его
жизненная,   повседневная   практика.   Факты,   приведенные  на  предыдущих
страницах, свидетельствуют, до какой степени чужда ему всякая мистика.
     Трезвость  суждений  ребенка  способна поставить в тупик даже взрослых.
Сидит, например, трехлетняя девочка, и на лице у нее трудная дума.
     - Наташа, о чем ты задумалась?
     - Кто будет хоронить последнего человека?
     Вопрос   деловой,   практический:  кто  похоронит  покойника,  когда  и
похоронщики будут в могиле?


     У  Елизаветы Шабад, в ее книжке "Живое детское слово", приводится такой
разговор маленького здравомысла с отцом:
     - Папа, если в прошлом году будет война, тебя застреляют?
     - Может быть.
     - И от тебя ничего не останется?
     - Нет.
     - Даже точки?
     - Да. А ты меня будешь жалеть?
     - Чего же жалеть, если ничего не останется!*
     ______________
     *  Е.Ю.Шабад,  Живое  детское  слово.  Из  работ первой опытной станции
Наркомпроса, М. 1925, стр. 51-52.


VII. НОВАЯ ЭПОХА И ДЕТИ

     Подобных  детских  высказываний  записано  у  меня  очень  много,  но и
приведенных  достаточно,  чтобы  установить  основные их типы. Замечательно,
что  некоторые  из  них  сообщались  мне  дважды  и трижды в разное время из
разных  источников, и я не мог не прийти к убеждению, что они в значительном
своем большинстве характерны для очень многих нормальных детей.
     Как  уже сказано выше, я приступил к собиранию детских выражений и слов
полвека  назад, даже раньше, и это дало мне возможность подметить одно очень
важное  качество  собираемых  мною материалов - их частую повторяемость, их,
так  сказать, однотипность: моя правнучка в своем словотворчестве идет точно
тем  же путем, каким шли мои дети и внуки, и не только в словотворчестве, но
и в методах всей своей умственной деятельности.
     Эти  три  поколения  детей, которые я мог наблюдать на протяжении столь
долгого   времени,   давали   в   соответствующем  возрасте  одно  и  то  же
причинно-следственное  истолкование  одним  и  тем  же  явлениям  окружающей
жизни.
     В  огромном  большинстве  читательских писем, получаемых мною, я нахожу
уже знакомые мне наблюдения и факты или очень близкие их варианты.
     Например,  с  разных  концов Советского Союза мне сообщали и сообщают о
детях,  которые,  услышав  от  взрослых,  что  человек  -  потомок обезьяны,
сделали  из  этого  вывод, будто той обезьяной, от которой идет человеческий
род, был в недавнее время их дедушка.
     Точно     так     же     повторяются    опять    и    опять    гипотезы
трехлетних-четырехлетних   детей,   будто   девочки   произведены   на  свет
исключительно  мамами,  а  мальчики - исключительно папами. Подобно тому как
разные  дети  из  поколения  в поколение всякий раз сызнова изобретают слова
всехный,  кусарик, мазелин, ктойтина, рогается, пивнул, методы их умственной
работы  и  в других областях совершенно тождественны и приводят к однородным
результатам (зачастую к одинаковым ошибкам).
     Зато  бесконечно  разнообразны  детские  суждения  и  помыслы,  которые
отражают в себе общественные условия их жизни.


     Индустриализация   нашей   страны,  например,  вызвала  тысячи  детских
речений,  немыслимых  в  прежнее  время. Вот некоторые из них, разносторонне
отражающие  то  широчайшее внедрение техники в быт, которое в последние годы
происходит у нас буквально на каждом шагу.
     Четырехлетний  Миша  Юров  выписывается  из  больницы.  Прощаясь с ним,
нянечка спрашивает:
     - Миша, ты москвич?
     - Нет,  я  - "победа"! - отвечает мальчишка, потому что для него, как и
для большинства малышей, "москвич" - это раньше всего марка автомобиля.


     И, конечно, не только "москвич".
     По  радио  передавали  статью  о  волгоградском  сражении.  Статья была
озаглавлена: "Победа на Волге".
     Услышав это заглавие, Славик взволнованно крикнул:
     - Дедушка! Авария! "Победа" налетела на "Волгу"!


     Трехлетний  мальчик,  гуляя  по  городу, увидел остановившуюся на улице
лошадь.
     - Верно,   току  у  ней  нет!  -  сказал  он  и  обнаружил  одной  этой
коротенькой  фразой,  что  уже появилось такое поколение детей, для которого
электропоезда,  троллейбусы,  трамваи  привычнее (а значит, и понятнее), чем
лошадь.
     Еще  не  так  давно  дети  всегда  наделяли  машину  свойствами людей и
животных:
     - Мама, смотри, какой краснощекий автобус!
     Но  теперь,  как  мы видим, их так тесно обступила электромеханика, что
они объясняют ею даже поведение уличной клячи.
     Двухлетний  гражданин,  у которого во время беготни оторвался шнурок от
туфли, садится на траву и вздыхает:
     - Пеебой  мотое...  -  что,  несомненно,  должно  означать:  "Перебой в
моторе".  Даже  сказать  эти  слова  не умеет как следует, а уже применяет к
своей крохотной обуви технический термин.


     Девочка впервые увидела в Зоопарке слона. Глянула на хобот и сказала:
     - Это не слон, а противогаз.


     Кике ставили клизму. Он командовал:
     - Ну, включай!
     А потом:
     - Выключи, выключи!


     - Ах, мамочка, какая ты красивая! Как мотоциклетка!


     У меня в сказке "Тараканище" есть такие стихи:

                Зайчики
                В трамвайчике,
                Жаба на метле.

     Т.Л.Мотылева  сообщает  мне,  что  ее  четырехлетний сын Миша читал эту
сказку по-своему:

                Зайчики
                В трамвайчике,
                Жаба на метро, -

то есть модернизировал  сказочный  транспорт,  созданный  древней  фантазией
патриархальной деревни.


     Одновременно   с  этим  драматург  И.В.Шток  написал  мне  о  такой  же
поправке, внесенной его дочерью Икой:
     - Ты  неправильно говоришь. Нужно "на метре", а ты говоришь "на метле".
Зайчики в трамвайчике, жаба на метре.


     - Правда, мама, троллейбус - это помесь трамвая с автобусом?


     - "...Волчишко с годами превратился в матерого волка..."
     Что  такое  "матерый", Володя не знал и потому пересказывал эту историю
так:
     - Волчишко поступил в монтеры...


     Привычка  малолетних  детей к автоматике стала так велика в СССР, что я
не  очень  удивился, когда услыхал, как один мальчик, желая выпить томатного
соку, громко сказал в магазине:
     - Мама, купи мне автоматного соку!


     - Давай посмотрим коров - стадо идет.
     - А что в них интересного? Если бы в них мотор был!


     Городская девочка впервые в деревне. Увидела теленка:
     - А он заводной?


     Вася воротился из колхоза.
     - Что ты там видел?
     - Лошадиный прицеп.
     То есть попросту - воз.


     Мама:
     - У  одного мальчика два глаза, у второго тоже два глаза. Сколько у них
всего глаз?
     Костя (с плачем):
     - Я глазов считать не умею.
     - А что ты умеешь считать?
     - Реактивные самолеты.


     Даже   окраска   предметов   ассоциируется   у   современных   детей  с
механизмами.  Мне  пишут  из  Ленинграда о пятилетнем Боре, который, увидя в
книге  слово  "лето",  напечатанное  три  раза - красными голубыми и черными
буквами, - сказал:
     - Это  лето  - пожарные машины, это лето - поливальные машины, это лето
- грузовые машины.


     Даже  в старинные сказки умудряются советские дети внедрить современную
технику.  Пятилетний художник, выслушав сказку о бабе-яге, рисует ее избушку
на курьих ножках с длиннейшей антенной на крыше.
     - Ведь она же радио слушает!


     - Слушай, Сереженька, сказку. Созвала как-то бабушка семерых козлят...
     - По телефону?


     Илюша Розанов (1 г. 10 м.) впервые увидел грозу.
     - Бабушка, смотри, какой салют!


     Четырехлетний  сын  инженера  Витя  Варшавский  нарисовал  человечка, а
сбоку отдельно - нос, уши, глаза, пальцы и сказал деловито:
     - Запчасти.


     Ему показали картинку: лошадь, впряженная в плуг.
     - Что это такое?
     Объясняют: лошадка пашет землю.
     - Разве лошадка - трактор? - удивляется он.


     Вернулся из Зоопарка.
     - Ну, Алешенька, что ты там видел?
     Ждали,  что  он  начнет  говорить о тиграх, слонах, бегемотах. Но Алеша
ответил коротко:
     - Машину!
     (Грузовик, поливавший дорожки.)


     Вопрос моего малолетнего внука:
     - Дед, а в лошадь бензин наливают?


     Лошадь попятилась от вырытой канавы.
     - Смотри, Николушка, лошадка испугалась!
     - И совсем не испугалась, просто забуксовала.


     Детей  постарше  интересуют  проблемы  того  же порядка, но значительно
более сложные. Семилетний Сережа Сосинский:
     - Чтоб  долететь  до  какой-нибудь  там  планеты,  надо  сто шестьдесят
девять  лет. Значит, чтобы человек действительно долетел до нее, ему надо по
дороге  жениться и иметь детей, которые и долетят. Но могут ли рожаться дети
в атмосфере?
     Он хотел сказать "в безвоздушном пространстве".


     Наташа, дочь поэта Д., сочинила такое стихотворение о Лайке:

                Отправили собаку
                Летать вокруг Земли.
                Ей разных бутербродов
                На месяц запасли.

                Собака громко лает
                В кабиночке своей,
                А спутник все летает
                Вокруг Земли моей.

     Поэту  захотелось  приписать  к  этой Наташиной песенке несколько строк
своего сочинения.
     - Пожалуйста, не надо, - сказала Наташа. - Ты ведь, я знаю, испортишь.


     Девочка   ехала   в  поезде  с  разговорчивой  матерью,  которую  долго
ревновала к ее собеседникам; наконец зажала ей рот:
     - Мама, закрой свое радио!
     Тут   опять-таки   "метастаз"  техники  в  область  бытовых  отношений,
процесс,  противоположный тому, который приходилось наблюдать в детской речи
лет тридцать назад.


     Е.Ковальчук   (Ленинград)  сообщает  мне  замечательный  случай  одного
такого "метастаза", который определяется суффиксом "ист".
     "С  сыном  Эдиком  мы приехали в Вильнюс. Это было в 1947 году. Тогда у
вокзала  стояло  много извозчиков. В Ленинграде их уже давно не было, и Эдик
никогда  их  не  видел.  Он  знал,  что  на  свете существуют велосипедисты,
таксисты, танкисты, но названия "извозчик" не знал.
     Указав на дрожки, он с восторгом воскликнул:
     - Смотри, папа, лошадист поехал!"


     Иные  старые  слова  известны советским детям главным образом в связи с
современностью.  Например, слово "карета". Когда в сказке Андерсена "Огниво"
детям  читают о том, что солдата повезли в карете, они спрашивают: "Разве он
заболел?",  так  как  единственная карета, известная им в наше автомобильное
время,  есть  "карета  скорой  помощи",  которая,  кстати сказать, давно уже
перестала  быть каретой. Впрочем, в последнее время дети чаще всего говорят:
"Победа" скорой помощи".


     Недавно  я  читал по радио отрывки из своей книги о Чехове. Рассказывая
о  его  сахалинской  поездке,  я  упомянул,  между  прочим, что в дороге его
обокрали случайные спутники.
     Вскоре после этого из Севастополя мною было получено такое письмо:
     "Мой  4-летний  сын Вова собирался гулять и, казалось, совсем не слушал
вашего чтения. Вдруг на лице его появилось выражение ужаса:
     - Мама, ты слышишь? Спутника обокрали!"


     Сооружает нечто из двух табуреток.
     - Что это ты делаешь, Гриша?
     - Для твоих сапог гараж строю.


     Прочтя  эту страницу моей книги, А.Мясникова (Куйбышев) спросила своего
племянника Алика:
     - Как называется дом, где живут лошади?
     Он немедленно ответил:
     - Гараж.
     - Ну, что ты! Совсем не гараж.
     - Ангар.
     - Нет, нет, не ангар.
     Он  замолчал  и  задумался.  Когда же ему сообщили, что жилье лошадей -
конюшня, он недоверчиво замотал головой.
     - Такого слова нету! Выдумываешь!
     Этот  же  Алик, по словам А.Мясниковой, воскликнул, увидя купающегося в
Волге коня:
     - Папа, лошадь по самый кузов в воду залезла!


     Бабушка  стоит  у  окна,  показывает  двухлетнему  внуку  автомобиль  и
сюсюкает:
     - Бибика! Сереженька, это бибика!
     Внук с пренебрежением глядит на нее:
     - Это не бибика, а "победа".


     Неинтересным  и  убийственно  скучным представляется пятилетнему Антону
Иванову  все,  что  не  связано  с техникой. О чем бы вы ни говорили ему, он
слушает  насупившись,  с  большой неохотой, а чаще всего и вовсе не слушает.
Но  чуть  только  дело касается радиолокаторов, динамо-машин, или блюмингов,
или  самой обыкновенной электрической лампочки, его круглые щеки краснеют, в
глазах  появляется  выражение  блаженства,  он вскакивает с места и, бегая в
восторге  по  комнате,  засыпает  говорящего  сотней вопросов и не отстанет,
пока не получит ответов на свои "как?", "почему?", "для чего?".
     Его  речь  перенасыщена  множеством  технических  терминов.  Он сказал,
например (цитирую со стенографической точностью):
     - Я  так  устал, как лампочка на сто двадцать вольт, которую включили в
сеть на двести двадцать вольт без трансформатора.
     И  это  показалось  мне  тем  более  чудесным,  что  растет он в семье,
чрезвычайно  далекой от техники: его дед - писатель (Всеволод Иванов), бабка
-  переводчица  повестей  и  романов,  мать  -  лингвистка,  отец - художник
(Д.Дубинский), один дядя - филолог, другой - пейзажист.


     В троллейбусе.
     - Тетя, подвиньтесь!
     Молчание.
     - Тетя, подвиньтесь, пожалуйста.
     Молчание.
     - Мама, эта тетя неозвученная?


     У бабушки в углу перед иконой никогда не гаснет лампадка.
     Леня с удивлением:
     - А почему у тебя все время горит стоп-сигнал?


     - Вот почитай стихи на кубиках.
     - Меня это теперь не интересует.
     - А что же тебя интересует?
     - Космос.


     - Эта церковь закрыта.
     - На переучет?


     - Бабушка, что с тобой?
     - Ох, милый, болею.
     - За кого? За "Спартак"? За "Динамо"?


     Выше говорилось о ребенке, назвавшем полумесяц "сломатой луной".
     Сейчас  мне  сообщают  про  мальчика (трех с половиною лет), который во
время войны закричал о том же полумесяце:
     - Мама, мама, луну разбомбили!


     Мальчик  лет  пяти  иллюстрировал  Пушкина  "У лукоморья дуб зеленый" и
сбоку нарисовал патефон.
     - При чем же здесь патефон?
     - Ведь  у Пушкина сказано: "Идет направо песнь заводит". Раз "заводит",
значит патефон.


     - Звезды на небе не настоящие, не красные, не такие, как в праздник.


     - Звезды - это салютинки, которые за небо зацепились.


     - Когда у нас день, в Америке ночь.
     - Так им и надо, буржуям!


     Характерно,  что слово "белый" советскими малышами часто воспринимается
н