.  Я
чувствую неладное.  В таком состоянии судно! Нет, на  старину Бриггса это не
похоже.  Эй,  Дево! Скажите там, чтобы они легли в дрейф. Я тоже приведусь к
ветру.
     С каждым  взмахом гибких ясеневых  весел  шлюпка, легко  поднимаясь  на
вершины волн, приближалась  к  бригантине. Дэвид Морхауз стоял у поручней, с
тревогой  глядя  на  истерзанный  корабль  своего  друга.   "Мария  Целеста"
раскачивалась на волнах,  словно  пьяный  матрос,  возвращающийся  утром  из
таверны на свой корабль перед выходом в море.
        ""Они, наверное, спрятались в трюме""
     Мокрая, блестящая от брызг палуба бригантины была по-прежнему пустынна.
Обрывки  парусов  фок-мачты   ударялись  о  реи  и  мачту,  издавая   треск,
напоминавший щелканье пастушьего кнута.
     Первое,  что бросилось  в  глаза  Оливеру Дево,  когда  он с  одним  из
матросов  взобрался на  палубу "Марии Целесты",  был  открытый  люк носового
трюма. Его  деревянные лючины валялись рядом на палубе  внутренней  стороной
вверх. "Странно,  какому дураку потребовалось их переворачивать?" -- подумал
штурман и заглянул в трюм. Там,  в проходах  между рядами  деревянных бочек,
плескалась  вода. Из отверстия  замерного колодца  у  отливной  помпы торчал
фут-шток.  По нему  можно  было определить уровень попавшей в  трюм воды  --
около метра.
     На палубе  валялись перепутавшиеся снасти, обрывки  манильских  канатов
свисали за борт в воду.
     --  Капитан  Бриггс,  где  вы?  --  крикнул  Дево. -- Кто  есть на этом
корабле, черт подери? Молчание.
     --  Да они  просто издеваются над нами!  Они,  наверное,  спрятались  в
кормовом трюме, -- сказал сопровождавший штурмана матрос.
     Второй  трюм тоже оказался  открытым. Его люковые  крышки  были сложены
нормально -- нижней стороной к палубе. В этом трюме также между рядами бочек
плескалась  вода. Поручив матросу  пересчитать  в  обоих трюмах  бочки, Дево
направился к  кормовой  надстройке, где должна  была находиться  капитанская
каюта. Но  что это? Все окна  кормовой  надстройки были закрыты брезентом  и
заколочены досками.  "Для  чего?  Кому вздумалось их  забить?"  --  удивился
штурман.
     -- Эй! Есть тут живые люди?! -- крикнул Дево, открыв дверь.
     В гулком молчании коридора  в такт качке  хлопала какая-то  неприкрытая
дверь.  Штурман  вошел  в  нее  и  огляделся:  каюта  капитана.  Здесь  было
достаточно  светло  --  свет  проникал  через верхний люк,  непонятно почему
открытый. Палуба, переборки и все  вещи в каюте были влажными. Мебель стояла
на  своих местах, койка --  аккуратно заправлена, одежда --  на  вешалке. На
письменном столе -- несколько свернутых в рулон карт...
     Дево  вышел  в  коридор  и  открыл  дверь соседней  каюты  --  старшего
штурмана. Здесь было сухо. Все  -- на своем месте. На ковре стоял деревянный
ящик с набором плотницкого  инструмента.  Штурману это  показалось странным.
Обычно инструмент находился  в носовом  кубрике,  где живут  матросы,  в том
числе и судовой  плотник. Внимание Дево привлек лежавший  на столе раскрытый
судовой  журнал "Марии  Целесты". Последняя запись  в  нем  относилась к  24
ноября 1872 г. В ней говорилось, что в полдень этого дня судно находилось по
астрономическому определению в точке с координатами 36°57' северной
     широты и 27°20' западной долготы.  Дево  переписал  координаты  в  свою
книжку и вошел в следующее помещение, оказавшееся кают-компанией.
     Все  здесь выглядело  так,  будто  люди  только  что  вышли  отсюда. На
обеденном  столе  были  расставлены тарелки и  чашки,  лежали  ложки, ножи и
вилки.  У иллюминатора стояла  швейная машинка  с  незаконченной  работой --
детской  рубашкой.  На полу  разбросаны  игрушки  (видимо,  капитан  взял  в
плавание жену и ребенка).
     Штурман "Деи Грации"  увидел на  письменном столе грифельную  доску, на
которой судоводители обычно  делали черновые  пометки перед тем, как сделать
запись  в  вахтенном журнале. Оказалось, 25 ноября  1872  г. в 8  часов утра
бригантина находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от острова Санта-Мария
(один из Азорских островов).
     В  верхнем  ящике стола штурман  нашел  связки писем,  какие-то бумаги,
старые газеты,  две  библии,  готовальню и конверты для писем.  Из  книжного
ящика  он извлек большую  деревянную шкатулку, инкрустированную перламутром.
Она  была незаперта. Здесь хранились  золотые кольца,  браслеты,  медальоны,
ожерелье,  украшенное камнями, названия которых штурман не знал, и множество
безделушек.  В  одном  из  отделений шкатулки  лежала толстая  пачка банкнот
достоинством  в  десять  английских  фунтов  стерлингов каждая. Под ней была
пачка потоньше  --  американские двадцатидолларовые  ассигнации. Оливер Дево
уже было переступил через  комингс  кают-компании, но  вернулся и  подошел к
дивану.
     "Нет, мне это  не  могло  показаться!  -- пробормотал  он.  -- Какое-то
наваждение...  Только что я, выходя отсюда,  дотронулся до этого ящика, и он
мне показался сухим. Но  ведь в каюте все влажное, даже диван, на котором он
лежит..."
     Дево прикоснулся  рукой к крышке объемистого ящика.  Она была  сухой. В
ящике   лежала  украшенная   перламутром   небольшая  гармонь-концертино   с
перламутровыми  кнопками.  Штурман  приподнял  и  передвинул  ящик  на  край
дивана...  "Ага! значит его поставили сюда уже после того, как вода проникла
в  каюту через открытый световой люк,  значит, на "Целесте" кто-то есть", --
решил Дево и быстро зашагал по  коридору на палубу. Здесь по-прежнему никого
не было. Штурман перегнулся через  комингс люка. Там внизу, в трюме, матрос,
стоя по  пояс в  воде,  вслух  пересчитывал бочки.  Дево  подождал, пока  он
закончит.
     -- Ровно одна тысяча семьсот  штук. Одна  бочка  неполная -- не хватает
трети. В них  чистейший ректификат, видимо, коньячный, сэр! Признаюсь, я уже
немного попробовал -- в трюме собачий  холод! От этой проклятой  воды у меня
лязгают зубы, сэр! -- прокричал из трюма матрос.
     "Нет,  на  "Целесте" все  же  кто-то  должен быть", -- подумал про себя
штурман и, крикнув  матросу "Вылезай",  зашагал на бак, к  носовой рубке. Он
открыл  ее дверь, шагнул -- и очутился по щиколотку  в воде. Чертыхаясь, что
промочил ноги, Дево спустился по  трапу вниз  и стал осматривать  помещение,
где жила команда бригантины. На палубе кубрика  плескалась вода. В остальном
же здесь был порядок: рундуки с личными вещами матросов -- на  месте, четыре
койки заправлены, на лине, натянутом у переборки, сушились матросские робы и
зюйдвестки. На  круглом столе  стояла большая красивая  раковина  -- створка
тридакны.  То,  что увидел  в ней  Дево, окончательно сбило  его  с толку. В
раковине лежали  курительные  трубки -- предмет постоянной заботы и гордости
любого матроса. "С трубкой моряк расстается в самом крайнем случае.  Значит,
здесь  произошло  что-то  непредвиденное,  что-то страшное, если  люди столь
поспешно оставили свое судно", -- пришел к выводу штурман "Деи Грации".
     Рядом  с матросским кубриком находился  камбуз.  Там по  залитой  водой
палубе плавали кастрюли, черпаки, миски и  медный  таз. В смежной с камбузом
кладовой Дево обнаружил солидный  запас провизии: огромные окорока, солонину
в дубовых бочках, сушеную рыбу, овощи, муку, несколько голов сыра.
     Штурман прикинул, что всей этой снеди экипажу могло бы смело хватить на
полгода, если не больше.
     У наружной переборки  носовой надстройки, укрепленные канатами,  стояли
липовые  бочки  с  пресной  водой.  Одна  из  них  была немного отодвинута в
сторону, и крепление в ней  ослабло. "Наверное,  ее  сдвинуло  волнами",  --
подумал Дево.
     Прошло уже больше часа. Нужно было возвращаться на "Дею Грацию".
        ""Ваша доля -- четверть""
     -- Дево,  вас  смело  можно посылать  за смертью! Должно быть,  неплохо
провели время в гостях  у  Бриггса? Как  он  там? --  услышал  штурман голос
своего капитана, поднимаясь по штормтрапу на палубу брига.
     -- Сэр!  Там  нет  ни одной живой души. Это  невероятно!  Мы  буквально
обшарили все судно...
     -- Как?! На "Целесте" никого нет? Нет Бриггса? -- заволновался Морхауз.
     Они спустились в капитанскую каюту. Дево начал свой доклад.
     -- Кормовой  шлюпки  нет. Яла --  тоже. Поручни у  трапа с левого борта
сняты. В  каюте Бриггса  и в  салоне все залито водой: кому-то потребовалось
зимой открывать световой люк... Последняя запись в журнале "Целесты" сделана
24 ноября. А на аспидной доске, которую я нашел почему-то в салоне, -- 25...
Кстати, сэр, наше место на сегодня?
     -- Широта 38°20', долгота 17°37'. Я сам брал в полдень солнце, Дево, --
ответил Морхауз.
     Рассказав о  результатах  осмотра, штурман достал  из  бокового кармана
записную книжку.
     --  Смотрите, капитан, что теперь получается.  Двадцать четвертого  они
были  в  точке  36°57'  северной  широты  и  27°20'  западной долготы, а  на
следующий  день они взяли пеленг самого восточного мыса Санта-Марии. Значит,
десять дней назад "Целеста" находилась  в шести  милях к зюйд-зюйд-весту  от
острова.
     -- Нет, я определенно ничего не понимаю,  Дево! -- воскликнул  капитан,
нагнувшись над  картой Северной  Атлантики. Выходит, что "Целеста" без людей
прошла в восточном направлении почти четыреста миль, а полтора часа назад мы
встретили ее идущей на запад. Вы же сами видели,  что она шла нам навстречу!
Происходит какая-то неразбериха!
     -- Нужно  полагать, капитан, что по какой-то причине Бриггс  с командой
покинул  свое судно  на шлюпках,  и покинул очень быстро... На "Целесте" нет
секстана,  хронометра и,  кроме  журнала, никаких  судовых документов! Самое
непонятное --  это компас... Он  валяется  разбитым на  корме у штурвала,  а
нактоуз сдвинут с места, по-моему, ломом. Как мог Бриггс уйти  на шлюпке, не
взяв с собой компас?
     -- Да, хорошо, если еще ушли, -- сказал Морхауз, -- а если это  пираты,
Оливер?  Помните, что  в шестьдесят девятом эти негодяи  сделали  с  "Вечным
Жидом"? Тогда они не пощадили даже юнгу...
     -- Капитан, я не думаю, что на "Целесте" побывали пираты. Ведь  для них
судно,  груженное чистым  спиртом, -- настоящий клад!  К тому  же все ценное
оказалось  нетронутым,  даже  деньги  Бриггса и золотые  украшения его жены.
Что-то непохоже на пиратов...
     -- Все равно, Оливер, на "Целесте"  случилось что-то серьезное. Я  знаю
Бриггса, он не станет просто так рисковать
     жизнями жены и двухлетней дочери. С ребенком в шлюпке, да еще при таких
ветрах,  как теперь... Говорил  я ему в Нью-Йорке:  "Не бери с собой жену  в
этот рейс, это не время для прогулок в Италию".
     -- Да, сэр, -- согласился Дево, -- зимняя Атлантика не для женщин, -- и
помолчав, добавил:
     --  Когда я  был в  каюте Бриггса, мне в голову пришла мысль о том, что
"Целеста" вообще несчастливое судно. Вы  помните,  должно  быть, сэр, что  в
шестьдесят  втором,  когда  "Целеста"  совершала  свое  первое  плавание  со
Спенсера  в Уиндзор, ее капитан исчез, исчез  бесследно...  Тогда  так  и не
узнали, куда он делся...
     --  Знаю, Дево, помню эту историю. "Целеста" действительно несчастливый
корабль. Ведь после  этого, если  не  изменяет память, в шестьдесят седьмом,
когда  ее  уже  продали  американцам,  она выскочила  на  камни  возле  мыса
Бретон... Да... зря Бриггс принял командование этой дьявольской бригантиной!
     -- Ну, ничего, сэр!  Я надеюсь, что с  Бриггсом и его людьми  ничего не
случится. До Азор-то -- рукой подать!
     --  Будем надеяться, дорогой Дево, что все кончится хорошо. Может быть,
они уже в Гибралтаре, -- повеселел Морхауз и твердо сказал:
     -- Пусть "Целеста"  будет кораблем хоть самого сатаны! Пусть! Но теперь
это наш приз, милый Оливер. Сколько, вы говорите, там бочек? Тысяча семьсот,
кажется? А? -- капитан вынул  из ящика  стола  лист бумаги, достал из жилета
карандаш и начал считать. -- Так... Это, Дево, не керосин! Это чистый спирт!
Ректификат!  Да  еще судно, и  не  какая-нибудь  рухлядь, а "Мария Целеста",
красавица... после капитального ремонта, с новой медью на днище!
     -- Сэр, на какую долю я могу рассчитывать? -- тихо спросил штурман.
     Морхауз бросил  взгляд на ровные  столбики цифр,  посмотрел  в упор  на
штурмана и, делая ударение на первом слове, ответил:
     --  Если  вы согласитесь  привести  бригантину  в  Гибралтар,  за  мной
двадцать пять процентов от одной пятой стоимости груза и судна.
     -- Да, сэр, но  ведь это же риск! В трюмах полно воды, почти голые реи,
даже компаса нет... -- начал Дево.
     --  Я повторяю:  ваша  доля  -- четверть, двадцать  пять процентов и ни
пенса больше! Если это вас не устраивает, я пошлю второго штурмана.
     -- Хорошо,  сэр!  Я согласен.  Сколько человек вы  мне  можете дать? --
спросил штурман.
     -- Возьмите боцмана и младшего Лорензена.  Вот вам  мой  личный компас,
попросите  у Макдональда секстан,  он у  него исправен и  точнее  вашего. На
"Целесте"  найдите  второй  комплект  парусины,  вооружите фок  и следуйте в
Гибралтар, -- сказал Морхауз.
        "О "Целесте" говорили все."
        "Адмиралтейская комиссия начинает следствие"
     Вечером 7 декабря 1872 г. "Дея Грация" отдала якорь на внутреннем рейде
Гибралтара. На следующее утро сюда благополучно прибыла и "Мария Целеста".
     Дево был  восхищен  замечательными  мореходными качествами  бригантины:
судно прекрасно слушалось руля, было легким на ходу и могло очень круто идти
к  ветру.  Однако, как ни  старался штурман "Деи Грации" проникнуть  в тайну
бригантины, выяснить что-либо новое ему не удалось. Перебирая в уме вереницу
самых  странных, почти  невероятных фактов и обстоятельств, предшествовавших
встрече "Деи Грации" с  покинутой людьми бригантиной, штурман не мог сделать
сколько-нибудь логичного заключения. Но тем не  менее он  с нетерпением ждал
момента, когда владелец  "Марии  Целесты"  выложит  Морхаузу вознаграждение.
Штурман мечтал о собственном корабле...
     На следующий день  по прибытии в  Гибралтар капитан "Деи Грации" сделал
официальное   заявление  местным   властям   о  спасении  "Марии   Целесты",
обнаруженной   им  в  океане.  Американский   консул  в   Гибралтаре   через
трансатлантический  подводный  кабель  по телеграфу известил  о  случившемся
владельца   бригантины  и  компанию  в   Нью-Йорке,   в  которой  она   была
застрахована.
     Королевский   юрисконсульт  в  Гибралтаре   Солли   Флуд,   исполнявший
одновременно  обязанности  и главного прокурора города, назначил для разбора
дела специальную  комиссию, куда  вошли  чиновники Адмиралтейства,  капитаны
английских военных кораблей, инженеры-кораблестроители и юристы.
     Капитану Морхаузу предложили в трехдневный срок  представить  подробный
отчет о происшествии. После  того  как  отчет  был вручен Солли Флуду, члены
комиссии осмотрели  бригантину,  ознакомились  с  ее  состоянием,  проверили
показания капитана "Деи Грации") и исследовали записи, сделанные в вахтенном
журнале и на грифельной доске "Марии Целесты".
     Чиновники Адмиралтейства  делали  всевозможные  предположения  о судьбе
команды, капитана Бриггса  и его семьи. Им, как и другим членам следственной
комиссии, казалось, что людей подобрало какое-нибудь судно, шедшее в Америку
или  из  Америки в Европу через  Гибралтар.  Участь экипажа "Марии Целесты",
казалось,  не очень-то волновала  и  самого  председателя комиссии --  Солли
Флуда.
     Прошла неделя, но никаких сведений о капитане Бриггсе не  поступало. 18
и 20 декабря адмиралтейская комиссия выслушала и запротоколировала показания
Оливера Дево и двух моряков "Деи Грации".
     Каждый  день  "дело  "Марии Целесты"  пополнялось  новыми сведениями  и
подробностями о судне, его капитане и членах  экипажа. Вот что было известно
достоверно.
     "Марию Целесту" построили в Новой Шотландии, на острове  Спенсер в 1862
г. Строителем бригантины  был  известный  корабельный  мастер Джошуа  Дэвис.
Водоизмещение судна равнялось 282 т, длина -- 30, ширина -- 7,6 и осадка  --
3,5 м.  Англичане, заказавшие Дэвису бригантину, назвали ее "Амазонкой".  Не
прошло и года, как  это изящное судно  завоевало репутацию отличного ходока.
Стройная,  с  красивыми  обводами,  бригантина  вызывала  зависть  у  многих
английских и американских судовладельцев и капитанов.
     После того как  "Амазонкам из-за навигационной  ошибки села на мель, ее
поставили в сухой док, отремонтировали и продали в Америку. Новому владельцу
не по вкусу пришлось  название  корабля. Возможно, набожность  побудила  его
снять с  судна  носовую фигуру, изображавшую  обнаженную по  пояс женщину  с
луком и стрелой, и назвать бригантину  "Девственницей  Марией".  С  тех  пор
вместо  отчаянной,  лукавой  Амазонки  нос  судна  стала украшать  смиренная
богоматерь.  "Мария  Целеста"  совершила  немало  успешных  переходов  через
Атлантику, завоевав право называться лучшей бригантиной на  северо-восточном
побережье Америки.  После  того как у  нее сменилось  несколько владельцев и
капитанов,  потребовался  капитальный  ремонт. Дубовый  набор бригантины  со
временем расшатался,  изъеденные червем  доски  обшивки пропускали  воду.  В
одном  из  бостонских доков  судну  сделали основательный ремонт -- починили
корпус, усилили форштевень, переделали кормовую надстройку. Бюро судоходства
без колебаний выдало новому  владельцу "Целесты" сертификат  на  годность  к
плаванию с отметкой "судно высшего классам.
     В деле адмиралтейской комиссии  по "Марии  Целесте"  имелись  подробные
сведения и о ее  капитане -- тридцативосьмилетним янки  из штата Массачусетс
--  Бенжамине  Бриггсе.   Это   был   опытный  судоводитель,  имевший  почти
двадцатилетний стаж плавания на парусных судах. Всегда предельно корректный,
пунктуальный и приветливый, американец был хорошо известен  в Гибралтаре. Из
рассказа  капитана "Деи Грации" генеральный прокурор знал, что Бриггс принял
командование бригантиной за десять дней до ее выхода  из Нью-Йорка. До этого
"Марией Целестой" командовал  старший штурман Бриггса -- Альберт  Ричардсон,
уроженец   штата  Мейн,  отчаянный  гонщик-парусник,  совершивший  несколько
рекордно быстрых рейсов на бостонских клиперах в Австралию. Он  был мастером
быстрых переходов и, как гласила молва, "знал секреты всех ветров". Излишнее
лихачество  Ричардсона  не  нравилось  владельцам  "Марии  Целесты",  и  они
назначили   капитаном   Бриггса.   Но   Ричардсон   так   был    влюблен   в
красавицу-бригантину, что предпочел остаться на ней помощникам капитана, чем
совсем расстаться с судном.
     Комиссии  было  известно  и  то,  что   на  борту  спасенной  Морхаузом
бригантины,   помимо   ее  капитана,  Ричардсона,  второго  штурмана   Эндрю
Джиллинга, кока Эдварда Хэда и четырех матросов, находилась жена Бриггса  --
Сара Элизабет Кобб-Бриггс с двухлетней дочерью Софи.
     Прошло больше месяца. О команде "Марии Целесты" по-прежнему не было  ни
слуха   ни  духа.  Дэвид  Морхауз  настойчиво  требовал  положенное  законом
вознаграждение за спасение бригантины. Однако Солли Флуд, видимо, подозревая
во всей этой истории из ряда вон выходящее, не спешил с выводами, а заодно и
с выплатой вознаграждения капитану "Деи Грации".
     Владелец  "Марии Целесты" --  Джеймс Винчестер  -- в прошлом сам плавал
капитаном.  В 1866 г.,  сколотив достаточный  капитал,  он  бросил службу  и
основал  с четырьмя компаньонами, в  прошлом  тоже  капитанами,  акционерное
общество  "Джеймс  Винчестер и компаниям. Флот фирмы  Винчестера  насчитывал
полтора десятка небольших, но быстроходных парусников  -- бригов, бригантин,
баркентин и двухмачтовых  шхун.  Старшим компаньоном Винчестера был Бенжамин
Бриггс, которого он  назначил  капитаном своего лучшего судна. Младшая  дочь
главы фирмы незадолго перед разыгравшимися событиями вышла замуж за штурмана
Альберта Ричардсона.
     В конце января  1873 г. в Гибралтар с  почтовым пароходом  из Нью-Йорка
прибыл Джеймс Винчестер -- владелец "М