Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
ского параллельного
троцкистского центра" в январе 1937 г. приговорен к 10 годам заключения.
Убит в тюремной камере уголовниками.
84. Маринушкин - технический помощник Красина в Наркомвнешторге.
85. Имеется в виду представительство Доброфлота в Латвии. Добровольный
флот - общественная организация, созданная в России в 1870 г. и ставившая
целью развитие торгового мореходства. Организация была сохранена после 1917
года. По положению 1922 г., Доброфлот находился в ведении Наркомвнешторга и
являлся самостоятельным юридическим лицом. Прекратил существование во второй
половине 30-х годов.
No 75. 26 июня 1923 года
Милые мои маманя и родные дочери!
Стомоняков завтра утром летит в Берлин, и я с ним по воздуху посылаю
это письмо. Вполне здоров, чувствую себя отлично, много работаю, но не до
отказа. В воскресенье (с субботы вечера) был у Катерины, но, к сожалению,
лил дождь, и, кроме осмотра высокогорья, ничего не удалось предпринять.
Кстати, не забыть: попросите Берзина от моего имени как-нибудь устроить
визу Кате, а то обидно, Виктор побывает у вас в Лондоне, а она, уже доехав
до Берлина, к вам не попадет.
Вчера Соня, Ася и Помзя (он ведь помощник зяблика) поехали на 3 недели
к Гермаше на Шатуру в отпуск. Помзя, он же Гермаша, очаровательный стал
мальчик, красавец писаный, точно с картины Рубенса или Тициана.
Из наших видел пока Асю и Бориса. Ася выглядит неважно, похудела и
подурнела, а Борис даже лежит с ангиной. Митя поправился, но все еще на
болоте. Авель уехал в отпуск к родным на Кавказ, на месяц. Из знакомых за
недосугом никого не видал. На днях только был у меня Вашков, он наконец-то
уезжает в Лондон, где будет представителем от ВСНХ. Запряжем этого толстяка
в работу по Аркосу и проч.
Ну, пока прощайте.
Обязательно мне напишите ваш адрес, как долго вы там пробудете и проч.
Если я у Стомонякова по приезде в Берлин не найду подробного и точного
письма от вас со всеми этими сведениями, я плюну на всякий отпуск и вернусь
обратно в Москву.
No 76. [10 августа 1923 года]
Милая маманя и родные мои девочки!
Что-то опять давненько нет от вас писем, последнее было от 16 июля, я
несколько заскучал. Вы, пожалуй, теперь где-нибудь за городом и, может быть,
поэтому и не пишете, или причина тому хлопоты со сборами и переездом на
другую квартиру? Не представляю, что у вас там делается. С Раковским,
видимо, выходит осложнение, но я по вопросам внешней политики настолько
разошелся со всей почтенной компанией, что ни за что и ни при каких условиях
никакого поста и поручения за границу не приму и оставление нами 54 Eton
Avenue дело окончательно решенное. Я очень бы, маманичка, просил отдать в
переплет все непереплетенные книги и вообще привести в порядок порядочную
накопившуюся библиотеку: она нам, да и ребятам еще очень пригодится. Менее
нужные книги можно уложить в ящики, оставить на хранение в Аркосе и
впоследствии отправить их куда придется переезжать или прямо пароходом в
Питер. Я все более и более убеждаюсь, скоро Россия будет наиболее покойной и
удобной страной, в Европе черт знает что делается, и разрушение Германии не
может пройти бесследно ни для Франции, ни для Англии, социальные
противоречия и конфликты там будут все нарастать. Сейчас трудно найти спецов
для работы в Германии, все указывают, что мы, мол, в 1918-1919 и у себя дома
довольно натерпелись, чтобы нам еще в Берлин ехать. У нас же, хоть многое
идет через пень-колоду и хотя власть имущие делают, кажется, все возможное,
чтобы все шло навыворот и кое-как, объективное положение страны настолько
благоприятно и ее внутренние жизненные силы столь заметно восстанавливаются,
что Россия, пережившая варягов, монгольское иго и Романовых, несомненно без
большого урона переживет и Наркомфина, и стабилизацию рубля=1, и
литвиновскую внешнюю политику=2. Каракули государственных деятелей какая-то
невидимая рука выпрямляет в подлинные письмена истории, и как мы ни
ошибаемся и как ни куролесим, выходит все ладно: вот что значит плыть в
одном направлении с великим историческим потоком.
Я живу по-старому. Работы немного стало поменьше и на воск[ресенье] и
понед[ельник] этой недели я ездил к Классону на Электропередачу. К
сожалению, оба дня лил проливной дождь, и мы, походив, наподобие мокрых
куриц, по болоту, должны были убраться восвояси и засесть за канцелярскую
работу или за чтение. Лето из рук вон плохое. Подгоняю к нач[алу] сентября
уехать в отпуск, но дня определенно назначить еще не могу, гл[авным] образом
из-за Фрумкина, до возвращения которого мне отсюда нельзя уехать. Мне,
конечно, страшно хотелось бы ускорить отъезд, чтобы не пропустить еще у вас
там теплого времени. Ну, я думаю все-таки, что весь сентябрь еще должен быть
теплый. Соня, Ася и Помзя сейчас на Шатуре у Гермаши, и я должно быть завтра
с Гермашей туда поеду на субб[оту] и воскресенье. Как видите, это вот уже
мой третий weekend=3, только погода подгуляла.
Ну, пока до свидания.
Крепко вас всех, мои милые и родные, целую и обнимаю. Будьте
благополучны и пишите.
Ваш папаня.
No 77. 19 августа 1923 года
Милая моя Маманя!
Очень мне больно было читать из писем и слышать от Маринушкина, что
здоровье твое плохо. Горюю об этом и за тебя, и за ребят, и еще больше за
себя, потому что чувствую и твой и их укор мне, да и действительно выходит,
ничего, кроме обид и огорчений, я тебе за всю жизнь с тобой не принес.
Худого тебе судьба послала мужа, и, верь мне, мне очень горько и тяжело, что
я не мог и не могу сделаться таким, какого тебе надо.
А тут еще сваливается на тебя болезнь Андрюши! По сообщениям из
Берлина, болезнь его не считается опасной, и надеюсь на скорое
выздоровление, но как бы то ни было, тебя вся эта передряга, очевидно,
встревожит и много возьмет у тебя сил. Вера Ивановна мне говорила, что в
Берлин поехала Нина, что, по-моему, правильно, лучше пусть она его привезет
в Лонд[он], если лечение не потребуется продолжительное, чем тебе самой
ездить и рисковать расхвораться в конец самой, особенно учитывая трудности
путешествия и тяжелое положение в Германии, где вот-вот может начаться
такое, чего еще свет не видел.
Вера Ивановна тоже поехала в Берлин и, так как она чрезвычайно
проворный и оборотистый человек и, как видно, очень Андрея любит, то, я
думаю, сделает там все что только может. Что болезнь застала А[ндрея] в
Германии, тоже в конце концов лучше,- в Турции или по дороге это было б
совсем ужасно, в Берлине же он с самого начала попадет в руки лучших врачей
и в хорошую лечебницу. Здешние врачи по симптомам, сообщенным из Берлина,
делают успокаивающий прогноз, и я надеюсь к моему приезду в Л[ондон] застать
Андрюшу уже у вас.
Я собираюсь выехать в начале сентября, но точной даты еще не решил, так
как должен ждать возвращения Фрумкина, который в Бадене.
Если Фр[умкин] вернется без опоздания, то я выеду числа 7-10 сент[ября]
через Кенигсберг. А может быть, придется заехать в Ригу в связи с
хлебоэкспортом, тогда поеду по железной дороге.
У нас льют отчаянные дожди, а вчера был град величиной с голубиное
яйцо. Сено чернеет, рожь уже полегла, и, пожалуй, под Москвой и на севере
урожай будет неважный. Но в среднем он будет все же неплохой, и мы сейчас
успешно готовимся к экспорту хлеба.
Ну, вы имеете о нас свежие сведения от Маринушкина. Вероятно, ко
времени получения этого письма он уже выедет обратно. Надеюсь, вы не
забудете послать мне с ним альбом фото, оставленный мною под скамьей, быть
может, у подножья лестницы.
Был прошлое воскресенье у Гермаши, на Шатуре, куда 3 недели назад
уехали Сонечка с Асей и Помзей, прихватил и понедельник, но оба дня выдались
дождливыми, и мы все время просидели на террасе или в комнате.
Помзя очень хороший мальчик, выглядит точно годовалый, но зато и
высосал этот подлец Асю основательно. Сонечка что-то все похварывает,
переутомляется работой, видно. Гермаша зато выглядит хорошо, очень бодр и с
большой энергией занимается своими торфяными машинами. Кажется, дело пойдет,
и испытания ближайших 3-4 недель покажут окончательный результат,- а он
сводится чуть ли не к удвоению производства. Все это довольно интересно, но
довольно серо, и надо в это втянуться, чтобы чувствовать себя хорошо. Имею в
виду вас, привыкших к загранице, я все стараюсь себе представить, как вы
здесь себя будете чувствовать. По поводу переезда будем решать по моем
возвращении. Я постараюсь навести справки о возможной квартире у Авеля. На
зиму глядя, едва ли, впрочем, стоит это предпринимать, и до будущей весны,
пожалуй, лучше [жить] в Англии. Обо всем этом поговорим. Что касается совета
уйти от работы, то как ни противны и ни возмутительны даже некоторые колена,
которые тут время от времени по моему адресу откалывают, уйти нет никакой
возможности ни по личным, ни по общественным причинам. Я иногда на эту тему
думаю, но прихожу всегда к одному выводу. Да и работы сейчас на частном
[рынке] нельзя найти сколько-нибудь отвечающей теперешнему [моему
положению]=4, а без работы я так же мало смогу существовать, как волчок...=5
вертевшись.
Пишу утром. Сегодня мы открывали Всесоюзную сельскохоз[яйственную]
выставку =6. Вышел целый город на берегу Москва-реки. Было очень интересно,
торжественно и эффектно. Пришлось держать речь на площади перед 10 000
человек слушателей; я сперва не знал, каким голосом начать речь в такой
аудитории, а потом вспомнил, как в Сибири вызывают паром с другого берега
реки, и закричал благим матом. Вышло, говорят, хорошо.
Ну, пока, до свидания, крепко целую тебя, милый мой Любан, не сердись
же на меня, взгляни поласковее. Твой Красин.
No 78. 26 сентября [1923 года]
Милый мой Любан!
Не сердись на меня, что я мало пишу, ей Богу, нет минуты свободной.
Когда меня не тормошат разговорами или нет заседаний, надо думать так много
и такие все интересные и полезные вещи, что я не могу себе этого запретить.
Во сколько тысяч раз полезнее здесь каждый день моей работы против
заграничного прозябания. А главное, приятно видеть, как все это растет и
ширится. Вот сейчас были люди от Совторгфлота. Мы взяли год назад это
дефицитное предприятие с убытком [в] 4 млн рублей, а в этом году они уже
свели концы с концами, а с будущего года начнут давать прибыль.
Получил твои письма. На многие темы не хочу отвечать, чтобы не вступать
в полемику.
Но это мне не мешает очень тебя любить, я тебя никогда не разлюблю и
всегда буду с тобой жить.
Целую крепко тебя и родных моих девочек.
Твой Красин.
No 79. 13 октября 1923 года
Милая моя мамоничка и дорогие мои дочери!
Как я жалею, что вас нет здесь сейчас со мной: стоит такая чудная и
красивая осень, что, право, стоит Италии! Я вчера пошел к Сонечке, посидел с
ними часа два на 1-м Ильинском, а потом вышел на берег Москва-реки, и так
меня увлекла необыкновенная красота безветренного солнечного осеннего дня,
что я взял маленькую лодку и часа полтора провел на воде, доехав почти до
Ленинских (Воробьевых) гор=7. Как раз в это время где-то в Сокольниках
началось состязание воздушных шаров, и три или четыре аэростата медленно,
точно в задумчивости, поднялись и остановились над городом. За полтора часа
моей прогулки их только чуть-чуть отнесло, м[ожет] б[ыть] на полторы-две
версты- такая тишь была в воздухе.
Писем от вас, миланчики, нету, если не считать отправленного из Милана
в день отъезда. Так я и не знаю, где вы и что с вами, доехали ли вы уже до
Лондона или все еще странствуете, и как вы устраиваетесь, и когда мне
ожидать здесь мамоничку и Катабрашного. Я, конечно, тоже не злоупотребляю
писанием, но одно письмо через Бул. обстоятельное я вам, впрочем, послал. А
потом, я один, а вас много, и я занят сверх всякого естества.
Ну, буду писать по порядку. Чувствую себя очень хорошо, несомненно,
отдых пошел на пользу. Чтобы не толстеть (о, ликование среди старшей и
старше-старшей дочерей!), я по вечерам ужинаю только холодное, ветчину или
еще что, благо "Арменторг" прислал мне "на пробу" 5-фунтовую банку
малосольной икры. Загар мой, конечно, уже сходит, особенно с лица. Работы
много, и, если не считать вчерашней прогулки, на воздухе я бываю не очень
много. В доме все в порядке. На этой неделе, вероятно, начнем ставить двери
и доканчивать недоделки по части освещения. Словом, готовимся вас встречать.
Если еще день-два не будет писем, придется вам телеграфировать. Наши все
здоровы, виделись из-за нагрузки редко, Бориса даже еще не видал.
Крепко вас, родные мои, целую. Писать пока больше некогда. Мамоничка,
ты насчет сердца не беспокойся, вылечимся, а в случае чего по Богданову
будем ремонтироваться=8. Я вчера к ним заходил: он выглядит великолепно, и,
по-видимому, операция действительно сильно его поправила.
Целую всех вас. Красин.
No 80. 17 октября 1923 года
Миланчики вы мои!
Наконец-то после чуть ли не двух недель перерыва письмо маманички от 11
октября. Где вы, шалуньи мои, были, я даже этого не знаю: не то в Италии, не
то под Биаррицем=9.
Любаша, [ты] пишешь насчет больших неприятностей и т. п. Кто это тебе
все набрехал? Напротив, несмотря на жестокие атаки нэпа на монополию внешней
торговли, настроение в отношении меня сугубо благожелательное и
благоприятное, а так как к этому присоединились еще весьма удачные
тактические выступления, то в общем и целом, несмотря на объективные
трудности (омужичение, в том числе и мозгов), мы отстояли свои позиции
вполне и имеем передышку, в общем, вероятно, не менее, чем на год. Всякие
беспокойства в связи с россказнями разных кумушек надо оставить. Я со времен
Владимира] Ильича=10 не чувствовал себя в такой степени господином положения
в своей сфере работы, как сегодня. Если твое осведомление идет от Нетте=11,
то это доказывает лишь, что он такой же ловкач по части осведомления о
внутреннем положении, как и мастер по части перевозки икры. Этакая балда! Ну
да и Чернышев тоже хорош! г...ные коммунисты. Вот за такое головотяпство
действительно стоит чистить из п[арт]ии.
Завтра я еду в Харьков на сессию ВУЦИКа=12 и для прочтения докладов.
Это последнее настоятельно необходимо, и питерцы меня тоже с этим ожидают.
Вообще все люди в один голос уговаривают поездить по России и показаться
провинции, и в этом, конечно, много справедливого. Того же мнения держится и
толстый Авель, у которого я был как раз сегодня. Он ярый сторонник переезда
сюда и девочек и уверяет, что и в отношении учения и науки, и в отношении
работы, и в отношении удовольствий и природы здесь жизнь будет богаче и
разнообразнее, чем за границей.
Погода у нас портится и насчет природы сейчас плоховато. "Испано
[Суизой]"=13 я очень доволен, он какой-то особенно проворный, черт, в смысле
быстроты перехода от нулевых скоростей до 60-80 км, и в силу этого езда на
нем по городу сильно отличается от других машин. Сам я за руль, впрочем, ни
разу не садился, не до того сейчас, из-за опасения себе простудить бок я
езжу уже на закрытой машине, хотя она смахивает уже на Ноев ковчег.
Ну, миланчики мои, пока до свидания. Надеюсь к вам вернуться к ноябрю,
к годовщине революции, если не будет каких-либо задержек. Собственно
французские дела как будто не вызывают особой спешки, здесь же я за день
делаю больше, чем там в полгода.
Пишите почаще и вы, детеныши мои, тоже, Людмильчик, и Катабраша, и
Любан! Ведь уж не так трудно раз в неделю черкнуть пару строчек. Целую вас
всех крепко, смотрите, чтоб маманя не бегала нагишом по нетопленному дому,
одевайте ее в фуфайки без всякого сожаления. Целую крепко всех, тоже Анечку
и Лялю.
Ваш папаня.
No 81. 8 ноября [1923 года]
Милый мой Любанаша!
Я очень огорчился сегодня, узнав от своего великолепного секретаря, что
телеграмма тебе не была послана до сегодняшнего дня.
Вероятно, ты был очень этим недоволен, а я, конечно, виноват, главным
образом в том, что не усмотрел за своим секретарем, что, впрочем, случается
со мной и в других делах: за всем не усмотришь.
В Берлин приехал 6 вечером, а на другой день по случаю советского
праздника мне уже с утра почти пришлось участвовать в официальных приемах и
торжествах=14. Днем было собрание и концерт в филармонии, и с той самой
кафедры, на которой когда-то дирижировал Никиш=15, Крестинский=16 произносил
обычную приветственную речь, а затем оркестр филармонии исполнил
"Интернационал" и 9 симфонию=17. Все было чинно и довольно импозантно. Но
все это было ничто по сравнению с вечерним раутом в посольстве, где
собралось до 500 человек представителей дипломатического корпуса, чиновников
министерств, промышленников, банкиров и всякой "знати", и тут же коммунисты
наши и немецкие. Не думаю, чтобы когда-либо в залах посольства собиралась
столь разношерстная компания. Со мной же чуть не вышел скандал в том
отношении, что, отложив по обыкновению переодевание до самого вечера, я,
начав напяливать на себя смокинг, к большому удивлению констатировал в своих
чемоданах отсутствие рубашек, кроме полосатых и пестрых. По дневному
концерту публика знала о моем приезде, и отсутствие мое на вечере было
совершенно невозможно, пойти же в пестрой сорочке тоже было нельзя. Выход из
трагикомического положения был найден только после тщательного обыска моего
берлинского чемодана, в котором на дне, по счастью, оказалась одна сорочка,
хотя и не безукоризненной свежести. Впопыхах Ляля сорочек мне не положила.
Немцы без различия направлений признают положение трудным до
безвыходности, но, скорее всего, дальнейшее развитие пойдет не по пути
какого-либо переворота или организованной борьбы, а разложением и
нарастанием разных хулиганских и центробежных стремлений доведенной до
отчаяния массы. Людьми, просящими милостыни, полны улицы, и у всякой кассы,
где платят деньги, на Untergrund[bahn] и пр., стоят люди, протягивающие
руку. Много случаев драк и открытого уличного грабежа. Останавливают днем
автомобили и обирают дочиста. На некоторых улицах вечером людей раздевают
донага и пускают по домам в белье или даже нагишом...=18 не беспокойся и не
воображай разных страстей и напастей, которые вовсе мне не угрожают. Дня
отъезда я еще не назначил, но, вероятно, не задержусь здесь более 3-4 дней.
Пока кончаю, а то ко мне пришли и, если отложу, письмо пролежит. Целую
тебя, милая моя маманичка, будь здоров и благополучен, не беспокойся за
меня, подготовляйся к отъезду. Следи за своим здоровьем и сном. Крепко тебя
и девочек родных целую. Твой Папаня.
No 82. [8 ноября 1923 года]
...=19 Это делается, кажется, по указаниям некоторых правых
организаций, старающихся направить движение в русло антисемитизма и
демагогических выходок, грабят булочные, а вчерашней ночью в определенном
районе планомерно обобрали ювелирные магазины. Понятно, на еврейских
магазинах дело не остановится, и применение лозунга "грабь награбленное" в
немецких условиях и при отсутствии такого фактора, каким у нас была
коммунистич[еская] п[арт]ия и Советская власть, может привести людей к
совершенно неожиданным для инициаторов п