в ответ. Колька Токмачев!  Парень  из
нашей группы, весельчак и задира,  с  румяными,  похожими  на  рязанские
яблочки щеками. Однажды он не пришел на занятия, а  потом  прошел  слух,
что Колька погиб, но никто не знал никаких подробностей. Погиб, убит,  в
общем,  пропал  молодой  парень,  скорее  всего  из-за  своей   излишней
задиристости. Он слегка за мной ухаживал,  но  скорее  на  публику,  чем
серьезно, во всяком случае, я именно так это и воспринимала.
   Родом он был из Крыма, из Судака, куда то ли в шутку, то ли всерьез и
приглашал меня приехать  летом  отдохнуть.  Судьбе  было  угодно,  чтобы
именно в то лето я и попала в Крым, в спортивный  лагерь  неподалеку  от
Судака. И специально заехала к Колиной матери: адрес  у  меня  был.  Мне
хотелось рассказать ей о том, как жил ее  сын  в  Москве,  как  все  его
любили, как нам всем его теперь не хватает. Просто - поговорить с ней  о
сыне, мне почему-то казалось, что ей это будет нужно.
   И  я  не  ошиблась.  Мать  Коли,  показавшаяся  мне  тогда  столетней
старухой, обрадовалась возможности вспомнить  любимого  и  единственного
сына не одной, а с кем-то, кто знал его. Боже мой, ведь  ей  тогда  было
немногим больше лет, чем мне сейчас!
   Она рассказала мне, каким образом погиб Коля. Его тело нашли утром  в
реке у пустынной набережной возле Киевского метромоста. На  той  стороне
реки не было жилых домов - как там очутился Коля, не мог  понять  никто.
Дело происходило слякотной мартовской ночью, Коля был в пальто,  но  без
шапки и почему-то без ботинок, а руки у него оказались содраны до крови.
Пытался выползти наверх, вновь и  вновь  соскальзывая  по  обледеневшему
граниту, изгиб которого этого  все  равно  не  позволял?  Ободрал  руки,
отбиваясь от кого-то? Умер от ушиба при падении или  просто  замерз?  На
все эти вопросы ответов следствие не  нашло,  и  дело,  что  называется,
"повисло".
   На меня рассказ произвел жуткое  впечатление,  и  я  никак  не  могла
выбросить его из головы. А когда вернулась в полупустую  летнюю  Москву,
то  единственным  знакомым  человеком  там   был   Володя,   с   которым
только-только начинался наш замечательный недолгий роман. Но  тогда  все
еще было безмятежно-ясно, и я помчалась к  возлюбленному,  просто  чтобы
выговориться, избавиться от кошмара.
   Прекрасно помню, как все это происходило. Мы сидели в его комнате,  я
в кресле, он на диване. Я говорила и говорила,  а  Володя  морщился  все
больше и больше и наконец не выдержал:
   - Зачем ты мне рассказываешь эти ужасы? Мы месяц не виделись, и  тебе
больше не о чем говорить? Или ты все-таки была неравнодушна к этому, как
его, румянчику вашему?
   Я тогда обиделась,  правда,  ненадолго.  Но  с  тех  пор  стоило  мне
оказаться на той, Киевской, ветке или тем более проезжать по метромосту,
как на память неизменно приходил Коля, и я даже невольно скашивала глаза
вниз, к поверхности реки у кромки  набережной.  И  вот  сейчас  это  все
всплыло снова. Но испугалась я не того, что вспомнила, а того,  что  всю
эту историю знали только двое: Володя и я. Больше я никому и никогда  ее
не рассказывала, даже ребятам из группы,  помня  о  том,  какую  реакцию
вызвал мой рассказ у Володи.
   - Наташа, - снова затеребил меня Павел,  -  да  очнитесь  же!  Что  с
вами?
   - Скорее всего очередной приступ тихого помешательства, -  попыталась
усмехнуться, но попытка  не  удалась,  губы  у  меня  дрожали,  а  страх
накатывал изнутри противными липкими волнами. - Я вспомнила...
   И не давая себе ни секунды отсрочки, чтобы не передумать,  рассказала
Павлу о том, что минуту назад осознала. Конечно, в глубине души я ждала,
что Павел пожмет плечами и скажет что-нибудь  насчет  самых  невероятных
совпадений и особенностей  моей  фантазии,  то  есть  примерно  то,  что
накануне говорил мне Андрей. Но мой спутник молчал  и  не  пытался  меня
разубедить. Молчал он  и  еще  какое-то  время,  пока  мы  выбирались  с
кладбища, садились в его машину, чтобы ехать  на  поминки,  выезжали  из
узкого проезда. И лишь на нормальной улице Павел произнес:
   - Прошу вас, забудьте сейчас о том, что  мне  рассказали.  Это  очень
важно, это многое объясняет, но вам лучше держаться  от  всего  этого  в
стороне... по мере возможности.
   - Почему? - тупо спросила я.
   Действие утренней таблетки, по-видимому, прошло, у меня  тупо  болела
голова, щемило сердце, и  вообще  хотелось  только  одного:  лечь.  Куда
угодно, только лечь и ничего не видеть, не слышать и не ощущать. У меня,
как у котенка из моего любимого анекдота, кончился бензин.
   - Потому что "потому" кончается на "у", - потерял терпение  Павел.  -
Пошевелите   мозгами,   напрягите   извилины.   Вы   же   оказались    в
непосредственной близости от убийцы, неужели это непонятно? Извините  за
резкость, Наташа, но порой вы ведете себя  как  дитя  малое,  а  не  как
взрослая разумная женщина.
   Господи помилуй, он почти дословно повторил то,  что  любил  говорить
Валерий, когда я окончательно выводила его из себя. Правда, муж на  меня
в этих случаях не кричал, наверное, потому, что любил. Ну а  посторонний
человек в подобных обстоятельствах просто не может сохранять олимпийское
спокойствие, видя такую непроходимую тупость.
   - Простите, пожалуйста, у меня страшно болит голова, я  почти  ничего
не соображаю. Наверное, это реакция...
   - Не наверное, а точно, - уже гораздо менее сердито отозвался  Павел.
- Сейчас я вам дам еще одну таблетку,  должно  стать  полегче.  А  может
быть, вам не стоит ездить на поминки? Свалитесь - кто ухаживать станет?
   - Андрей, наверное, - попыталась я пошутить. -  Он  вроде  как  начал
было, да капсула помешала.
   - Мне почему-то кажется,  что  Андрею  будет  приятнее  ухаживать  за
здоровой женщиной, чем за больной, - не принял шутки Павел.  -  Возьмите
таблетку. Все-таки лучше  бы  вам  не  ездить  на  поминки.  Что-то  мне
тревожно...
   Я чуть не подавилась лекарством: услышать такое из  уст  Павла  было,
мягко говоря, неожиданностью.  Да  и  само  предложение  мне  показалось
диким.
   - Да  вы  что!  Как  же  я  могу  не  поехать?  Нет,  это  совершенно
невозможно! И потом, я же не одна там буду, так  что  не  волнуйтесь  за
меня. Посижу в уголке, помолчу.
   -  Ну  если  только  помолчите...  Наташа,  пожалуйста,  постарайтесь
сегодня как можно меньше  общаться  с  вашим  приятелем.  Он  становится
опасным, а вы можете проговориться  в  какой-нибудь  мелочи:  о  той  же
дискете, например. С одной стороны, не хотелось бы его  спугнуть  раньше
времени, а с другой - еще меньше хочется делать из вас "живца".
   Я еще раз поклялась, что буду вести себя тише  воды,  ниже  травы,  и
Павел с явной неохотой повез меня в центр, на Ордынку, где жили Маринины
родители. Их огромная квартира, где в дни нашей молодости собиралось  по
пятнадцать-двадцать человек потанцевать и, вообще, "оттянуться", на  сей
раз показалась мне мрачной и неухоженной, а не  шикарно-вылизанной,  как
прежде. Возможно, это объяснялось тем, что все люди в ней были  одеты  в
черное. И еще тем, что зимний день за окном  был  по-прежнему  хмурым  и
неприветливым.
   - Не могу поверить, -  в  десятый,  наверное,  раз  всхлипывала  мать
Марины. - Такое горе, такое  горе!  Никого  у  нас  с  отцом  теперь  не
осталось, внуков так и не дождались. Для кого теперь жить?
   Володя какое-то время сидел рядом с тещей, периодически делая попытки
ее как-то утешить. Но потом у него, наверное, кончился запас энергии,  и
он начал искать глазами знакомые лица. Наши  взгляды  встретились,  и  я
увидела, как  Володя  еле  заметным  кивком  приглашает  меня  выйти  из
комнаты.
   - Я на кухню, - шепнула я Павлу и выскользнула из-за стола.
   Володя действительно ждал меня там. Когда я вошла, он как раз  убирал
в холодильник бутылку водки, а  на  столе  уже  стояли  две  наполненные
рюмки.
   - Помянем Марину тут, - тихо сказал он. - Мы с тобой, кажется, самыми
близкими людьми для нее были. И из  прежней  компании  почти  никого  не
осталось: иных уж нет, а те далече.
   - Да, я тоже сегодня вспомнила студенческие годы.  Как  быстро  время
пролетело! Кто бы мог подумать еще два года  тому  назад,  что  все  так
обернется? Валерия нет, Марины нет...
   Володя протянул мне рюмку и поднял свою:
   - Ну, не чокаясь...
   Я еще успела подумать, что на голодный желудок да после невесть каких
лекарств мне бы лучше вообще не пить, но было  уже  поздно.  К  тому  же
ничего страшного  не  произошло:  просто  внутри  стало  тепло,  а  день
приобрел хоть какие-то краски, кроме черно-белых.
   - У меня снова неприятности, - поделилась я с приятелем наболевшим. -
Погиб бывший мой родственник, муж сестры Валерия. Так что теперь на деле
с капсулой можно поставить крест.
   - Какая капсула? - несколько  раздраженно  спросил  Володя.  -  Какой
родственник? Ната, тебе,  по-моему,  нужно  показаться  хорошему  врачу.
Понимаю, что события последнего года на тебя не могли не повлиять, но не
до такой же степени.
   Тут уже я ощутила некоторое раздражение и снова отхлебнула из  рюмки,
которую все еще держала в руке.
   - Здравствуйте! Ты сам вчера меня  спрашивал  фамилию,  говорил,  что
попробуешь что-то выяснить, а сегодня у тебя  отшибло  память?  На  тебя
непохоже, ты всегда гордился тем, что ничего и никогда не забываешь...
   Я замолчала, пораженная внезапно  пришедшей  ко  мне  мыслью:  Володя
действительно помнил абсолютно все, а значит, и то, что про гибель  Коли
Токмачева ему рассказала я. Но это значит, что он тут абсолютно  ни  при
чем, просто случайное совпадение обстоятельств.  Не  станет  же  он  так
глупо  подставляться,  убирая  моего  родственника,  хоть   и   бывшего,
способом, о котором узнал от  меня!  Господи,  да  что  я  вообще  несу,
действительно ведь впору обращаться к психиатру.
   Павел возник в  дверях  кухни,  как  раз  когда  я  собиралась  прямо
спросить своего приятеля, виноват ли он в гибели по меньшей  мере  двоих
людей. В ту  минуту  мне  это  казалось  самым  простым  и  естественным
вопросом на свете. Главное - выяснить, и можно со спокойной душой думать
о другом.
   - Наташа, я вас ищу. Вы, наверное, устали  -  хотите,  я  отвезу  вас
домой?
   - Да что вы, -  отмахнулась  я,  -  только-только  в  себя  пришла  и
согрелась. Не беспокойтесь, Павел, все в порядке. Мы вот тут  с  Володей
молодость вспоминаем, общих знакомых. Все-таки почти двадцать  лет  друг
друга знаем, правда, Володя?
   - Через год будет двадцать, - кивнул он, пристально глядя на меня.  -
Мы познакомились в семьдесят девятом, тогда еще май был безумно  жаркий,
а я потом все лето провел в Москве, работа подвернулась.  А  ты  в  Крым
ездила, так?
   Наши глаза встретились. Я поняла, что мы одновременно вспомнили  одно
и то же: летнюю встречу в  Москве  и  мой  рассказ.  Не  знаю,  как  это
объяснить, но мне почудилось, что в комнате ударила молния. Все поплыло,
заволоклось какой-то зеленоватой дымкой - и пропало.
   Очнулась я на диване и сразу даже не поняла, где именно нахожусь.  На
лбу лежало что-то холодное, я потрогала и обнаружила то ли салфетку,  то
ли полотенце. И тут же надо мной склонился Павел. Нельзя сказать,  чтобы
лицо у него было приветливым, скорее - хмуро-настороженным.
   - Так, - констатировал он, - очнулись? Сейчас я отвезу  вас  домой  и
уложу в постель. А еще лучше - помещу  в  больницу  и  спокойно  займусь
делами. Вы будете под надежным присмотром и уж точно больше не наделаете
никаких глупостей. Заодно обследуетесь.
   - Какая больница? - простонала я  в  совершенном  ужасе.  -  Не  надо
никаких больниц, мне просто на минутку стало  дурно.  Я  вообще  сегодня
себя неважно чувствовала, а после кладбища, разговоров...
   - Рюмки водки на голодный, как  легко  догадаться,  желудок,  -  сухо
продолжил Павел. - Хорошо, с больницей мы решим потом: днем раньше, днем
позже - это уже не принципиально.  Но  сегодня  и  завтра  -  постельный
режим. В противном случае,  Наташа,  я  вам  обещаю  тюремный  изолятор,
потому что иначе вас просто невозможно контролировать.
   Я угрюмо молчала. Ответить мне было нечего,  я  чувствовала  себя  не
только виноватой, но еще и непроходимо глупой.  Ну,  это  уже,  конечно,
диагноз, ничего тут не поделаешь. А еще мне было страшно, и при мысли  о
том, что нужно будет снова общаться с Володей, говорить какие-то слова и
изо всех сил прятать жуткую догадку, я просто впала в панику, которая не
замедлила отразиться на моем лице.
   - Мы уйдем не прощаясь, - прочитал мои мысли Павел. - Вам  сейчас  не
до светских условностей. Есть у вас кто-нибудь, кто мог бы побыть с вами
пару дней? Одной вам оставаться нельзя...
   - Только Галка, - вздохнула я. -  Приеду  домой,  позвоню  ей,  может
быть, она сможет.
   Павел протянул мне свой сотовый телефон.
   - Звоните. Договаривайтесь, я  готов  ее  сам  привезти,  чтобы  быть
спокойным. Далеко она живет?
   - Около Курского вокзала. У нее своя машина, только я не уверена, что
сейчас застану ее дома.
   - Ната, я могу сегодня побыть с тобой, - раздался  голос,  который  я
вовсе не желала слышать. - Дел  у  меня  никаких  нет,  а  ухаживать  за
больными я умею.
   - Спасибо, Володя, - ответил за меня Павел, -  но,  по-моему,  Наташе
сейчас лучше побыть с кем-то, кто не напоминал  бы  ей  о  всех  прошлых
событиях. Мне, во всяком случае, так представляется как врачу.
   - Да-да, - ухватилась я за эту идею, - я позвоню своему знакомому, он
рядом со мной живет. И Гале. Так что все будет в порядке.
   Я упорно не смотрела на Володю, но чувствовала, что он-то с меня глаз
не сводит. От этого все внутри у меня дрожало противной мелкой дрожью, а
по спине разливался жуткий холод.  Вот  когда  я  на  собственной  шкуре
испытала, что означает умирать от  страха.  В  буквальном  смысле  этого
слова. Руки тряслись так, что Галкин номер телефона я набрала с  третьей
попытки, хотя давным-давно могла это делать вообще с закрытыми глазами.
   - Выезжаю, - отрезала Галина, услышав мои сбивчивые объяснения. -  На
ночь остаться не смогу, но до  позднего  вечера  пробуду.  Тарасов  меня
потом заберет.
   - Ну вот и все, - сказала я Павлу,  возвращая  ему  трубку.  -  Галка
будет у меня через час.
   Остальную информацию я придержала при себе, памятуя угрозы больницы и
тюремного изолятора. Ни то ни другое мне не улыбалось в принципе. Насчет
тюрьмы не знаю, но больниц я боюсь еще  больше,  чем...  Ну,  чем  всего
остального.
   Почти всю дорогу до моего  дома  мы  с  Павлом  молчали.  То  есть  я
молчала, а он несколько раз говорил с кем-то по телефону и при этом  все
больше и больше мрачнел. В конце концов я набралась смелости и спросила,
что на сей раз не так. Не сомневалась, что услышу еще об одном трупе  из
моего близкого окружения, - у страха, как  известно,  глаза  велики.  Но
ошиблась:
   - Все так, нормальная работа. Как обычно, приходится делать несколько
дел одновременно, и вот теперь я ломаю голову, как все  это  совместить.
Вашего дорогого приятеля пока задерживать не за что: на время пожара  на
Рождественке у него  железное  алиби,  проверили.  Сведения  на  дискете
нуждаются в дополнительных доказательствах, потому что Лариса могла  все
придумать просто из чувства мести. Ну, а гибель  вашего  родственника...
То, что ее обстоятельства совпали с событиями  двадцатилетней  давности,
бесспорно, улика, но уж очень  ненадежная.  Так  что  на  первый  взгляд
густо, а если внимательно присмотреться - почти пусто.
   Как   говорил   в   таких   случаях   Валерий:    "Убедительно,    но
бездоказательно". А мой страх к делу вообще не пришьешь,  потому  что  я
даже толком не могла объяснить,  чего  именно  боюсь.  И  к  тому  же  с
некоторым запозданием сообразила, что если Павел так настаивает на  том,
чтобы меня кто-то опекал, точнее, чтобы я ни в коем случае не оставалась
одна, значит, у него тоже есть причины тревожиться за мою  безопасность.
Непонятно, правда, почему это вообще его должно  беспокоить,  но  лишний
раз спрашивать об этом мне не  хотелось.  Уверена,  он  ответил  бы  мне
что-нибудь вроде того, что Андрей, мол, как бы доверил меня ему, а он...
В общем, ничего конкретного я бы наверняка не  услышала,  так  что  даже
попыток делать не стала.
   Павел практически сдал меня с рук на руки  Галине,  которая  приехала
почти одновременно с нами, довольно сдержанно  распрощался  и  отбыл  на
своем шикарном автомобиле. А Галка в считанные мгновения навела  порядок
в моей кухне, заварила крепкий чай, силком заставила съесть  привезенный
с собой салат и какой-то заморский то ли фрукт, то ли овощ под названием
"авокадо" - в общем, как всегда, была при деле и  распространяла  вокруг
удивительную ауру  надежности  и  здравого  смысла.  Мне  даже  странным
показалось, чего я так перепугалась, до обморока. Жизнь-то продолжалась.
   - А теперь рассказывай, что еще стряслось, - потребовала Галка, когда
я, по ее собственному выражению, стала  похожа  на  человека,  а  не  на
тряпичную куклу.
   Требование это было более чем справедливым, потому что по телефону  я
ей сказала только, что мне стало дурно,  и  попросила  побыть  со  мной.
Поэтому она бросила все свои дела и  примчалась,  не  тратя  времени  на
дальнейшие расспросы. Галка была не менее любопытна, чем все  нормальные
люди, но  умела  это  самое  любопытство  сдерживать,  если  нужно  было
действовать. Чему  я  сама  безуспешно  пыталась  подражать,  но  -  что
выросло, то выросло, как  говорит  один  из  моих  любимых  литературных
персонажей, супермен и покоритель женских сердец, полковник Лев Иванович
Гуров.
   Я рассказала, пытаясь свести эмоции к  минимуму,  а  информацию  -  к
максимуму, но в результате, естественно, все  получилось  наоборот.  Так
что Галке пришлось - как всегда! - отделять в  моем  рассказе  зерна  от
плевел и выстраивать отдельные фрагменты в четкий логический ряд. И, как
всегда, ей это удалось, хотя я - опять же как всегда! - и в  толк  взять
не могла, каким образом.
   - Значит, доказательств причастности Володи к пожару нет? Меня это не
удивляет, если  честно.  Насколько  я  помню,  он  слишком  умен,  чтобы
оставлять такие доказательства.
   - Так ты считаешь, что он мог это сделать? -  с  тоской  спросила  я,
чувствуя, что остатки моей уверенности в невиновности  Володи  бесследно
улетучиваются. - Но это же ужасно!
   - Веселого, конечно, мало, - согласилась моя подруга. - Но пока я  не
вижу поводов для паники. Просто тебе ни на минуту не нужно оставаться  с
ним наедине. Не принимай никаких его приглашений и сюда, естественно, не
пускай.
   - Не совсем же я безмозглая в конце концов, - буркнула я.
   - Не совсем. Но в значительной степени. И не строй оскорбленную мину,
ты знаешь, что я права. Для  меня  совпадение  деталей  двух  убийств  -
бесспорная улика. Володя же не профессиональный киллер, он прежде  всего
логик, я помню, меня-то он в свое время  пленил  именно  безукоризненным
мышлением...
   Я не сдержалась и хихикнула. Галка посмотрела на меня с негодованием:
   - Не понимаю твоего веселья. Да, он был видным парнем, не  спорю,  но
ты же знаешь, что для меня в человеке интересен интеллект, а остальное -
второстепенно. В твоего Валерия, кстати, я влюбилась если не  с  первого
слова, то с первой фразы, умнее его только Тарасов...
   - Умнее его никого нет, - тоскливо сказала я. - И уж точно не  будет,
во всяком случае, в моей жизни. Если вообще кто-то будет.
   - А как же Масик? - ехидно спросила Галка. - Вы же  с  ним  только  и
делаете, что умные разговоры ведете.
   - Вели, - поправила ее я. - Но и это в прошлом. И бог бы с ним, была,
как говорится, без радости любовь, так что и разлука прошла без  печали.
Извините  за  внимание,  спасибо  за  беспокойство,  простите,  что  без
скандала  обошлось.  Если  вдуматься,   зачем   ему   легкомысленная   и
меркантильная особа? У  него,  наконец,  мама  есть,  не  говоря  уже  о
телевизоре.