Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
так доверчива и так близка... Как часто он мечтал о ней, усилием воли
сдерживая разыгравшееся воображение, и вот она рядом... К ней можно
прикоснуться, обнять, поцеловать - и она не оттолкнет его!
"Ну когда же он решится!" - в это время нетерпеливо думала Лариса.
И вот его осторожная рука с давно сдерживаемой страстью опустилась на
талию, а другая обхватила затылок. Мягкие губы сами нашли ее податливый
рот, жадный до нежных ласк и виртуозный в поцелуях.
Гурьянов опомнился только тогда, когда тонкая шелковая блузка сползла
с плеча, оголив белую, бурно вздымавшуюся грудь. Пьянея от
захлестнувшего его желания, он едва нашел в себе силы прошептать:
- Только не здесь... Не здесь...
- Нет, здесь, - прошептала она и острыми наманикюренными пальцами
потянулась к пуговицам его рубашки. Сброшенная блузка метнулась
серебряной молнией, застыв на ручке объемистого сейфа.
- Как давно я об этом мечтала! - прошептала она, задыхаясь. Он не
услышал ее слова, а скорее угадал их по движению губ.
- Пойдем сюда! - Он интуитивно выбрал самое безопасное место -
кабинет шефа. Они скользнули туда, прикрыв за собой дверь. И там, на
кожаном диване все и произошло...
После того как они затихли, все еще страстно, до боли прижимаясь друг
к другу, она шепнула счастливым голосом:
- Что мы наделали! - и рассмеялась серебристым смехом, довольная тем,
что все так удачно получилось. И вновь прижалась к его губам благодарным
поцелуем.
- Я... Я люблю тебя! - плохо соображая, что именно он говорит,
прошептал Михаил. Кажется, под напором этой женщины он терял остатки
благоразумия. Он знал, что сожаление и раскаяние о случившемся придут
позже, но сейчас ему ни о чем не хотелось думать. Он хотел только быть
рядом с этой женщиной и жадными губами до боли прижиматься к ее
благоуханному телу...
На следующий день, встретившись на квартире Ларисиной подруги, они
вновь с жестокой жадностью мяли друг друга в объятиях, точно два
ожесточенных борца на ринге. Победа была суждена одна на двоих.
То, что начиналось как тривиальный служебный роман, неожиданно
переросло в нечто более глубокое и важное. За первым свиданием
последовало второе, потом третье... Позже, после возвращения их общего
врага, встречи продолжались то в снятых на ночь номерах в гостинице, из
которых они сбегали, не дожидаясь утра, то на квартирах друзей, то на
чужих дачах.
После каждого свидания Михаил давал себе клятву, что эта встреча
будет последней, однако стоило этой женщине улыбнуться ему таинственной
зовущей улыбкой, намекая на известные только им двоим тайны, как он
вновь спешил к ней, забывая о своем благоразумии и о том, что у этой
связи не может быть никакого логического продолжения, кроме ужасной
оглушительной катастрофы или же благоразумного разрыва.
После первого свидания Лариса лишь весело рассмеялась, тряхнув
спутанными кудрями, вспоминая о сцене совращения святого Антония,
разыгранной ею точно по нотам. Но, потом со временем планы мести
отступили на задний план, а на первое место вышло одно огромное,
всепоглощающее желание - видеть его, чувствовать его рядом с собой,
наслаждаться его телом, а потом тихонечко лежать рядом, опустошенной и
счастливой, выбросив из головы все мысли, кроме одной - о том, что он
рядом, забыть все, кроме всепоглощающего ощущения счастья.
Их встречи продолжались около года, и за это время им обоим стало
ясно: так дальше продолжаться не может. Они должны быть вместе все
двадцать четыре часа в сутки, потому что (вот нелепейшая, не
запланированная ситуация!) - они любят друг друга!
Впервые осознав этот факт, Лариса удивилась сделанному ею открытию.
Столь эфемерное чувство, как любовь, занимало чуть ли не последнее
место в ее иерархии ценностей, сильно уступая таким вещам, как деньги
или карьера. И вот теперь оно неожиданно вышло на первый план и
потребовало всю ее без остатка...
По мере того как ее связь с Гурьяновым развивалась и крепла, холодок
отчуждения, издавна сквозивший между супругами, постепенно превратился в
панцирный лед, разделивший их на два враждующих лагеря. Лариса считала,
что, пока у нее еще осталось какое-то влияние на мужа, пора откусить от
него солидный куш. Этим-то она и занималась в последнее время. И верный
Михаил не за страх, а за совесть помогал ей, видя в этом залог их
будущего совместного благополучия.
***
- Послушай, ты уверен, что это она? - они разговаривали по телефону,
избегая имен и фамилий.
- Зачем тогда он просил собрать о ней информацию?
- Ну и кто она?
- Какая-то танцовщица из бара, - хмыкнул он.
- Конечно же, стриптиз?
- Обычная пошлятина под видом высокого искусства.
Они помолчали.
- Я даже не уверен в том, что вообще они встречаются. У меня нет
доказательств. Я знаю только, что один раз он был в клубе, где она
выступает.
- Какие могут быть еще доказательства? - Разговор вновь угас. В
трубке слышалось только легкое дыхание и шелест эфира.
- Кроме того, по сведениям из другого источника, танцовщица уже в
прошлом. - Михаил нарушил молчание. - Теперь у него на примете
художница.
- Час от часу не легче! И кто она?
- Я не могу назвать ее имя по телефону. Оно у всех на слуху.
- Вот как? - оскорбился голос в трубке и тут же зло заключил:
- Тем хуже для нее!
Она опять угодила в ловушку, которую сама организовала. Но было
поздно, слишком поздно, и она ничего не могла поделать, совершенно
ничего. Она оказалась в западне, и эта западня стоила миллионы!
***
Архитектор Дино Чентура теперь обитал не столько на земле, сколько на
небесах, причем буквально. Большую часть своего времени он проводил в
самолетах и вертолетах, курсируя между затерянным в теплых водах
Ионического моря островом и Римом. Конечно, он мог бы поселиться
где-нибудь поближе к месту работы, но как ему было уговорить этого
чертенка Салаино - самое капризное, самое ветреное, самое непостоянное
существо в мире - покинуть Рим? Этот избалованный кареглазый юнец ни за
что не соглашался оставить роскошь и цивилизацию - все то, к чему
привык, все то, что дал ему Дино.
А между тем на острове с утра до позднего вечера кипела работа.
Целый день над вырытым котлованом кружили вертушки, непрерывно
доставлявшие с континента стройматериалы, машины, рабочих. Целый день с
утра до вечера Дино носился по острову, следя за тем, чтобы идея его
гениального, необыкновенного проекта не была окончательно испорчена
безмозглыми строителями, как всегда норовившими искалечить задуманное им
чудо.
И вскоре эта муравьиная суета стала приносить свои плоды: из земли
постепенно вырастал прекрасный дворец, накрепко сросшийся со скалами, с
морем и с чудным закатом вдали.
"Еще полгода такой жизни, - думал донельзя уставший Дино, - и я не
выдержу! А все этот чертов русский! Взбредет же такое в голову - строить
виллу прямо посередине моря!" Здесь никто не увидит созданной им
красоты, лишь с проплывающего корабля будут видны в бинокль острые
башенки, парящие в мареве заката, да чайки удивленно крякнут, пролетая
над островом.
"Еще полгода такой жизни, - вздыхал Дино, - и Салаино, чертенок,
найдет себе другого приятеля, который будет баловать его больше, чем я".
Ибо красавчик Салаино требовал к себе больше внимания, чем даже самая
красивая, самая избалованная кинозвезда. Обладая живыми карими глазами,
буйными кудрями Аполлона, девически свежим лицом и тонкой гибкой фигурой
с нежной безволосой кожей, он имел на это полное право.
Время от времени на острове появлялся неприятный тип с проволочными
алюминиевыми волосами, с широкими плечами и узким лбом, под которым
настороженно блестели маленькие мышиные глазки. Его звали Алекс, и он
был доверенным лицом заказчика. Не раз окольными путями Дино пытался
выяснить имя владельца творимого им чуда, но Алекс глухо отмалчивался.
Лишь однажды он нехотя обронил, разжав неприятно серые губы:
- Меньше интересуйся этим, если хочешь выбраться отсюда... - И
добавил, точно ударил:
- Я имею в виду живым...
Дино на время прикусил язык. Сопоставив кое-какие публикации в
прессе, зная сумму, вложенную в строительство, он решил, что, очевидно,
заказчик лицо очень влиятельное. Очевидно, этот человек мечтает скрыться
подальше от любопытных глаз, а неприступность острова служит гарантией
того, что сюда не проникнут вездесущие папарацци... Следовательно, его
заказчик...
Ну, правильно! Первое лицо государства. Или тот, кто раньше был
первым лицом...
Однако озвучивать свою догадку вслух Дино не стал.
Между тем бесплотный замысел, существовавший лишь в чертежах,
постепенно обрастал плотью. Взметнулись в южную пронзительную синь
розовато-белые стены, облеклись узорными рамами окна, скаты крыш
покрылись черепицей. Через несколько месяцев работы строители навсегда
покинули остров.
Пыльная и громкоголосая армада в один прекрасный день погрузилась в
вертолеты и улетела на континент, а ей на смену прибыла другая команда -
отделочники, садовники, художники по ландшафту. Теперь из вертолетов
выгружали не стройматериалы, а мешки с самой лучшей, отборной землей,
саженцы деревьев, кустарников, многолетних цветов для сада, мебель и
картины для дома.
И вскоре в тенистом саду зазеленели деревья, зажурчала река, вытекая
из жерла мощных опреснителей, врытых в землю, забил в небо фонтан, сея
прохладу в обжигающий зной.
В один прекрасный день Алекс без предупреждения прибыл на остров.
Он прошелся по комнатам, погулял по саду, понюхал недавно
распустившиеся розы и удовлетворенно усмехнулся:
- Неплохо!
Итальянский темперамент Дино требовал превосходных степеней,
восторгов, закатывания глаз, а здесь прозвучало только одно кислое
"неплохо".
Вместо праздничных фанфар и толп газетчиков, осаждающих просьбами
дать интервью, вместо жужжания кинокамер и вспышек фотоаппаратов Алекс
напомнил:
- Помните договор о неразглашении? - Дино кисло кивнул. Как же не
помнить! Это было главным условием их сделки.
- А это за ударную работу, - криво усмехнулся русский и вручил Дино
небольшой кейс. - Вы свободны.
Движимый любопытством, Дино чуть-чуть приоткрыл чемоданчик. Его
густые черные брови изумленно полезли вверх. Кейс был доверху набит
пачками купюр. Он еще никогда в жизни не видел столько наличных.
Наконец-то он купит чертенку Салаино роскошную прогулочную яхту. Вдвоем,
только вдвоем они поплывут в голубую даль, целыми днями наслаждаясь друг
другом... И когда они будут проплывать мимо острова, Дино обнимет
Салаино за его узкие мальчишеские плечи, покрытые золотистым загаром, и
покажет ему розовый призрак в голубеющей дали:
- Смотри, это придумал и построил я. В твою честь, дорогой!
Пока довольно щурясь, как сытый кот, Дино плавал в бесконечно сладких
мечтах, Алекс отвернулся и что-то на неизвестном языке буркнул в трубку
спутникового телефона.
"Все готово".
Они распрощались быстро, без южной назойливой теплоты, и Дино
погрузился в вертолет, бережно прижимая к себе кейс, доверху набитый
банкнотами.
"Ничего, что наличные", - с оптимизмом размышлял он. В Афинах он
внесет эти деньги в банк, а потом они перейдут на его счет в Риме. И
тогда он купит Салаино его мечту - белокрылую яхту. А сам Салаино - его
собственная лучшая мечта!
Сначала рев моря, а потом гул мотора в вертолете заглушили тикающий
звук из чемоданчика. Ничего не слыша, Дино взглядом прощался с розовым
чудом, высившимся посреди моря, и мечтал о встрече с возлюбленным. Он
так и погиб с улыбкой на устах...
Вечером в просторном пентхаусе в центре Рима раздался резкий
телефонный звонок. Салаино уже капризно надул губы, собираясь
пожаловаться вечно занятому любовнику на обрыдшее одиночество.
- Говорит комиссар полиции, - в трубке прозвучал незнакомый голос.
- Что такое? - Сердце юноши неприятно забилось. Он не любил полицию
еще с тех стародавних времен, когда мальчиком торговал своим телом на
панели и частенько проводил за решеткой ночи напролет.
- Вертолет рухнул в море на подлете к материку... - произнес
комиссар. - Тела погибших не найдены... Мы должны сообщить об этом
родственникам Дино Чентуры. Вы родственник?
- Нет, - прошептал Салаино испуганно. - Нет!
Подарок неизвестного "Алекса" оказался с начинкой.
Глава 5
Открытие выставки в галерее "Пси-фактор" стоило более десяти тысяч
долларов и напряженного труда многих человек. Острая, но незаметная
постороннему взгляду борьба между художниками развернулась за главное
место в экспозиции, располагавшееся в небольшой квадратной комнате. К
ней вел узкий коридор, чьи стены были плотно увешаны менее ценными
экспонатами. Самое престижное место по праву досталось Лизе
Дубровинской. Еще бы! Ведь выставка открылась лишь благодаря пробивной
способности Лизы и деньгам ее отца. Если бы не она, вообще бы ничего не
было!
В честь открытия выставки должен был состояться небольшой фуршет, на
котором владелец галереи произнесет несколько прочувствованных слов о
святом искусстве, а газетчики и фотографы получат возможность
удовлетворить свое любопытство, оплаченное бесплатной выпивкой, а в
отдельных, особо важных случаях - и деньгами. И тогда на следующий день
в газетах появятся глубокомысленные рецензии маститых искусствоведов,
которые, напрягая высокий лоб, горящий любовью к прекрасному, будут
хвалить художников так, чтобы это казалось руганью, и ругать их так,
чтобы это звучало восторженной похвалой.
К торжественному открытию Игорь Георгиевич опоздал. Он прибыл уже
тогда, когда посетители, преимущественно бородатые, подворотного вида
личности, пренебрежительно относящиеся к собственной внешности, уже
расползлись по галерее, облепив произведения искусства.
В сущности, картин как таковых на выставке было не много. Главное
место было отведено так называемым "инсталляциям". Это были композиции
из самых разнородных предметов, призванные своей конфигурацией заронить
в головы зрителей некую важную мысль. Чтобы, не дай Бог, зрители не
усвоили вместо нужной мысли какую-нибудь другую, постороннюю, возле
каждой композиции белела табличка с названием. Инсталляции - это был
очередной писк художественной моды, по замечанию благосклонного критика,
"дышащий космосом и экзистенциальной тоской".
Заложив руки за спину, Игорь Георгиевич прохаживался вдоль коридора,
растерянно глазея по сторонам.
Внезапно его скучающий взор привлекла кучка строительного мусора на
помосте, красиво обтянутом бархатом: наплывы окаменевшего от влаги
цемента, кусок бетона с торчащими из него щупальцами арматуры, обрывки
обоев, с тыльной стороны хранящие отпечатки газет тридцатилетней
давности, обгорелые спички, недокуренные сигареты и даже один
использованный презерватив, стыдливо намекавший на нечто более интимное.
Сверху всего этого громоздилась несколько скособоченная искусственная
роза, лепестки которой были припорошены сероватой пылью.
- Что ж это такое, - буркнул неискушенный зритель, - мусор из зала
забыли вынести!
Рядом с мусором белела небольшая табличка, на которой значилось:
"Инсталляция "Гармония и хаос", автор - Л. Дубровинская".
Не в силах осмыслить причинно-следственную связь между мусором и
табличкой возле него, Игорь Георгиевич недоуменно огляделся по сторонам.
Неподалеку от него остановились две странные длинноволосые фигуры,
одна из которых еще сохраняла несомненные признаки мужественности в виде
прыщей и курчавой окладистой бородки, а другая была носителем признаков
женского пола, что подтверждалось метущей пол юбкой.
Бородатый застыл возле таблички, восхищенно причмокивая губами.
После затяжного молчания его подруга патетически воскликнула низким
прокуренным голосом:
- Какая глубина! Какая экспрессия!
- Да, ты права, - упоенно поддакнул бородатый, - как бы сквозь хаос
бытия пробивается светлое гармонизирующее начало. Это противодействие
увеличению энтропии, протест против стихийных начал бытия...
- Нет, я не согласна, - возразила девица. - Это протест не против
хаоса природы, а против разрушающего действия цивилизации. Роза в этом
случае как бы своеобразный шифр гармонии Вселенной, отличной от гармонии
в том смысле, в каком ее понимает современный хомо сапиенс. Это как бы
восставшая природа, которая будет жить после гибели культуры.
- Как бы это Шпенглер? - хмыкнул бородатый.
- Скорее как бы Бергсон! - парировала спутница. - Однако, мне
кажется, энтропия здесь - это как бы на самом деле то, что обычно
понимается под ее антиподом. И потому эта инсталляция гениальна! Здесь
все как бы является своей собственной противоположностью, черное -
белым, а белое - черным.
- Н-да! - глубокомысленно заметил бородатый и вздохнул.
Пристыженный Игорь Георгиевич отошел в сторону. Внезапно ему стало
ясно, что, несмотря на всю свою образованность, он на самом деле
плетется в хвосте культурного процесса, а может быть, даже безнадежно
отстал от него.
Потом его внимание привлекла другая композиция. Сначала ему
показалось, что в центре нее находится обнаженная резиновая кукла на
четвереньках. Но по мере приближения стало ясно, что это не кукла, а
живая женщина, поставленная лицом к публике, да еще и раскрашенная под
зебру. В зубах женщина держала все ту же искусственную розу,
припорошенную пылью.
Неискушенный зритель, испуганный видением женщины-зебры, остолбенел
от изумления. Он испуганно жался к подкованной в современных
эстетических проблемах парочке, которая так доходчиво растолковала ему
смысл строительного мусора. Но эта женщина!.. Какой ужас! Ведь ей же
холодно!
Женщина была не очень молода и совсем не привлекательна. Было видно,
что ей нелегко все время стоять на четвереньках, держа розу в зубах.
Ясно было, что куда с большей охотой она бы оделась, взяла авоську и
отправилась бы по своим женским делам. Вскоре в зале возник и сам
автор-акционист, долговязый тип в очках и с лихорадочным блеском в
глазах.
Посвистывая, он закрыл шторку, отгораживающую угол, где находилась
инсталляция.
Женщина-зебра кряхтя поднялась с колен и, выплюнув розу изо рта,
отправилась пить пиво, разминая затекшие ноги.
На пояснительной табличке возле помоста значилось: "Попранная
невинность. Автор - X. Кристалевич-Крестинский".
- Коленно-локтевая поза во многих культурах символизирует
униженность. - Эстетически подкованная парочка и здесь не растерялась.
- Но почему она полосатая? - Бородатый наморщил кожу на лбу. Он имел
в виду женщину.
- Ну, цветок в зубах это просто как дважды два! Это как бы символ
невинности.
- А-а, попранная природа! - кивнул бородатый. - Природа-мать как бы
поставлена на колени современной цивилизацией!
- Да, но с потерей невинности и само человечество как бы опускается
на колени, отныне оно как бы не свободно, оно сковано комфортом. Надо
вернуться в первобытное состояние, чтобы разогнуться, а иначе нам
уготована участь людей, пожирающих собственное дерьмо, капрофагов.
- Но почему она полосатая?! - застонал бородатый.
Видно, этот вопрос мучил его очень сильно, поэтому он обратился к
автору к