развернул матрас. (У Макара на любом рабочем месте на всякий  случай
матрас припасен.) Жаль, одеяла с подушкой нет. Ничего, он привык и так. Куда
в такую рань ехать? Метро закрыто, трамваи не гремят... Макар спал хорошо  и
долго всегда и везде, в любой позе, в любом положении,  в  котором  его  сон
заставал. Если уснуть надолго  не  случалось,  он  мог  отрубиться  на  одну
минуту. Мог и на полминуты. Он мог спать на  ходу,  на  бегу,  в  полете,  в
падении.
     Укрылся бушлатом, ноги вытянул. Ему снился расстрел девушки с большими,
как у стрекозы, глазами. Расстрел - работа.  Расстрел  никогда  не  волновал
Макара. Ведь не волнуется мясник, туши свиные разрубая. Почему  же  смертный
исполнитель волноваться должен? Потому всегда спокоен Макар. Пока не спит. А
во сне он почему-то волновался: стреляет - волнуется, в  яму  расстрелянного
толкает  -  волнуется,  следующего  принимает  -  опять  волнуется.  В  снах
расстрелы трогали его душу  какой-то  сладкой  тоской.  А  иногда  ему  даже
становилось не по себе, и он кричал. Вот и сейчас во сне  Макар  корчился  и
вскрикивал. Сегодня ему привиделся  Холованов-красавец,  убивающий  девушку.
Эту казнь сам Макар видел только в кино, а теперь - во сне. Эту казнь выпало
снимать не ему, а дяде Васе. Самого Макара в тот раз на спецучастке не было:
за высокие показатели в труде он  получил  путевку  в  санаторий  и  отдыхал
вместе со знатными шахтерами, гулял по  лесу,  смотрел  фильмы  про  веселых
ребят  и  про  Чапаева.  Сейчас,  во  сне,  Макар  на  той  казни  почему-то
присутствовал. Стрелял Холованов, а Макар его отгонял, не давал стрелять...
     Макар спал тяжелым сном весь день в  душной  темной  кинобудке,  шептал
что-то,  ругался,  кричал,  вертелся,  желая  проснуться,  снова    умолкал,
успокаивался, и тогда снова появлялась она. Слышал Макар, что у капиталистов
уже появились фильмы разноцветные, где кроме черного, белого и серого цветов
иногда еще мелькает и красный, и зеленый. Этим  рассказам  про  разноцветные
фильмы Макар не очень верил... Но только не во сне. Во сне он  верил  всему.
Во сне он снова крутил веселенький фильм единственному зрителю,  и  был  тот
фильм разноцветным, как у капиталистов. Потом он попадал прямо в тот фильм и
бродил по тому весеннему лесу - рядом стреляли  и  стреляли,  а  он  собирал
подснежники. Для  нее.  Он  почему-то  знал,  что  она  будет  последней.  И
разрывало его: хотелось и букет побольше  собрать,  и  не  опоздать.  Бегает
Макар по лесу, рвет цветки, собрать хочет побольше  да  побыстрее,  да  чтоб
самые лучшие. И сам себя подгоняет:  да  быстрей  же,  быстрей!  Успеть  бы!
Подарить бы, пока Холованов не стрельнет... Хочется Макару сорвать  еще  вот
этот цветочек и этот. И еще один. А цветы - красота ненаглядная, и весь  его
сон - снне-фиолетовый. И глаза девушки-стрекозы синие-синие.
     Он  подбегает  к  расстрельной  яме,  а  Холованов  стреляет...   Макар
бросается на пистолет... Помедли, мол, Дракончик! Я ей цветов подарю,  тогда
уж и стреляй. А то как же без цветов?

16.

     Если вы не знаете, как работать с  большой  аудиторией,  я  вас  научу.
Запомним главное: это легко. Надо захотеть, тогда все получится.
     Начнем с самого  простого.  А  что  проще  всего?  На  вопросы  публики
отвечать, вот что.
     На вопросы просто отвечать потому, что силу магическую надо тратить  не
на всех сразу, а только на одного.
     Главное - вопросы  рассортировать.  Публику  разогреть  надо  на  самых
легких  вопросах.  А  на  конец  оставляйте  вопросы  выигрышные,   сложные,
серьезные. А уж самый последний вопрос должен быть  таким,  чтобы  ответ  на
него поверг публику в восторг. Вот и весь секрет.
     Как все в жизни, это так просто.
     Итак, выходим на арену. Пока гремят аплодисменты, пока  публика  выдает
аванс, прикинем, кто какой вопрос задавать будет. Тут проблем  нет.  Вам  же
ясно, кто какой вопрос задать хочет. Вопросы на лицах написаны. Того, кто  с
самым выигрышным вопросом, отметим глазами, запомним, застолбим и оставим на
потом, на десерт.
     Теперь выберем в толпе человек  пять,  которые  желают  задать  сложные
вопросы. Эти вопросы самому главному будут предшествовать. Их пусть  зададут
под самый занавес. Может быть, вы еще весь вопрос на лице не  прочитали,  но
то, что вопрос у человека интересный и выигрышный, вам ясно.
     Дальше все просто: самые легкие вопросы пусть будут первыми, а сложные,
выигрышные - потом. Начнем с пустяков, перейдем к более сложным,  поднимемся
к самым лучшим, а завершим триумфальным!
     Вот дядя в пятом ряду руку тянет. Ну ясно же, что вопрос у  него  самый
простой. Вот ему слово и дадим.
     Толпа не понимает: выбор-то  нам  принадлежит!  Мы  по  своему  хотению
выбираем те вопросы, которые нам выгодны,  и  в  том  порядке,  который  нам
нравится:
     - Пожалуйста!
     - Скажи, чародей, как зовут мою жену? Что может быть проще этого?  Пока
дядя вопрос задает, перебросим мостик к  его  голове.  Некоторые  это  лучом
называют. Назвать можно как угодно. Если вам луч нравится, пожалуйста, пусть
будет луч. Бросим луч невидимый ему между глаз и спросим ласково:  "Так  как
же твою жену зовут?" Он и ответит: "Клара". Можно успеть и его имя спросить:
"А тебя как зовут?" Ответит: "Карл". На  эти  тайные  переговоры  нам  время
требуется. Выиграем время, отвлекая толпу. Пример: "А разве ты сам,  дружок,
не помнишь, как ее зовут?"
     Пока они смеяться будут, мы свой тайный разговор завершим и объявим:
     - Друг мой Карл! Твою жену зовут Клара! Вот она рядом  с  тобой  сидит!
Для последней фразы и чародеем быть не надо. Ясно же  каждому:  вопрос,  как
жену зовут, мужчина может задать только в случае, если она рядом. Так мужики
устроены, и это понимать надо: если жены рядом нет,  он  такого  вопроса  не
задаст.
     Может оказаться, у вопрошающего с одной стороны  жена,  а  с  другой  -
женщина посторонняя. В цирке-то все  спрессованы.  Опять  же,  нет  проблем.
Назовем имя жены: "Клара!" - она и просияет.
     А если не ясно все же, кто жена, а кто посторонняя, скользнем  взглядом
по обеим и зададим вопрос:
     - Не жмут ли тебе, Клара, коричневые  туфли,  которые  ты  вчера  утром
купила в магазине Франса Мауэра?
     Зал будет смеяться и бить в ладоши до звона. Неплохо для начала. Надо в
самом начале,  на  самых  пустяковых  вопросах,  установить  полное  к  себе
доверие. Никто не полезет к Карлу паспорт проверять, никто не спросит Клару,
действительно ли ее так зовут, и правда ли,  что  на  ней  новые  коричневые
туфли, у Франса Мауэра вчера утром купленные. Все и так знают,  что  чародей
не ошибся. Только соседи видят реакцию потрясенных  Карла  и  Клары,  а  все
остальные просто верят уверенному тону чародея.
     Но если мы с вами чародейством займемся, как же узнать, что Клара туфли
купила, какие, когда и где?
     Это самое простое: только посмотреть на нее.
     Теперь снова слово даем, и опять тому, у кого вопрос легкий:
     - Скажи, чародей, сколько денег в  моем  правом  кармане?  Хорошо,  что
вопрос длинный. Пока он  вопрос  задает,  мы  мостик  перебросим,  встречные
вопросы зададим, ответы получим...
     - Друг мой Герхард, а у тебя в. правом кармане денег нет.  Там  у  тебя
дырка.
     На такой ответ люди обязательно смеяться будут. А мы, времени не теряя,
вычислим, что у Герхарда в левом кармане может быть...  Впрочем,  это  можно
делать открыто и вслух:
     - Давай, друг Герхард, вместе считать. Вчера ты получку  получил.  Так?
27 марок 40 пфеннигов. Первым делом ты в кабак пошел, выпил три шнапса и три
пива. Ничего в том плохого, Герхард.  Рабочему  человеку  раз  в  неделю,  в
субботу, в день получки, разрешается. Я, знаешь, сам не дурак пивка  попить.
А сегодня ты всю семью в цирк ко мне привел: и жену Марту, и Анну маленькую,
и Гейнца, и Мартина. Что же в кармане твоем  осталось?  Отнимем  от  получки
недельной три пива и три шнапса. Отнимем два взрослых и три детских билета в
семнадцатый ряд, ну-ка посчитай? В твоем левом кармане, друг мой, три  марки
и десять пфеннишек. А десять марок жена твоя Марта за  шкаф  спрятала.  Тебе
повезло, Герхард, Марта хорошая хозяйка, заботливая и экономная.  Она  вчера
тебя немного поколотила, но на  неделю  вам  хватит.  Ты  правильно  сделал,
Герхард, что всю семью ко мне в цирк привел. Времена  тяжелые,  денег  ни  у
кого нет, но детей твоих я сегодня не разочарую. Я буду работать весь  вечер
только для них. Я обещаю тебе, Герхард, они будут смеяться.

17.

     Новенькая кнопочками приколола  портрет  товарища  Сталина.  Улыбнулась
чему-то своему. Укрылась с головой. И  уснула.  Ей  снилась  белая  пушистая
собака с голубыми глазами.


ГЛАВА 8

1.

     - Мистер Мессер, мы - американцы.
     - Приветствую вас, о посланцы далекой Америки!
     - Мистер Мессер, мы начнем с главного: пара хороших ботинок  -  доллар.
Хороший костюм - пять. Доллар - это золото. Чтобы проще, мы  будем  говорить
не об унциях и фунтах, а о понятных вам граммах.  Один  доллар  -  это  чуть
больше, чем грамм чистого золота с пробой 999. Для начала мы предлагаем  вам
один миллион долларов или, если хотите, тонну чистого золота. Тонну с гаком.
Это аванс.
     - За какие услуги?
     - Вы поедете с нами, мы предлагаем интересную работу...
     - Я не поеду с вами.
     - Почему, позвольте спросить?
     - Потому, что вы назвались американцами, так  оно  и  есть,  но  вы  не
сказали, в какую страну меня зовете...
     - Мы хотели вам это рассказать после небольшого вступления - сначала мы
называли сумму аванса, а потом уже хотели объяснить остальные детали.
     - Не утруждайте себя. Я знаю, в какую страну вы меня  зовете.  Но  свой
выбор я сделал раньше.
     - Какой выбор, если не секрет?
     - Мой выбор - Союз Советских Социалистических Республик.  Мой  выбор  -
Москва. Мой выбор - Сталин.

2.

     Ранним утром товарищ Трилиссер возвращается в пустую  квартиру.  Спать.
Кончен бал. Свечи погашены. Домой.  Товарищу  Трилиссеру  не  надо  идти  на
работу. У него больше нет работы. А была всегда. В  ранней  юности,  в  1901
году записался товарищ Трилиссер в партию какого-то Ленина и  сразу  получил
хорошую, нужную, высокооплачиваемую работу: агитировать рабочих не работать.
Шестнадцать лет как проклятый товарищ Трилиссер на этой  работе  работал,  а
рабочие,  которых  он  агитировал,  не  работали.  Хорошо  работал   товарищ
Трилиссер, а за хорошую работу  товарищ  Ленин  платил  деньги.  У  товарища
Ленина всегда были деньги. Из  каких-то  источников.  Потом  товарищи  взяли
власть,  и  Трилиссер  пошел  высоко  и  быстро:  занял   пост    начальника
Иностранного отдела ОГПУ. ЧК меняло названия, превращалось в ВЧК, потом -  в
ГПУ, ОГПУ, в НКВД. А Иностранный отдел названий в те  времена  не  менял.  И
быть его главой было самым почетным  делом.  Работа  -  та  же:  агитировать
рабочих не работать. Только уже не своих, а вражеских. В  мировом  масштабе.
Огромными капиталами товарищ  Трилиссер  крутил,  сотрясал  мир  миллионными
демонстрациями рабочих,  которых  на  деньги  родины  мирового  пролетариата
совратили не работать, власть товарища Трилиссера за  пределами  государства
рабочих и крестьян пределов не знала. Карать и миловать - сам решал кого,  а
ликвидация в  список  проблем  не  включалась:  только  трубочку  телефонную
поднять и имя внятно произнести, чтобы исполнители зарезали того самого, кто
заказан. Чтоб без ошибки. Чтобы второй раз не  резать.  И  были  у  товарища
Трилиссера любимые ученики. Самый любимый - Яшка Серебрянский. Яшку  товарищ
Трилиссер сам вырастил, выпестовал, поставил на самое ответственное  дело  -
на зарубежное очищение, на  ликвидации...  Много  было  потом  должностей  у
товарища Трилиссера, и одна другой выше. Дошел до члена Исполкома Коминтерна
- штаба Мировой революции, потом всем контролем  в  стране  заведовал...  Но
всегда, на всех постах не то чтобы знал Трилиссер, не  то  чтобы  краем  уха
слышал, не то чтобы чувствовал, но понимал и догадывался: над тайным орденом
меченосцев по имени ЧК-ГПУ-НКВД у Сталина есть еще и свой собственный тайный
орден меченосцев; над штабом Мировой  революции  стоит  еще  какой-то  штаб,
Мировой революцией управляющий; над контролем рабоче-крестьянским у  хитрого
Сталина еще свой особый контроль есть...

3.

     В любом деле - выбор: так или эдак... В человеческом обществе - анархия
или организация. Выбираем. Если анархия, значит, это уже не общество.
     Если желаем сохранить общество, значит, без  организации  не  обойтись.
Потому или гибнем, превращаясь в зверей, или выбираем организацию. Но тут же
снова выбор: какую именно организацию? Какая  полезнее  человечеству?  Какая
лучше? Организация - это чья-то власть. Власть одного. Или власть толпы. Что
выбрать? Один может быть плохим или хорошим, мудрым или глупым, жестоким или
добрым, трусливым или храбрым. А толпа не может быть хорошей. Не может  быть
доброй. Не может быть мудрой. Не может быть  храброй.  Толпа  всегда  глупа,
свирепа,  жестока  и  труслива.  Один  может  оказаться  тупицей,  извергом,
людоедом и садистом. А толпе эти качества  присущи  всегда.  Интересно,  что
обреченный на смерть просит пощады у кого-то одного, никогда - у коллектива.
Обреченный своим звериным нутром знает: один может пощадить,  толпа  -  нет.
Власть толпы всегда хуже власти одного. Один может проявить мудрость, группа
проявить мудрости не может. Гениальная догадка может озарить одну голову,  а
сто голов сразу озарить не может. Потому один  понимающий  должен  объяснить
свою идею толпе. Но как найти властелина над  людьми?  Доверить  это  толпе?
Чтобы толпа поднятием рук или бросанием бумажек в ящик сама себе  властелина
выбирала? Как находит толпа своего избранника?  Просто:  по  внешнему  виду.
Главный выбор человека в жизни- выбор спутника жизни, выбор того, с  кем  он
продолжит свой род. Этот выбор люди делают по внешнему виду. Если дать  волю
толпе, то именно так она поступит, правителя  назначит  по  внешним  данным,
того, кто симпатичнее. В Америке не было ни одного  лысого  президента.  Это
несимпатично. Такие толпе не нравятся. Так можно ли  доверять  толпе  выборы
вожака? Нет, природа распорядилась правильно: в волчьей стае правит один,  и
он сам  себя  назначает,  доказывая  всем,  что  он  для  стаи  -  лучший  и
единственный выбор. Главный аргумент - соперник поверженный, хвост поджавший.
     Рудольф Мессер знает,  что  в  человеческой  истории  власть  одного  -
правило.  Власть  толпы  -  исключение.  Потому  что  толпа  не  способна  к
созиданию, только - к разрушению. Власть толпы всегда завершалась диктатурой
одного. Или крахом всех.
     Мессер не хочет власти. Но его тянет на эту власть посмотреть.
     В упор.

4.

     Были у  Трилиссера  высокие  должности,  теперь  нет  должностей.  Были
ученики, воспитанники, любимцы - нет их больше. От былого  величия  осталась
гулкая начальственная квартира и дачи в Павшино и Ялте... Пока шел Трилиссер
по должностям, как по ступеням, все вверх, думалось: не слишком ли  заносит?
Не пора ли с этого трамвайчика соскочить? Не слишком ли все хорошо идет? Все
хотел спрыгнуть... И все откладывал. Каждый раз: не сейчас. Каждый раз:  еще
денечек. Еще один. В последние годы все  чаще,  проснувшись  ночью,  смотрел
часами в потолок. Нужно ли вообще было на эту гору  взбираться?  Брат  Мишка
всю жизнь в Запорожье на базаре сидит, шнурками торгует... И счастлив. Сидит
себе, шнурочки разложил, газеткой от солнышка прикрылся...  Брату  Мишке  до
ста лет жить. Ему пережить и Гуталина кавказского, и тех, кто после будет...
Торгует брат Мишка шнурками, никого не боится, а капиталами вертит никак  не
меньшими, чем Иностранный отдел ОГПУ. И, верно, у брата Мишки  есть  любимые
ученики, которым секреты коммерции передать можно. А у  товарища  Трилиссера
нет больше любимых учеников - все отвернулись, все отскочили. Только это  их
не спасло. Всех  Гуталин  кавказский  прибрал.  Всех  перестрелял-перерезал.
Редко-редко кто из них еще жив. Да и то в смертных камерах последние  деньки
отсчитывают. Это и хорошо. Где-то совсем рядом безносая смерть гуляет. И  не
хочется старику Трилиссеру принять  смерть  от  своего  ученика,  от  своего
бывшего любимца, от воспитанника. Уж лучше попасть к  палачу  незнакомому...
Прошла жизнь, прогремела паровозом революционным... Паровоз-паровоз, красные
колеса...  Зачем  попадать  в  лапы  к  любимому  ученику?  Зачем  к  палачу
незнакомому? Зачем? В кабинете Трилиссера за книжной полкой лучшим  мастером
Иностранного отдела тайник врезан. Там - самое важное... И  там  -  даренный
самим Троцким японский пистолет "Намбу", калибра  необыкновенного  -  восемь
миллиметров... Хороший пистолет, красивый и мощный. Раньше на нем и табличка
серебряная была... С дарственной надписью... Вспомнил пластиночку серебряную
и тут же - Яшку Серебрянского...
     Последние дни,  последние  ночи  все  чаще  Трилиссеру  любимый  ученик
мерещится -  Яшка.  Вроде  рядом  трется-топчется.  И  кажется,  что  каждый
встречный-поперечный ему о Яшке Серебрянском  напомнить  норовит.  Чувствует
Трилиссер Яшку рядом, как привидение - вот за углом... Как тень смерти.  Вот
бы к кому не  попасть...  Успокаивает  себя  Трилиссер,  знает:  взяли  Яшку
Серебрянского. А уж если взяли - не  отпустят.  У  нас  ведь  не  отпускают.
Впрочем, Гуталин кавказский на все способен...  Нет,  ждать  больше  нельзя.
Надо уходить в смерть, не дожидаясь, пока она окликнет Яшкиным голосом.
     Усмехнулся горько: думал ли, получая японский пистолет  из  рук  самого
Троцкого, что придется стрелять из него всего только  раз...  В  собственную
голову...
     Повернул Трилиссер ключ в  замке.  Дверь  толкнул,  прошел  в  кабинет,
раздвинул тяжелые шторы. Свет - в окно.
     Повернулся...
     Книжная  полка  вывернута,  книги  на  полу,  панель  дубовая  в   щепы
разнесена, дверка сейфа-тайника настежь. А в глубоком кожаном  кресле  сидит
надменный Яшка Серебрянский.

5.

     Потянулся Рудольф Мессер,  зевнул  протяжно  и  сладко,  улыбнулся.  Он
выспался. Сон сначала был тревожным и мучительным. Его дразнил и терзал  сон
про вопрос в берлинском цирке и про ответ, про нахальный уход из цирка  мимо
полицейских, рты разинувших. Его мучил сон про скитания по огромному городу,
про холодный дождь с каплями-снежинками, которые падают  с  неба,  не  успев
сформироваться в кристаллы, ему  снилась  рычащая  черная  сука-ротвейлер  с
рыжей выпушкой на  брюхе  и  в  подхвостье,  снились  арест  и  тюрьма...  И
подземный  пир...  Тут  он  перестал  стонать  и  корчиться,  тут  губы  его
растянулись в улыбку, тут сотни подземных его почитательниц  превратились  в
миллиарды пушистых снежинок, черное небо смешалось  с  белой  землей,  и  он
полетел невесомый  вместе  с  ними  -  снежинками  в  манящий  бескрайний  и
бездонный мир мрака. Потом много-много  часов  ему  ничего  не  снилось,  он
просто спал, наполняясь силой, как мощная батарея энергией.
     Он проснулся с блаженной улыбкой на губах, чувствуя в душе и  в  плечах
несокрушимую  мощь,  выслушал  предложение  двух  симпатичных   американцев,
прикинул, как может в натуре выглядеть денежный штабель в миллион долларов и
сколько может весить, потянулся еще раз, снова сладостно зевнул, размял лицо
руками, отгоняя сон, и вежливо с американцами простился:
     - До  свидания,  господа.  Идите  и  не  оглядывайтесь.  Они    встали,
поклонились, повернулись и пошли. Не оглядываясь.  Судьба  вскоре  разлучила
двух американцев, но каждому из них выпала долгая и  счастливая  жизнь,  они
прошли десятки тысяч километров трудными  тропами  тайной  войны.  Оба  были
удачливы и везучи. Только за  обоими  была  замечена  небольшая  странность,
впрочем, ничем им в жизни не мешавшая: они никогда не оглядывались.

6.

     А в глубоком кожаном кресле сидит надменный  Яшка  Серебрян