а он узкий, потом все шире и шире, а потом
снова уже, уже, уже. Миллионы лет грохочет прибой о  нагромождения  скал.  В
пене и грохоте,  в  солнечном  свете  нависает  мыс  стенами  отвесными  над
яростным морем, как символ непокорности.  Природа-мать  тот  мыс  с  умыслом
сотворила, чтобы на нем люди крепость возвели. В принципе и строить много не
надо - скалы прямо в море обрываются, а ведет на  мыс  перешеек  метров  сто
шириной. Его-то только и надо защищать. С  любой  другой  стороны  штурм  не
получится: молотят волны о скалы, а скалы каменюгами подводными прикрыты: ни
кораблю не подойти, ни лодочке.
     Справедливости ради сказать должен: тут по побережью через  каждые  три
километра  такой  мыс  над  морем  найти  можно.  Природа    щедрой    рукой
фортификаторам дары рассыпала - каждый  мыс  острыми  и  частыми,  как  зубы
дракона, островками и скалами прикрыт, только перешеек прикрыть, и никто  на
тот мыс не заберется. Вот на таком перешейке машины и  остановились.  Откосы
крутые у моря, ближе к вершине - пологие, а сама вершина плоская, вся  лесом
заросла. Там возводится резиденция сеньориты Анастазиа. В три  стороны  виды
на море и скалы прибрежные, на город и порт, с четвертой стороны  -  горы  в
легкой дымке.
     Затихли машины в тени, хлопнули дверки, развернулась охрана  стеночкой.
Начальник  штаба  полка  подполковник  Игорь  Шевцов  докладывает  о  работе
проделанной, ведет хозяйку в дом.  Вот  он,  в  зарослях.  Удивительное  это
сочетание: пальмы, сосны и кактусы... Отсюда, со  стороны  суши,  из  буйной
растительности можно видеть только  плоские  крыши  и  глухие  белые  стены.
Исполинской ширины окна и террасы развернуты на море, и отсюда их не видно.
     Дорожка в густых колючих кустах. Внезапно прямо под ногами - обрыв. Это
семьсот лет назад поперек скалистого перешейка вырублен ров - метров  восемь
глубина, метров пятнадцать ширина. Стенки с легким наклоном, почти отвесные,
серые, в щелях кустики и деревца чахлые. Так что и со  стороны  перешейка  к
дому не подъедешь. Через ров - временный мост на металлических опорах.
     - Будем строить постоянный?
     - Нет, Анастасия Андреевна. Сейчас нам  нужен  мост  для  строительства
резиденции. Закончим строительство, мост  разберем.  Для  машин  прорубим  в
скале спуск в ров, а из рва - в тоннель.
     - А как ров укреплять думаете?
     - Тут в порту во время Гражданской войны немцы подвезли сто десять тонн
спирали из колючей проволоки. Я по случаю приобрел. А то валяется добро  без
дела. Думаем дно рва спиралями этими застлать, оставив один только проход.
     - Может, мин под спирали положить?
     - Положим. Мины  заказаны,  с  взрывателями  нажимного,  натяжного    и
разгрузочного действия. Тут этого добра в достатке.

13.

     Знает капитан Юрин: в коридоре "А" пассажиры тайные. Высадка  снова  на
островах Балеарских. Какие-то люди куда-то едут...

14.

     Залы,  комнаты,  широченного  размаха  террасы  над  морем  Настю  мало
интересуют, показывайте главное.
     - Со стороны моря ваша резиденция  -  сплошное  стекло,  как  аквариум.
Дворец  кажется  хрупким.  Но  это  только  впечатление.  Основа  здания   -
непробиваемый  железобетонный  куб,  вокруг  которого  развернуты  все   эти
стекляшки и террасы. Войдем.
     Все тут еще краской переляпано, и окна еще не  мыты,  запах  извести  и
бетона сохнущего едва не сильнее запаха моря и хвои сосновой. И стекло битое
под ногой хрустит, и концы проводов электрических из стен  торчат.  А  двери
броневые уже закрыли входы во внутренние покои.
     Лифт бесшумный скользнул вниз, в недра. Тут  тоже  все  еще  далеко  от
завершения. И все же  будущий  командный  пункт  уже  живет,  уже  стрекочут
телетайпы, уже дежурная смена принимает и обрабатывает доклады о  поисках  и
находках.
     И уже командир Лейб-гвардии Компьенского  полка  наставляет  командиров
батальонов. Наставляет кратко, напористо, жестко, выражений не выбирая:
     - Природа не знает сострадания. Только подавление!  Закон  старый:  или
всех грызи, или... Давить всех! Давить!

15.

     Группа ликвидации высадилась с "Амурлеса"  без  приключений.  Группа  -
семь человек: Ширманов -  командир,  Макар  -  снайпер-исполнитель,  Эдик  -
радист-шифровальщик и четверо диверсантов-рейдовиков.
     Ночь. Лодки надувные. Встреча во тьме с обеспечивающей агентурой. Рывок
в скалы, в древние пещеры контрабандистов.
     - Что слышно о ней?
     - Слышно много, да только увидеть  ее  не  так  просто.  Она  нигде  не
появляется. А если появляется, то внезапно, без предупреждения. И  охраны  у
нее почти как у товарища Сталина...

16.

     - На первом этаже вашей резиденции будут располагаться охрана,  штаб  и
взвод связи. А работать все будем ниже, в скальном массиве.
     - Где мой кабинет?
     - Вот тут. Справа от вас -  главный  рабочий  зал,  напротив  -  четыре
кабинета:  командира  полка,  мой,  начальника   разведки    и    начальника
контрразведки.
     Вошла Настя в свой кабинет  подскальный.  Начальник  штаба  понял,  что
сейчас он должен оставить свою повелительницу одну. Он чуть поклонился за ее
спиной и тихо вышел.
     Белый ковер во  всему  полу.  Потолки  тут  невысокие,  оттого  кабинет
кажется шире. Стены по ее приказу отделаны толстыми пробковыми плитами. И по
ее воле кто-то  подготовил  кабинет  к  работе:  по  стенам  смеющиеся  лица
должников "Балерики", "Са Ностры", "Лионского Кредита", "ВБР",  "Андалузии",
"Ллойда", "Барклая". Под каждым портретом краткая справка: имя, фамилия, год
рождения, место работы,  должность,  место  жительства,  размер  долга.  Это
кратенько. А  полностью  о  каждом  -  в  папочках.  Интересные  люди  среди
должников: генералы, заместители  министров,  послы,  даже  тайный  советник
президента США сюда на стеночку попал,  некий  Джон  Хассель  -  элегантный,
молодой, красивый и сильный. Улыбнулась Настя всем им:  до  скорой  встречи,
дорогие товарищи.
     Села за широкий стол драгоценного  дерева.  Батарея  телефонов  справа,
батарея слева. Как все это похоже на сталинский подземный город  Москва-600.
Только тут размах не тот, однако Настин кабинет и  резиденция  наверху  куда
как шире, чем там, в Жигулях. Там она почти никто. Одна из многих.
     Тут - государыня.

17.

     Хороший бинокль у Ширманова. Цейс. Долгими  часами  Ширманов  скалистый
мыс рассматривает.
     - Укрепилась, зараза. Как в Гибралтаре. Ты ее никогда не видел?
     - Нет, дворец высоко на скале, и первые  этажи  прикрыты  лесом,  а  на
крышах и верхних террасах появляются только охранники.
     - Думаешь, увидеть ее нельзя?
     - Тут - нельзя. Дворец построен так, чтобы его  обитателей  со  стороны
увидеть не получилось, а стрельнуть по ним - тем более. Это не  все.  Дворец
на скале - это вершина айсберга. Все что важно - в скале.  Скалу  они  рубят
день и ночь.
     - И никто на это не обращает внимания?
     - Она действует, как товарищ  Сталин,  все  свои  действия  -  напоказ,
потому никого ее действия не беспокоят.  Ведется  большое  строительство,  и
камень ненужный ленточным транспортером сбрасывают в море. Все законно,  все
правильно. Но видел бы кто, сколько тысяч кубов того камня они  уже  в  море
сбросили! С одной стороны - убежище в скалах, с другой  -  вокруг  мыса  они
забивают каменюгами подходы кораблям и лодкам.
     - Слушай, а есть ли под Пальмой катакомбы?
     - Ого! Еще какие! В Одессе камень-ракушечник рубили меньше двух веков и
нарубили полторы тысячи километров галерей под городом и еще две-три  тысячи
километров в пригородах. Соображаешь: четыре тысячи километров? А тут камень
рубили тысячелетиями.
     - Уж не рубит ли она выход в катакомбы?
     - Она явно  в  скалах  себе  командный  пункт  вырубила  с  запасами  и
убежищами, а если соединит свои подземелья с катакомбами, то ее  нам  вообще
не достать. Представляешь? Она сможет появляться  в  любой  момент  в  любой
части города, за городом или в порту. Мы ее тут ждем, а она уже на  шикарном
лайнере в Нью-Йорк шпарит!
     - Она,  зараза,  еще  и  переодеваться  любит.  Нарядится   оборванцем,
вынырнет в каком-нибудь переулке, поди узнай ее на городской улице...

18.

     Зашуршал шинами белый "роллс-ройс", изогнулся водитель в поклоне, дверь
броневую  распахивая.  И  понес  ее  автомобилище   в    пристанище    людей
состоятельных - в "Сон Виду".
     Дорога в "Сон Виду" ничего хорошего не сулит. Все в гору и в гору. А по
сторонам - рощи  редких  скрученных  деревьев.  Тут,  под  палящими  лучами,
выгорает все. Выгорает трава. Выгорают черепичные крыши.  Банка  валяется  у
дороги, блестит, как серебристый радиатор лимузина. А две недели назад банка
не была такой. Она была огненно-красной, с белой надписью  "Кока-кола".  Пни
ту банку, и окажется, что  только  сверху  она  сверкающая,  а  бока  у  нее
розовые, а то, что снизу, так и осталось огненно-красным, и остались белые с
размахом завитушки - "Кока-кола". Поваляется та банка еще под солнцем, и тот
красный бок тоже выгорит, в серебряное сверкание превратится.
     Сосны  на  Балеарских  островах  реденькие,  к  земле  палящей    жарой
придавлены и пылью присыпаны. Это глина выгоревшая пылит. И от пыли той  все
деревни и церкви, и тысячи мельниц изломанных  -  все  рыжее.  И  листья  на
деревьях все той же пылью перемазаны.
     Несется машина выше да выше. Вот и  море  вдали  сверкнуло.  И  гавань,
яхтами забитая, как бочка сельдями охотскими. И французский красавец  линкор
на горизонте, по силуэту "Страсбург" или "Дюнкерк".
     Тут, на  высоте,  растительность  богаче  и  воздух  чистоты  пьянящей.
Пронесло "ройс" ущельем - и  остановочка.  Полиции  кордон:  строго  тут  на
подходах к "Сон Виде".
     В Британии надо за уголок завернуть, чтоб жизнь красивую увидеть.  А  в
Испании для этого надо пройти через ущелье и  полицейский  кордон.  Там,  за
ущельем, и климат иной. Там рощи  мандариновые  в  свежести  горного  ветра.
Козырнула полиция, и понесло машину  по  спирали  круто  вверх  на  скалу  к
старому замку. С него-то "Сон  Вида"  и  началась.  Потом  к  замку  корпуса
пристроили, сады вокруг насадили, цветами уголочки переполнили. В мире много
отелей, как звезд на небе. А среди них есть тысяча самых лучших. А в  тысяче
лучших - сотня великолепных. А в любой сотне есть лучшая десятка.  Так  вот,
"Сон Вида" уверенно в первой пятерке мира держится. "Сон Вида" -  для  людей
действительно богатых. "Сон Вида" - тихий уголок для особ коронованных и для
людей с большими деньгами.  Кто  еще  позволит  себе  в  "Сон  Виде"  деньги
тратить? Только шейхи нефтяные. Ну, еще лидеры профсоюзного движения,  слуги
рабочего класса. Они буржуазную жизнь ненавидят, и потому их сюда тянет, как
проститутку в монастырь, как сыщика в блатную компанию...
     Привратники в "Сон  Виде"  величавы.  Дверь  машины  открывают  жестом,
который  лет  тридцать   отрабатывать    надо.    Поклонились    привратники
путешественнице, козырнули телохранителям ее: добро пожаловать.
     А внутри - тишина. И гобелены по стенам, и мраморные колоннады, во мрак
прохлады ведущие, и панели русского дуба, и оружие на  тех  дубовых  стенах.
Так и спер бы какой пистолетик забытого века и у себя  в  доме  над  камином
приладил бы. И фотографии генералиссимуса Франко. Не вверх ногами, как у нас
на учебной точке принято, а ногами вниз.  И  подпись  его  благодарственная.
Мол, бывал тут, претензий не имею.
     Персонал в "Сон Виде" - это особая порода людей. Швейцар в  "Сон  Виде"
смотрит на мир, как мудрый кот, понимая все и  прощая  нам  мелкие  шалости.
Глянул дядька в пышных усах на сеньориту Анастазиа, узнал. Ее все узнают...
     Мимо бронзовых пушек - в пальмовую рощу на склоне.
     Любит Настя "Сон Виду". Хорошее место. Если денег еще немного накопить,
то можно бы и  купить  "Сон  Виду".  Тут  собираются  все.  Тут  проигрывают
состояния. Тут продают и покупают заводы и железные дороги.
     Тут устанавливают курс валюты и уровень инфляции... В  скале  под  "Сон
Видой" вырубить бы бункер и  снимать  информацию  со  ста  двадцати  четырех
микрофонов. Над миром встает Мировая война. Большая война. Это время  делать
большие деньги. И большую политику. А чтобы решения принимать,  нужно  знать
обстановку... Тут  бы  конференцию  устроить  капиталистическую,  как  съезд
коммунистической партии, голосование организовать по сталинскому методу...

19.

     Работа снайпера на войне - одно дело. На войне снайпер засел в  укрытие
и ждет, кто появится. Появилась цель красивая  -  офицерик  из-за  бруствера
высунулся, танкист из люка - бац его... И жди следующего.
     А у снайпера-исполнителя совсем другая работа: не абы кого стрелять,  а
того, кто заказан. Вот тут много проблем возникает. Тот, кто  заказан,  -  в
машине броневой с черными стеклами. Во-первых, обыкновенной пулей ту  машину
не пробьешь. Во-вторых, если  пробьешь  машину  пулей  бронебойной,  то  что
толку? Дырка в машине.  Пуля  над  ухом  просвистит.  Пуганешь  клиента,  он
осторожнее будет. Да и черт же его знает: мотается машина с черными стеклами
по прекрасному городу, а клиента в машине  может  и  не  оказаться.  Клиент,
переодевшись в дерюжку, из своего дворца в мусорной машине может выехать...
     Держать снайпера-исполнителя несколько дней  у  объекта  в  надежде  на
случайное появление клиента нельзя. Тут всякие последствия быть могут. И все
негативные.
     Нужно знать совершенно точно время и место... Иначе...

20.

     Не спит Мессер. Не спит. Он сказал людям то, что  они  хотели  слышать.
Будет ли война? Понятно, будет! И даже очень скоро. Советский народ ждет эту
войну с нетерпением и радостью. И сам товарищ Сталин объявил,  что  вот  она
уже начинается, да и началась уже и бушует!
     Зачем народу так хочется войны? Зачем народ советский ее ждет  с  такой
радостью?
     Кажется Мессеру, что война для народа советского будет совсем не такой,
как ее себе представляют нетерпеливые.
     Но может быть, он ошибается?
     Ведь ошибся же он там, в Вене,  на  площади  перед  парламентом,  когда
голодного художника  предупредил,  чтобы  он  на  восток  не  ходил.  Теперь
художник написал "Майн Кампф",  не  голодает  больше,  канцлером  германским
заделался. И снова Мессер публично ему дурацкое предупреждение  выдал  -  на
восток не ходить. Почему, собственно, не ходить на восток? Мессеру и  самому
непонятно, что он этим сказать хотел. Что,  ни  одного  шагу  на  восток  из
Имперской канцелярии? Или ни одного километра на восток из Берлина?
     Не спит Мессер. Может быть, он и про Жар-птицу глупостей наговорил?  Он
был против нее. Он доказывал, что из нее королева не получится.
     Так ведь черт же ее знает.
     Не допустил Мессер, чтобы Сталин публично под стол полез и себя  козлом
назвал... Из Москвы чародей уехал, чтобы не  дать  Сталину  возможности  под
стол лезть, себя перед соратниками позорить. Но не страх тому причиной.
     Что-то томит. Что-то где-то не стыкуется.  Может,  Сталин  прав?  Может
быть, спор еще не окончен?


ГЛАВА 27

1.

     Лужи он больше не обходит. Незачем. Ветер давно  унес  шляпу,  а  дождь
вымочил его до  последней  пуговицы,  до  последнего  гвоздика  в  башмаках.
Вымочил сквозь плащ и пиджак. Вымочил так, что носовой платок  в  кармане  и
тот выжимать надо. Хлещет дождь, а он идет сквозь ветер и воду.
     Обходи лужи не обходи - без разницы. Он идет из темноты в  темноту.  Он
идет, нахохлившись, голову - в воротник. Отяжелел  воротник.  Пропитался.  С
воротника за пазуху - струйки тоненькие. Если шею к воротнику прижать, то не
так холодно получается. Вот он шею и прижимает к воротнику.
     Капли-снежинки по черным стеклам домов так и ляпают. А попав под ноги -
шелестят капли,  похрустывают.  И  только  пропитав  ботинок  и  отогревшись
слегка, в обыкновенную воду те капли превращаются и чавкают в ботинках,  как
в разношенных насосах. Тяжелые, набрякшие штанины  облепили  ноги.  Вода  со
штанов ручейками - какой в ботинок,  какой  мимо.  А  из  мрака  на  него  -
страшные глаза: "Советские иллюзионисты - лучшие  в  мире!  Спешите  видеть:
Рудольф Мессер снова в Москве!" И с другой стены,  из  темноты,  смотрят  на
вымокшего те же глаза. И с третьей. В этой стране чародейство  не  признают.
Официально.    Потому    Рудольфа    Мессера    тут    называют       просто
иллюзионистом-фокусником.  Со всех  стен  Москвы  глаза  фокусника   темноту
сверлят. Афиши в три этажа. Дождь по тем афишам плещет. Рвет  ветер  водяные
потоки с крыш, дробит их и в глаза фокуснику бросает, но глаза  магнитные  в
тусклом свете фонаря смотрят сквозь воду, пронизывая ее.

2.

     - Макар, спишь?
     - Ой, сплю, отвали.
     - Макар, я сейчас только сообразил,  зачем  товарищ  Сталин  всем  этим
королям и кайзерам бал-маскарад устроил.
     - Зачем?
     - Все просто. Товарищ Сталин самые главные свои планы объявляет на весь
мир, и тогда никто ему не верит. Вот и тут  он  собрал  их  всех  вместе,  у
каждого память феноменальная, каждый всех остальных запомнил. Так вот,  если
один убежит и расскажет сталинский план, то ему не поверят и  в  желтый  дом
посадят.  Уж  слишком  много  знает.  Это  необычно.  А   проверять    такую
фантастическую версию ни у кого ума не хватит.
     - Так, значит, нас сюда зря прислали? Если она начнет болтать,  ей  все
равно не поверят.
     - Нет, прислали нас  не  зря.  Если  товарищ  Сталин  кого-то  приказал
ликвидировать, значит, есть на то основания.

3.

     Элегантный, молодой, красивый и сильный поклонился и представился:
     - Джон Хассель. Советник-посланник государственного  департамента  США.
Подала Настя руку для поцелуя, тоже представилась:
     - Анастасия.
     Последнее время ей почему-то нравится представляться  именно  так:  без
фамилии, без званий и титулов - просто Анастасия. Так представляется и Джону
Хасселю. Он из Лондона. Вернее, из Вашингтона. В Лондоне на конференции был.
А оттуда прилетел  в  Пальму.  Он  остановился  в  лучшем  отеле  Балеарских
островов, Испании и всего Средиземноморья -  в  "Сон  Виде".  Он  тут  бывал
раньше. Он тут был еще до 18 июля  1936  года,  до  того  дня,  когда  радио
Мадрида и Барселоны передало условный  сигнал:  "Над  всей  Испанией  чистое
небо". Гражданская война в Испании назревала давно, по этому  сигналу  война
разразилась. Гражданская война -  это  время  делать  деньги.  Джон  Хассель
деньги сделал. Но война кончилась. Не так красиво кончилась,  как  хотелось.
Надеялся Хассель, что банк "Балерика" в ходе войны  разорится.  Но  банк  не
разорился. Банк устоял, выжил и, поступили сведения, силу набирает. Это и не
нравится советнику-посланнику Государственного департамента США. Он прилетел
на три дня и сделал много. Главное:  обойти  стороной  старых  руководителей
банка, которые его знают, выявить новых, завести отношения. Выяснил Хассель:
руководящий состав в основном на прежних местах. Новых людей  в  руководстве
нет.  Впрочем,  там  какая-то  сеньоритка  у  них  объявилась,   официальной
должности у нее, видимо, нет, но  она  близка  к  руководству  и,  возможно,
кое-что знает. А как зовут ее? Анастазиа? А где встретить ее?
     Главное, иметь надежные источники информации, со знающими людьми дружбу
водить. Подсказали: все общество  островов  Балеарских  по  вечерам  у  "Сон
Виды". И она там иногда бывает. И вот Хассель  в  "Сон  Виде".  Ему  на  нее
кивнули: вон та, в сапфирах. И вот уже она в  его  руках,  он  кружит  ее  в
танце, он провожает к столику. По откосам вниз  -  дорожки.  Вдоль  дорожек,
среди водопадов и буйных зарослей пальм и  пальмочек,  орхидей  и  роз,  под
цветными фонарями - столики.
     Он - дипломат, он вежлив, хитер и напорист.
     - Вы сегодня одна?
     - Я всегда одна.

4.

     Спит Макар. Что ему? Его дело  телячье,  эту  штуковину  СА  в  порядке
содержать, пить и жрать, спать,