вынужден был, что каюты  там
для пассажиров предусмотрены, но никем никогда не  используются,  там  запас
жратвы на всякий случай держим и одеяла  с  простынями  и  подушками.  Немцы
осмотреть настояли. И вроде бы все  прошло.  Только  в  одной  пустой  каюте
окурочек свежий оказался с  красной  помадой.  Тепленький.  Капитан  Юрин  -
первым идет. Как  хозяин  необъятной  родины  своей.  Ватага  проверяющих  -
следом. В каюту войдя, обстановку оценив, не раздумывая долго, Саша Юрин тот
окурочек рукою хвать! И в зубы его, тлеющий. Закашлялся, потянув.  Некурящим
с непривычки - как гвоздь в печень. Но пронесло.
     Вот и сейчас прет "Амурлес" в братскую  фашистскую  Италию,  считается,
что нет никого на корабле, кроме  команды.  Проверяй  от  киля  до  клотика,
никого не найдешь. Правда, капитан в случае проверки  обязан  все  возможное
сделать, чтобы в  коридор  "А"  проверяющие  попали  бы  в  самую  последнюю
очередь. А лучше, чтобы вообще туда не попали. Дверь туда хоть и тяжелая, но
малозаметная, в глаза не бросается.
     Сегодня капитан Саша Юрин нутром чувствует: проверок не предвидится,  а
пассажиры есть. И не  только  нутром  знает.  Снабжение  пресной  водой  там
автономное. Но горячая вода от общего котла  туда  идет.  Магистраль  -  под
полом каюты капитанской. Вот на ту магистраль тепловую Саша Юрин любопытства
ради водяной счетчик привертел. Мало ли в капитанской каюте  каких  приборов
нет: тут тебе и хронометры, и еще какие-то штуки с циферблатами и стрелками,
которым нам, людям сухопутным, никогда применения не придумать. Среди всяких
приборов и та стекляшка с цифрами. Мало ли зачем? Только знает капитан Юрин:
кто-то расходует воду горячую в коридоре "А".  Интенсивно  расходует.  Пусть
расходует - кипятильников на "Амурлесе" хватит на две дивизии. Но по расходу
воды горячей капитан Саша Юрин всегда,  пусть  и  приблизительно,  прикинуть
может, сколько их там, пассажиров. На этот раз, судя по показаниям счетчика,
много их. Видимо, полностью каюты заняты. Шесть кают по двое: двенадцать.  А
может, они там по очереди спят?  Тогда  их,  может  быть,  даже  и  двадцать
четыре. И тридцать шесть.
     Куда же они прячутся, когда полиция рыщет? Явно, не под матрасы.

5.

     Перед отходом "Амурлеса" из Архангельска последняя проверка  нагрянула.
Погранцы у нас бдительные. Весь корабль обшарили до погрузки. Потом во время
погрузки каждую связку бревен осмотреть надо. Мало ли что?  Лес  на  экспорт
миллионами кубов идет, так шутники-лесорубы  оттяпают  на  лесоповале  кисть
суке какой-нибудь и  в  штабель  ее  или  в  бревен  связку,  с  записочкой:
"Протягиваем руку дружбы угнетенным пролетариям буржуазного мира. Привет  от
комсомольцев-добровольцев 32-го лаготделения Усть-Вымьлага". А  то  могут  и
голову вложить. Пилою отпиленную. У них ума хватит. Потому - контроль и  еще
раз контроль. Чтобы снова не оконфузиться перед братьями по  классу.  Потому
еще и перед отходом общая проверка корабля. Это уже на  золотишко  и  всякие
такие штучки проверка. А чтобы матросики работе погранцов не мешали -  общее
собрание экипажу. Тема: "Советский матрос в буржуазном порту  -  полномочный
представитель Родины мирового пролетариата".
     - Вот я вопрос, товарищи, ставлю: достаточно ли велика группа  из  пяти
человек? Увидел в чужом порту достопримечательность, поделиться  с  друзьями
хочется, а в группе всего пять человек. Так  и  получается,  что  интересное
мимо многих проходит. Предлагаю ходить в чужих портах не по пять человек,  а
по десять! Чтобы впечатлением сразу со многими делиться!
     - По пятнадцать!
     - По двадцать!
     - А давайте, товарищи, дурака не валять! На чем цифры основаны? Десять,
пятнадцать, двадцать? Ни на чем. Субъективизм чистой воды. Уж если и  ходить
вместе, так всем экипажем. Кто за это предложение?
     Выражение на лицах матерное, но приняли единогласно.
     - А еще,  товарищи,  почему  бы  по  возвращении  в  родной  порт  нашу
инициативу не распространить и  на  весь  торговый  флот  Советского  Союза?
Представляете, как нас матросы с других кораблей за такую инициативу  любить
будут?
     Каждый в экипаже представляет, как за такую инициативу их на всех судах
дальнего плавания и во всех портовых кабаках полюбят. Однако делать нечего -
единогласно одобрили.
     Но энтузиазм масс неисчерпаем, инициатива снизу неиссякаема:
     - А в каждом ли вражеском порту  советскому  моряку  на  берег  сходить
следует? Вот в прошлый раз мы в Александрии  были.  Есть  ли  в  Александрии
ленинские места? Бывал ли товарищ  Ленин  в  Александрии?  Черт  его  знает.
Значит, не бывал. Значит, нет там таких мест.  Так  на  что  же  нам  в  той
Александрии смотреть, на что любоваться? Не на что  там  смотреть.  Был  там
маяк александрийский, и тот поломался.  Отсталая  капиталистическая  техника
так загнила, что все у них валится и рушится. У нас в Архангельске маяк  уже
три года стоит и не валится. Его отремонтировать, так он и  еще  столько  же
простоит. А у них, буржуев, маяк сразу и завалился.
     - Может, его никогда и не было там!
     - Правильно!
     - Или вот мы в Неаполь идем... Притих экипаж, насторожился...
     - А бывал ли товарищ Ленин в Неаполе? Нет у нас таких сведений. Значит,
не бывал. Так на что же нам тогда в том Неаполе, извините, любоваться? Его и
так видно, Неаполь, через иллюминатор бортовой...
     - Правильно!
     - Нечего нам, людям советским, по всяким Неаполям  шляться!  Психология
толпы везде одинакова. В толпе люди творят  то,  чего  никто  в  отдельности
никогда не совершил  бы.  Не  мы  одни.  В  ночь  на  4  августа  1789  года
французская  аристократия  в  едином  порыве  отказалась  от   всех    своих
привилегий. Добровольный отказ не повлек за собою  вспышки  любви  народной.
Наоборот, на аристократию обрушился обвал унижений, притеснений и  насмешек.
Притеснения множились и скоро вылились в конфискацию имущества, в  изгнание,
в падение монархии. И многие из тех, кто бежать не успел,  поднялись  вскоре
на кровавые доски высокого помоста на площади Согласия. За аристократией под
ножи матушки Гильотины пошли полицейские и  чиновники,  матросы  и  офицеры,
печники и лавочники, булочники и колбасники, воры и проститутки, крестьяне и
грузчики - все те, кто вчера ревел от восторга, когда публично рубили голову
королевскую. И полетели головы в корзины. Кто бы мог подумать, что срезанные
головы не  умирают  сразу?  Кто  мог  предположить,  что  головы  могут  еще
ругаться, шипя, что могут кусаться? Кто знал,  что  раз  в  неделю  придется
менять корзины для сбора голов? Головы отрезанные имеют странную тягу пожить
еще самую малость и этим презренным миром любоваться.
     Всего  этого  предвидеть  в  деталях  было  нельзя.  Но   можно    было
предполагать, что отказ от  привилегий  завершится  чем-то  ужасным.  И  это
аристократы предвидели. И это знали. И ни один не мог потом объяснить, зачем
надо было делать самоубийственный шаг. Ни  один  из  тех,  кто  с  восторгом
отрекался от привилегий, не сделал бы этого, если  был  бы  один.  Каждый  в
отдельности - против, все вместе - за. Как у нас на общем собрании.

6.

     Шумит собрание, ревет экипаж, новых ограничений сам для  себя  требует.
Капитан Саша Юрин инициативу народных масс одобряет. Ему-то это  выгодно,  а
то сбежит матросик в каком-нибудь  Неаполе,  а  кого  на  лесоповал  дернут?
Правильно, капитана. И еще многих. Так что лучше на  берег  в  портах  чужих
команде не сходить. А капитан всегда отлучиться может. По делам.  Интересно,
как пассажиры тайные корабль покидают? И где? И как на  него  попадают?  Еще
один момент непонятен капитану: во время нашествий таможенников и  вражеской
полиции тайные пассажиры из коридора "А"  явно  уходят  в  какой-то  тайник,
который еще при  проектировании  предусмотрен,  при  строительстве  сработан
добротно, как у нас иногда умеют. Но почему бы в  момент,  когда  полиция  и
таможенники поднимаются на борт, не предусмотреть простую совсем  процедуру?
Почему  бы  капитану  из  своей  каюты  в  переговорную  трубу,  ни  к  кому
персонально не обращаясь, не  сказать  бы:  "Атас!"  Неужто  капитану  этого
доверить нельзя? Одно словечко в трубу бросить, а пассажирам
- больше времени за собой убрать, в тайник спрятаться... Им же спокойнее.  И
безопасности больше...
     Шумит  собрание. Капитан  глазами  блестит,   словно    огнями    маяка
александрийского: молодцы, ребята! Люблю вас за коммунистический  энтузиазм!
За сознательность! Нечего вам на берегах чужих делать! Не  нужен  вам  берег
турецкий и Африка вам не  нужна!  На  родном  корабле  веселее.  Тут  у  нас
портреты товарищей Ленина и Сталина висят. А есть ли такие  портреты  в  том
Неаполе вонючем? Да ни черта там нет, кроме порнографии. А  разве  советский
моряк голыми бабами интересуется?
     Цветет капитан еще и потому, что  озарило  его.  Нам  всегда  радостно,
когда, сложив вместе факты разные,  вдруг  результат  неожиданный  получаем.
Открылось Саше Юрину: не нужен тайным пассажирам сигнал  тревоги.  Не  нужен
потому, что они в каждый данный момент, видимо, совершенно точно знают,  что
на корабле происходит... Потому что прослушивают все помещения.  Потому  что
не могут не прослушивать!

7.

     Ночь черна. Шумит собрание экипажа "Амурлеса". А  погранцы  по  кораблю
рыщут. Завершили. Удалились. Теперь  подходит  еще  машина.  Большая.  Вроде
воронка. Тоже с погранцами. Фуражки зеленые. Плащи брезентовые. Эти зачем-то
тюки и ящики грузят. В  больших  количествах.  Руководит  погрузкой  товарищ
Ширманов. Он в пограничном плаще. И люди его  тоже.  Задача:  убрать  все  в
коридоре "А",  привести  помещения  в  порядок,  сменить  постельное  белье,
заправить цистерну  пресной  водой,  проверить  работу  связи,  прослушки  и
сигнализации, работу замков и запоров в тайниках, а если потребуется,  то  и
провести  мелкий  ремонт,  еще    загрузить    багаж    пассажиров,    запас
продовольствия. Завершили быстро. Теперь из машины появляются еще трое. Тоже
в фуражках, тоже в брезенте. Поднимаются по  трапу.  Один  огромный.  Второй
поменьше. А третий совсем маленький. Как три медведя.
     Их путь - в коридор "А". Вошли. Разделись: Холованов,  Мессер  и  Настя
Жар-птица. Ширманов  принимает  фуражки  и  брезентовые  плащи,  докладывает
Холованову  о  готовности  тайников  "Амурлеса"  для  переброски  агентурной
группы, жмет руки, желает успеха. Трое  остаются  в  коридоре  "А".  Тяжелая
дверь запирает их как в подводной лодке,  щелкают  замки.  Группа  Ширманова
покидает корабль. Ширманов передает фуражки и плащи помощнику, сам  вызывает
капитана Юрина: осмотр корабля завершен, претензий  нет,  счастливого  пути,
несите с гордостью флаг родины мирового пролетариата через океаны и моря.
     Капитан жмет пограничнику руку и, изменившись лицом, команде:
     - Ко-о-нчай демократию! Взревел "Амурлес" протяжно и радостно. И ушел в
туман.

8.

     Разбегаясь издалека, холодные волны бьют беспощадно в борт  "Амурлеса",
словно  озверевший  боксер  добивает   соперника    обессиленного.    Пучины
арктические зовут лесовоз с экипажем и тайными пассажирами в  спокойствие  и
тишину глубин.
     Скрипит "Амурлес"  переборками,  стонет.  Но  держится.  Выберешься  на
шлюпочный балкончик - жуть. Пена с волн,  как  с  бешеного  жеребца.  Крутит
ураган серую воду, водоворотами затягивает в глубины бездонные и выбрасывает
из глубин новые миллионы тонн, перемешивая с пеной и ветром.  Снежный  заряд
облепил лесовоз покрывалом мокрым, ослепил  окошки.  Если  какому-то  дураку
внутри не сидится, то цепью пристегиваться надо. Каждая волна, как  обвал  в
шахте, расшибет и раздавит любого, кто не ту сторону  для  прогулок  выбрал.
Воздух  -  свежесть,  водой  переполненная.  Грохочет  океан,    злобствует.
Напьешься воздуха океанского - в сон валит.  Но  некогда  пассажирам  спать.
Занятия продолжаются.  Задача  Мессеру  -  времени  на  переходе  не  теряя,
подготовку наследницы престола испанского  продолжать.  Жар-птице  задача  -
инструктора слушать, ума набираться. Дракону - Жар-птицу высадить, самому  в
Москву  вернуться, но уже не  на  "Амурлесе",  а  другим  средством,  другим
путем. На переходе задача Дракону - безопасность инфанты обеспечить.
     - Ну-ка послушаем, о чем наш доблестный экипаж болтает?

9.

     На троих шесть  кают  двухместных.  Простор.  Еще  и  коридор  с  двумя
поворотами да с  двумя  шлюпочными  балкончиками:  если  ветер  правый  борт
изломать норовит, выходи гулять на левый. И наоборот.  В  любой  ситуации  -
один балкончик без ветра ураганного, без волн безумных.
     Надышится Настя  ветром  океана,  и  в  душ.  Горячим  напором  с  себя
усталость сшибает и недосып. И снова работать готова:
     - Здравствуй, чародей!
     - Здравствуй, Жар-птица!

10.

     Перед выходом в море чародей еще раз к Сталину зашел:
     - Не получится королевы из нее.
     - Посмотрим.
     - Давай спорить!
     - Давай.
     - На что?
     - Проигравший в присутствии всех членов Политбюро под  стол  залезет  и
себя громко и внятно козлом назовет.
     - Идет.
     Ударили по рукам. И вот который уже день болтает океан чародея, Дракона
и Жар-птицу в  недрах  лесовоза.  К  делу  порученному  чародей  -  со  всей
честностью. Ему тоже хотелось бы из этой девочки королеву сделать. На одного
монарха на этой планете больше  будет.  А  бюрократии  меньше  станет.  Один
монарх собой заменяет  минимум  миллион  воров-бюрократов.  Потому  монархии
народу дешевле обходятся. И впервые шевельнулось в чародее:  ведь  может  из
нее монархиня  получиться.  Тогда  придется  чародею  себя  публично  козлом
признать. Это ничего. Если из нее выйдет  толк,  то  чародей  готов  принять
позор на голову свою. А если нет, то козлом  себя  товарищ  Сталин  публично
называть будет. То-то веселья...
     Эта возможность, правда, с каждым днем  тает.  Почувствовал  чародей  в
ученице  упорство,  которого  не  предполагал.   Распорядок    не    чародей
устанавливал, она сама установила: пять часов работы,  два  часа  на  сон  и
всякие личные нужды,  полчаса  прогулка  на  шлюпочной  палубе  над  волнами
гремящими, еще полчаса горячий душ напора невыносимого. Выйдет румяная,  как
яблоко наливное, и снова готова весь рабочий цикл повторить. Каждые сутки  -
три смены. Всего из двадцати четырех часов - пятнадцать часов работы,  шесть
часов сна и личного времени, полтора часа - над волнами и полтора - в  душе.
И снова работать,
     - С чего, чародей, начнем сегодня?
     - Начнем с обсуждения  твоего  сочинения  про  то,  как  подчинить  сто
миллионов свободных граждан.

11.

     Остался капитан лесовоза Саша Юрин в своей каюте один. Из угла  в  угол
ходит. Сам с собою говорит. Как кот ученый.

12.

     - Ты знаешь, Жар-птица, я не все, откровенно говоря, в твоем  сочинении
понял.
     - Все просто.  Вот  парад  на  Красной  площади.  Шеренги  по  двадцать
человек. В каждой коробке - десять шеренг, двести человек. А этих коробок  -
за горизонт. И все шаг чеканят единообразно - залюбуешься. Каждую коробку по
два месяца дрессируют до седьмого пота на майский парад и еще два месяца- на
октябрьский. Это не говоря о ежедневной, круглый год,  строевой  подготовке,
которая идет помимо парадной подготовки. И это не только в Москве.
     Это повсеместно. Нужно ли на войне ходить парадным шагом, коробками  по
двести человек? Нужно ли на войне драть ноги выше пояса, нужно ли  не  гнуть
колени и оттягивать носки? Нужно ли грудь колесом  выпячивать  и  подбородок
выше носа задирать? Зачем мы всей этой чепухой занимаемся? А  смысл  в  том,
чтобы  заставить  тысячи  людей  действовать  одновременно  и   однообразно,
подчиняясь приказу, а не здравому смыслу.
     - С этим не поспоришь.
     - Вот и все. Надо перенести  подобные  упражнения  на  сотни  миллионов
людей.
     - Заставить гражданских ходить строевым шагом?
     - Конечно, нет. Я о содержании говорю, не о форме. Главное в том, чтобы
упражнения  были  дурацкими  и  чтобы  сотни  миллионов  людей   действовали
одновременно. Надо заставить их регулярно совершать глупости.
     - И ты придумала такие глупости?
     - Это просто. Можно заставить все население Земли  каждый  год  по  два
раза переводить стрелки часов.
     - А чем это мотивировать?
     - Объявить, что таким образом энергия экономится.
     - Но она не экономится?
     - Нет, конечно. Основные потребители энергии  -  заводы.  Переведем  мы
стрелки вперед или  назад,  заводы  будут  потреблять  такое  же  количество
энергии. Основной потребитель энергии - транспорт. Переведем стрелки или  не
переведем, транспорт все равно  будет  потреблять  то,  что  ему  требуется.
Основной потребитель энергии - шахты  угольные.  Там  всегда  темно.  Начали
работать - включили энергию. Кончили -  выключили.  Какая  разница,  на  час
раньше или на час позже? Основные потребители энергии  -  освещение  улиц  и
дорог. Когда темно, свет включаем, когда  светло,  выключаем.  Если  стрелки
перевести, что изменится?
     - Но часть энергии люди потребляют в своих домах.
     - Правильно. Меньше одного процента. И не весь  этот  процент  идет  на
освещение.  Скоро  наступит  такое  время,  когда  в  домах  у  людей  будут
электрические утюги и электрические мясорубки, додумаются  до  того,  что  у
каждого в доме будет телефон, радио и электрическое кино.  Переводи  стрелки
или не переводи, от этого расход энергии не  меняется.  Да  и  с  освещением
квартир то же самое:  летом  так  по  утрам  светло,  что  все  равно  света
электрического не надо, хоть в пять часов вставай, хоть в  десять.  А  зимой
так темно, что все равно без света не обойдешься, как ты стрелки на часах ни
крути.
     - Ты считаешь, что пользы от перевода стрелок не будет?
     - Будет вред. Большой вред.
     - И никто не возразит?
     - Толпа не способна мыслить. Толпа примет это как должное и будет  сама
себе творить проблемы. Как только мы  введем  для  населения  Земли  десяток
таких глупейших упражнений и все безропотно  подчинятся,  мы  будем  владеть
миром.

13.

     У чародея сон короткий совсем. Как и  у  ученицы  его.  Но  не  спится.
Сталин, возможно, прав: из нее может повелительница получиться.  Какая  идея
красивая: заставить миллиарды людей творить глупости вопреки своим интересам
и здравому смыслу.

14.

     Каюты "Амурлеса" готовили как бы  для  иностранцев.  А  иностранцев  мы
любим  больше,  чем  себя.  Садишься  в  Ленинграде  на  белый  теплоход   -
иностранцев вперед пропусти. Им почет и  уважение.  Прибываешь  в  Нью-Йорк:
гражданам Америки преимущество - опять мы в дураках. Для иностранцев  у  нас
лучшие рестораны и гостиницы. Иностранцев везде впереди себя пускаем. Потому
и тут, на лесовозе, уют  создавался  предельный.  Настя  оценила  с  первого
взгляда и кожу мягкую, и ковры, и бронзу  благородную,  и  свет  невыразимый
каюты корабельной. Так бы и плыла всю жизнь к горизонту, так бы  и  качалась
на волнах, так бы и слушала шорох капель дождевых по  иллюминатору  и  удары
волн океанских о стальные борта.
     Занятия  с  чародеем - чередой  непрерывной.  Короткий  сон,  прогулка,
долгий душ и снова занятия. К ним Дракон на огонек  наведывается.  Пока  ему
забот меньше всех. Потому на нем кухонные обязанности: колбасу резать, банки
с супом, тушенкой и кашей вскрывать, греть, варить, жарить, стол  накрывать,
себе и чародею в чарки плеснуть.
     - Эй, психологи, у меня проблема неразрешимая.
     - Докладывай, Дракон.
     - Я постоянно весь экипаж слушаю.
     - Хочешь, Дракон, угадаю, о чем экипаж болтает? О бабах.
     - Правильно. О чем же еще?
     - Так в чем проблема?
     - Проблема в том, что капитан Юрин, он, как и я, - Александр  Иванович,
когда один остается, сам с собою говорит.
     - Это с каждым из нас случается. Причем регулярно.  О  чем  же  г