ы, несколько немецких организаций: абвер, гестапо...
     - А не кажется ли вам, товарищ Ширманов, что тут  у  нас,  в  Институте
Мировой революции, творятся странные вещи? Гитлеровская разведка охотится за
Мессером, британская охотится, американская охотится,  а  почему  сталинская
разведка за Рудольфом Мессером не охотится?
     Скрипнул Ширманов зубами.

9.

     Вы не пробовали будить чародея? Уставшего чародея. Вот и я не пробовал.
А берлинской полиции выпало. Это  вовсе  не  просто.  Чародей  провалился  в
пучину сна. У него мозг не такой, как у нас  с  вами.  Он  живет  рядом,  но
только в другом мире. И все у него наоборот, не как у нас, людей нормальных.
Он думает не так, на мир смотрит  иначе,  а  уж  спит,  ясное  дело,  особым
способом, набираясь магических сил и страстей.
     Как его будить? Вылить на него ведро  ледяной  воды?  Он  и  так  водой
пропитан. Бить палкой по плечам - не действует (а бить его палкой по  голове
никто почему-то не решился). И тогда на него  спустили  собаку.  Ротвейлера.
Суку.

10.

     Есть два способа ставить задачу подчиненным. Первый способ  -  ефрейтор
передает солдатам приказ вышестоящего: старшина приказал  красить  забор!  В
этом случае ефрейтор как бы отстраняется  от  процесса  принятия  решения  и
постановки задачи.
     В этом случае ефрейтор как бы сам ставит себя на один уровень со своими
подчиненными: я человек маленький - мне приказали, а я вам передаю, т. е.  и
вы и я - исполнители чужой воли.
     Второй способ - любой приказ,  спущенный  с  головокружительных  высот,
превращать в свой  собственный,  отдавать  его  от  собственного  имени,  не
ссылаясь на вышестоящие инстанции и их волю: будете, падлы, забор красить! Я
так хочу! Я так приказал! Я так повелел! Такова моя воля!
     Не мне обсуждать плюсы и минусы этих методов, скажу только, что  личный
пилот и телохранитель  товарища  Сталина,  заместитель  директора  Института
Мировой революции  Холованов  Александр  Иванович,  агентурный  псевдоним  -
Дракон,  действовал  всегда  только  вторым  способом.  Холованов-Дракон  не
говорил, что товарищ Сталин приказал поймать Мессера, вовсе нет,  сталинскую
волю Холованов превращал в свою собственную и действовал  только  от  своего
имени: мне нужен  Рудольф  Мессер!  Подать  чародея!  Где  Рудольф  Мессер?!
Поймать и доложить!
     И даже не так. Ставить задачу типа "поймать и доложить"  умеет  каждый.
Подчиненный на это через полгода ответит: доставить не удалось, так  как  не
смогли поймать, а не смогли поймать, так как не смогли найти,  а  не  смогли
найти, ибо...
     Потому приказ надо отдавать не  только  от  своего  собственного  имени
(больше уважать будут и подчиненные, и начальники), но и  в  форме  вопроса.
Одно дело: приказываю выкрасить  забор!  Другое  -  а  разве  забор  еще  не
выкрашен?
     В первом случае подчиненные будут выполнять (если будут) только то, что
приказано. Во втором случае им предоставлена широчайшая инициатива действий
- сами все делать обязаны. Сами себе работу должны находить. Командир только
от случая к случаю интересуется: а разве оружие еще  не  вычищено?  А  разве
траншея не вырыта? А разве город еще не захвачен?  Кто  персонально  в  этом
виноват?..
     В первом случае командир вынужден обо всем думать сам, все помнить, все
учитывать, обо всем подчиненным напоминать. Во втором случае  он  заставляет
своих подчиненных обо всем думать, все помнить, все делать без  напоминаний,
своими вопросами-приказами командир только доворачивает их рвение  в  нужное
ему направление.
     О  Рудольфе  Мессере  Холованов  никогда  не  разговаривал  со   своими
подчиненными и задачу на его поимку не ставил. Даже в форме вопроса.  Ничего
страшного. Сами думать должны. Сами должны инициативу проявлять, испрашивать
разрешение на поимку и докладывать об исполнении.
     Холованов сел, а начальник особой группы вытянулся перед ним. Ситуация:
никто из подчиненных Холованова задачу на поимку Рудольфа Мессера  сам  себе
поставить не догадался, потому Холованов теперь был  вынужден  такую  задачу
ставить. И он ее  поставил  в  своей  обычной  форме  короткого  напористого
допроса. И в каждом вопросе -  не  выраженное  явно,  но  вполне  отчетливое
обвинение в измене Родине и великому делу Мировой революции:
     - А разве вы еще не поймали  Рудольфа  Мессера?  Удивительно.  А  разве
Рудольф Мессер не сидит у нас в подвале? Странно. Разве  вы  не  можете  вот
сейчас его разбудить и пригнать в мой кабинет? Это более чем странно. А кто,
товарищ Ширманов, виноват? Вы лично не виноваты! Ну конечно, вы не виноваты!
А кто же виноват? Может, я виноват? А? Я виноват? Ах, и я не виноват!  И  на
том спасибо. Кто же тогда? Кому из своих подчиненных вы поставили задачу  на
поиск и поимку Мессера? Ах, вы никому  такую  задачу  не  ставили...  Так  и
запишем. А чем, собственно, вы занимаетесь в своей группе? И не  кажется  ли
вам...
     Страшные слова о вредительстве не были еще произнесены, но  на  кончике
Драконова языка они уже вертелись, как чертенята у сковородки с  грешниками,
приплясывая.

11.

     Стены  тюремные - полтора  метра  добротной  кирпичной  кладки.  Хорошо
раньше строили. Надежно. Пять тюремных коридоров - лучами  от  центра.  Один
надзиратель не сходя с места может видеть сразу все коридоры,  все  пять.  И
все четыре этажа. Каждый коридор - ущелье. Стеклянная крыша над ущельем  (не
беспокойтесь,  стекло  и  снизу,  и  сверху  стальными  сетями    прикрыто),
стеклянный же купол над центром, к которому коридоры сходятся. Двери камер -
рядами, вдоль каждого ряда - галерея, над нею еще одна и еще. Так что  сразу
все двери видно. На всех галереях. На всех этажах. И  считать  хорошо:  один
ряд - 25 камер, над ними галерея и еще 25, еще галерея  и  еще.  Справа  сто
камер в четыре яруса  и  слева  сто.  Один  коридор  -  двести  камер.  Пять
коридоров - тысяча.
     Чисто в тюрьме. Тихо. Гулко. Особенно к утру гулко, когда  уборщиков  к
рассвету по камерам разогнали, когда надсмотрщики притомились, когда  ночная
смена следователей дежурство сдала, когда вопли подследственных  попритихли.
Полы - огромные красные и белые квадраты. Вырезаны аккуратно,  до  сверкания
вымыты и натерты. И в уголках у плинтусов - ни пылиночки, ни  сориночки,  ни
грязиночки. Какой-то кайзер тюрьму выстроил, не то Фридрих, не то Вильгельм.
Денег не пожалел. Рассудил по-немецки: дешевая  работа  дороже  обходится  -
если положить по коридорам  какой-нибудь  дрянненький  пол,  так  потом  его
каждые сто лет менять придется. Так уж лучше раз положить, но чтоб навсегда.
И повелел так пол мостить, чтоб никогда не стерся,  чтоб  никогда  новый  не
настилать. Потому и положили плиты  гранитные.  Все  кончится,  истекут  все
времена,  а  пол  тот  останется,  не  истереть  его  и  миллиону  поколений
германских зеков. Вымрут люди, как динозавры и мамонты, а тюрьма  еще  долго
стоять  будет,  чтобы  воцарившиеся  после  людей  обезьяны  здесь,  посреди
развалин и выросшего  на  развалинах  дремучего  леса,  устраивали  бы  свои
сборища и водили по гранитным полам свои обезьяньи хороводы.
     А пока тут обитают люди. Люди в черном. И люди в полосатом.  Полосы  по
три пальца шириной: белые и серые. А на голове -  шапочка  элегантная,  тоже
полосатая. Очень даже красиво: огромные красные и белые плиты пола,  хоть  в
шахматы играй, а по этим  плитам  скользят  фигуры  двух  цветов,  черные  и
полосатые. Если бы серые полосы с полосатой одежды убрать, то  одежда  стала
бы белой, и полная аналогия получилась: пол в шашечку и фигуры двух цветов -
черные и белые, двигай одних прямо, других - по диагонали, третьих -  буквой
"Г".
     А если бы в тюрьме галереи обвить гирляндами цветов и в  центре  фонтан
устроить, то очень бы она на  огромный  универсальный  магазин  походила,  с
лесенками, мостиками и  переходами,  без  окон  наружу,  но  со  стеклянными
крышами и куполом. "Если вы потеряли друг друга,  встречайтесь  в  центре  у
большого фонтана". А если  бы  двери  камер  отпереть,  если  бы  в  камерах
разместить маленькие магазинчики, если бы черных  и  полосатых  переодеть  в
цветное...
     Но не додумался никто двери камер отпереть и в центре фонтан  учредить.
Потому чародея волокли не мимо журчащего фонтана, а мимо будок надзирателей.
Его тащили, как пойманного барса, на растяжках: кожаный ошейник  и  стальные
тросики к одному надзирателю и к другому - если бросится на  одного,  другой
удержит.
     А по коридорам, по караульным помещениям и подсобкам,  по  кабинетам  и
камерам, сквозь полутораметровые стены скользнула весть: Мессера поймали!
     И через десятиметровую внешнюю стену, через  колючую  проволоку,  через
ролики, провода и трансформаторы высокого напряжения, мимо караульных  вышек
и наблюдательных постов, мимо прожекторов,  недремлющих  псов  и  бдительных
часовых скользнула весть в огромный спящий город, укрытый  снежной  периной:
гестапо не дремлет, Мессера поймали!

12.

     Есть еще один командирский секрет. Умный командир гнет линию по  одному
параметру - указывает подчиненным, ЧТО надо делать. Но не указывает, КАК.
     Если командир начинает указывать, как надо делать, то указаниями своими
сковывает инициативу подчиненных и берет на себя ненужную ответственность за
последствия. Про то, КАК надо делать, пусть думают сами подчиненные. Путь  у
них головы болят. Если командир не указал способов выполнения задачи,  то  в
случае неудачи он окажется прав: да, я приказывал это  делать,  только  надо
было действовать иначе, с умом.
     - В общем, так, Ширманов, расстрелять тебя  немедленно  мне  врожденная
доброта мешает. Понял? Даю тебе последнюю возможность. Бери любые  средства,
любую агентуру, все дам, но  Мессера  мне  достань.  Из-под  земли  достань.
Понял? Если его какая-то разведка утащила, так  ты  из  звериной  пасти  его
вырви и мне сюда поставь, на этот вот коверчик. Понял?
     Ширманов прохрипел невнятно. И тогда Холованов вопрос повторил:
     - Спрашиваю, понял?
     - Понял.
     - Неделя на поиск. Неделя на похищение. Неделя на доставку.  Через  три
недели Рудольф Мессер должен быть тут. Если через три недели он не  появится
в Москве, ты кончен. Может быть,  он  сам  чудом  тут  объявится,  тогда  ты
спасен. А сейчас поднимай свою группу. Работай. Каждый день -  на  мой  стол
отчет о проделанной работе. Понял?
     - Понял.
     - Удивляюсь своей доброте: даю тебе три недели  на  спасение  твоей  же
шкуры. (На черта она мне нужна, твоя шкура?) Иди и спасай ее. Надейся только
на себя и на чудо. И помни слова товарища Сталина: чудес не бывает.


ГЛАВА 3

1.

     Профессия у него интересная и редкая: палач-кинематографист. Палачей на
планете видимо-невидимо - как собак нерезаных. И кинематографистов - столько
же. А вот палачей-кинематографистов очень даже немного. И профессии вроде бы
смежные, и встречаются часто палачи  с  кинематографическими  наклонностями,
как и кинематографисты с палаческими, но все же найти  специалиста,  который
бы в равной мере сочетал в  себе  качества  талантливого  палача-новатора  и
одаренного    кинематографиста,    вовсе    не    так    просто.      Потому
палачей-кинематографистов уважают и ценят.  Их  труд  щедро  оплачивают,  им
оказывают почет и уважение.
     В узких, понятно, кругах.
     Ясное дело - его никто никогда  не  называл  палачом-кинематографистом.
Должность  именуется  -  исполнитель.  Более  официально    -    исполнитель
приговоров.  А  уж   совсем    официально    -    исполнитель    приговоров,
кинематографист. Через запятую.
     А для своих - Вася.

2.

     Вторым делом в берлинских тюрьмах - санобработка. Чтобы вшей  в  тюрьму
не занес.
     А первым делом - бьют.
     Чародея толкнули в большую высокую  камеру  без  окон.  Стены  -  белый
кафель, как в операционной. А пол - цемент. Удобно - после процедуры включил
напор и водой из шланга кровь смывай.
     По углам четверо. С дубинами. Они не учли двух моментов...

3.

     А для своих - Вася. Для тех, кто помоложе, - дядя Вася. Последние  годы
Вася  все  больше  на  вязании  работал,   потому    чаще    его    называют
Васей-вязателем. И  работу  кинематографиста  не  забывал,  потому  его  еще
Васей-киношником зовут.
     Много дяде Васе-киношнику работы - по Москве аресты валом идут. Арест -
не палаческое дело, не палачу-виртуозу таким недостойным  делом  заниматься.
Но  нет  выхода  -  Москву  чистить  надо.  Потому  палачей,  которых   пока
расстреливать не надо, товарищ Сталин бросил на аресты палачей, которых надо
именно  в  данный  момент  срочно    расстрелять.    Потому    дядя    Вася,
палач-кинематографист,брошен на низменную, грязную, недостойную его высокого
ранга работу, на аресты.
     А тут еще съезд партии.

4.

     Они не учли двух моментов. Во-первых, чародей Рудольф Мессера пока  его
везли, спал. Он спал  совсем  немного,  но  даже  небольшой  отдых  частично
восстановил его силы... Во-вторых, тут не было собаки... Чародея толкнули  в
центр камеры. Толкнули с умением, с годами отработанной точностью:  двое  из
коридора толкают в дверь, третий внутри  камеры  подставляет  ногу,  и  лети
через ногу мордобойца прямо туда, где пол  снижается  к  прикрытой  решеткой
яме. И четыре дубины взлетели над ним.
     Но чародей успел в падении прикрыть лицо ладонью и крикнуть: "Не  бейте
меня!"

5.

     В Москве  XVIII  съезд  ВКП  (б) - Всесоюзной  Коммунистической  партии
(большевиков). Партия - союз единомышленников. Съезд партии -  форум  лучших
людей страны. Утро. Кремль. Гремят куранты. Лучшим  людям  страны  -  почет.
Понятное дело - и безопасность им обеспечена.  От  нее  никуда.  Потому  для
общего блага, чтобы все вместе не взорвались от принесенного врагом  заряда,
каждого делегата индивидуально обыскивают, вежливо, но  тщательно.  Делегаты
предупреждены: все оставить в гостинице, иметь в кармане  только  партбилет.
Такие требования  выполняются  с  энтузиазмом  -  правильно  товарищ  Сталин
делает, не все ведь враги еще выкорчеваны, и среди  делегатов  съезда  может
один отыскаться... пронесет в зал авторучку, та ручка и грохнет - все лучшие
люди страны разом взорвутся. Что тогда со страной будет? Так  что  -  только
партбилет. В партбилет, как ни крутись, заряд взрывчатки не  вмонтируешь,  а
если и вмонтируешь, то не очень мощный.
     В принципе, делегату съезда партии ничего в карманах иметь и  не  надо:
кормят делегата сытно, поят обильно. Вечерами - концерты. Все бесплатно. Все
без денег. Можно с пустыми карманами ходить. Как при коммунизме.
     При входе в зал каждому делегату - чудесной работы блокнот для  записей
и авторучку. Где такую еще  найдешь!  Ручки  дивные  -  красные  и  голубые,
выбирай любую. И  чернила  всех  цветов.  Где  такое  увидеть  можно,  чтобы
авторучка зеленым цветом писала! И перья любой толщины,  любой  мягкости.  И
названия   авторучкам    разные:    "Москва",    "Прогресс",    "Пятилетка",
"Индустриализация"; и  фирмы-изготовители  разные:  "Завод  имени  Сталина",
"Парижская коммуна", "Ф-ка им. Горького".
     Радуется делегат: съезд завершится, а ручка в кармане  останется.  Всей
Сибири на удивление. И блокнот тоже. И еще  делегаты  радуются:  скоро  весь
советский народ такими ручками писать будет  -  производство  уже  налажено,
только на всех пока не хватает.
     Чудесным авторучкам - сразу применение: все о  делегатах  известно,  но
перед входом в  зал  заполни,  делегат,  анкету  еще  раз,  чтобы  мандатная
комиссия подвела  итоги  и  объявила  в  завершение  съезда,  сколько  среди
делегатов мужчин, сколько  женщин,  сколько  рабочих,  сколько  крестьян,  а
сколько прослойки - трудовых интеллигентов. С  гордостью  объявит  мандатная
комиссия съезду, а потом всей стране, всему миру, сколько в числе  делегатов
участников Великой  Октябрьской  социалистической  революции,  а  сколько  -
Гражданской  войны,  сколько  орденоносцев,  сколько   членов    партии    с
дооктябрьским стажем, сколько - с послеоктябрьским...
     В вестибюле - интересные знакомства, оживленные  беседы.  Нашла  власть
советская чабана за облаками. Чабан в халате. В таком виде и доставили. Тоже
делегат. Никогда в жизни человек со своей горы не спускался. Никогда облаков
снизу не видел, всегда на облака только сверху взирал. Вот  такой  и  нужен.
Нашла его власть наша родная, с горы спустила. По-русски он не понимает. Это
не беда. В нашей многонациональной родине говори на любом языке. Кому  надо,
поймут. Делегат с горы  -  лучший  из  лучших,  потому  ему  государственные
проблемы решать. Руку надо поднимать.  Вместе  со  всеми.  Обступили  чабана
командиры Красной Армии, рассказ на непонятном  языке  слушают  о  том,  как
баранов выращивать.

6.

     Крикнул чародей, чтобы не били. И его не  били.  Сел  чародей  на  пол,
потер ушибленный локоть, осмотрел искусанную собакой руку и приказал:
     - Врача.

7.

     В Большом Кремлевском дворце песни гремят, туркменский товарищ в  бубен
бьет, девки-хлопкоробки в азиатских штанах азиатские же танцы вытанцовывают,
в зале  журналисты  суетятся,  блещут  вспышки  магния,  журчат  кинокамеры,
успокаивают, баюкают...
     Демократия полнейшая. С перебором. Выборы нового  состава  Центрального
Комитета совершенно тайные. Каждому делегату - список кандидатов. Из  списка
можешь вычеркнуть любого. Мало того -  вместо  вычеркнутого  можешь  вписать
любого, кто нравится. Кого хошь. Не  просто  можешь,  но  обязан  вписать  в
список   своего   избранника.   Если  вычеркнешь   одну  фамилию,  а  вместо
вычеркнутого никого не впишешь, то бумага эта считается недействительной:  а
то ведь всех можно повычеркивать, кто тогда страной будет править? Так  что,
вычеркивая одного, вписывай другого.
     Молоденький чекист-выдвиженец из  Тайшетлага,  представляющий  интересы
сибирских большевиков,  недоверчиво  кабинки  для  голосования  щупает:  где
фотоаппараты спрятаны? Если  каждый  будет  вычеркивать  кого  вздумается  и
вписывать кого захочется, то куда  же  это  мы  пританцуем?  Неужто  товарищ
Сталин не контролирует  процесс  выборов?  Неужто  не  заботится  о  будущем
составе Центрального Комитета? Неужто вожжи отпустил?
     Ощупывает чекист кабинки, мол,  добротно  сделано,  а  сам  удивляется:
фотоаппаратов действительно нет.  Некуда  их  всобачить,  кабинки  -  реечки
полированные да сатин красный, весь просвечивается, фотоаппарат вставить  не
умудришься.С другой стороны, прикрывает тот сатин зачеркивающего-пишущего...
Так что... Заходи в кабинку и вычеркивай кого хочешь... Вписывай...  Чудеса,
да и только...

8.

     Побежали за врачом. Послали за дежурным надзирателем. Погнали машину за
начальником тюрьмы.
     Чародей сидел уже не на полу,  а  на  кем-то  принесенной  табуретке  и
командовал:
     - Позовите того, с собакой. Позвали.
     - Собаку убей. И возвращайся сюда.
     - Есть! Четверо с палками не скучали - чародей им  приказал  обработать
того, который в воронке усердие проявил, чародея в печень двинул. Четверо  с
палками уточнили: как бить? Отвечал: как всегда новоприбывших обрабатываете.
Усомнились: так это же зверство! Чародей успокоил: ничего, разрешаю...
     И собаковода, прибежавшего с докладом о выполненном приказе, чародей на
растерзание отдал тем четверым с дубьем, приказал  собаковода  обработать  в
соответствии с общепринятым стандартом: коротко, интенсивно, вкладывая душу.
     Много  отдал  чародей  приказов,  и,  подчиняясь  ему,    был    вскрыт
следственный корпус, и в огромной  тюремной  кочегарке  охранники  метали  в
пламя тугие папки. Повинуясь приказу, главный  надзиратель,  гремя  ключами,
отпирал камеры, а внешняя охрана - тяжелые ворота. Правда, узники не спешили
воспользоваться свободой. Так уж коммунисты устроены: если дали свободу,  но
не поступило приказа ею пользоваться - не пользуются. И коммунисты  о