ины брала?
   - Да.
   - Свидетель необходим во избежание шантажа?
   - Правильно понимаете, - хмыкнула Лина.
   - Не вижу повода веселиться, - заметила Оксана Петровна. - Жизнь тебя
мало чему научила, Полина.
   - И то верно, - согласилась Лина.
   - И где мы встретимся с ним? Может, здесь?' - Оксаночка! -  Лина  еле
сдержала улыбку. - Важно, чтобы место было надежное, но не безлюдное.
   - Вот что, - произнесла Оксана Петровна, - назначь-ка ему встречу  во
дворе моей школы. Что там за время?
   - Завтра в десять утра.
   - Отлично. Я подойду к десяти со стороны стадиона.
   Помнишь, ты как-то наведывалась ко мне в школу с Ванькой и  мы  вышли
покурить к клумбе во дворе - скамья под грушей цела и по сей  день.  Вот
там и встретимся, - закончила Оксана Петровна, со вздохом поднимаясь.  -
Пора домой, мне их всех еще ужином кормить...
   Лина  проводила  женщину  до  подъезда,   поцеловала,   прощаясь,   и
отправилась на свой проспект пешком по  вечерним  улицам.  Проходя  мимо
школы, что располагалась  в  квартале  от  рынка,  она  заглянула  через
решетчатый забор в глубь двора, однако никакой  скамьи  не  увидела,  на
глаза попались  лишь  несколько  темнеющих  тополей  с  тыльной  стороны
здания. Зная, что вход на стадион находится не здесь, Лина решила завтра
прийти чуть раньше и осмотреться, чтобы не напутать с местом встречи.
   Она вышла на проспект, чтобы проехать пару остановок троллейбусом, но
не смогла втиснуться ни в один из идущих подряд друг  за  другом.  Затем
троллейбус долго не появлялся, но в конце концов она его дождалась, села
и через четверть часа была дома.
   Коробов не появлялся. Позвонив на дачу Анатолия Владиславовича,  Лина
почувствовала себя настолько утомленной, что, не раздумывая  о  причинах
отсутствия Алексея и не желая  тревожить  адвоката,  отключила  телефон,
погрузилась в горячую ванну и максимально расслабилась.
   К  завтрашней  встрече  нужно   было   подготовиться,   потому   что,
разговаривая с человеком, приходившим за долгом к ним в дом, Лина  остро
ощущала его настороженную раздражительность, будто она в чем-то обманула
его ожидания. Она догадывалась,  что  за  его  добродушной  крестьянской
внешностью скрываются едкая подозрительность и опыт, и  ей  понадобилось
огромное усилие, чтобы не сфальшивить, назначая  место  встречи.  Вполне
легкомысленным тоном она сообщила, что будет ждать  во  дворе  школы  по
такому-то адресу, и ее вновь спросили об Алексее. Лина, якобы не уловив,
сказала, что устраивает сына в гимназический  класс,  а  одновременно  и
дочь в ту же школу, так что было бы удобно им встретиться именно  там  -
таким образом  в  одно  утро  она  управилась  бы  сразу  с  несколькими
делами... Собеседник нехотя согласился, Лина точно знала одну из  причин
его недовольства: Анатолию Владиславовичу  придется  оставить  машину  и
своих  спутников,  если  таковые  окажутся,  довольно  далеко  от  места
встречи, так как к стадиону ведет единственная асфальтированная дорожка,
огибающая  школу,  все  остальное  окружено  оградой.  Когда  Лина   все
растолковала и еще раз назвала время, на другом  конце  линии  буркнули:
"До завтра" - и швырнули трубку...
   Засыпая с единственным желанием, чтобы  Коробов  не  свалился  ей  на
голову  среди  ночи,  Лина  вдруг  подумала,  сможет   ли   когда-нибудь
рассказать сыну все и не придется ли ей и тогда  безбожно  врать  ему  о
своей жизни. Это было бы чудовищно. Смириться с тем, что Митя,  пообещав
ничего не говорить  о  смерти  Марка,  преподнесет  легенду,  в  которой
мальчик так нуждается, она  еще  могла  бы,  но  как  быть  ей  самой?..
Оказывается, никто не волен распоряжаться собственной судьбой...
   Лина спала беспокойно, не зная, что Дмитрий Константинович безуспешно
пытается  дозвониться  ей  и  что  именно  сегодня   вечером,   угомонив
наконец-то тетушку, они прошли в кабинет и  мальчик  впервые  спросил  о
своем отце. Адвокату пришлось довольно туго, потому что он не был  готов
к этому вопросу. Выяснив, какую роль сыграла Лилечка  вдруг  вспомнившая
"рядом  с  мамой  Ванечки  интересного  мужчину  с  серыми   глазами   и
европейскими манерами", Дмитрий Константинович  молча  прошел  к  шкафу,
достал альбом с фотографиями и положил  его  перед  мальчиком  на  стол.
"Комментарии, когда вернется Лина", - сказал он.
   В девять утра следующего дня  Лина  вышла  из  дому.  Час  назад  она
поднялась с абсолютно ясным пониманием  того,  что  все  здесь,  в  этом
городе, ей чуждо. Словно  подходило  к  концу  затянувшееся  вынужденное
пребывание в гостинице стоящей на обочине дороги, связывающей прошлое  и
будущее. Оставалось расплатиться, собрать вещи и навсегда  покинуть  это
место. Однако бросить Коробова без элементарного объяснения было нельзя.
Это означало бы для Лины признание того, что все эти годы она обманывала
себя с последовательностью слепой фанатички.  Она  боялась,  что  ей  не
хватит сил примириться с победой Марка над ней, а без  этого  невозможно
сохранить любовь мальчика, которая и была ей нужнее всего. К тому же  ей
было жаль Коробова, как бывает жалко чувственной и эгоистичной глупости,
о которой воображаешь, что она является актом свободы.
   Лина  спокойно  и  тщательно  оделась,  глядя  в  зеркало   на   свое
бесстрастное лицо, и одобрительно кивнула отражению: за эти годы она  не
потеряла одного - умения владеть собой...
   Скамью под корявой грушей-дичкой  Лина  нашла  сразу  -  невидимое  с
улицы, это место было  облюбовано  курящими  старшеклассниками.  Кто-то,
однако, приглядывал за садом: окурки были сметены, а дорожка,  огибающая
школу, посыпана песочком. По ней-то без десяти  десять  и  прошествовала
одетая в строгий серый  костюм,  аккуратно  причесанная  и  подкрашенная
Оксана Петровна - все с тем же потертым портфелем под мышкой и в круглых
допотопных очках. Из-за школьного здания доносились детские возгласы  да
редкий шум проезжающих машин.
   - Ну как я - внушаю?
   - Еще бы, - улыбнулась Лина. -  Не  вижу  только  знаков  отличия  на
груди.
   - Не смогла отыскать, - отмахнулась женщина. - Как он выглядит?
   - Кто?
   - Твой кредитор.
   - Лысоватый мужчина, чуть моложе вас, похож на зажиточного  селянина.
Из особых примет  -  крупная  розовая  бородавка  на  щеке;  осторожный,
вежливый...
   Зачем вы спрашиваете?
   -  Как  только  он  подойдет,  я  займусь  аппаратурой,  -   серьезно
проговорила Оксана Петровна, садясь на скамью рядом с Линой и  кладя  на
колени портфель. - Нам наверняка  пригодится  запись  вашей  беседы.  Не
бойся, я умею этим пользоваться - старший сын подарил мне эту машинку  к
юбилею для занятий с моими разгильдяями...
   Однако  воспользоваться  "аппаратурой"  не  пришлось,  так  как  Лина
проговорила с подошедшем к ним ровно в десять  мужчиной  не  более  трех
минут. Он был один, и загорелое гладкое лицо его по мере  того,  как  он
приближался к ним, становилось все жестче и замкнутее.
   - Кто это? - скользнув взглядом по замершей фигуре Оксаночки, спросил
мужчина, не здороваясь.
   - Свидетель, - сказала Лина. - Анатолий  Владиславович,  вы  расписку
приготовили?
   Не отвечая, мужчина вынул из внутреннего  кармана  пиджака  сложенный
вдвое листок бумаги и  присел  на  скамью  рядом  с  Оксаной  Петровной,
которая, судорожно защелкнув портфель, отодвинулась к Лине.
   Лина прочла бумагу, достала из своей сумочки газетный сверток и через
колени Оксаночки, чуть изогнувшись, передала его мужчине. Тот  торопливо
развернул  бумагу,  пересчитал  пачку,  точным  движением  выдернул   из
середины сотенную зеленую купюру, царапнул ногтем, взглянул на  просвет,
слегка потер поверхность костяшкой кулака, еще раз пропустил  всю  пачку
между пальцами и аккуратно упаковал банкноты,  не  обращая  внимания  на
изумленно уставившуюся на его руки Оксану Петровну.
   - Да, - сказал он. - Вы мне ничего не намереваетесь сообщить?
   Лина пожала плечами.
   - Если это так, - произнес Анатолий Владиславович, - то  я  хотел  бы
передать  через  вас  Алексею,  что  он  ведет  себя  крайне  неразумно,
распространяя информацию обо мне  среди  людей,  с  которыми  он  сейчас
связан.
   - Алеша едет на лето работать в спортивный лагерь.
   - Вы так полагаете?  -  впервые  усмехнулся  мужчина,  поднимаясь  со
скамьи.
   - Передайте вашему  легкомысленному  супругу,  что  существуют  долги
посерьезнее денежных... Их и возвращают  иначе.  Всего  хорошего!  -  Он
зашагал по дорожке, и вскоре Лина услышала звук стремительно  отъехавшей
машины...
   Она повернулась к Оксане Петровне.
   - Дело сделано... Хотите, я угощу вас  мороженым?  Оксаночка,  что  с
вами?
   Оксана Петровна смотрела на Лину внимательным и брезгливым взглядом.
   - Вот какие у тебя, оказывается, с Коробовым дела! - произнесла  она.
- А я-то, старая дура... подумала, что  ты  от  своего  Алексея  прячешь
какие-то невинные трешки. Решила,  что  поистратилась  наша  девочка  на
тряпки и забоялась  супруга...  А  вы  какими-то  неслыханными  деньгами
играете да еще меня впутываете...
   - О чем вы, Оксана Петровна? - воскликнула Лина. - Что за глупости вы
говорите?
   - Зачем  тебе  понадобилось  делать  меня  свидетелем  твоих  грязных
операций с бандитами? Взглянуть только на рожу этого Анатолия, как  бишь
его там...
   - Оксаночка!
   - Бедная  Машенька,  какое  счастье,  что  она  не  дожила  до  этого
чудовищного времени! Что ты сделала со своей жизнью,  Полина?  Зачем  ты
угробила прекрасного человека, отца твоего ребенка? Чтобы подобрать  это
ничтожество, этого Коробова?  Чтобы  заниматься  незаконными  делишками?
Тюрьма тебя, похоже, все-таки многому научила...
   - Довольно! - сказала Лина. - Топайте  в  свою  школу.  И  запомните:
никому,  кроме  Манечки,  я  не  позволила  бы  так  говорить  со  мной.
Благодарю, что не отказались выполнить мою просьбу. - Она  встала  и  не
оглядываясь пошла прочь, Дрожа как в ознобе и повторяя:
   - Хватит, хватит, довольно...
   - Полина! Деточка!..
   Однако Лина уже выскочила на перекресток и, морщась  от  судорожного,
до краев, вдоха, вскинув руку, остановила проезжающее мимо пустое такси.
   - Пожалуйста, на  вокзал,  -  проговорила  она,  усаживаясь  рядом  с
пожилым водителем. - Нет, если можно, сперва завезите меня  на  проспект
Ленина, я возьму сумку с вещами.
   Лина передумала оставаться ночевать у родственников Алексея сейчас же
после того, как около пяти появилась в  их  новом,  недавно  отстроенном
доме на окраине Полтавы. Все обитатели дома находились в саду,  а  Катя,
босая, растрепанная и уже загоревшая, возилась  в  огороде,  поливая  из
лейки как выяснилось, собственную грядку. Девочка бросилась к  матери  с
такой бурной радостью, что Лина, решившая было остаться на день  в  этом
чистом,  пахнущем  сосной,  мягком  воздухе,  чтобы  просто  отдышаться,
засобиралась обратно, как ее ни уговаривали.
   Она так и не позвонила Дмитрию Константиновичу, заскочив в  пустующую
харьковскую квартиру за дорожной  сумкой,  в  которую  поспешно  уложила
московские  продукты  из  холодильника,  коробку  конфет  и  пару  пачек
сигарет. Торопясь, натянула джинсы,  футболку,  не  убирая  разбросанные
вещи, схватила легкую куртку, рассовала деньги по карманам и выскочила к
ожидавшей машине...
   Родственники Коробова убеждали Лину погостить хоть немного, удивляясь
ее нервозности, однако она настояла  на  своем.  К  ночи  ее  отвезли  к
проходящему поезду и втиснули в  общий  вагон,  где  они  с  девочкой  и
проспали на голой нижней полке  почти  девять  часов,  пока  поезд  полз
каким-то кружным путем, останавливаясь через каждые четверть часа. Утром
на Харьковском вокзале, еще сонная, проходя мимо касс, она не раздумывая
свободно купила два билета - взрослый и детский - на фирменный  поезд  в
Москву, отправляющийся в конце дня.
   Коробов все-таки появился к полудню, и Лина ему обрадовалась,  потому
что не хотела уезжать, не простившись, кроме  того,  вновь  возвращаться
сюда она больше не хотела.
   Девочку Лина выкупала и еще до прихода мужа отправила гулять во двор,
включила телефон и  сразу  же  набрала  номер  Дмитрия  Константиновича.
Подошла домработница  и  сообщила,  что  Лилия  Михайловна  отдыхает,  а
адвокат еще с утра увез мальчика  повидаться  со  своими  родителями  за
город. Лина назвала номер  своего  поезда  и  время  прибытия,  попросив
оставить записку у Дмитрия  Константиновича  в  кабинете  на  письменном
столе.
   Каждое действие Лины, вплоть  до  самого  прихода  Коробова,  как  бы
отсекало одну за другой возможности отступления. Однако когда муж  молча
ввалился в дом, сбросил пиджак, швырнул  его  в  кресло  в  прихожей  и,
направившись в кухню,  долго  пил  воду  прямо  из-под  крана,  она  еще
надеялась, что он в состоянии что-либо  изменить.  Что?  Каким  образом?
Этого Лина не знала...
   Алексей Петрович был небрит, раздражен, у него трещала голова.
   - Когда ты приехала? - спросил он.
   - Позавчера.
   Мальчиком Коробов даже не поинтересовался.
   - Ну и как?
   - Нормально, - ответила Лина, закуривая сигарету.
   - Дай и мне, - сказал мужчина. Они сидели на  кухне,  легкий  ветерок
трепал шторы;
   Коробов был в майке,  обтягивающей  его  бугристые  плечи,  лицо  его
показалось  Лине  обрюзгшим  и  постаревшим  -  выражение   обреченности
мелькнуло и пропало на этом некогда боготворимом ею  лице.  Сердце  Лины
томительно дрогнуло, и она произнесла, глядя, как он брезгливо втягивает
в себя дым, полуприкрыв лиловатые набрякшие веки:
   - Алеша, ты можешь не беспокоиться, я вернула  долг,  все  пятнадцать
тысяч. Вчера утром я встретилась с Анатолием Владиславовичем...
   - Какого черта! - выдохнул Коробов, и голова его дернулась. -  Почему
ты не отдала деньги мне? - И так как Лина молчала, он повысил голос:
   - Зачем ты лезешь в мои дела? Я смирился с  тем,  что  ты  укатила  в
Москву, не дождавшись моего прихода, однако когда ты приехала и привезла
бабки, почему ты...
   - Не надо кричать, - оборвала его жена.  -  Ведь  тебя  не  оказалось
дома.
   - Я должен был сам с ними встретиться.
   - Тебе незачем вообще связываться с этим человеком, - сказала Лина. -
Если, конечно, ты меня не  обманул  и  твой  долг  не  составляет  сумму
гораздо больше той, что получил Анатолий Владиславович...
   - Послушай, Полина, - проговорил, кривясь, Коробов,  -  я  прошу,  не
вмешивайся больше в мои дела. Ничего никому я не должен, но терпеть, что
кто-то сует свой нос в мою жизнь, я не намерен.
   - Алеша, - растерянно произнесла женщина, - ведь я твоя жена!
   - Ну и занимайся своими женскими делами, - отрезал  он,  вскакивая  и
швыряя окурок в мойку, - раз уж вернулась...
   - Когда ты едешь в лагерь? - спросила Лина, глядя на  его  спину.  Он
опять глотал воду.
   - Никуда я не еду...
   - По какой причине? - Она осеклась, потому что  Коробов  стремительно
обернулся. Лицо его исказилось, и он закричал:
   - Опять! Я не собираюсь давать никаких объяснений. Не  еду  -  и  все
тут.
   Ты же мне не  сообщила,  где  провела  пять  лет  жизни,  прежде  чем
оказалась здесь?
   А кстати, куда ты подевала своего обожаемого сыночка, который мне все
нервы измочалил?
   - Замолчи! - шепотом воскликнула Лина, вздрогнув. - Я вижу,  с  тобой
сейчас бесполезно о чем-либо разговаривать... Иди проспись, я приготовлю
поесть. Катя скоро вернется.
   - Вот как! Ты и в Полтаве успела побывать?
   - Да.
   - И что же это ты задумала?
   - Я сообщу тебе об этом позже...
   Когда  она  кормила  девочку,  позвонил  адвокат.  Коробов   еще   не
показывался  из   своей   комнаты.   Лина   коротко   сообщила   Дмитрию
Константиновичу, что завтра они с  дочерью  приезжают.  На  вопрос,  как
чувствует себя Иван, адвокат ответил, что все они без нее соскучились.
   - Лина, - спросил Дмитрий Константинович, - когда ты вышла за  Марка,
ты не меняла фамилию?
   - Нет.
   - А во второй раз?
   - Тоже.
   - Коробов даст тебе развод?
   - Я еще не говорила с ним об этом.
   - Почему?
   - У меня не было возможности.
   - Все так... плохо?
   - Нет, Митя. Обычная суета и грязь, будто и не бывает другой жизни.
   - Ты твердо решила уехать оттуда?
   - Да. Позови, пожалуйста, Ваню, я хочу услышать его голос.
   - Лина... Ладно,  завтра  мы  увидимся,  но  прежде,  чем  ты  будешь
говорить с сыном, знай, что ни о чем волноваться тебе не придется,  даже
если Коробов тебя не  будет  отпускать.  Через  некоторое  время  я  сам
займусь всеми формальностями по разводу. Как дочь?
   - Хорошо. Позови Ваню... Мальчик осторожно спросил:
   - Мама?
   - Иван, мы завтра приезжаем.
   - Я очень рад, Лина.
   - Что ты поделывал?
   - Думал.
   - Дмитрий тебе сказал?
   - Да, - ответил мальчик, помолчав.
   - Ванечка, - сказала Лина. - Я...
   - Мама, - перебил ее мальчик, - мы  рады,  что  все  кончилось  и  ты
завтра приезжаешь...
   - Пока, - произнесла Лина, - давай клади трубку!
   - Нет, ты...
   - Я люблю тебя, - сказала Лина и,  закрыв  глаза,  медленно  опустила
белую трубку на рычаг, - невыносимо...
   Оставалось всего несколько часов. Вещи  давно  были  собраны,  и  она
упросила  Катю  прилечь  с  книжкой  в   большой   комнате.   Пока   она
разговаривала по телефону, девочка вымыла посуду  и  теперь  старательно
мела пол на кухне. Она была худенькой и  очень  рослой  для  своих  лет.
Коробовского в  ней  было,  пожалуй,  только  слегка  вздернутый  нос  и
настороженный  взгляд  голубых  глаз,  в  остальном   она   все   больше
становилась похожей на Лину. С братом ее роднили сдержанность и небоязнь
оставаться самой собой. Лина подумала, провожая Катю в  комнату,  что  в
своем ослеплении так и не удосужилась узнать собственных детей.
   Прикрыв  дверь  гостиной,  она  коротко  постучала  в  дверь  комнаты
Коробова.
   Ответа не последовало, и Лина тихонько вошла. Коробов лежал на  своем
коротком диване поверх мятого  пoкрывала  в  одних  джинсах.  Скомканная
несвежая одежда валялась  по  всей  комнате.  Скорее  по  привычке,  чем
движимая желанием навести порядок, Лина наклонилась чтобы поднять вещи.
   - Оставь, - сказал, проследив ленивым взглядом за ее движением.
   Коробов, - я сам. У нас поесть что-нибудь имеется?
   - Да. - Лина выпрямилась, отошла к  двери  и  взглянула  на  часы.  -
Алеша, у меня мало времени. На кухне  ты  найдешь  еду.  Кроме  того,  я
оставляю тебе немного денег, они  лежат  в  спальне,  на  трюмо,  поверх
квитанций за телефон.
   - Ага, - произнес Коробов, чуть приподнимаясь, но не вставая. - Как я
понимаю, ты опять куда-то собралась?
   - Я уезжаю.
   - В Москву?
   - Да. Катя едет со мной.
   - И надолго? - Он рывком сел,  поморщился  и,  потягиваясь,  хрустнул
суставами пальцев, сплетя их перед собой на уровне мощных грудных мышц.
   Лина хорошо знала этот его утренний  жест,  сейчас  вызвавший  в  ней
глухое раздражение. Отекшим багровым лицом и большими плоскими  ладонями
Коробов был похож на рубщика из мясного, у которого закончился  трудовой
день.
   - Когда вас ждать? - спросил он, зевая.
   - Алеша, - Лина на секунду запнулась, - послушай меня внимательно.
   Кончай свою физкультуру... - Коробов удивленно взглянул на нее.  -  Я
уезжаю навсегда. Мне нужно твое согласие на развод. Жить с детьми я буду
в Москве.
   Алексей Петрович смотрел на Лину спокойно,  и  она,  сбитая  с  толку
равнодушным интересом в его глазах, торопясь, заговорила:
   - Все это, наверное, несколько неожиданно для тебя, но если взглянуть
разумно, то так будет лучше. Для всех. В последнее время, и ты  сам  это
чувствовал, что-то у нас не складывалось...
   - Ты хочешь развестись со мной? - перебил ее Коробов.
   - Да.
   - Развод не входил в мои планы. Мне негде жить, и кроме того, у  меня
нет времени  и  желания  заниматься  этой  мутотой:  дележом  имущества,
бракоразводными делами и прочей чепухой, - сказал Коробов,  окончательно
просыпаясь.
   - Пусть тебя это