погоды  или  гостей.  Для
долгих дружеских бесед - мадера... Мой попугай Гриша, к  примеру,  очень
любил шартрез.
   Мальчик улыбнулся.
   - Да, Ваня, пусть тебе это не кажется  странным.  Он  любил  капельку
крепкого напитка и подсоленные орешки. А я между тем кагор не  переношу,
как и эту рыбу, которую ты велел приготовить Антонине Степановне.
   - Это не рыба, Лилечка, - возразил адвокат,  вздыхая.  -  У  тебя  на
тарелке тушеный кальмар под майонезом. Моллюск. Кстати, и приготовлен он
мной лично.
   - Это не повод для бахвальства, - хмыкнула Лилия Михайловна. - Вот  и
ешь его сам... А вам, милочка, этот моллюск нравится? - повернулась  она
к Лине.
   - Да.
   - Удивительно! Скажу вам по секрету, Митя меня кормит черт знает чем.
   - Тетя шутит, - улыбнулся адвокат.
   - А вы к нам надолго? - Дама продолжала беседу с  Линой,  не  обратив
внимания на реплику Дмитрия Константиновича.
   - Нет, завтра вечером мы уезжаем.
   - Не может этого быть! - воскликнула Лилия Михайловна.  -  Вы  должны
остаться у нас погостить. Впрочем, если так уж необходимо - уезжайте, но
мальчик пусть еще побудет с нами.
   - Верно, - заметил  адвокат,  -  наконец-то  я  слышу  здравые  речи,
тетушка...
   Лина взглянула на него,  однако  промолчала.  Иван,  сидевший  рядом,
тронул ее за локоть. Лина повернула голову, и он умоляюще  посмотрел  на
мать. Мальчик впервые о  чем-то  просит,  подумала  она.  Пожав  плечами
гостья сказала адвокату:
   - Мне кажется, что мы выбрали неудачное время  для  обсуждения  этого
вопроса. Иван, не дергайся, а ты, Митя любишь торопить события.
   - Виноват, - проговорил адвокат, - кругом виноват:  и  обед  плох,  и
перестройку именно я затеял, и вина забыл подать, и тебе не угодил...
   - Вот что! -  ревниво  воскликнула  Лилия  Михайловна.  -  Прекратите
вздорить. Мальчик остается со мной, нечего ему туда-сюда сновать,  а  вы
занимайтесь своими  делами.  Что  до  меня,  то  я  отправляюсь  к  себе
отдохнуть, ты же,  мой  дорогой  приходи  вечерком,  и  продолжим  игру.
Спасибо, Митя, за обед.
   Она позволила адвокату проводить себя, а Иван помог  Лине  убрать  со
стола. Он стоял у мойки и молча мыл посуду, когда со  смущенным  смешком
Дмитрий Константинович возвратился в кухню.
   - Тетушка в  ударе,  -  сказал  он.  -  Чем  это  ты,  Ваня,  ее  так
обольстил?
   - Она выиграла у меня пару партий, - ответил мальчик, не отрываясь от
работы.
   - Ты ей поддался?
   - Ну надо же одинокой пожилой женщине дать возможность  почувствовать
себя счастливой, - проговорил мальчик, стряхивая капли.  -  Я  закончил,
мама.
   - Спасибо, - произнесла Лина.
   Она сидела в уголке,  положив  руки  на  пустой  уже  стол,  в  своем
нарядном шелковом летнем  платье,  которое  выгладила  перед  обедом,  с
ниткой  фальшивого  жемчуга  на  высокой  шее,  с  прямыми  подложенными
плечами, и мальчик, переглянувшись с адвокатом, приблизился к ней.
   - Линочка, ты не хочешь поехать с нами взглянуть  на  дом,  где  жила
бабушка? Лина покачала головой.
   - Я что-то устала, - сказала она.
   - А мне можно?
   - Отчего  же,  -  проговорила  она  и  усмехнулась.  -  Если  Дмитрий
Константинович тебя пригласил, поезжай.
   Она смотрела на своего сына, слегка задетая переменой, произошедшей с
ним в этом доме. Она редко видела его таким - оживленным и  одновременно
уверенным, словно ему дышалось здесь совершенно легко.
   - Поезжайте ненадолго,  Митя,  заодно  можете  купить  мне  билет  на
завтра.
   - Так я остаюсь, мама? - воскликнул мальчик.
   - Да.
   - А когда ты вернешься за мной?
   - Не знаю, я позвоню. У Дмитрия Константиновича  нет  времени,  чтобы
развлекать тебя. Для  начала  следует  определиться,  где  ты  проведешь
каникулы...
   - Я не хочу с Коробовым в лагерь...
   - Тебе и не предлагают ничего подобного. В то же время  провести  все
лето в Москве тоже не выход.
   - Ну что ты! - сказал мальчик. - Я еще и города толком не видел...
   - Давай не будем загадывать, -  произнесла  Лина,  -  я  разберусь  с
делами дома и  позвоню.  Повторяю,  Дмитрий  Константинович  чрезвычайно
загружен...
   - Лина, - перебил ее адвокат, - и  в  самом  деле,  не  будем  ничего
загадывать. В конце концов, если тебя  так  беспокоит,  что  Иван  будет
находиться в городе, я свезу его на недельку к своим родителям на  дачу.
Позагорать. А теперь пойдем, я покажу, где вы будете сегодня спать.
   Он провел их в гостиную, где для Лины раздвинули  диван,  а  мальчику
принесли из  комнаты  тетушки  квадратный  пуф  и  поставили  его  между
повернутых друг к другу глубоких кресел. Поверх сооружения было  брошено
толстое верблюжье одеяло.
   Однако на этом проваливающемся в середке ложе мальчик  все  равно  не
поместился.
   - Пусть Ваня лучше ляжет со  мной,  -  сказала  Лина,  с  насмешливым
интересом наблюдая за тем, как адвокат сокрушенно  чешет  в  затылке.  -
Ничего, одна ночь - это недолго.
   Лина ошибалась. Когда  через  пару  часов  мужчины  вернулись  и  она
сообщила Дмитрию Константиновичу обо всех звонках,  которые  мешали  ей,
подремывая, смотреть телевизор, затем согрела чайник на кухне, а мальчик
сразу же отправился проведать Лилию Михайловну, адвокат сказал ей:
   - В Измайлове мы побывали. Билет  также  купили.  Я  забыл  отключить
телефон, обычно мне много звонят по вечерам. Извини.
   - Ничего, - пробормотала Лина.
   - Ты очень устала?
   - В общем, да.
   - Лина,  завтра  с  утра  мы  займемся  делами.  Я  покажу  тебе  все
документы, мы получим в банке деньги, заедем купить  кое-что  из  одежды
Ивану и обсудим, что тебе необходимо сделать  в  Харькове,  чтобы  ты  с
дочерью вернулась сюда уже насовсем...
   - Ты так говоришь, будто все уже решено, - сказала  Лина.  -  Пойдем,
чай остынет. Я не могу тебе дать ответ и сейчас.
   - Почему?
   - Выходит так, - произнесла Лина, нахмурившись, - что я  одним  своим
согласием, одним движением перечеркиваю свою почти  десятилетнюю  жизнь.
Из-за чего? Из-за того, что ты предлагаешь нам безбедное существование?
   - Тебе выбирать, Лина, - пожал плечами адвокат. - Что плохого в  моем
предложении? Я повторяю: ты свободна  распорядиться  своей  жизнью,  как
тебе заблагорассудится, но мальчика я тебе не отдам.
   - Не говори так!..
   В комнату заглянул Иван.
   - Извините, Лилечка требует вас, дядя Митя. Мама, я помогу, не трогай
эти кресла.
   Дмитрий Константинович, прихватив пуф,  ушел  к  тетушке,  а  Лина  с
мальчиком быстро расставили мебель по местам  и  постелили  простыни  на
диване.
   - Ты будешь чай? - спросила она.
   - Нет, - ответил мальчик, - я немного почитаю Лилии Михайловне  перед
сном и лягу. Тебя подождать?
   - Да.
   Она проводила его взглядом и пошла на  кухню,  где  адвокат  сидел  в
одиночестве. Был он молчалив и к прерванному разговору не возвращался.
   - Митя, - сказала  Лина,  -  ты  можешь  обещать  мне  выполнить  мою
просьбу?
   - Конечно. - - Не рассказывай ничего Ивану без меня.
   - Обещаю.
   - Я позвоню, и мы окончательно решим, что делать дальше.
   - Хорошо. Налей мне покрепче, пожалуйста, а  я  сейчас  принесу  тебе
письмо Манечки.
   - Она писала тебе?
   - Это было единственное письмо, которое Мария Владимировна  отправила
перед поездкой к тебе. В нем она сообщила о рождении твоего сына...  Как
вы с ней ладили?
   - Мама мне очень  помогла.  Она  все-таки  уехала  оттуда  к  Оксане,
уговорив меня отпустить ее с ребенком. Теперь  я  понимаю,  что  она  во
многом была права.
   Спасибо, что ты позаботился о нас тогда.
   Адвокат махнул рукой. Немного погодя он возвратился, неся конверт,  а
Лина придвинула ему чашку.
   - Я пойду, - сказал он, - допью у себя в  кабинете.  Мы  завтра  рано
встаем. Иван сам покормится?
   - Конечно, он привык...
   - Тогда спокойной ночи. - Адвокат подошел к Лине  и,  как  много  лет
назад, когда он изредка отвозил ее домой после вечеров у Альбины,  обнял
и поцеловал в щеку.
   Она устало усмехнулась.
   - Ты постучи мне, - сказала она.
   Оставшись одна, Лина медленно развернула  листки  бумаги  в  линейку,
исписанные знакомым, каллиграфически правильным почерком Манечки. Ей  не
нужно было ехать на Парковую  -  она  помнила  ее  каждую  секунду.  Она
помнила даже, где лежала тетрадка,  из  которой  Манечка  надергала  эти
листки. Тетрадка находилась в тумбочке, на которой стоял их телевизор, и
была  в  мышино-серой  обложке  с  пятном  от  опрокинутой  бутылочки  с
ярко-красным  лаком,  которым  пятнадцатилетняя  Лина   красила   ногти,
одновременно глядя на экран.
   Она дважды прочла письмо и выкурила последнюю за  этот  длинный  день
сигарету. В доме было тихо, и, чтобы не нарушать тишину, Лина, не заходя
в ванную, прошла в своем нарядном платье прямо  в  гостиную,  где  горел
настенный светильник и спал мальчик.
   Сейчас она совершенно не чувствовала усталости. Лина присела на  край
мягкого дивана и посмотрела на сына. Он спал, ровно дыша, голый по пояс,
и розоватый свет золотил его растрепанную макушку. У него  были  длинные
пальцы и аккуратно подстриженные ногти,  а  на  тыльной  стороне  ладони
розовела свежая царапина. Другая рука лежала ее подушке.
   Лина взглянула на сумку с вещами,  перевела  взгляд  на  стул  -  там
висела ее ночная сорочка в цветочек,  а  рядом  в  кресле,  лежали  вещи
мальчика  -  потертые  джинсы,  свернутые  вчетверо,  футболка,  носовой
платок. Его дорожные шахматы находились на столе. Лина погасила свет, не
раздеваясь, легла рядом с сыном - и  ненадолго  провалилась  в  сон,  до
осторожного утреннего  стука  Дмитрия  Константиновича  в  полуприкрытую
дверь гостиной.

***

   Лина вошла  в  свою  харьковскую  квартиру  около  одиннадцати  утра.
Коробова  не  было,  однако  следы  его  пребывания  в  доме   отчетливо
свидетельствовали, что он жив и здоров.  Даже  чересчур  отчетливо  -  в
ванной Лина  обнаружила  скомканное  полотенце,  брошенное  в  спешке  в
раковину, и там же бритвенные принадлежности.
   Чемодан  находился  в  шкафу,  спортивная  обувь  была,  как  обычно,
задвинута под кушетку в его комнате, однако  ни  парадного  костюма,  ни
денег, оставленных перед отъездом Линой, ни пижонского кейса Алексея  не
было видно.
   Вчера Лина  Коробову  не  дозвонилась.  День  промелькнул  мгновенно,
адвокат после обеда уехал, а  сам  обед  затянулся  надолго  по  причине
гостей Лилии Михайловны, все  сплошь  смешливых  старушек,  которым  так
понравились харьковская гостья и мальчик,  что  Дмитрий  Константинович,
виновато шепнув ей в прихожей:
   "Мне срочно необходимо по делу, к семи будь готова", - попросил  Лину
присмотреть  за  подружками  тетушки,  без  меры   отдававшими   должное
кагору...
   Трижды она набирала домашний харьковский номер, но трубку так никто и
не поднял. Лина решила было, что Алексей Петрович уехал раньше времени в
лагерь, однако сейчас, обследовав свое жилище, поняла, что туда он  даже
и не собирался. Холодильник оказался практически пустым.  Но  продуктов,
которые московская компания  собрала  ей  в  дорогу,  узнав,  что  "мама
Ванечки вечером уезжает", оказалось достаточно для прикрытия этой бреши.
Кроме двух банок растворимого кофе, пачки чаю и коробки конфет  старушки
насовали ей апельсинов, консервов, сыру и даже всучили половину  вареной
курицы. Сумку Лины в купе внес адвокат, аккуратно поместив ее в нишу под
нижней полкой. Внутри, на самом дне,  покоились  завернутые  в  газетную
бумагу  пятнадцать  тысяч  долларов,  о  чем   было   сообщено   Дмитрию
Константиновичу, пока они шли к  поезду.  Адвокат  заметил,  что  деньги
лучше бы было везти "на себе", но Лина нервно отмахнулась, и он эту тему
завершил просьбой добираться с вокзала на такси и сразу же сообщить, как
она доехала.
   Иван провожал мать, не отрывая глаз от ее лица, и Лина, чувствуя  его
тревогу,  изо  всех  сил  пыталась   казаться   веселой.   Они   впервые
расставались при столь неопределенных  обстоятельствах,  о  чем  мальчик
даже не догадывался, а Лина старалась об этом не думать. И  когда  поезд
тронулся, мужчины еще немного постояли на перроне, а Лина, войдя в купе,
сразу  взяла  постель,  выкурила  сигарету,  накинула  халат  и   легла,
отвернувшись к рубчатой холодной стенке. Она уснула тотчас  и  спала  до
самого рассвета, даже не успев удивиться легкости своего  расставания  с
сыном...
   Было около двух, а Коробов так и не появился. Побродив по дому,  Лина
наткнулась на его записную книжку, забытую около телефона в прихожей.
   Опустилась в кресло, полистала ее и позвонила в  пару  мест,  где  он
весной иногда  отсиживался.  Там  с  легким  недоумением  ответили,  что
Алексей Петрович к ним давно не заглядывал. Лина  машинально  продолжала
листать  потрепанную  книжицу,  пока  не  наткнулась  на  слово  "долг",
написанное почему-то печатными буквами, и рядом - шестизначная цифра без
имени. Лина, помедлив, набрала и этот номер.
   - Здравствуйте, - сказала она, - это Полина Андреевна, жена Коробова.
   - Сейчас, - ответил женский молодой голос.
   - Слушаю, Полина Андреевна, - через минуту произнес мужчина,  и  Лина
сразу его узнала.
   - Мне нужно с вами встретиться, - сказала она, - чтобы выполнить  то,
что я вам обещала, когда вы приходили  к  нам...  -  А  где  Алексей?  -
перебил ее мужчина. - Простите, - произнесла Лина, - как  вас  зовут?  -
Анатолий Владиславович.
   - Вы, очевидно, понимаете, о чем я говорю, Анатолий Владиславович?
   - Да.
   - Тогда при чем тут Алексей? Когда мы могли бы встретиться?
   - Завтра в десять у вас дома. Я имею в виду утра.
   - Хорошо, - помедлив, проговорила Лина, - завтра в десять,  но  не  у
меня. Могу я вам вечером перезвонить?
   - Договорились, - сказал мужчина, - звоните  к  нам  на  дачу.  -  Он
продиктовал телефон. - Информацию, если меня не будет, оставьте жене...
   - Погодите, - раздельно выговаривая слова,  произнесла  Лина,  -  мне
хотелось бы, Анатолий Владиславович, чтобы вы приехали туда, где  я  вам
назначу встречу,  один.  Без  сопровождения.  И  будьте  добры,  заранее
приготовьте расписку.
   - Где ваш муж? - спросил мужчина. - С ним все в порядке? Обычно таких
людей, как Коробов, постоянно преследуют неприятности.
   - Это не имеет отношения к нашей с  вами  встрече,  -  ответила  Лина
спокойно, хотя рука ее, державшая трубку, мгновенно взмокла. - Вечером я
обязательно перезвоню.
   Она нажала рычаг и прошла на  кухню.  "Что  же,  -  подумала  она,  -
подождем еще, а пока приведем  дом  в  порядок  и  сварим  какого-нибудь
супчику".  Вскипятив  чайник,  Лина  выпила  еще  чашку  кофе,  а  затем
принялась за уборку. В начале пятого она уже твердо решила  Коробова  не
ждать и снова направилась к телефону.
   Оксана  Петровна  оказалась  дома.  Своим  хрипловатым   баском   она
иронически приветствовала Лину и сейчас же поинтересовалась - с чего  бы
это деточка ее вспомнила? Лина, не  обращая  внимания  на  ядовитый  тон
учительницы, сказала:
   - Оксаночка, я прошу вас сходить со мной на кладбище, к Манечке...
   - Когда?
   - Сегодня. Прямо сейчас.
   -  Это  в  твоем  духе,  Полина,  -  проговорила  женщина.  -  Что-то
случилось?
   - Нет.
   - Где дети?
   - Иван в Москве, а Катя у полтавской родни мужа.
   - Так....Когда мы встретимся?
   - Минут  через  сорок,  -  произнесла  Лина.  -  Мне  необходимо  вас
повидать.
   - Почему не хочешь приехать ко мне?
   - Оксаночка, - сказала, едва сдерживая  нетерпение,  Лина,  -  У  вас
вечно полный дом народу...
   - И то верно, - хмыкнула Оксана Петровна. - Говори, где тебя ждать...
   Они встретились у входа на Сумской рынок,  рядом  с  которым  обитала
Оксана Петровна. Здесь же, рукой подать, находился спортивный  комплекс,
куда Алексей возил мальчика на занятия в секцию.  Лина  собиралась  было
заглянуть и туда в надежде встретить там Коробова, но отказалась от этой
мысли, решив, что это по меньшей мере глупо.
   Еще издалека она увидела  ярко-розовый  крашеный  хохолок  Оксаночки,
которая с независимым видом выхаживала  вдоль  ограды.  Ее  сухую  спину
обтягивал черный свитер, а руки были втиснуты в карманы  брюк.  В  губах
Оксаны Петровны торчала погасшая папироса. Лина шагнула к ней, вынула из
сумочки  сигарету  и,   наклонясь,   щелкнула   зажигалкой.   Пока   они
прикуривали, Лина заметила, что подруга матери прижимает к боку  плоский
потрепанный коричневый портфель.
   - Привет, - проговорила она, пытливо взглянув на Лину. -  Выкладывай,
что стряслось?
   - Да ничего, - ответила та. - Вот хочу с вами пойти на кладбище...
   - А где твой оболтус?
   - Трудится.
   -  Ты  прекрасно  выглядишь,  -  заметила   учительница,   отходя   к
переполненной урне и швыряя туда папиросу, - и одета дорого. Видно, дела
у вас наладились.
   - Не жалуюсь.
   - Тогда пошли, - вздохнула Оксана Петровна. - А мне на следующий  год
класса не дали. Только почасовку в  старших.  Жизнь  дорожает,  и,  если
работы не будет, одна дорога - побыстрее к Манечке...
   - Я хочу... заглянем, Оксаночка, на рынок. Я куплю цветы.
   Оксана Петровна согласно кивнула, и затем  всю  дорогу  от  рынка  до
городского кладбища ее невысокая фигурка пританцовывала рядом  с  твердо
шагающей  Линой,  которая  молчаливо  вникала  в  злоключения   нынешней
педагогической жизни.
   - Иван-то как? - со вздохом спросила женщина, когда они остановились,
пережидая транспортный затор на трамвайной колее.
   - Очень хорошо, - ответила Лина рассеянно. Она смотрела  на  бетонный
кладбищенский забор через эту  шумную  улицу  и  думала  о  том,  что  в
последние годы  очень  редко  сюда  заглядывала.  Оксана  Петровна  была
единственным близким человеком у них  с  Манечкой  в  этом  городе;  она
помогла ей похоронить мать, она же, видимо, и  ухаживала  за  могилой  -
благо жила не так далеко, как Лина и виделись они поначалу несколько раз
в году, и перезванивались, а потом Лину, как и всех, закрутило...
   На входе их остановила какая-то старуха,  которая  волокла  лопату  и
ведро.
   -  Вы  не  больно  там  разгуливайте,  -   проговорила   строго,   не
поздоровавшись, она. - Ваши далеко?
   - На второй аллее, - ответила Оксана Петровна. - А что такое?
   - К темну здесь опасно женщинам. Вчера вот еще  шести  не  было,  как
одной дамочке предложили десять миллионов... на могилке. Пожилая,  между
прочим, из благородных...
   - Неужто? - хохотнула Оксана  Петровна.  -  Да  за  десять  я  бы  не
раздумывая согласилась... Пойдем, Полина, живей,  может,  встретим  свое
счастье!
   Лина улыбнулась и,  обогнув  гору  желтого  песка,  где  старуха  уже
орудовала лопатой, поспешила за Оксаночкой.
   У могилы матери было сумрачно - старое кладбище по-летнему  шелестело
темной, почти черной листвой деревьев. Войдя  в  ограду,  Лина  опустила
цветы в стеклянную банку, стоявшую у мраморного креста, затем присела на
узкую некрашеную скамью. Тем временем Оксана Петровна  принесла  воды  в
пластиковой бутыли и вылила часть ее в банку, а оставшейся полила зелень
на могиле. Затем опустилась на скамью рядом с Линой.
   - Тихо тут, -  сказала  она.  -  Дай  мне,  деточка,  закурить.  Лина
раскрыла сумку и, кроме сигарет, достала сверток с банкой  кофе,  пачкой
чаю и тремя плитками немецкого шоколада -  шоколад  купила  перед  самой
встречей с Оксаной Петровной.
   - Возьмите, Оксаночка, - сказала она. - Внучкам. И кофе вы любите,  я
знаю.
   - Зачем тратилась? - всполошилась учительница.
   - Пустое, - пробормотала Лина. - Оксаночка,  я  прошу  вас  выслушать
меня и согласиться сделать то, о чем я вас попрошу. Мне больше не к кому
здесь обратиться...
   Спутница слушала внимательно, ни  разу  не  перебив  негромкий  голос
Лины.
   Как старый закаленный солдат, она была нелюбопытна и  так  же  готова
оказать помощь  тому,  кто  в  ней  нуждался.  Лина  не  сказала  всего,
подчеркнув только, что это ее личный долг и Коробов об этом ничего знать
не должен. Сумму она не назвала.
   - Ты у мужч