о матери. Отодвинув чашку, он проговорил:
   - Выходит, что и мне там заготовлено местечко. Недурная перспектива.
   Хотя многие приличные люди этим кончили, в  том  числе  и  собиратели
живописи.
   - Значит, живопись... - Лина коротко взглянула в  черную  щель  между
тяжелыми шторами. - Я ничего в этом не  понимаю.  Но  допустим.  Я  мало
интересовалась такими вещами. С тех пор как погиб отец, моя жизнь  стала
какой-то... однонаправленной, если можно так выразиться. Нам с  Манечкой
пришлось-таки попрыгать, чтобы не опуститься ниже той черты, которую она
определяет словечком "позор". Оно у нее на все  случаи  наготове.  Здесь
как раз и возникает вопрос - что же вам все-таки понадобилось  от  меня,
уважаемый Марк Борисович? На ухаживание все это не  слишком  похоже,  во
всех остальных отношениях я не могу представлять для  вас  интереса.  Мы
обитаем в очень далеких друг от друга слоях жизни, и в  принципе  нам  и
говорить-то  не  о  чем.  На  худой  конец,  вы  могли  бы  сказать  мне
комплимент, но ведь и этого нету. Как вы это объясните?
   - Разве исключено, что я могу  испытывать  к  вам  обычную  дружескую
симпатию, Лина?
   - Нет, только не это! - Девушка протестующе  отстранилась  от  стола,
отбросив с лица прядь тускло блеснувших  волос.  -  Слава  Богу,  вы  не
додумались сказать - сочувствие. Ни в чем таком я  не  нуждаюсь,  уверяю
вас. И никогда не нуждалась! - Голос Лины взлетел вверх.
   - Я не сомневался  в  этом,  -  невозмутимо  проговорил  Марк.  -  Вы
заметили, какой здесь кофе? Всего в двух  местах  в  Москве  так  умеют.
Густой, как сметана... И насчет слоев вы не правы, Лина.  Жизнь  состоит
из шелухи и отходов, но где-то в глубине, под  поверхностью,  все  очень
хитро связано. Нет ни верха, ни низа, и все одинаково важно. Вот сегодня
я все время получаю от вас ответы раньше, чем успеваю задать  вопрос,  -
что это значит, по-вашему?
   - Ничего, - резко отвечала Лина, поднимаясь. - Мне пора. К сожалению,
сегодня я не в состоянии заплатить за себя. Окажите мне эту  любезность,
Марк, и надеюсь, в первый и последний раз.
   - Более чем охотно. - Марк еще мгновение  полюбовался  ее  яростью  и
продолжил:
   - Есть только одно возражение. Я не люблю, когда мне говорят: у  тебя
золотые запонки, и поэтому ты,  братец,  свинья.  Это  не  так  хотя  бы
потому, что свиньи не носят запонок. Если вы уделите мне еще пару минут,
я доставлю вас домой еще до полуночи.
   - Не требуется! - отрезала Лина. - В конце концов это  превратится  в
дурную традицию. Я способна передвигаться самостоятельно.
   - Хорошо, - произнес Марк усмехаясь. - Тогда послушайте,  что  я  вам
скажу. Сядьте, Лина. К этому вопросу вы,  пожалуй,  не  готовы.  Я  хочу
знать определенно только одну вещь. Если бы я  предложил  вам  выйти  за
меня замуж, вы бы ответили - нет?
   Девушка в упор взглянула на Марка.
   - Так, - проговорила она. - Чего-то в этом роде я и ожидала с  самого
начала.  То-то  Манечка  сказала,  что  ваши  розы  смахивают  на  букет
невесты... - Опустив ладонь на пустую чашку, Лина с  силой  надавила  на
нее и повернула, словно пытаясь ввинтить  в  поверхность  стола.  На  ее
скулах выступили пятна. - Я совершенно убеждена, Марк, ничего  подобного
у нас с вами не получится. Ни при каких обстоятельствах.  Я  это  поняла
сразу, как только вас увидела.
   - Очень хорошо. - Марк слегка подался вперед,  в  его  голосе  теперь
звучало удовлетворение.  Девушка  взглянула  на  него  с  изумлением.  -
Сказать по правде, это меня обнадеживает, потому что я  намерен  сделать
вам, Лина, деловое предложение. Оно может показаться несколько... э-э...
странным, тем не менее я  полагаю,  что  его  материальная  сторона  вас
приятно удивит.
   Лина негромко засмеялась, опустив  подбородок  на  крепко  сцепленные
пальцы рук. Настолько крепко, что костяшки стали совершенно белыми.
   - Как это понимать, Марк Борисович? Уж не хотите  ли  вы  купить  мою
грешную душу?
   - Успокойтесь, Лина, Я совсем не это имел в виду.
   - Тогда что же?
   - Я хочу предложить вам работу. То есть это можно назвать работой при
желании, но это и не работа. Мы с вами заключим некое соглашение, и если
вы выполните  все  условия,  я  постараюсь  сделать  так,  чтобы  вы  не
нуждались в деньгах. По крайней мере в течение нескольких лет.
   - Вот как? Звучит серьезно, хотя и неконкретно. Что я должна делать?
   - Прежде всего мне нужно ваше согласие.
   - Но на что?
   - Я не буду говорить об этом сегодня. Завтра мы  встретимся,  за  это
время я все окончательно обдумаю и подготовлю текст соглашения,  которое
нам наверняка понадобится. И довольно. Теперь нам действительно пора.

***

   Лина  просыпалась  медленно,  словно  всплывая  из  тинистой  глубины
заброшенного  лесного  озерца.  Всю  ночь  ей  снился  поезд,  с  гулом,
грохотом, лязгом металла  и  скрежетом  летевший  в  темноте.  За  окном
огненными стрельчатыми росчерками проносились искры, и это значило,  что
впереди был паровоз. Паровозов она помнить не могла.
   Сон утомил  ее,  голова  была  ватной,  все  мышцы  ныли,  как  после
непосильной работы. Отшвырнув легкое одеяло, которым была  укрыта,  Лина
пробежала босиком в ванную и открыла кран. В ожидании, когда вода стечет
и согреется, прошла на кухню.
   Манечка отсутствовала: она уходила на службу довольно рано. На плите,
закутанная в полотенце, ждала неизменная овсянка, и  вместе  с  голодным
спазмом Лина проглотила комок привычного отвращения. Хлеб  задохнулся  в
плотно закрытой хлебнице и пах теплой плесенью, а  в  чайнике  плюхалась
чуть желтоватая спитая водица, отдающая березовым листом. Сложив руки на
груди и прислонившись к косяку окна, Лина некоторое  время  разглядывала
ржавые ряды гаражей за стеклом,  мусорную  землю  между  ними,  покрытую
радужными пятнами масла, бурые островки погибающей  травы.  После  этого
она вернулась в ванную, встала под едва теплые струи душа и, мелко дрожа
и втягивая воздух сквозь сжатые зубы, постояла так минут пять.  Затем  с
силой растерлась жестким, как  фанера,  полотенцем,  набросила  халат  и
снова отправилась на кухню, по пути заглянув в холодильник,  где,  кроме
маргарина и до  сапфировой  синевы  промороженного  куренка,  ничего  не
имелось.
   С трудом заставив себя съесть несколько  ложек  овсянки  и  запив  их
жидким чаем, в который она положила четыре куска сахару,  Лина  бездумно
посидела  еще  пару  минут,  глядя  на  непогашенную  горелку  плиты,  В
призрачной голубизне ее шумящей короны мелькали язычки чистой изумрудной
зелени. Странным образом все, что ее окружало, все эти мелкие  предметы,
призванные подчеркивать устойчивость и прочность их с Манечкой жизни,  -
пластмассовая вазочка для цветов, пестрые прихватки для кастрюль,  банка
от апельсинового сока, служащая вместилищем горелых  спичек,  треснувшие
фаянсовые чашки "на каждый день", все они казались чужими и никчемными.
   Уперев локти в крышку скрипучего обеденного столика  на  двоих,  Лина
крепко сжала зубами сустав указательного пальца. Поверхность стола  была
покрыта многочисленными следами кухонного ножа - и  Лина  сейчас  словно
впервые увидела это.
   Стряхнув оцепенение, она внезапно поднялась, прогнувшись всем  телом,
и, отведя ладони к затылку, коротким движением подбросила вверх  плотную
массу распущенных волос, наполняя их воздухом, давая дышать.  Этот  жест
был так стремителен и нетерпелив, словно она освобождалась от  надоевшей
душной одежды.
   Встреча с Марком назначена на три у главного входа ВДНХ, а уже  около
часу. Следовало поторопиться. Немного поколебавшись, Лина решила  надеть
темный тонкий свитер с глухим воротом, узкую, до щиколоток, черную  юбку
с кожаной пуговицей, прихватывающей  разрез  у  колена,  и  единственные
туфли, еще сохранившие приличный вид, - перламутрово-зеленые, с  тяжелой
пряжкой, английские, подаренные Манечкой из  каких-то  тайно  скопленных
денег. Обнаружив, что этот наряд несколько  не  соответствует  плащу  из
серо-голубой  замши,  купленному  после  отчаянного  торга  в   турецкой
лавчонке пригорода Софии, Лина махнула  рукой.  Выбирать  все  равно  не
приходилось.
   И почему,  собственно,  она  должна  придавать  такое  значение  этой
встрече?
   Скорее всего за словами Марка, человека не вполне  ей  ясного,  стоит
нечто тривиальное, с чем она сталкивалась  уже  множество  раз.  Это  не
менее вероятно, чем то, что его предложение всего лишь уловка. Еще  одно
свидание, цель которого неопределенна. В  этой  слепой  неопределенности
было что-то бесконечно ее раздражавшее.
   Во флакончике "Сигнатюра" на дне  оставалось  несколько  загустевших,
коньячного цвета капель. Лина  лишь  слегка  коснулась  пробкой  шеи  за
ушами, ложбинки между ключицами, тыла кистей. Дешевенькие  духи  открыто
пахли розовым маслом, нелюбимым ею за въедливую сладость.
   Волосы уже были гладко расчесаны и лежали спокойными темными волнами,
оставляя открытыми чистый выпуклый лоб и  густые,  даже  излишне  густые
брови, доставлявшие Лине так много хлопот, когда ей приходило  в  голову
заняться ими.
   Осторожно тронув губы темно-розовой помадой из  золотистого  патрона,
она прошла в прихожую, надела плащ, наглухо  застегнула  его  и  подняла
ворот.
   Из желтоватой мути зеркала на нее испытующе взглянула высокая девушка
с   прямой   спиной,   высокими   плечами   и   матово-бледным    лицом,
зафиксировавшим жесткое, чуть пренебрежительное выражение.  Хороши  были
одни глаза - фиалково-синие, испуганные и властные в то же время.
   Помедлив секунду, Лина щелкнула  выключателем  и  вышла,  заперев  за
собой.
   К  метро  она  шла  быстро,  разогреваясь  на  ходу,  тем  широким  и
размашистым шагом, выворотно ставя ступню  и  чуть  взлетая  на  носках,
из-за которого ее вечно попрекали, что она не ходит, а носится и поэтому
обувь на  ней  сгорает  синим  пламенем.  Однако  иначе  она  не  умела.
Неторопливые прогулки всегда казались ей истинным мучением. Смешавшись с
неплотной еще  толпой,  она  вышла  на  платформу  и  немного  постояла,
разглядывая сквозь стекла станции голый березовый частокол Измайловского
парка, пока не подошел поезд.
   В вагоне ей снова захотелось спать. Но с этим она справилась,  вызвав
на короткое время из небытия  призрак  Марка  Кричевского  и  критически
оглядев его с ног до головы. Спору нет - он был недурен,  этот  призрак.
Гладкая и еще хранящая загар кожа твердых скул,  ровный,  с  рельефно  и
изящно вырезанными крыльями, нос, спокойные  серые  глаза  и  энергичный
подбородок,  всегда  до  блеска  выбритый.  И  тем  не  менее  образ  не
складывался. Без колебаний она вернула его туда,  откуда  он  явился,  и
больше об этом не думала.
   Только выйдя  из  метро  и  огибая  подножие  нержавеющего  монумента
покорителям космоса, Лина заметила погоду - неопределенная взвесь  сырой
мглы низко клубилась над городом, словно не  решаясь  пролиться  дождем.
Воздух был насыщен микроскопическими каплями влаги,  пощипывал  глаза  и
скреб горло.
   Высокую  фигуру  Марка  она  заметила  издали.  Он   прогуливался   у
турникетов, временами скрываясь за туристическими "Икарусами". Вокруг не
было ни души.
   Выйдя  из  аллеи,  Лина  пересекла  просторную  асфальтовую  площадку
стоянки, стараясь держаться вне поля его зрения, и неожиданно  оказалась
совсем рядом.
   - Вот и вы! - воскликнул Марк, сбрасывая с плеча фирменную  сумку.  -
Как это я вас не заметил,  Лина?  Идемте  скорее,  с  минуты  на  минуту
заморосит.
   - Куда мы направляемся? - спросила девушка. -  Странное  местечко  вы
выбрали, прямо скажем. Что здесь можно делать в такое время?
   - Выставка еще  открыта.  Немного  пройдемся,  потом  посидим  и  все
обсудим.
   Я много бывал здесь этим  летом  и  откопал  несколько  прелюбопытных
закоулков.
   - У этих ваших закоулков дурная слава. Вы, случайно,  не  сексуальный
маньяк, Марк Борисович?
   Марк негромко засмеялся. Миновав турникеты, они  неторопливо  побрели
по главной аллее мимо чудовищного фонтана, свернули направо,  оставив  в
стороне павильон "Семеноводство", выстроенный  с  бредовой  оглядкой  на
готику, и углубились в сквозящие чащобы боковых аллей.  Лина  кивнула  в
сторону павильона:
   - Будто дурной сон. Сейчас это особенно заметно.
   - Да. - Марк развел руками.  -  Вынужден  извиниться.  Мне  следовало
пригласить вас к себе, я живу недалеко, но вы могли  бы  неверно  понять
меня.
   Зато здесь можно поговорить спокойно. Согласитесь, Лина, таких мест в
Москве не слишком много.
   Девушка промолчала, зябко поведя плечами. Миновав какое-то  служебное
здание, они оказались у кафе-стекляшки, к удивлению  Лины,  оказавшегося
открытым. Внутри было пусто, но  тепло  и  довольно  чисто,  а  главное,
имелась возможность присесть.  Пахло  рыбой,  за  холодильным  прилавком
ворочалась дородная тетка  в  несвежей  белой  куртке,  убирая  какую-то
малоаппетитную снедь.
   - Пиво будете? - спросила она. - Через полчаса закрываю.
   Марк, усадив Лину, подошел к стойке.  Через  минуту  тетка  поставила
перед ними граненые стаканы с бурой жидкостью.
   - Напиточек вам, - проговорила она,  играя  нетрезвым  глазом.  -  На
здоровьечко!
   Когда она удалилась, Марк пригубил, хмыкнул и отставил стакан.
   - Не советую, - заметил он. - Лучше не рисковать. А не  попросить  ли
нам лучше по рюмке коньяку? Вы как, Лина?
   - Никак. Что-то я не возьму в толк - вы, Марк, кажется,  намеревались
говорить со мной о деле. Так говорите же. Или я ошиблась?
   - Не ошиблись. Проблема в том, что, как я ни старался, мне не удается
найти форму, в которой я мог бы изложить его суть, не шокировав вас. Все
это невероятно сложно, и я в некоторой растерянности.
   - Вот как? - Лина неприязненно усмехнулась. -  Меня  довольно  трудно
шокировать.
   - Что ж... - Марк поглядел сквозь стекло,  за  которым  уже  начинало
смеркаться. Там плавали отражения ламп дневного света. - Я,  Лина,  веду
довольно сложную и причудливую жизнь. И так уж вышло - не знаю, свойство
ли это моей природы  или  что-то  иное,  но  в  ней  не  остается  места
женщинам. Это кажется смешным, но вы не смейтесь,  я  говорю  совершенно
серьезно. Я много раз пытался разобраться в этом, но безуспешно.  И  тем
не менее, вы должны поверить мне, единственное желание, которое не  дает
мне покоя, - это желание иметь сына.
   Плохо это или хорошо - не знаю, но на этом все сходится, и пока я  не
решу этот  вопрос  для  себя,  я  так  и  буду  бродить  по  кругу,  как
заколдованный. Можете считать это манией или извращением...
   Лина с изумлением вскинула на него глаза и спросила:
   - Но при чем тут это? Это же совершенно нормально. Женитесь, заведите
детей - и все пойдет как надо. Очень даже просто.
   - Нет. - Марк встряхнул головой. - Мне не нужна  женщина,  с  которой
пришлось бы постоянно делить постель, кров и досуг. Мне  нужен  ребенок,
Марк-второй, и ничего больше. Вряд ли вам удастся это понять, и все-таки
я надеюсь на вас, Лина.
   - На меня? - Глаза девушки округлились. - Какое я могу иметь к  этому
отношение? У вас странные идеи, Марк. Допустим, был бы у нас с вами хоть
паршивенький, но роман. Но  ведь  этого  нет  и  не  предвидится.  Я  не
понимаю!
   В глазах Марка мелькнуло насмешливое выражение - и сейчас же исчезло,
заставив Лину испытать еще большее недоумение. Он наклонился, расстегнул
"молнию" сумки, извлек оттуда  плотную  синюю  папку  и  раскрыл  ее  на
коленях. Лина заметила, что внутри ничего нет, кроме единственного листа
плотной, с голубизной на свету бумаги. С этой папкой Марк словно  заново
обрел суховатую определенность и уверенность в себе.
   - Давайте, Лина, отбросим эмоции. Я предлагаю вам вступить со мной  в
фиктивный брак, однако брак этот не будет вполне фиктивным. Нам придется
некоторое время жить вместе как муж и жена - до тех пор, пока вы... пока
вы не забеременеете и ребенок не родится. После этого мы оформим развод,
а  вы  официально  заявите  об  отказе   от   родительских   прав,   что
автоматически делает меня единственным родителем мальчика.  Смотрите  на
это как на обычную сделку, сплошь и рядом бывают куда  более  запутанные
ситуации. В качестве компенсации за услугу я выплачу вам сумму,  которая
позволит вам и вашей матери несколько лет ни в чем  не  нуждаться.  Ваши
обстоятельства для меня очевидны,  и  я  полагаю,  эти  деньги  придутся
кстати. Я убежден, что сумею дать ребенку все,  что  ему  необходимо,  и
обеспечить его будущее. Об этом можете не беспокоиться.  Но  вы  обязаны
гарантировать, что с момента отказа от родительских  прав  никогда  -  я
настаиваю на этом, - никогда более не вмешаетесь в нашу, мою и мальчика,
жизнь.
   Что бы ни случилось и как бы ни изменились обстоятельства.
   - Но... - Лина прижала ладони к вспыхнувшим темным румянцем щекам.  -
Если родится девочка? Что тогда?
   Марк готов был услышать сейчас все, что угодно, только не это. Вопрос
на мгновение сбил его с толку,  но  и  обрадовал.  Он  ожидал  истерики,
пощечин, гневного крика, слез. Девочка?..
   - Неплохо, Лина, - сказал он, потирая висок. - Вы и в самом  деле  не
из пугливых. Пожалуй, я упустил это из  виду.  В  таком  случае  девочка
остается с вами. Вы получите те же деньги, а  исчезну  я.  Пятьдесят  на
пятьдесят - хорошие шансы, вполне можно играть.
   Девушка смотрела на него с мучительным любопытством.
   - Скажите, Марк, вы это говорите всерьез? Это не дурацкая шутка?
   - Что вы, Лина. - Он медленно покачал головой. - Как можно?  Разве  я
позволил бы себе так шутить с вами?
   - Тогда почему я? Почему вы обратились именно ко  мне?  Объясните.  Я
требую. Я хочу знать. Что во мне такого, что  позволяет  вам  надеяться,
что я соглашусь на этот... эту сделку?
   - Порода, - коротко произнес Марк.  -  В  ваших  жилах  течет  чистая
кровь, и это видно невооруженным глазом. Я ни  на  что  не  надеюсь,  но
никому другому из тех, кого знаю, я не предложил бы этого. Никогда.  Мне
нужны вы, Лина, только вы.
   - Но я вас совершенно не знаю. А теперь вдобавок  убедилась,  что  вы
человек не только непредсказуемый,  но  и  опасный.  Все  это  чистейшее
безумие.
   - Я совершенно вменяем и к тому же совершенно искренен. Я  ничего  не
скрываю, Лина.  Речь  идет  об  исполнении  желания,  причем  не  самого
причудливого из тех, что возникают в умах.
   - Что вы намерены сделать с ребенком?
   - Сделать? Это слово не годится. Ничего, ровным счетом.  Вырастить  и
увидеть его таким, каким он захочет стать. Своим вторым "я",  Совершенно
свободным человеком. У меня будут для  этого  все  возможности.  С  него
что-то начнется, я уверен. Что-то новое.
   - Ничего у вас не получится. Я бы на вашем месте отказалась  от  этой
затеи.
   - Вот как? Ну, это уж мне виднее.
   - Не получится, - упрямо повторила Лина. - Как это  вы  там  говорили
про запонки? Не помните? А я помню. Ни ваши деньги, ни  ваш  ум  вам  не
помогут, потому что есть предел, за который  человеку  заходить  нельзя.
Нельзя - и все.
   То, что вы выдумали тут, -  ненормально.  Похоже,  что  все-таки  это
действительно какая-то изощренно-жестокая игра. Давайте  же  заканчивать
ее, Марк.
   Марк извлек из папки лист бумаги с машинописным  текстом  и  протянул
его девушке.
   - Прочтите, Лина. Так будет  яснее.  Лина  взяла  листок  и,  немного
отстранив его, вгляделась в  четкий  машинописный  текст.  Внезапно  она
воскликнула:
   - Послушайте, почему здесь стоит мое имя?  Что  вы  себе  позволяете,
Марк Борисович? По какому праву?
   - Успокойтесь. - Марк постучал по  папке  кончиками  пальцев.  -  Эта
бумага, даже будучи подписанной,  останется  частным  соглашением  между
двумя лицами и никакой юридической силы не имеет. Ее можно уничтожить  в
любую минуту.
   Да и дело, в конце концов, не в ней. Я составил ее только  для  того,
чтобы как можно  более  определенно  изложить  все  условия.  Их  нельзя
назвать бесчеловечными потому, что,  еще  раз  п