уки Лины, впрочем, не выпуская. Поняв, что  генерал  валяет
дурака, Лина слегка раздраженно выдернула ладонь.
   -  Вы  прячете  от  нас,  Марк  Борисович,  истинное   сокровище,   -
проворковал с придыханием генерал, поднимая к Лине совиные глаза.
   - Петр Алексеевич, вы шутите, - сказал Марк, приветливо кивая хозяйке
дома, хрупкой даме с голубоватым  ореолом  легких  волос  над  замкнутым
узкогубым лицом, -  от  вас  ничего  не  спрячешь.  Белла  Яковлевна,  с
юбиляром вас!
   - Благодарю, Марик, - дама коротко  блеснула  фарфоровыми  зубами,  -
слава Богу, что вы зашли, а  то  этот  юбиляр  назвал  полон  дом  своих
коллег, райотделом несет... Это ваша жена? Чрезвычайно приятно.  Идемте,
дорогая, я представлю вас нашим орлам.
   Марк пропустил  женщин  вперед  и  повернулся  к  Петру  Алексеевичу,
который  уже  рассматривал  картину,  распеленатую  ловкой  рукой   враз
исчезнувшего после этого молодца.
   - Васильковский? - проговорил  генерал.  -  Багет  хорош...  Спасибо.
Ценю.
   Час назад Марк снял картину со стены своей квартиры, широким и мягким
сухим флейцем  обмахнул  завитки  багета  и  холст,  а  затем  тщательно
запаковал.
   - Прекрасный  подарок...  -  проговорил  Петр  Алексеевич,  аккуратно
перемещая картину в кабинет и кивком призывая Марка следовать за  собой,
- однако я в курсе, что у вас имеется и кое-что получше.
   - Это уж я вручу вам, с вашего позволения, в ваш следующий юбилей.
   Спасибо.  -  Марк  принял  протянутый  бокал,  на  треть  наполненный
янтарной жидкостью. - Ваше здоровье.
   - За наше многолетнее и плодотворное знакомство. - Супрун одним махом
выплеснул коньяк в щербатый круглый рот и произнес на выдохе:
   -  Как  знать,  что  с  нами   будет   через   год.   Времена   нынче
землепотрясительные.
   Марк засмеялся:
   - Сколько знаю вас, Петр Алексеевич,  вы  не  устаете  повторять  эту
сентенцию. Правда, с разными эпитетами.
   - Насчет эпитетов  и  прочего  -  это  к  моей  супруге.  Это  по  ее
профессорской части, она охотница потолковать о чистоте российской речи.
А мы с вами люди простые. Вы, значит, так и не  созрели,  чтобы  продать
мне эту свою досочку?
   - Какую такую досочку?
   - Не притворяйтесь, Марк Борисович, шила в  мешке  не  утаишь.  Дирка
Боутса, кенигсбергскую версию "Испытания огнем".
   - И не совестно вам, Петр Алексеевич, слуге почтенного  ведомства,  -
сказал Марк с улыбкой, - доверять пустым слухам и досужей болтовне?
   - Так-так, - заметил Супрун, - слухи, значит. Вы в самом деле на этом
настаиваете?
   Марк сделал недоуменное лицо и  слегка  покосился  на  приоткрывшуюся
дверь, откуда, сощурив  близорукие  глаза,  в  кабинет  заглянула  Белла
Яковлевна.
   Он приветливо помахал ей ладошкой и пропустил супругу к генералу.
   - Петя, - проговорила она, - ступай уйми свою братию. И довольно тебе
пить... А вы, голубчик, на секунду задержитесь со мной.
   - Что там Лина? - рассеянно  спросил  Марк.  -  Не  следовало  бы  ей
оставаться одной.
   - Не беспокойтесь. Я бы и не допустила этого, но  она  встретила  там
какую-то знакомую. Они очень уютно беседуют. Вы не возражаете, если я  с
вами выкурю папиросу? Где тут генеральские запасы? Вот  так,  -  сказала
Белла Яковлевна, жадно затягиваясь, -  изредка,  но  позволяю  себе  это
баловство. Хотя раньше, еще в Киеве, помню, на кафедре, когда начинались
все эти споры - дым, шум, крик до  ночи,  одним  словом  -  молодость...
Марик, вы, кажется, меня не слушаете!
   - Извините, - сказал Марк, - все-таки моя жена...
   -  Ваша  Лина  способна  за  себя  постоять,  -  грустно   улыбнулась
генеральша, глядя на Марка сухо блестящими, подкрашенными глазами. - Ей,
быть может, скучновато, но такая красавица  им  не  по  зубам;  привыкли
довольствоваться товаром попроще.
   - Беллочка, что вы такое говорите? Что  это  за  настроение?  -  Марк
шагнул к женщине, взял из ее рук погасшую папиросу и аккуратно опустил в
пепельницу. - Впервые вижу вас такой, мягко говоря, ироничной...
   - К черту, Марик! - воскликнула  дама.  -  Могу  я  хоть  кому-нибудь
сказать, что мне осточертели Петр Алексеевич с  его  пустыми  амбициями,
страхом и жадностью, мои дети - тупые карьеристы, весь этот город и даже
моя кошка, которая всех сводит с ума своей мартовской одержимостью раз в
две недели? Вам я могу это сказать?
   - Можете.
   - Сказала. - Белла Яковлевна взяла Марка под руку. - Стало легче.
   Пойдемте, мой дорогой, к гостям. - Уже  у  двери  она,  на  мгновение
задержавшись, прошептала:
   - Будьте осторожны, Марик. Сегодня утром мой  муж  говорил  о  вас  в
своем кабинете с одним человеком.
   - С кем? - одними губами спросил Марк.
   - Не знаю. - Она покачала головой. -  Никогда  не  видела.  Пришел  и
ушел.
   Я ловила кошку, чтоб ей...
   - Как он выглядит?
   - Худой, в темных очках, похож на ощипанного страуса. Говорит с  едва
заметным акцентом... Петр Алексеевич, звонят в дверь!  Неужели  тебе  не
слышно?
   Извините, Марк Борисович, я вынуждена вас покинуть...
   Марк прошел к Лине, обменивающейся фразами с полноватой блондинкой  в
парчовом коротком платье, и,  погасив  в  себе  возникшее  было  чувство
тревоги, шутливо наклонил  голову.  Блондинка  тотчас  отплыла,  а  Лина
спросила:
   - Где ты был?
   - Пил коньяк с генералом. Как он тебе?
   - Шут гороховый, - сказала Лина.
   - Пожалуй, мне следует извиниться перед тобой за то, что  я  притащил
тебя сюда.
   - Чего уж там, - усмехнулась Лина, - все-таки соседи. Хотя его  гости
мне не в диковинку - я таких навидалась.
   - А с кем ты разговаривала?
   - Ее зовут Светлана. Сценическое имя Лана. Бывшая певица.  Мы  как-то
работали вместе, но недолго. Она пришла вон с тем пожилым грузином.
   Марк проследил взглядом кивок Лины  и  обнаружил  блондинку  рядом  с
человеком, которого тотчас узнал.  Это  был  директор  комиссионного  на
Старом  Арбате,  специализировавшегося  на  антиквариате.  Марк   и   не
подозревал, что генерал водит знакомство с Князем - таково было  кодовое
обозначение директора у перекупщиков. Князь упорно  делал  вид,  что  не
замечает Марка.
   - Надеюсь, она тебя с ним не знакомила?
   - Нет, - удивилась Лина. - Просто сообщила, что он ее сюда привел.
   Спрашивала, где ты, когда я сказала, почему оказалась в этом доме.
   - А что она еще спрашивала?
   - Ничего. Мы просто  поболтали  об  общих  знакомых...  Впрочем,  она
спросила еще, не висит ли у  тебя  в  кабинете  работа...  Боже,  забыла
фамилию художника... Я сказала, что У нас нет кабинетов.  Что  мы  ведем
скромную жизнь, у нас спартанская  обстановка,  а  ты  заставляешь  меня
делать зарядку по утрам - это по поводу моей фигуры. Как бы с намеком на
то, что ей не повредило бы немного сбросить вес...
   Лина замолчала, потому что к ним  приближался  генерал  под  руку  со
своей невесомой и сияющей супругой.
   - Все, - сказал он, - дети мои! Гости в сборе. Пожалуйте откушать чем
Бог послал. Марк Борисович, проводите мою дражайшую половиночку,  а  вы,
несравненная наша, утешьте старика в его день - обопритесь о его  вполне
дружескую руку.
   Лина увидела  поднятые  к  ней  абсолютно  холодные,  как  галька  на
побережье, круглые глаза без ресниц.
   -  Генерал,  -  сказала  она,  -  мне  трудно  поверить,  что  вам  -
шестьдесят.
   И еще труднее поверить, что в таком умудренном жизнью возрасте  можно
к кому-либо испытывать дружеские чувства.  И  все  же  надеюсь,  что  мы
окажемся добрыми соседями.

***

   "Досочка", о которой спрашивал генерал, находилась теперь у Дмитрия -
после поездки на экспертизу в Ленинград. Это было не  лучшее  место  для
хранения, и первым шагом Марка явился поиск другого  временного  укрытия
для нее, подальше от посторонних глаз. Пока же они побывали в Кузьминках
и оставили там на антресолях небольшой  потрепанный  саквояж,  ничем  не
отличающийся внешностью от дряхлых чемоданов Софьи  Михайловны,  бабушки
адвоката. Она даже не узнала об этом, все свое внимание сосредоточив  на
Лине, которую привезли представить.  Ее  сестра  Лиля,  наоборот,  зорко
отметила некоторую нервозность мужчин и, бесшумно появившись в коридоре,
ехидно спросила в спину Дмитрия, вытянувшегося на стремянке с  поднятыми
руками:
   - Ты что это, дружок, там прячешь? Не папеньку ли ограбил?
   - Все тебе нужно знать, Лиля, - пробурчал адвокат,  неуклюже  сползая
вниз. - Очень давно брал без спросу у Сонечки  саквояж,  теперь  так  же
тайно возвращаю на место.
   - Всего-навсего! - проговорила Лилия Михайловна разочарованно.  -  До
чего же вы прозаические молодые люди. А я было решила, что  мы  с  Соней
хоть немного развлечемся.
   Хороши забавы, сказал себе Марк, сидя за столом  рядом  с  молчаливой
Линой, пока Дмитрий увеселял старушек сплетнями из  московской  светской
жизни.
   На антресолях лежит в пыли состояние. Нидерландский живописец,  конец
пятнадцатого столетия, очевидная принадлежность  к  харлемской  школе...
Теперь-то Марк окончательно знал из ответа, пришедшего окольным путем из
Бельгии, что это Дирк Боутс. В письме было указано, что первый  вариант,
двести лет подряд провисевший в ратуше Антверпена,  теперь  находится  в
Королевском музее  изящных  искусств  в  Брюсселе.  Господин  Кричевский
является, очевидно,  владельцем  второго,  ранее  неизвестного  варианта
правой створки  диптиха  "Правосудие  императора  Отгона",  выполненного
мастером незадолго до его смерти, произошедшей около 1474 года.
   Запрос о "досочке" вместе с отлично сделанным широкоформатным слайдом
он передал с уезжавшей в Израиль Милой. В Вене она должна была отправить
письмо адресату, однако содержание его каким-то образом  стало  известно
Супруну. Почему это случилось, теперь было  не  важно,  ведь  об  ответе
генерал ничего ровным счетом не знал.  Но  все  это  неприятно  поразило
Марка, потому что он понимал: при таких ставках все средства идут в ход.
   Он взглянул на безмятежное, сдержанно-скучающее лицо Лины  и  впервые
пожалел, что, помимо воли, втягивает эту  прелестную  женщину  в  орбиту
своей в общем-то неблагополучной и довольно опасной жизни.  Лина  сидела
прямо, чуть отклонившись от стола. Правая  ее  рука  лежала  на  животе,
обозначившемся под  широким  свитером,  -  бессознательный  жест  каждой
женщины, ждущей ребенка.
   Почувствовав взгляд,  Лина  слегка  улыбнулась  и  спросила  глазами:
пора?
   Марк по телефону заказал такси. Через час, оставив адвоката  ночевать
у старушек, они были дома, а спустя еще минуту Марк  понял,  что  кто-то
побывал здесь в их отсутствие и очень внимательно изучил содержимое  его
стола. Куда еще заглянули и что искали, Марк  мог  только  догадываться.
Ответ из Брюсселя находился в сейфе, не обнаруженном визитерами, блокнот
с  адресами  был  постоянно  с  ним,  однако  письмо  с   полупрозрачным
сообщением о вероятном существовании ненайденных вариантов  работ  Дирка
Боутса, полученное им от одного рижского коллекционера,  из  письменного
стола исчезло.
   Марк отправил Лину спать, а сам до глубокой ночи закрылся на кухне.
   Утром он вызвал слесаря, сменил  замки  на  входной  двери,  а  также
врезал еще один - в дверь спальни, где до сих пор не было  никакого.  На
письменный стол он махнул рукой, однако велел Лине к нему не подходить и
ничего на нем не касаться. Она пожала плечами, сказав, что ни разу  даже
не вытирала на столе пыль. Получая ключи от нового замка в спальне,  она
издала неопределенный смешок.
   Ночное сидение, однако, не привело Марка ни к какому  решению,  и  он
выбрал не лучшую позицию ожидания следующего шага противника. Который  и
не заставил себя ждать.
   Ему позвонили двадцать четвертого  апреля  около  семи  вечера.  Марк
только что вошел в дом, отвезя  Лину  к  Манечке  погостить  пару  дней.
Что-то с ней происходило - она хандрила  и  была  раздражена,  постоянно
запиралась в спальне.
   Теперь они почти не бывали  вместе,  как  раньше,  что  Марка  вполне
устраивало при сегодняшнем положении вещей. Все чаще  Лина  отказывалась
выходить  с  ним,  ссылаясь  на  неважное  самочувствие.  Однако   врач,
наблюдавшей ее,  сообщил  Марку,  что  его  жена  абсолютно  здорова,  а
неустойчивое настроение Лины является естественным...
   Звонили, очевидно, и пока его не было. Хрипловатый голос,  в  котором
явственно  слышались  досада  и  нетерпение,  представившись,  предложил
встретиться через полчаса. Марк машинально черкнул на листке карандашом:
   "Грибов Олег Иванович" - и сказал, что вообще-то  на  этот  субботний
вечер у него другие планы.
   - Отмените,  -  потребовал  Грибов,  -  в  ваших  интересах  со  мной
встретиться.  Я  день  в  Москве  и  скоро  отбываю...  Вас   интересует
Ларионов?
   - Кто вам дал мой телефон, Олег Иванович? - спросил Марк.
   Грибов назвал фамилию,  это  было  надежной  рекомендацией,  и  Марк,
поколебавшись, дал согласие на короткую встречу у себя, потому что  знал
бесцеремонную одержимость начинающих собирателей.
   Однако тот, кто предстал перед ним через сорок минут,  вовсе  не  был
похож на провинциального одержимого. Грибов оказался уверенным  в  себе,
несколько броско одетым высоким молодым  господином  с  узкими  плечами,
низким тяжелым тазом и огромными плоскими ступнями. На длинной худой шее
и остром подбородке клочками темнела растительность - видно, средств  на
приличные бритвенные принадлежности Грибову не хватало. Редкие волосы на
крепком угловатом  черепе,  темные  очки  -  портрет  загадочного  гостя
генерала Супруна был абсолютно точно исполнен его женой.
   - Ну-с, - сказал Марк, уже испытывая слабое раздражение от того,  как
легко было обмануто его профессиональное любопытство, - что у  вас  там?
Да садитесь же!
   Грибов продолжал стоять посреди комнаты, словно сомневаясь, стоит  ли
тратить силы на весь этот спектакль. Затем как бы нехотя открыл  плоскую
кожаную папочку, извлек три плотных сероватых  листа  бумаги,  шагнул  к
письменному столу и положил их перед хозяином дома.
   Марк включил настольную лампу и взялся за лупу.
   - Нет, - сразу сказал он,  погасив  лампу,  -  это  подделка,  весьма
бездарно сработанная подделка.
   Грибов и не спорил. Он протянул руку и убрал листы обратно  в  папку.
При  этом,  пока  Марк  разглядывал  его  тонкий  указательный  палец  с
треснутым ногтем и фальшивым золотым перстнем, со  стола  исчез  листок,
где было обозначено имя гостя.
   - Кто вы? - спросил Марк.
   - Не важно, - ответил мужчина  и,  придвинув  кресло,  сел  сбоку  от
Марка.
   - Вы уже поняли, что мне нужен был повод, чтобы встретиться  с  вами,
Марк Борисович.
   Акцент гостя, который только теперь уловил Марк, походил на тот,  что
бывает у поляков, долго проживших в России.
   - И в самом деле, какое это имеет  значение,  -  проговорил  Марк,  -
однако как-то ведь вас все-таки зовут. Как мне обращаться к вам?
   - Называйте меня Геней,  -  пожал  плечами  гость,  -  если  вам  так
хочется...
   - Знаете, - усмехнулся Марк, - мне ровным счетом ничего не хочется...
В особенности от вас, Геня. Даже встречаться с вами  не  входило  в  мои
планы.
   - А для меня наша встреча очень важна, -  сказал  мужчина,  поудобнее
устраиваясь в кресле и озираясь. - Вы, я заметил, сегодня в одиночестве?
Может, угостите кофе?
   - Нет! - отрезал Марк. - Что за манера - отбирать у человека время  и
при этом нагличать? Говорите, зачем вы позвонили и явились?
   - Я пришел за Дирком Боутсом.
   - И только-то? Сейчас принесу. Он в шкафу в прихожей...
   - Сидите тихо, - сказал Геня, - не двигайтесь. Я понимаю, что картины
у вас в доме нет, но вы же не станете отрицать, что она у вас есть?
   - Буду.
   - Не надо, - сказал гость. - То, что вы неизвестным  путем  приобрели
эту весьма примечательную вещицу, - достоверный факт.  Мне  хотелось  бы
потолковать с вами о ее покупке.
   - На кого вы работаете?
   - На себя.
   - Так, - произнес Марк. - И каковы предложения? Мужчина назвал цифру.
   Глупец, подумал Марк. Накинул пару сотен  сверх  того,  что  назначил
генерал, не подозревая об истинной стоимости "досочки". Его навар.
   - Давайте, - сказал Марк с бешенством в голосе, - я сию  секунду,  не
вставая из этого  кресла,  выдам  вам  наличными  сумму,  в  десять  раз
превышающую ту, что вы предложили, - и вы покинете этот дом навсегда.
   Гость опустил глаза и покачал головой.
   - Неделю, - произнес он. - Я даю вам неделю на раздумье. Возможно, за
это время вы созреете, а я в свою очередь подумаю, не  добавить  ли  мне
немного...
   Марк засмеялся.
   - А вы знаете, сколько стоят на самом деле подобные вещи?
   - А мне не надо знать. Я хочу ее иметь. Любой ценой.
   - Все, - сказал Марк. - Аудиенция окончена. Считайте, что мы ни о чем
с вами сегодня не говорили. И вообще не встречались.  А  как  вы,  между
прочим, узнали мой адрес? Я ведь не успел его назвать  по  телефону.  Вы
слишком быстро положили трубку, любезный Геня. - Он встал  и  прошел  по
комнате, разминая плечи.
   - Какой все-таки сегодня бестолковый вечер: все коту под хвост.
   - Не  хорохорьтесь,  Марк  Борисович,  -  проговорил  мужчина,  боком
выпрастывая свое нескладное тело из кресла, - у коллекционеров  живописи
подчас бывают странные судьбы. В один момент вы можете  лишиться  всего,
чему посвятили себя. Я еще поверю, что вас может не испугать  опасность,
грозящая вам и вашей семье,  но  нищета...  Вряд  ли  вас  это  устроит,
дорогой Марк Борисович, в качестве итога.
   - Да, - сказал Марк, выходя вслед за мужчиной в  прихожую  и  включая
там свет, - несомненно, очерченная вами перспектива не придется по вкусу
никакому  здравомыслящему  человеку.  Видно,  и  вам  несладко  когда-то
пришлось? Вы забыли свою папку, Геня...
   - Черт с ней, - сказал гость, хлопая входной  дверью.  Марк  переждал
шум лифта и, возвратившись к  письменному  столу,  двумя  пальцами  взял
папку за угол, распахнул окно и вышвырнул  ее  в  пустоту.  Потом  вымыл
руки, вскипятил воду, заварил чаю и соорудил себе легкий ужин,  поставив
жостовский поднос прямо на письменный стол у телефона.
   Дмитрий отозвался сразу, и они договорились завтра вместе пообедать.
   Следующий звонок получился лишь после того, как Марк  закончил  есть,
вымыл посуду и погасил везде свет, оставив лишь настольную лампу.
   - Привет, - сказал он, -  а  я  уж  решил,  что  у  тебя  телефон  не
соединяет.
   Ты не спишь?!
   - Это ты, Марк? - спросили в ответ после недолгого замешательства.
   - А кто же?!
   - Ты откуда?
   - Из дому...
   - Марик,  -  услышал  он  возбужденный  голос,  -  а  мыто...  здесь,
понимаешь, минут двадцать назад мне позвонили и сообщили, что тебя взяли
за спекуляцию. Я кое с кем переговорил, и подтвердилось; сам  понимаешь,
пошли звонки и все такое.
   - Глупости, - сказал Марк, - все это чистой воды туфта.  Послушай,  я
звоню, чтобы спросить, не давал ли ты мой телефон некоему Грибову.
   - Не знаю такого.
   - А парня по имени Геня ты знаешь?
   - Впервые слышу.
   - Тогда все. Спи спокойно я жив, здоров  и  свободен,  как  парижский
клошар.
   Марк повесил трубку. Генерал, понял он, решил крепко прихватить  его,
причем действовать Супрун намерен быстро, а значит - грязно. Тот  азарт,
с которым его бывший доброхот начал охоту за Боутсом, свидетельствует не
только об аппетите высокопоставленного соседа, но еще и  о  том,  что  у
него самого заколебалась почва под ногами. Поэтому, не добыв  "досочку",
генерал  постарается  от  Марка   избавиться   -   но   не   посредством
компрометации или же состряпанного дела, а буквально: слишком много Марк
знал об источниках дополнительных доходов генерала.  Сейчас  это  весьма
лакомый кусочек для тех, кто  наверху  грызется  за  власть...  Как  все
быстро и жестоко повернулось!
   Встретиться с Митей - раз, продать, да, теперь это неизбежно, продать
коллекцию - два. И третье: то,  что  лежит  на  антресолях  у  сестер  в
Кузьминках,   юридически   оформить   как   наследу