щинки. Мила была
не намного старше Лины, но производила впечатление уверенной  в  себе  и
достаточно многоопытной  дамы:  возможно,  это  объяснялось  обручальным
кольцом, крепко сидевшим на ее безымянном пальце.
   - Я и не знал, что ты  уже  замужем,  -  произнес  адвокат,  усаживая
гостью и предлагая воды из сифона. - Кто он? Как старики?
   - У вас жарче, чем в Израиле!  -  Усмехнувшись,  Мила  отказалась  от
питья.
   - Родители устроены неплохо. Кто мой супруг? Это не важно,  да  и  не
интересно тебе. Что же все-таки произошло? Почему эта женщина застрелила
Марка?
   - Что произошло, покажет следствие,  -  отвечал  адвокат,  убирая  со
стола стаканы. - Тебе же я могу сказать единственное: по  моему  мнению,
Лина совершенно случайно, по нелепой неосторожности спустила курок...
   - И сколько же ей могут дать за эту неосторожность? - быстро спросила
молодая женщина, неотрывно глядя на руки Дмитрия, перебирающие документы
на столе. - Если, конечно, будет доказано, что все произошло именно так,
как ты предполагаешь.
   - От трех до семи лет, - неохотно произнес Дмитрий Константинович,  -
с учетом ее положения, думаю, срок будет минимальным.
   - Вот как? - воскликнула Мила. -  Впрочем,  судьба  этой  девицы  нас
совершенно не занимает. Марк даже не удосужился сообщить, что женился, -
я узнала об этом уже здесь...
   - Зачем ты приехала? -  прямо  спросил  адвокат.  -  Не  будем  вести
светских разговоров, как ты сама понимаешь, у меня нет на  это  времени.
Если тебя не беспокоит судьба жены брата, да и Марк, как  я  понял,  для
вас уже отошел в прошлое, что тебе потребовалось от меня?
   - Марк оставил завещание?
   - Нет, -  сказал  адвокат,  решив  от  Милы  ничего  не  скрывать,  -
юридически оформленного завещания не  имеется.  Однако  мне  он  поручил
распорядиться его имуществом и быть опекуном наравне с матерью  ребенка,
если сам умрет раньше его рождения.
   - Это распоряжение было вызвано конкретными обстоятельствам?
   Какой-нибудь угрозой? - спросила Мила. - Что-то не похоже на Марка  -
он был всегда уверен в себе. Может,  он  предчувствовал,  что  жена  его
прикончит?  Кто  эта  женщина?   Рита   сообщила   мне,   что   она   из
малообеспеченной семьи...
   - Чепуха! - воскликнул, краснея, адвокат. - Ты говоришь чушь. При чем
тут Лина? Неужели взрослый человек не может распорядиться своими  делами
и деньгами как ему заблагорассудится?..
   - Рита дала понять, что Марк был богатым человеком,  -  перебила  его
Мила.
   - А тебе-то что? Какое ты имеешь к этому отношение? -  резко  спросил
адвокат. - Что-то я не понимаю тебя.
   -  Все  ты  отлично  понимаешь,   -   спокойно   возразила   женщина,
приподнявшись и аккуратно вешая шелковый пиджак на спинку  стула.  -  Мы
близкие Марка, и мне доподлинно известно, чем он занимался  и  откуда  у
него могут быть... сбережения.
   - Ну и что? - сказал адвокат.  -  Он  не  оставил  завещания  в  вашу
пользу, а следовательно, все имущество, движимое и недвижимое, наследуют
жена и ребенок.
   - Жена? Может быть, ты хочешь сказать - убийца?
   - Мила, - проговорил адвокат, мгновенно успокаиваясь,  -  я  вижу,  с
тобой невозможно говорить как с цивилизованным человеком. Мы ведь не  на
базаре, и торг здесь неуместен. Дождись суда  и  приговора.  Там,  между
прочим,  будет   сказано,   что   никакой   конфискации   имущества   не
предусматривается, что означает сохранение очередности наследования.
   - Ты так полагаешь?
   - Да. И если ты уверена, что  все-таки  конфискация  произойдет,  то,
уверяю тебя, не в вашу пользу. Все отойдет государству...
   - Я не могу ждать, - сказала, помолчав, Мила. - У нас с  мужем  дела.
Вы с Марком - мошенники, и государство ваше мошенническое.
   - Мила!
   - Что - Мила? Я прекрасно  понимаю,  раз  нет  завещания,  то  нет  и
ничего.
   Но я-то знаю, мне было сказано, в какую сумму  оценивалась  коллекция
Марка. Где она? - Она смотрела на молчащего  Дмитрия  Константиновича  с
вызовом, ясно давая ему понять, что просто так  отсюда  не  уйдет.  -  У
Марка была прекрасная квартира.
   У него были картины, бронза, бесценная мебель. Он не мог не  подумать
о нас. Это было бы несправедливо.
   - Тебе нужны деньги? - просто спросил адвокат. - Сколько?
   Мила назвала сумму.
   - Если я тебе их дам, ты сегодня же уберешься домой, к мужу?
   - Завтра же, - усмехнулась Мила. - Меня  здесь  от  всего  тошнит,  и
поверь, ноги моей больше тут не будет. Никогда! Если бы  не  банкротство
нашей фирмы, я бы оплакала Марка на земле предков и - забыла. Все  равно
он был обречен. Я всегда это говорила...
   - Ты получишь наличными  всю  сумму,  которую  требуешь,  -  произнес
Дмитрий  Константинович,  тяжело  поднимаясь  из-за  стола.  -   Сегодня
вечером, у меня на квартире. Из рук в руки, без всяких расписок.  Однако
ты обязана мне поклясться, что сделаешь две вещи: скажешь отцу и матери,
что деньги оставил тебе Марк, и никогда не станешь  предъявлять  никаких
имущественных претензий к Лине и ее ребенку.
   - Всего-то? - пожала плечами Мила, вставая и  прихватывая  сумочку  и
пиджак. - Обещаю. Клянусь, если угодно. Теперь я уже могу заказать билет
на самолет? На могилу брата меня свозили... И все-таки, Митя,  какие  же
вы здесь неисправимые романтики... Я позвоню тебе вечером и приеду.
   Адвокат неотрывно смотрел, как она движется к двери. На  пороге  Мила
обернулась - едва ощутимое презрение сквозило  в  небрежном  наклоне  ее
аккуратно подстриженной головки.

***

   Дмитрий Константинович Семернин был арестован в собственном  кабинете
на пятый день после суда над Линой.
   Впрочем,  он  ожидал  неприятностей,  хорошо  помня  тяжелый   взгляд
Супруна, которым тот проводил его, когда все закончилось. В деле Лины не
было никакого просвета, однако Дмитрий приложил максимум  усилий,  чтобы
вся эта история не выглядела столь чудовищной.  Как  он  и  предполагал,
меру пресечения изменить ему не позволили, и ожидать суда Лине  пришлось
в камере.
   На суде Лина была бледна,  лицо  ее  похудело,  остро  выпирал  живот
из-под  широкой  кремовой  мужской  рубахи;  она  так   и   не   сменила
тренировочных брюк, которые носила в  камере.  Лина  казалась  абсолютно
равнодушной в этом пропитанном враждебностью, душном помещении,  но  все
же нехотя выполнила данное Дмитрию Константиновичу обещание - ничего  не
сообщать ни следователю, ни во время суда без его  позволения;  смотрела
она только на него и ни на кого больше, даже мать не удостоив  кивком...
Это был опасный путь, но надеяться на то, что Лина, какой  он  ее  знал,
сумеет произвести  благоприятное  впечатление  на  судью  или  кого-либо
разжалобить, казалось нелепым.
   Лина, однако, все выдержала и промолчала, получив шесть лет по статье
о непредумышленном убийстве. Адвокат не мог отнести этот процесс к числу
своих очевидных побед; утешало  единственное  -  он  добился  того,  что
осужденную должны были  этапировать  в  колонию  только  после  рождения
ребенка, переведя ее  до  родов  в  тюрьму.  Встретиться  с  Манечкой  и
получить разрешение на свидание с Линой  после  суда  он  не  успел.  На
звонки Мария Владимировна не отвечала, поехать туда у Дмитрия не хватало
сил, настолько он устал, - и в то же время  некое  чувство  подсказывало
ему,  что  необходимо,  отложив   посещение   Лины,   заняться   делами,
порученными ему Марком.
   Он практически все успел, включая сложную  комбинацию  с  размещением
картины Боутса в надежном месте и хлопоты  с  квартирой,  куда,  как  он
полагал, хозяйка вернется вместе с ребенком, отбыв срок. Встретившись  с
председателем кооператива Аграновским, он выяснил у этого  невозмутимого
сорокалетнего господина, что документы на квартиру  Марка  в  абсолютном
порядке. Аграновский дал согласие,  получив  разовое  вознаграждение  за
хлопоты, в течение последующих пяти лет приглядывать за  жилищем  Марка,
включая оплату коммунальных услуг.
   Адвоката устраивало также и то,  что  Александр  Михайлович  попросил
разрешения  временно  распорядиться   пустующей   площадью   по   своему
усмотрению; они не подписали никаких бумаг, оговорив лишь  срок  -  пять
лет - и обменявшись телефонами. Дмитрий было подумал,  не  совершает  ли
слишком опрометчивый и чересчур простодушный шаг, однако  подозревать  в
чем-либо Аграновского у него не было ни малейших  оснований.  Он  привык
верить в свою удачу и считал, что всякие колебания - скверный  фундамент
для будущего...
   В общем-то и свой арест Дмитрий Константинович воспринял спокойно.
   Начиная рискованные операции с капиталами Марка, он предполагал,  что
где-нибудь да ошибется, - и ему  действительно  предъявили  обвинение  в
спекуляции валютой.
   Но что-то сразу у них не заладилось, и дело затянулось. Его перестали
вызывать на допросы, и адвокат выжидал, не надеясь на хлопоты коллег;  у
него вдруг оказалась бездна времени, чтобы привести свои нервы в порядок
и поразмыслить.
   Воспоминания,  посещавшие  Дмитрия  Константиновича,  были   довольно
грустны. Казалось, не далее как вчера он видел друга  четырнадцатилетним
вместе с маленькой сестрой в своем  доме.  Марк  ни  в  какую  не  хотел
влезать в шлепанцы, которые ему предлагала мать Дмитрия, утверждая,  что
босиком, даже по паркету, ходить куда полезнее, чем в обуви, и  что  ему
никогда не бывает холодно - он достаточно  закален...  Он  вспоминал  их
поездки и длинные бессвязные беседы,  то  понимание,  которое  возникало
между ними с полуслова. Все обрывалось на Лине...
   Он сам их познакомил, и она не захотела облегчить ему муку незнания о
том, что произошло между ними на самом деле...
   Адвокат  сразу  же  сказал  ей,  что  вытащить  ее  из  следственного
изолятора не  удастся.  Женщина,  усмехнувшись,  ответила:  ей  и  здесь
хорошо, Манечка ее подкармливает.
   - Почему ты отказалась от  свидания  с  матерью?  -  спросил  Дмитрий
Константинович, которому мешал торчавший  у  полуоткрытой  двери  камеры
контролер.
   - Мне было бы  трудно  с  ней  разговаривать,  -  помедлив,  неохотно
промолвила Лина, - да и что я могу  ей  сказать?  Для  Манечки  все  это
полная катастрофа.
   - Лина, мне кажется, - в сердцах воскликнул адвокат, -  ты  будто  бы
получаешь удовольствие от собственных мук и от страданий твоих  близких!
К чему это упрямство? Зачем ты сама делаешь себе еще больнее? Я  уверен,
несчастье произошло совершенно случайно, ведь ты не могла хотеть  гибели
Марка!
   - Откуда вы знаете? - быстро проговорила женщина. - Может, я  хотела,
чтобы его больше не было в моей жизни...
   - Почему? Почему тогда ты сделала именно это?
   - Ты все равно не поймешь...  -  пробормотала  Лина  сквозь  зубы,  и
Дмитрия поразило не столько  отчаяние  в  ее  лице,  сколько  это  "ты",
которое она впервые адресовала ему.
   - Послушай, - сказал он, беря женщину за руку, - я хочу помочь тебе.
   Да, я очень любил Марка, но и ты мне дорога, я  беспокоюсь  о  судьбе
вашего ребенка.
   -  Пустите,  -  сказала  Лина,  отодвигаясь.  -  О  своем  ребенке  я
позабочусь сама. Мне все равно, что с нами будет...  Моя  жизнь,  только
сейчас я это понимаю, не принадлежала мне...  сначала  ею  распоряжались
отец  и  Манечка,  затем  появился...  ваш  друг,  и  мне   кажется,   я
давным-давно  предала  себя.  Теперь  прежняя  жизнь  закончилась,  и  я
надеюсь, что дождусь того дня, когда смогу начать все сначала. Вместе со
своим ребенком...
   - Лина! - горячо заговорил адвокат. - Так нельзя, то, что  ты  сейчас
сказала, безумие. Марк любил тебя, и ты любила его. Произошло несчастье,
и ты находишься все еще в шоковом состоянии. Расскажи мне,  будь  добра,
спокойно, по минутам, что происходило с тобой в  тот  день!  Как  оружие
оказалось в твоих руках? Что делал Марк?
   - Я не буду ни о чем рассказывать!
   - На чем же я должен строить защиту, если ты намерена молчать?
   - Мне все равно. Я не нуждаюсь в защите, мне безразличен этот суд, не
нужны ваши усилия, мне плевать на все!
   - И на это? - Дмитрий с горечью кивнул на ее живот...
   Ему  пришлось  вернуться  на  следующий  день,   выждав,   пока   его
подзащитная успокоится. Однако он так ничего и  не  узнал,  кроме  того,
что, убирая в столе, Лина обнаружила пистолет. Он едва упросил  ее,  шаг
за шагом преодолевая ее злое упрямство,  держаться  версии,  что,  когда
Марк возвратился домой, она взяла  пистолет  из  ящика,  чтобы  спросить
мужа, зачем ему понадобилось оружие,  и  неосторожно  выстрелила...  Это
помогло лишь отчасти, потому что Лина вызвала у суда острую антипатию, а
ответы на вопросы, по какой причине  чемодан  с  вещами  жены  погибшего
оказался  в  коридоре,  откуда  у  Кричевского  мог  взяться  заряженный
пистолет и почему Марк позволил ей вплотную подойти к себе с оружием,  -
никого не интересовали. Их предстояло искать Дмитрию Константиновичу.  В
конце концов адвокат усомнился, что  вообще  что-либо  понимает  в  этом
деле...
   Тем временем его сидение в предварилке продолжалось. Казалось, о  нем
позабыли, и Дмитрий Константинович с трудом мог  представить,  по  какой
причине все это тянется вот уже четвертый месяц. Он не  мог  знать,  что
генерал Супрун, к истерической радости Беллы Яковлевны, внезапно подал в
отставку и принял решение покинуть Москву, и их пути больше  никогда  не
пересекутся.
   Не предполагал адвокат и того, что о нем энергично хлопочут на  самом
верху... Все это время в нем жила и укреплялась мысль  о  том,  что  все
внезапные несчастья, выпадающие  на  долю  человека,  -  временны,  если
человек этот чист  перед  своей  совестью.  Отыскать  причину  возникших
затруднений было бы  несложно,  однако  это  не  представлялось  Дмитрию
Константиновичу важным. Важным и непременным ему казалось другое: любовь
и чувство исполненного долга, живущие в человеке...
   Через неделю после того, как произошли перемены и во главе  Политбюро
встал сочинитель сонетов, Семернина освободили. Дмитрий Константинович и
вообразить не мог, какие трудности предстоят ему в ближайшее десятилетие
и что на их преодоление у него вполне хватит ясности ума и сил.  К  тому
же  он  совершенно  не  представлял,  какой  первый  шаг   сделает   для
продолжения своей прерванной карьеры. Но это был уже не тот человек, что
прежде. Словно Марк, уходя, передал ему свою неизрасходованную  энергию,
уверенность в себе и частицу печальной мудрости.
   Он покинул прежнее  место  работы  и  до  Нового  года  бездельничал,
присматриваясь. Узнав, где теперь находится Лина,  адвокат  в  субботний
полдень отправился к Манечке. По дороге он купил в "Детском мире"  вещи,
которые счел необходимыми для новорожденного, а также несколько  пестрых
пластмассовых  игрушек.  Часовая  толкотня  у  прилавка  настроила   его
примирительно по отношению к превратностям судьбы: что ж, надо надеяться
и жить дальше - ведь ребенок должен родиться. Он медленно ехал по Москве
и видел, что вновь приближается зима, в его голове путались мысли о том,
как помочь продуктами, деньгами,  как  начать  хлопотать  о  Лине.  Как,
наконец, сделать так, чтобы и в его отсутствие Мария-Владимировна  ни  в
чем не нуждалась...
   Дверь  ее  квартиры  распахнулась  тотчас  после  звонка,  и  Дмитрий
Константинович увидел перед собой нетрезвого мужчину  лет  пятидесяти  с
блестящей  начищенной  латунью  трубой   в   руках.   Этот   музыкальный
инструмент, казалось, только секунду назад перестал звучать; красный рот
мужчины с влажными расплющенными губами кривился в блаженной и  безумной
ухмылке.
   - Мне нужна Мария Владимировна, - недоуменно произнес адвокат. - Могу
я ее видеть?
   Мужчина, не говоря ни слова,  повернулся  и  побрел  на  кухню,  пнув
мимоходом ногой дверь  маленькой  комнаты.  Оттуда  осторожно  выглянула
черноволосая девичья головка. Дмитрий Константинович повторил вопрос.
   -  Андрюша!  -  картаво  и   нежно   воскликнула   девушка,   блеснув
серо-зелеными глазами на смуглом лице. - Выйди, здесь  какой-то  человек
чего-то спрашивает...
   Адвокат  еще  раз  задал  свой  вопрос  парню  лет   двадцати   трех,
внимательно ощупавшему его лицо настороженным взглядом. Потом тот,  кого
назвали Андреем, виновато  улыбнулся  и  произнес  спокойным,  негромким
голосом:
   -  Мы  не  знаем,  о  ком  вы  спрашиваете.  Рядом,  через   квартал,
домоуправление, хотя, мне кажется, там сегодня никого нет.
   - Как же так? - проговорил  адвокат.  -  Еще  в  конце  лета  в  этой
квартире жила Мария Владимировна Попова...
   - Мы здесь с первого октября, - перебил его парень, - мы снимаем  эту
комнату.
   - А у... соседа  можно  что-либо  узнать?  -  Дмитрий  Константинович
кивнул в сторону полуприкрытой двери кухни.
   - Семена Федотовича-то? - Андрей рассмеялся. - Не  советую  вам  даже
соваться к нему, остаток дня проведете в плену. Вам  поведают  о  боевом
пути и проиграют на трубе весь похоронный  репертуар.  Ни  на  один  ваш
вопрос ответа вы не получите.
   - Понятно, - сказал адвокат. - Комнату вы у него снимаете?
   - Нет, - ответил парень, - я дам вам телефон нашей хозяйки.
   - Благодарю,  -  произнес  Дмитрий  Константинович,  взяв  протянутый
клочок бумаги. - Прощайте...
   Он захлопнул дверь, не сообразив позвонить сразу же отсюда,  и  вслед
ему ударил высокий и визгливый голос трубы.
   Дмитрий Константинович доехал до метро и  в  переходе  набрал  нужный
номер. Ему без особой охоты ответили, что комната сдана студентам,  мужу
и жене, а нынешнюю хозяйку, женщину пожилую, нужда заставила переехать к
сыну. Что конкретно интересует товарища?
   - А как вы оказались на Парковой? - спросил адвокат.
   - Получила комнату, очередь подошла.
   - И Семен Федотович?
   - И он, как ветеран. А что - буянит, молодежь беспокоит?
   - Да нет,  -  сказал  с  досадой  адвокат.  -  Меня  интересует,  что
случилось с прежней хозяйкой квартиры. Поповой...
   - Ничего не знаю, - перебила его женщина. - Моя очередь подошла, я  и
получила жилплощадь. Все по закону. Конечно, не бог весть что, тесновато
и с подселением... Вам чего-нибудь еще спросить требуется?
   - Нет, - произнес адвокат и, не прощаясь, повесил трубку.
   Он сел в машину, ощущая металлический привкус во рту, будто губы  его
прикасались в этой трубке, и медленно . поехал домой. Все  его  существо
противилось необъяснимой неудаче...
   Через известное время Дмитрий Константинович сделал запрос в колонию,
где Лина отбывала срок, и получил подтверждение, что  такая-то  числится
среди осужденных и администрация претензий к ней не имеет. На просьбу  о
предоставлении  свидания  ему  ответили  отказом.  Адвокат   дважды,   с
перерывами, писал Лине, но ответов ни разу не получил. Таким образом, ни
о ней, ни о Манечке, а главное, о ребенке Марка  Дмитрий  Константинович
не имел никаких известий, и ждать их было неоткуда. Он решился  было  на
свой страх и  риск  отправиться  в  колонию,  однако  в  считанные  часы
обстоятельства изменились.
   Телефонным звонком он был срочно  вызван  на  профессорскую  дачу,  и
старик, блестя еще сохранившими живость  глазами,  изложил  суть  своего
предложения и посоветовал ни в коем случае не  отказываться.  Предстояла
командировка в Среднюю Азию, сроки которой  они  должны  были  оговорить
позднее.
   Дмитрий немного подумал и дал согласие, Выбирать  было  не  из  чего,
дома разворачивался нелепый бытовой кошмар, к тому же ему недвусмысленно
намекнули, что он ничего не потеряет, а лишь приобретет...
   Ехать было необходимо в ближайшие дни после Нового  года,  и  адвокат
занялся сборами. И сразу же, дав положительный  ответ,  он  почувствовал
пристальное и уважительное внимание коллег к своей персоне.  Готовясь  к
поездке, он привел в порядок свои вещи. Существенно обновил гардероб,  а
заодно тщательно перебрал личные бумаги, почту  и  документы.  Разгребая
накопившиеся во время его отсутствия никем не читанные  газеты,  адвокат
неожиданно обнаружил в сгибе одной из них письмо и по штемпелю о