кандидатуру,  и  об  его
непревзойденном мастерстве в закулисной политике.  Он  добился  выдвижения
своей кандидатуры на пост президента  в  результате  сделки  с  человеком,
который явился  на  партийный  съезд  в  Чикаго,  располагая  обеспеченным
большинством голосов в итоге первой баллотировки.  Лимен  в  сопровождении
Кларка без  лишних  слов  поднялся  на  грузовом  лифте  в  комнату  Винса
Джианелли и прямо сказал ему, что тот никогда не добьется выдвижения своей
кандидатуры на пост президента. Джианелли возмутился и начал  спорить,  но
Лимен - он, конечно, все заранее  тщательно  продумал  -  так  убедительно
объяснил ему обстановку, что вскоре неясным остался  только  один  вопрос:
согласится   ли   губернатор    Нью-Йорка    баллотироваться    на    пост
вице-президента. Прошел час, и Джианелли согласился.
   Предвыборную борьбу Лимена против президента  Эдгара  Фрейзиера  в  том
году, собственно, и нельзя было назвать борьбой. Он выиграл ее уже в самом
начале с помощью одной-единственной фразы, произнесенной в  речи  о  своем
согласии баллотироваться: "Мы будем спорить до  бесконечности,  но  отныне
никогда, нигде и никому не уступим  ни  клочка  нашего  свободного  мира".
Республиканцам так и не удалось преодолеть всеобщего  недовольства  народа
войной в Иране. В частных беседах они издевались над Лименом и  Джианелли,
обзывая одного  из  них  фараоном,  а  другого  макаронником,  и  пытались
использовать против демократов деятельность Лимена в прокуратуре в Огайо и
национальность  Джианелли.  По  подсчетам   специалистов,   республиканцы,
прибегая в предвыборной кампании к подобным оскорблениям, потеряли  больше
голосов избирателей, чем приобрели. Впервые  после  Эйзенхауэра  кандидаты
демократов победили во  всех  штатах,  за  исключением  семи,  подавляющим
большинством голосов.
   "Да, - думал Лимен, - полтора  года  назад  я  победил  в  сорока  трех
штатах. А сегодня не смог бы победить и в десяти, хотя  и  пытаюсь  что-то
сделать для страны".
   Он прошел в туалетную комнату, освежил лицо  холодной  водой  и  насухо
вытерся.
   - Послушай-ка, Лимен, - вслух сказал он, -  ты  ведь  еще  жив,  старый
петух. Ты добьешься успеха. Обязан добиться.
   "Опять завел свое, - продолжал он уже про себя,  следя  за  тем,  чтобы
даже в мыслях его речь звучала властно. - Перестань,  Джорди.  Ты  ставишь
себя в нелепое положение".
   Лимен   вернулся   к   письменному   столу   и   углубился   в   чтение
разведывательных сводок, оставленных адъютантом. Незнакомый человек принял
бы его сейчас за университетского профессора. Ему было пятьдесят два года,
на его несколько удлиненном, почти гладком лице  бросались  в  глаза  лишь
несколько  глубоких  морщин.  В  курчавых,  редеющих  у   висков   волосах
серебрились седые пряди. Он еженедельно подстригался и часто причесывался,
и все же его жесткие волосы были постоянно взлохмачены.  На  крупном  носу
держались очки в бесцветной пластмассовой оправе. Невысокий,  около  шести
футов ростом, он казался неуклюжим, возможно петому, что  при  всей  своей
худощавости имел крупные руки и ноги. Никто не назвал бы его красивым,  но
зато при первом же взгляде он вызывал доверие, и ни один политик не мог бы
пожелать для себя лучшей внешности.
   Президент  перечитал  и  подписал  первую  пачку   бумаг,   оставленных
секретарем, и отложил несколько подготовленных к подписи писем,  собираясь
продиктовать их заново. Он уже занялся новой кипой почты, когда в  кабинет
вошла Эстер Таунсенд. Она начала работать с Лименом  еще  в  бытность  его
прокурором штата Огайо, вместе с ним перешла в дом губернатора,  а  затем,
естественно, и в Белый дом. Никто из аппарата Джордана  Лимена  не  изучил
его так хорошо, как эта  высокая  блондинка  со  светло-карими  глазами  и
спадавшей на лоб прядью волос. Она знала Лимена настолько хорошо, что  ему
лишь в редких случаях приходилось давать ей какие-либо разъяснения. В свою
очередь и он доверял ей так, что никогда не сомневался в  правильности  ее
решений.
   - Прибыл вице-президент, - доложила Эстер. - Вы еще хотите побыть один?
   - Нет, Эстер, спасибо. Сегодня  я  уже  достаточно  поработал  мозгами.
Скажите, пусть ленч подадут сюда.
   За ленчем оба они посетовали  по  поводу  явного  падения  популярности
руководимого ими правительства.
   - Я еще не убедил страну в  необходимости  договора,  Вине,  -  заметил
Лимен, - слишком долго мне пришлось увещевать сенат. К вашему  возвращению
из Италии я подготовлю  план.  Не  беспокойтесь,  мы  выберемся  из  этого
положения. Мы можем и обязаны это сделать,  потому  что  правда  на  нашей
стороне.
   - Я ни в  чем  вас  не  виню,  господин  президент.  Результаты  опроса
института Гэллапа на этот раз отрицательные. Ну  и  что?  В  жизни  всякое
бывает. Месяца через два вы станете героем.
   - А вы. Вине, станете героем уже на этой неделе. Подумать только!  "Наш
земляк, сделавший карьеру!" - Лимен послал ему воздушный  поцелуй.  -  Как
вам удалось придумать этот уик-энд в деревне деда? Блестящая идея!
   Вине широко улыбнулся, подмигнул и замахал руками, не забывая вместе  с
тем отправлять  в  рот  куски  мяса.  Лимен  никак  не  мог  привыкнуть  к
неиссякаемому аппетиту Джианелли  и  к  торопливости,  с  которой  он  его
удовлетворял. Впрочем, Вине  как-то  заметил:  "Если  бы  вы  нуждались  в
человеке с аристократическими манерами, вам  следовало  баллотироваться  с
кем-нибудь из Принстона и... потерпеть поражение".
   - Ну, плоды-то буду пожинать я, а идею знаете кто подал?  Прентис,  вот
кто! Я намечал провести субботу в Корнилио и  выступить  там  с  небольшой
речью. В прошлую пятницу Прентис встречает меня в гардеробе и  спрашивает,
что я намерен делать на родине моих предков. Я коротенько рассказал. Ни  с
того ни с сего он тычет  пальцем  мне  в  лицо,  как  обычно,  и  начинает
напевать всякую дребедень о традициях,  чувствах,  о  голосах  американцев
итальянского происхождения. Подумать только, говорить мне  подобные  вещи!
Потом  спрашивает,  почему  бы  не  усилить  всю  эту  трескотню  о   моем
возвращении на родину и не провести  там  пару  деньков?  От  кого  бы  ни
исходила  такая  мысль,  предложение   мне   понравилось.   Я   немедленно
согласился, а вчера мои ребята "нечаянно" проболтались газетчикам.
   - Прентис, конечно, умен, - сухо согласился Лимен. -  Он  причинил  нам
уже немало неприятностей из-за договора.
   -  Ничего,  он  тоже  займет  правильную  позицию,  когда  все  немного
утрясется. Уж я-то знаю. Я тоже не  доверяю  этому  мерзавцу,  но  хорошая
мысль остается хорошей, кто бы ее ни подал. Так?
   -  Так,  Вине.  Ваша  поездка  в  эту,  как  ее  там,  деревню   просто
очаровательна.
   - Какое тут очарование? Трескотня, и все, - возразил Джианелли.
   - Трескотня так трескотня, - улыбаясь, согласился Лимен. - Нам сейчас и
трескотня пригодится.
   Они  заговорили  о  различных  политических  сплетнях.  Часто  бывая  в
кулуарах сената и у спикера  палаты  представителей,  Джианелли  регулярно
снабжал Лимена полезной, хотя и не очень солидной информацией.
   Вице-президент расправился с мороженым, похлопал себя по животу и встал
из-за стола.
   - Не унывайте, шеф. Теперь дела должны пойти хороша.  -  Он  помахал  с
порога: - Арриведерчи, господин президент.


   Выйдя от генерала Скотта, Кейси занялся своими служебными делами в  том
строгом порядке, в котором обычно начинал  свой  день.  Пока  председатель
комитета начальников штабов беседовал с  сэром  Гарри  Ланкастером,  Кейси
читал различные сообщения, запросы, подтверждения о получении  приказов  -
почту, поступившую после его ухода со вчерашнего  дежурства.  Отобрав  все
то, что требовалось доложить лично Скотту, и добавив бумаги, полученные  в
воскресенье, Кейси вскоре после ухода начальника  штаба  британской  армии
вновь направился в кабинет в коридоре "Е".
   Скотт в благодушном настроении попыхивал первой за день сигарой.  Кейси
даже показалось, что он чувствует исходящее  от  генерала  сияние,  словно
стоит на пляже в первых жарких лучах  утреннего  солнца.  Редкий  человек,
оказавшись в обществе Скотта, мог устоять перед его обаянием.
   - Глядя на вас, Джигс, можно подумать, что вы с  похмелья,  а  ведь  вы
вчера дежурили.
   - Вчера вечером, генерал,  мы  с  Мардж  были  в  гостях.  У  Диллардов
собралась вполне приличная компания. По-моему, вы встречались  с  ним.  Он
представляет  интересы   "Всеамериканской   корпорации   по   производству
инструментов".
   - Я знаю кого-нибудь из гостей?
   - Да, сэр. Мне кажется, главными гостями были Поль  Джирард  из  Белого
дома и сенатор Прентис.
   Скотт принялся внимательно рассматривать  тоненькую  струйку  сигарного
дыма, извивающуюся в капризных потоках кондиционированного воздуха,  затем
тихонько рассмеялся.
   - Не сомневаюсь, - заметил он, - что они устроили там  целую  дискуссию
по поводу договора. Прентис, конечно, защищал нашу точку зрения?
   - Он был довольно откровенен, сэр, и высоко отзывался о вас.
   "Зачем он спрашивает меня  об  этом?  -  недоуменно  подумал  Кейси.  -
Несомненно, Скотт уже говорил об этом с Прентисом вчера вечером у себя  на
квартире".
   Не зная, как вести себя дальше, Кейси перешел к делам.
   - Вот здесь папка с сообщениями, генерал... Кстати, сэр, не найдете  ли
вы целесообразным пригласить несколько  конгрессменов  для  наблюдения  за
проведением  "Всеобщей  красной"?  Наш  престиж  в  Капитолии  отнюдь   не
пострадает, если руководство конгресса удостоверится, как четко  мы  можем
работать, если нужно.
   Скотт положил на стол руки с широко раздвинутыми пальцами и так  крепко
прижал их, что побелели ногти. Кейси  давно  уже  подметил  у  Скотта  эту
подсознательную манеру тренировать мышцы рук:  он  то  сжимал  кулаки,  то
давил ладонями на какой-нибудь предмет, то с силой нажимал  одной  ладонью
на другую.
   Прежде чем ответить,  Скотт  посмотрел  на  Кейси,  потом  взглянул  на
потолок.
   - Нет, Джигс. Я хочу проверить не только нашу готовность, но и то,  как
мы умеем хранить тайну. Сейчас в конгрессе никто ни о чем не  подозревает,
и нужно, чтобы и дальше все сохранялось в строжайшем секрете.
   Кейси хотел сказать, что сенатору Прентису уже известно  о  предстоящей
тревоге,  но,  снова  вспомнив  о  странной  встрече  накануне  вечером  в
Форт-Майере, решил промолчать.
   - Время для "Цистерны", - заметил Скотт, взглянув на часы.  -  Пойдемте
со мной, немного  подождете  там.  Возможно,  у  нас  возникнут  кое-какие
вопросы и потребуется ваша помощь.
   "Цистерной" называли большой конференц-зал комитета начальников штабов.
Уже одно название показывало, как угнетающе действовал зал  на  всех  тех,
кто в нем бывал. Постоянно опущенные шторы, темная, унылая мебель,  нелепо
раскрашенные стены придавали залу  мрачный  вид.  Только  несколько  ярких
флажков между окнами оживляли это помещение. Их было девять: личные флажки
начальников штабов,  штандарты  каждого  вида  вооруженных  сил  и  флажок
председателя  комитета  начальников  штабов  -  сине-белый  прямоугольник,
разделенный по  диагонали,  с  двумя  звездами  на  каждой  половине  и  с
американским орлом, несущим щит и три золотистые молнии.
   Когда Кейси уже сидел на стуле около двери,  ведущей  в  зал,  один  за
другим стали приходить начальники штабов.
   Первым появился  начальник  штаба  армии  генерал  Эдуард  Диффенбах  -
коренастый парашютист с черной повязкой  на  глазу.  Он  шел  так,  словно
по-прежнему носил высокие ботинки парашютиста, и явно хотел показать,  что
все еще считает себя бывалым солдатом воздушной пехоты.
   Начальник штаба ВВС генерал Паркер  Хардести  не  нуждался  в  подобных
украшениях - их вполне заменяли ему курчавые каштановые волосы  и  длинная
сигара.
   Следующим явился командующий морской  пехотой  генерал  Уильям  (Билли)
Райли,  обладатель  самых  невинных  голубых  глаз  и  самого  выдающегося
подбородка во всех американских вооруженных  силах.  В  отличие  от  своих
коллег, слегка кивавших Кейси, Райли остановился и подмигнул ему.
   - Опять иду в "Цистерну" биться за морскую пехоту, Джигс, - заметил он.
- И, как всегда, в меньшинстве.
   Выглянул Скотт, но только для того, чтобы  закрыть  дверь.  "Минуточку,
генерал, - подумал Кейси, -  вам  еще  придется  подождать  флот".  Однако
заседание началось, а начальник штаба ВМС адмирал Лоренс Палмер все еще не
появлялся. Скотт, должно быть, знал, что адмирал не будет присутствовать.
   Заседание с участием четырех генералов продолжалось минут двадцать. Как
только генералы вышли из зала. Скотт пригласил Кейси  и  жестом  предложил
ему сесть. Кейси опустился на "стул ВВС",  на  котором  только  что  сидел
генерал Хардести. Крепко сжимая руки,  Скотт  подошел  к  окну,  собираясь
поднять штору. Кейси, постукивая пальцами  по  большой  серой  пепельнице,
стоящей прямо против места, где сидел Хардести, задел какую-то  скомканную
бумажку и стал рассеянно вертеть ее, пока Скотт не вернулся к столу  и  не
закурил новую сигару.
   - Джигс, - заговорил генерал, - Мердок доложил мне, что вы прослышали о
наших ставках на тотализаторе в Прикнессе. Я буду рассматривать как личное
одолжение, если вы сохраните это строго между нами.
   Кейси не смог скрыть удивления.
   - Не беспокойтесь, сэр, - улыбнулся он. - Я только хочу,  чтобы  вы  не
ошиблись с выбором лошади... Но, говоря серьезно,  я  всегда  уважал  вашу
личную переписку, генерал.
   - Надеюсь, вы сохраните в секрете и ответ адмирала Барнсуэлла.
   - Безусловно, сэр.
   Скотт шутливо наморщил брови.
   - Высокое звание дает определенные привилегии,  полковник.  Вы  поймете
это, когда сами станете генералом. - Тут он улыбнулся Кейси и  добавил:  -
Что, как я надеюсь, уже не за горами.
   Слова Скотта взбудоражили Кейси.
   - Вообще-то говоря, генерал, во время воскресных  дежурств  я  стараюсь
ограничиться  только  служебной  перепиской.  Личная  почта   председателя
комитета начальников штабов меня не касается,  но  на  этот  раз...  Одним
словом, сэр, молодой офицерик из шифровалки - порядочный болтун.
   - Слышал, слышал. Его фамилия, кажется, Хаф?
   - Да, сэр.
   Вернувшись в свой кабинет, Кейси обнаружил, что все еще держит  в  руке
скомканную бумажку, которую он взял со стола в  конференц-зале.  Размышляя
над словами Скотта о том, что ему, возможно,  присвоят  очередное  звание,
Кейси машинально развернул смятую  бумагу.  По  положению  ему  предстояло
пробыть  полковником  еще  три  года,  прежде  чем  начать   помышлять   о
генеральском звании. Ну, а к той поре благодаря договору о  разоружении  с
генеральскими вакансиями, видимо, будет не так уж густо. Во всяком случае,
так  рассуждало  великое  множество  жадных  до  производства  в  генералы
полковников,  которые  тут  околачивались.  Стоило  ли  тратить  время  на
подобные размышления?
   Но  почему  вдруг  такая  возня  вокруг  этих  сообщений  о  скачках  в
Прикнессе? Скотт, говоря о них, чувствовал себя явно не в  своей  тарелке.
Судя по всему, он явно оборонялся, а такого полковник не замечал за ним  в
течение всей их совместной службы... Кейси разгладил клочок  бумаги  -  он
оказался  страницей   одного   из   блокнотов,   лежавших   на   столе   в
конференц-зале.
   Рукой  Хардести  на  ней  было  что-то  написано  карандашом,  и  Кейси
прищурился,  пытаясь  разобрать  слова.  Насколько  он  понял,  в  записке
говорилось:

   "Воздушный мост" ОСКОСС. 40 "К-212" на базу "У"
   к 7:00 суб. Чик, НИ, ЛА. ЮТА?"

   "К-212" был новейшим реактивным самолетом военно-транспортной  авиации,
способным  поднимать  одновременно  до  сотни  солдат  в   полном   боевом
снаряжении и с легким  вооружением.  Опять  этот  странный  ОСКОСС.  "Черт
возьми, но что же, наконец, происходит?" - спросил  себя  Кейси.  Написано
действительно рукой Хардести. Зачем нужно столько  транспортных  самолетов
для тревоги в субботу? Пряча бумагу  в  карман,  Кейси  начинал  понемногу
злиться.  Почему  вся  операция   держится   в   секрете   от   начальника
объединенного штаба, который, как предполагается, должен знать все?
   Часа через два, направляясь в столовую, Кейси встретил в коридоре Дорси
Хафа. На его желтоватом лице уже не было  прежнего  скучающего  выражения,
оно светилось торжествующей улыбкой.
   - Привет, полковник! Помните, я  говорил  вам  о  переводе?  Не  иначе,
кто-то подслушал меня. Несколько минут назад вопрос решен, и я  отправлюсь
в милый Пирл-Харбор.
   Он попытался - не совсем  удачно,  вильнув  бедрами,  изобразить  танец
хула-хула и подмигнул Кейси:
   - Да, между прочим, только Барнсуэлл отказался сыграть с  председателем
в тотализатор. Все остальные согласились.
   Не  ожидая  ответа,  он  вперевалку  отправился  дальше  по   коридору,
насвистывая "Милашку Лейлани".
   "Бог ты мой, - подумал Кейси, -  для  разговоров  с  идиотами,  которых
здесь  -  хоть  пруд  пруди,  моих  четырех  часов  сна  этой  ночью  явно
недостаточно. Ведь это же шут  гороховый!  И  как  только  подобных  типов
допускают к шифровальной работе? Слава богу, что японцы сейчас не угрожают
Пирл-Харбору!"
   Во второй половине дня,  вручив  секретарю  Скотта  еще  одну  папку  с
бумагами, Кейси встретился со знакомым полковником войск связи, выходившим
из кабинета генерала. Офицеры чуть не столкнулись лбами в дверях приемной.
   - А, сколько лет, сколько зим! Подумать только! Мой любимый  сухопутный
моряк! - воскликнул офицер и, вытащив Кейси в  коридор,  принялся  в  упор
рассматривать его с головы до ног.
   - Здравствуй, Бродерик, - ответил Кейси,  пытаясь  скрыть  недовольство
фамильярностью  офицера  и  этим  оскорбительным  для   всякого   морского
пехотинца обращением - "сухопутный моряк". - Я думал, ты  на  Окинаве  или
еще где-нибудь почище.
   - Ну уж только не я, Джером, только не я! - И тяжеленной рукой Бродерик
больно хлопнул Кейси по спине.
   Старая неприязнь к этому человеку вновь охватила Кейси. Полковник  Джон
Р.Бродерик имел на редкость безобразную внешность. Его брови  сливались  в
сплошную черную  полосу,  на  правой  щеке  виднелся  шрам,  а  кисти  рук
покрывали густые  черные  волосы.  Впервые  увидев  его  лицо,  искаженное
гримасой презрения, Кейси решил, что это самый наглый тип  из  всех,  кого
Кейси знал.
   Они  не  понравились  друг  другу  с  первого  взгляда  -  как   только
познакомились в офицерском клубе на военно-морской базе в  Норфолке  много
лет назад, участвуя в совместных  учениях  по  высадке  морского  десанта:
Кейси в качестве стажера общевойсковой  офицерской  школы  в  Квантико,  а
Бродерик вновь испеченным вторым лейтенантом  пехоты.  Оба  были  в  баре,
когда Бродерик сказал что-то оскорбительное в  адрес  морских  пехотинцев.
Кейси выразил уверенность, что Бродерик, несомненно, хотел сказать  что-то
другое, но тот повторил свою грубость, и Кейси предложил ему вместе  выйти
на улицу для "объяснения". Однако Бродерик в ответ ударил Кейси и  тут  же
сам получил удар. Хорошо еще, что друзья разняли их, а в баре не оказалось
никого из старших офицеров.
   В последующие годы они встречались редко. Последняя встреча произошла в
Иране, где, как помнил Кейси,  Бродерик,  уже  командир  батальона  связи,
постоянно жаловался, что Соединенные Штаты ни черта не будут стоить до тех
пор, пока страна "не получит достаточно волевого  и  сильного  президента,
способного на пару лет разогнать проклятый конгресс". Как ни  странно,  но
их жены дружили, и Кейси пришлось помучиться не один  вечер,  слушая,  как
Бродерик яростно громил президента, демократов  и  республиканцев  и  всех
политиков вообще. Несколько месяцев назад Бродерик и его жена  исчезли  из
Вашингтона, и Кейси и  в  голову  не  пришло  поинтересоваться,  куда  они
уехали.
   В дни их знакомства Бродерик каким-то образом  разузнал,  что  может  в
любую минуту рассердить Кейси, называя  его  уменьшитель