сь.  Кейси  разыскал  Мардж  и  вопросительно
взглянул на нее. Она утвердительно кивнула,  они  распрощались  и  прежним
путем, через парадную дверь, вышли на улицу...
   Кейси ехал домой, почти не  замечая  уличного  движения.  Нет,  но  как
все-таки Прентису стало известно о  тревоге?  Предполагалось,  что  о  ней
знают только восемь человек, и Прентис  не  входил  в  их  число.  Правда,
Прентису, как председателю сенатской комиссии по  делам  вооруженных  сил,
сообщали многое, однако на этот раз  Скотт  был  особенно  непоколебим  во
всем,  что  касалось  сохранения  секретности.  Если  знает  Прентис,  то,
возможно, знают и другие? Во всяком случае бесспорно одно: завтра утром он
обязан доложить обо всем Скотту.
   Мардж не переставая болтала о вечеринке.
   - Кто с тобой сидел за столиком, Джигс?
   - Миссис Прентис, жена сенатора. Милая дама, чего никак не скажешь о ее
супруге.
   - Я видела, что в конце вечеринки он долго разговаривал  с  тобой.  Что
ему надо?
   - Да  так,  обычные  сенатские  сплетни,  -  ответил  Кейси,  решив  не
вдаваться в детали.
   - Он из сенатской комиссии по делам вооруженных сил?..  Кстати,  Джигс,
ты просил напомнить о каком-то телефонном звонке.
   При свете уличного фонаря - они как раз проезжали  мимо  него  -  Кейси
взглянул на часы.
   - Фу  ты,  черт!  Слишком  поздно.  Придется  встать  завтра  пораньше,
позвонить с утра.
   Билл уже спал, когда они вернулись, а Дон еще был в кино.  Мардж  пошла
принимать ванну, а Кейси решил немного отдохнуть в гостиной  -  таков  был
заведенный порядок.  Зато  утром  первым  купался  он.  До  него  все  еще
доносился шум льющейся наверху воды, когда раздался телефонный звонок.
   - Папа? - послышался в трубке голос Дона. -  Послушай,  мы  только  что
вышли из кино, а у машины Гарри спустил баллон. Сейчас уже  поздно,  да  к
тому же воскресенье, я просто не знаю, что делать, а раз уж мы живем ближе
всех, то...
   - Я скажу вам, что делать: сменить колесо.
   - Папа! - воскликнул Дон с явным сожалением к  этим  взрослым,  которые
никогда ничего не понимают. - Да у Гарри нет запасного колеса!
   "Опять я должен отдуваться!" - подумал Кейси.
   - Вы где?
   Получив от  Дона  адрес  кинотеатра,  Кейси  поехал  по  Арлингтонскому
бульвару, решив прежде завернуть в  Форт-Майер.  Возможно,  Скотт  еще  не
спит, и он  доложит  ему  о  просьбе  начальника  штаба  английской  армии
перенести его прием завтра утром с 9:00 на 8:30.
   Широкие обрамленные вязами улицы старинного военного городка Форт-Майер
были мрачны и безлюдны.  Скотт  жил  в  доме  из  шестнадцати  комнат,  по
традиции предназначенном для  председателя  комитета  начальников  штабов.
Каменное здание корпуса N_6, возведенное лет  семьдесят  назад  в  грубом,
если не сказать безобразном,  стиле  офицерских  общежитии  того  периода,
раньше напоминало деревенскую богадельню,  а  после  капитального  ремонта
стало пригодным и даже удобным для жилья, хотя и не выглядело  элегантным.
Отсюда, с гребня холма, где был расположен корпус  N_6,  открывался  через
Питомак прекрасный вид на Вашингтон. Из своих окон на втором  этаже  Скотт
мог видеть расположенный внизу Капитолий, памятник Линкольну и  резиденцию
своего верховного главнокомандующего - Белый дом.
   Кейси свернул за угол и, оказавшись перед домом, резко сбавил скорость;
в свете фар блеснул ствол  винтовки  часового,  шагавшего  взад-вперед  по
тротуару. Яркий луч  выхватил  из  темноты  багажник  машины  "тандербэрд"
кремового цвета, стоявшей перед домом, и отразился в покрытом  специальной
краской номерном знаке. Он сразу бросился Кейси  в  глаза:  "Калифорния  -
ССША-1".
   "Позвольте, да ведь это машина Прентиса!" - чуть не вскрикнул Кейси. Он
взглянул на дом. Только в одном окне, там, где,  как  ему  было  известно,
находился кабинет Скотта, горел свет.
   Кейси  прибавил  скорость  и,  сделав  большой  круг,  объехал   машину
Прентиса. Если Скотт совещается с председателем комиссии сената  по  делам
вооруженных  сил,  он  вряд  ли  будет  доволен  вторжением  Кейси.  Лучше
позвонить ему пораньше утром.
   Выручив сына и двух его приятелей, которых  он  нашел  на  стоянке  для
автомобилей рядом с кинотеатром, и возвращаясь домой, Кейси не  переставал
думать о машине перед особняком Скотта. Он не знал, что Скотта и  Прентиса
связывают  приятельские  отношения,  хотя  вообще-то  генералу  так  часто
приходилось давать комиссии сенатора различные показания,  что  он  вполне
мог подружиться там на всю жизнь с целой дюжиной людей. Возможно,  Прентис
примчался  информировать  генерала  о  результатах  опроса,   проведенного
институтом Гэллапа. Скотт никогда не скрывал своего недовольства  Лименом.
Да и Прентис  сегодня  отзывался  о  президенте  довольно  резко,  хотя  и
числился одним из лидеров той же партии, к которой принадлежал  президент.
Но почему им нужно встречаться ночью? Кейси снова взглянул на  часы.  Пять
минут  первого.  Что  и  говорить,  поздновато  для  простой  политической
болтовни.
   А кроме того, Прентис знал - не хуже тех,  кому  положено  знать,  -  о
"Всеобщей красной". Что все это значит?
   Вернувшись домой, Кейси на всякий случай поставил будильник на  6:30  -
до семи он должен обязательно позвонить Скотту о встрече с англичанином  -
и устало подумал,  что  из-за  нежелания  заехать  к  Скотту  и  попросить
кого-нибудь передать генералу об этой встрече, он  не  доспит  по  меньшей
мере полчаса.
   Мардж зашевелилась, когда он укладывался в постель, но не проснулась. В
поисках удобной позы Кейси ворочался с боку на бок, ложился то лицом вниз,
то на спину, но сон упорно не шел к нему. Смутное беспокойство, охватившее
его утром, вернулось к нему посреди ночи, переросло в глубокую тревогу.
   - Что-нибудь стряслось, Джигс? - хриплым сонным голосом спросила Мардж.
   - Не знаю, родная, не знаю...



ПОНЕДЕЛЬНИК

   Еще только пытаясь нащупать кнопку будильника и прервать звонок,  Кейси
уже почувствовал, какой тяжелый день ему предстоит. Тупая боль  в  затылке
дала знать, что он не выспался, а горечь во  рту  напомнила  ему,  что  на
вечеринках он всегда курит раза в три больше, чем обычно.
   Душ принес некоторое облегчение. Кейси завернулся в простыню, вышел  из
ванной и позвонил Скотту домой. После второго звонка генерал снял трубку.
   - Докладывает полковник Кейси. Надеюсь, я не разбудил вас, генерал?
   - Нет, нет. Джигс, - совсем бодрым голосом ответил Скотт. - В чем дело?
   - Сэр Гарри Ланкастер попросил перенести встречу  на  восемь  тридцать,
сэр. Я согласился, полагая, что вы не будете возражать. Все нужные справки
я приготовлю к восьми ноль-ноль.
   - Прекрасно, Джигс.
   - Я хотел позвонить вчера, сэр, но запамятовал, а когда вспомнил,  было
уже поздно; я решил, что вы, возможно, спите, и подумал...
   - Да, да, вы правы, - прервал его Скотт. - Я рано лег  и  сразу  уснул.
Пожалуй, в половине одиннадцатого я уже спал. Давно не  спал  так  хорошо.
Спасибо, что позвонили, полковник.
   - Есть, сэр, - ответил Кейси и повесил трубку.
   "Если только я не видел все это во сне, мой дорогой генерал, -  подумал
Кейси, поднимаясь по лестнице, - то вы просто морочите мне голову, да  еще
как!"
   Почему Скотт сказал неправду? Кейси не помнил ни одного  случая,  когда
бы генерал солгал ему или хотя бы попытался солгать. Правда, Скотт  иногда
хитрил или, лучше сказать, проявлял осторожность с конгрессом  и  с  Белым
домом, но постоянно подчеркивал, что от подчиненных  у  него  нет  никаких
секретов.
   Да и зачем бы ему скрывать встречу с Прентисом? Сенатор, очевидно,  был
осведомлен о предстоящей тревоге. Возможно, верхи что-то задумали.
   Однако странно. Уж кому-кому, а ему,  Кейси,  начальнику  объединенного
штаба, по штату было положено знать все, что касается военных дел.  Именно
положено - это он знал наверняка.
   Из ванной выглянула Мардж; с ее лица капала вода.
   -  Передай  мне  простыню,  Джигс.  Сухую,  пожалуйста.   Когда-нибудь,
дорогой, ты, может быть, станешь богатым и знаменитым, и нам  не  придется
подниматься с петухами.
   За завтраком Кейси почти не разговаривал. Он так  напряженно  размышлял
над словами Скотта, что снова почувствовал боль в затылке,  хотя  от  кофе
она несколько притупилась. Он посмотрел первую страницу  утренней  газеты,
но  его  не  могла  заинтересовать  даже  теоретическая  статья  о  "новом
направлении" военной политики,  отвечающем  духу  нового  договора.  Мардж
тихонько ворчала.
   - Ты не выспался, Джигс, - заметила она.
   - Да, я мало спал, и все по вине Дона. Из-за какого-то дурацкого колеса
потерять целый час!
   Пять дней в неделю Кейси подавали служебную машину из гаража Пентагона.
Эта машина унылого оливкового цвета была одной  из  привилегий  начальника
объединенного штаба.  Это  позволяло  Мардж  пользоваться  их  собственным
автомобилем, а Кейси - пока  он  ехал  на  службу  -  успевал  прочитывать
утреннюю газету. Однако сегодня газета  лежала  неразвернутой  на  коленях
Кейси, а сам он подставлял  лицо  утреннему  ветерку,  врывавшемуся  через
опущенное боковое стекло. Когда он все же  развернул  газету,  его  взгляд
сразу  упал  на  неброско  набранный  заголовок:  "Вице-президент  намерен
посетить деревню своих предков". В заметке говорилось:

   "Как стало известно, вице-президент  Винсент  Джианелли,  вылетающий  в
среду  в  Италию  с  визитом  доброй  воли,  намерен  провести  уик-энд  в
уединенной горной деревушке, где родился его дед".

   Далее  давалось  описание  деревни  Корнилио,  расположенной  высоко  в
Апеннинах, к югу от Пармы. Деревушка  насчитывала  всего  несколько  сотен
жителей и лежала в горах, в конце грунтовой дороги. Джианелли  намеревался
провести пятницу и субботу в хижине своего деда и в воскресенье  вернуться
в Рим.
   Кейси  снова  подумал,  каким  благоприятным  для  проведения   тревоги
окажется следующий уик-энд; конгресс распущен на каникулы,  вице-президент
уедет в Италию. Никому из командующих и в голову не придет, что при  таких
условиях может состояться какая-то проверка  готовности.  Не  удивительно,
что комитет начальников штабов выбрал именно это время.
   Кейси приехал на службу в семь сорок пять. По привычке оглядев  себя  в
зеркало  в  туалетной  комнате,  он  собрал  информационные  материалы,  с
которыми  должен  был  ознакомиться  Скотт  перед   визитом   сэра   Гарри
Ланкастера, и по коридору кольца "Е"  отправился  в  кабинет  председателя
комитета начальников штабов. Ждать ему пришлось недолго:  через  несколько
минут в приемную вошел Скотт.
   - Доброе утро, Джигс, - поздоровался он. - Заходите.
   Наблюдая,  как  Скотт  достает  из  коробки  на   столе   и   аккуратно
раскладывает около большого зеленого пресс-папье  утреннюю  порцию  сигар,
Кейси не мог не восхититься своим шефом. Несмотря на свои пятьдесят восемь
лет, Скотт оставался военным с головы до ног. Чуть  загорелое,  почти  без
морщин, если не считать паутинки в уголках глаз, лицо. Рост футов шесть  с
лишним, вес около двухсот  фунтов.  Никто  бы  не  назвал  его  изнеженным
человеком. Очень густые с проседью волосы были аккуратно  зачесаны  набок.
Твердый подбородок и резко обозначенные скулы делали его  лицо  волевым  и
запоминающимся.
   Кейси разделял  мнение  тех,  кто  считал  Скотта  наиболее  популярным
военачальником после Дуайта Д.Эйзенхауэра. Почти тридцать  лет  журналисты
превозносили его - и как летчика-истребителя в годы второй мировой  войны,
сбившего в течение дня несколько "мессершмиттов", и как одного  из  первых
асов реактивной авиации  во  время  событий  в  Корее,  и  как  блестящего
командира  ВВС  в  Иране,  изобретательно   применившего   новую   тактику
авиационного прикрытия войск, что в какой-то мере восполняло недостаточную
боеспособность наземных частей.
   В журнальных статьях часто утверждалось, что в Скотте сочетаются лучшие
качества Эйзенхауэра и Макартура. Он обладает, говорилось в них,  теплотой
и добродушной улыбкой первого  и  в  то  же  время  суровым  патриотизмом,
блестящим умом и некоторой склонностью к позированию - второго.  Вместе  с
тем Кейси знал кое-что такое, чего не знало большинство журналистов. Скотт
был наделен чувством политической интуиции и обладал  широким  кругозором.
Кейси знал также, что Скотт  пока  не  допустил  ни  одной  сколько-нибудь
крупной ошибки военного или  политического  характера.  Осуждая  отношение
правительства  к  войне  в  Корее,  и  в  частности  запрещение  совершать
бомбардировочные рейды за Ялуцзян, он ухитрялся выражать  свой  протест  в
такой форме, что не  нажил  неприятностей,  так  пагубно  отразившихся  на
карьере Макартура. Соответствующие рекомендации  Скотта,  направленные  по
команде, не получали огласки до тех пор, пока кто-то  (Кейси  предполагал,
что Мердок)  несколько  месяцев  назад  не  разболтал  о  них  журналистам
газетного концерна "Скриппс-Говард". Скотт категорически  возражал  против
решения президента Фрейзиера добиваться мира в  Иране  и  не  подвергаться
риску ядерной войны, но и тут соблюдал необходимую  осторожность.  Никогда
не переходил он границ дозволенного и во всем,  что  касалось  договора  о
разоружении, хотя в качестве председателя комитета начальников штабов  мог
бы действовать открыто.
   Углубившись в работу, Скотт быстро просматривал  справочные  материалы,
временами смачивая большой палец и листая страницы.
   - На этот раз  англичане  предлагают  больше,  чем  просят,  -  наконец
заметил он. - Что вы думаете об их предложении перебросить  на  Окинаву  в
наше распоряжение воздушно-десантный полк?
   - Мне оно нравится,  сэр.  Шотландцы  -  первоклассные  солдаты,  а  их
командир - большой друг генерала Фарадея. Они быстро поймут друг друга.
   - Верно. Я упустил это из виду. По-моему, предложение дельное. Спасибо,
Джигс. Пожалуй, теперь я полностью в курсе дела.
   Кейси уже шел к двери, когда Скотт добавил:
   - Между прочим, передайте офицерам, составлявшим эти документы, что, по
моему мнению, они отлично справились со своей задачей.
   "Нет, вы только подумайте:  такой  прямой  человек  и  так  солгал  мне
несколько часов назад!" - Кейси осторожно закрыл  за  собой  дверь.  Скотт
погрузился в чтение кипы  подготовленных  для  него  бумаг.  Рабочий  день
председателя комитета начальников штабов начался.


   За рекой, в Белом доме, рабочий день  тоже  был  в  разгаре.  Президент
Джордан Лимен, как и его главный военный  советник  генерал  Скотт,  начал
пораньше и к половине девятого уже успел поработать  около  часа.  Разница
состояла в том, что Лимен все еще не встал с кровати. Вокруг него валялись
развернутые газеты. Лимен просматривал воскресные газеты  потому,  что  по
воскресеньям они публиковали много читательских писем  и  более  подробные
передовые статьи.
   Просмотрев пачку газет, он пришел к выводу,  что  настроение  в  стране
никак   нельзя   назвать   радужным.   Например,   в   передовице   газеты
"Конститьюшн", издававшейся в городе Атланте, говорилось:

   "...По мере  приближения  первого  этапа  разоружения  усиливается  наш
скептицизм в  отношении  России...  Мы,  конечно,  надеемся,  что  доверие
президента Лимена к Москве оправдается, но..."

   "Нью-Йорк таймс" в передовой, написанной в обычном для  нее  похоронном
тоне, заявляла:

   "...рискованную авантюру с ядерным разоружением мы поддерживали с очень
серьезными оговорками. Эти оговорки вовсе не были излишними,  если  судить
по  последним  сообщениям  официального  органа  Коммунистической   партии
Советского Союза "Правды"..."

   "Боже милосердный, - подумал Лимен,  -  можно  подумать,  что  во  всей
Америке очень  серьезные  оговорки  имелись  только  у  авторов  передовых
статей!" Он встал с кровати, прошел в большой, овальной  формы  кабинет  и
налил чашку кофе из только что принесенного кофейника.
   Через высокие окна, выходившие на  южную  сторону,  Джордан  Лимен  мог
видеть непрерывно катившийся по Конститьюшн-авеню  утренний  поток  машин.
"Забавно, - подумал он. - Люди, которые едут в этих автомашинах, работают,
как и я, в правительственных учреждениях. Я могу поручать им  любое  дело,
придумать для них должности или, наоборот, ликвидировать  их.  И,  однако,
они обладают властью погубить все, что сделано мною, -  по  ошибке,  из-за
халатности или даже умышленно".
   Он был президент и знаменитость, а они всего  лишь  жалкие,  никому  не
известные чиновники.  Но  именно  в  результате  своей  неизвестности  они
чувствовали себя в безопасности и имели массу друзей, а он благодаря своей
славе был уязвим и одинок.
   Лимен прочитал достаточно книг по истории  США  и  прекрасно  сознавал,
какое одиночество ждет его, едва он принесет присягу и  переедет  в  Белый
дом. Однако до вступления на пост президента его  опасения  на  этот  счет
носили отвлеченный характер, поскольку основывались  лишь  на  мемуарах  и
легендах. Ни чтение книг, ни советы предшественников не могли  подготовить
его к тяжкому бремени президентства. Джордан Лимен до сих  пор  не  забыл,
как он был потрясен и  подавлен,  когда  его  подробно  ознакомили  с  тем
механизмом, при помощи которого президент мог  в  роковой  момент  открыть
шлюзы ядерной войны.
   - Довольно, Лимен! - вслух сказал он себе и отхлебнул  глоток  горячего
кофе. - Расхныкался!
   Он взял с подноса утреннюю газету - слуга каждое утро оставлял ее рядом
с кофейником. Взглянув на первую  страницу,  он  сразу  увидел  заголовок,
который, как он и предполагал,  должен  был  рано  или  поздно  появиться:
"ПОПУЛЯРНОСТЬ ЛИМЕНА  УПАЛА  ДО  САМОГО  НИЗШЕГО  УРОВНЯ  ЗА  ВСЮ  ИСТОРИЮ
ПРОВЕДЕНИЯ ОПРОСОВ".
   В этом не было для  него  ничего  неожиданного.  Ожесточенный  характер
дебатов в сенате во время ратификации договора много раз  подчеркивался  в
газетах, что не могло не повредить ему в общественном  мнении.  Но  цифры,
которые еще вчера вечером сообщил секретарь, застали его врасплох, "Да, на
этот раз мы получаем  основательную  взбучку,  -  подумал  он.  -  Мы?  Не
увиливай от самого себя: ты. Ты!"
   Лимен вернулся в спальню, снял и бросил на пол пижаму  и  направился  в
ванную комнату - купаться и бриться. Он позволил себе еще  раз  на  минуту
задуматься над результатами проклятого опроса  и  снова  вслух  с  иронией
произнес:
   - Не унывай, мировой лидер! Не  забудь,  что  в  свое  время,  судя  по
результатам опроса "Литерери дайджест", президентом  должны  были  избрать
Элфа Лендона, а он провалился, да еще с треском.
   Минут через десять Лимен пошел завтракать. Пересекая большой  холл,  он
кивнул пехотному  уорент-офицеру  [уорент-офицеры  занимают  в  армии  США
промежуточное положение между офицерами и сержантами; по своему  правовому
положению они приравнены  к  младшим  офицерам],  сидевшему  у  двери  его
комнаты:
   - Доброе утро.
   - Доброе утро, господин президент.
   Ничто в заведенном распорядке дня так сильно не  угнетало  Лимена,  как
обмен утренними приветствиями с этими военными. Их было пятеро,  и  каждую
ночь, пока Лимен спал, один из них дежурил у его  двери.  В  течение  всей
ночи на коленях у него лежал портфель, а в нем небольшая  черная  шкатулка
со сложными шифрами, которые были  необходимы  президенту  при  объявлении
ядерной войны.
   По утрам, едва взглянув на  свою  "атомную  тень",  как  Лимен  называл
молчаливых и незаметных уорент-офицеров,  он  сразу  возвращался  к  своим
президентским будням, чувствуя себя так, словно нагим бросался  в  ледяную
воду. Однако со временем Лимен смирился с этим постоянным  напоминанием  о
ядерном кошмаре и обращал на него не больше внимания, чем на  трехдюймовые
бронированные стекла кабинета,  способные  защитить  его  от  пули  любого
сумасшедшего  со  снайперской  винтовкой.  Лимен  завтракал  в   маленькой
семейной столовой, отделанной  белыми  панелями,  и  теперь  был  озабочен
только тем, как научить этих  б