стся вперед.  И  Скумбатов,
наконец-то (прошло не меньше пятнадцати секунд) увидев фигуру часового в
бойнице,  снова  припал  глазом  к  оптическому  прицелу.  А  до   этого
скороговоркой  бросил  в  микрофон:  "Не  вижу  своего  на  вышке.   Кто
отстрелялся, посмотрите. Может, я окосел совсем?"
   - Наконец-то!  -  уже  во  второй  раз  прошептал  Скумбатов.  В  его
действиях  проявилась  поспешность,  вызванная  ожиданием,  а   поначалу
растерянностью, - вдруг этот чурбан, показавшийся в бойнице едва  ли  не
по  пояс,  снова  исчезнет?  Да,  но  поднимет  тревогу.  Ибо  увидел  в
нескольких метрах от себя труп товарища.
   Рука у плеча слегка затекла, и Один-Ноль,  делая  поправку  на  более
сильную отдачу в "вялое плечо", чуть  опустил  ствол  "АС",  чтобы,  как
Подкидыш, сделать два  выстрела.  Ничего  страшного,  если  первая  пуля
попадет в верхнюю часть груди или в шею, вторая "догонит" в голову.
   Выстрел. Кромка горловины и нижняя кромка бронежилета, в который  был
одет караульный, - его самые  уязвимые  места.  Один-Ноль  взял  слишком
низко, но, на его счастье, пуля угодила в верхнюю кромку жилета,  вызвав
"краевой  эффект";  она,  пойдя  по  пути  наименьшего  сопротивления  и
рикошетируя  по  внутренним  слоям  баллистической  ткани   бронежилета,
поразила караульного в горло.
   Это  бронежилеты  типа  "Щит-П"   ("Президент")   имеют   специальную
"ловушку", препятствующую рикошету  нули  в  горло  или  пах.  Но  такие
жилеты, испытанные в НИИстали, были  недоступны  простым  смертным.  Вот
таким, как этот омоновец, получивший вторую пулю и повалившийся на пол.
   - Порядок, - выдохнул Скумбатов, заставивший поволноваться товарищей.
- Подкидыш, ты где?
   - Не мешай, - отозвался Найденов.

***

   Подкидыш подтащил к забору два ящика и, поставив их один  на  другой,
перемахнул через забор, касаясь  рукой  столба.  Издали  он  походил  на
черную тень, промелькнувшую в воздухе. Невысокий и гибкий, он  буквально
прогнулся,   зависая   на   миг   над   "планкой"   колючей   проволоки.
Сгруппировавшись, он перекатился через  себя  и  замер,  поводя  стволом
автомата. Пара секунд тишины, и спецназовец так  же  бесшумно  слился  с
тенью школы. Его путь  лежал  к  складу,  где  нес  дежурство  еще  один
омоновец.

***

   - Ребята, я вам пока не нужен? -  За  этим  вопросом  Горбунов  скрыл
внутреннее  волнение.  Самый  грозный  и  спокойный  на  вид  одноглазый
диверсант действительно заставил понервничать. Его вины тут нет; а  если
смотреть дальше, то сколько времени пришлось бы ждать, когда  все  шесть
объектов займут выгодные для стрелков позиции?
   Сложно,  очень  сложно.  Сейчас  же,  когда  первая   фаза   операции
завершилась успешно, Реаниматор признался себе, что искусственно занижал
сложность диверсионного акта, хотя,  по  идее,  должен  бы  сделать  все
наоборот.
   Видеокамеры  продолжали  работать,   картинки   метались   по   окнам
смазанными пятнами -  спецназовцы  короткими  перебежками  подступали  к
зданию школы. Видеоизображение в третьем окне почти  пропало,  усугублял
положение "мусор", в виде диагональных и продольных полос пробегающий по
экрану. "Видимо, - додумал Горбунов,  -  Подкидыш  опустил  автомат  или
перебросил его  через  плечо,  и  камера  вхолостую  работала  на  плохо
освещенной местности".
   - Хоть изредка давай о себе  знать  голосом.  -  Капитан,  не  назвав
номера Подкидыша, обращался к нему, по неизвестно какой причине полагая,
что ему ответит именно номер три. И действительно  услышал  тихий  голос
Найденова:
   - Не мешай, капитан: я с ножом, могу обрезаться.

***

   Справа от себя Марк видел передвижения Скумбатова. Один-Ноль  походил
на громадного паука: спина выгнута колесом, ноги в коленях  согнуты  под
прямым углом. Даже стоять  в  такой  низкой  стойке  трудно,  а  матерый
диверсант, стелясь над землей, делал широкие шаги, будто  пробирался  по
тоннелю с низким потолком. Ни разу его  голова  не  вышла  за  невидимые
пределы им же установленной высоты.
   Его голова казалась маленькой, что усугубляла раскатанная поверх ушей
шапка. Вот его фигура на миг оказалась в луче  прожектора,  и  громадная
тень накрыла Сергея. Жуть.
   Один-Ноль одним только своим видом мог  обратить  в  бегство  десяток
боевиков.
   Подкидыш  тоже   захватил   часть   паучьих   финтов   Скумбатова   и
прокомментировал про себя, скрываясь за школой:"Вратарь-мотала".
   Марк перешагнул через шлагбаум. Скумбатов уже находился перед  дверью
школы все в той же низкой стойке. Он повернулся к командиру  вполоборота
и всматривался ему за спину.
   Когда Марковцев занял  место  напротив  бойца,  Один-Ноль  наконец-то
распрямил спину, прижался к стене и кивнул, подняв большой  палец:  "Все
нормально".
   Нормально. По самым  грубым  подсчетам,  за  этой  дверью  находилось
девяносто омоновцев. Если и считать их,  сострил  Скумбатов,  то  только
втроем.
   Еще одна пауза в работе: товарищи  поджидали  сигнала  от  Подкидыша.
Если зажать одно ухо,  то  в  наушнике  можно  было  отчетливо  услышать
дыхание Найденова. Чаще, чем обычное, почти в  два  раза.  Он  находился
рядом с караульным и готовился к атаке.

***

   Обнажив  нож  с  широким  лезвием,  Подкидыш  всматривался  в   слабо
освещенный коридор, ведущий к запертой двери. Что за  ней,  кроме  камер
для содержания арестованных и задержанных? Хочется верить, что  Джабраил
не ошибся и там сейчас нет боевиков. Как нет и пленного летчика:  охраны
здесь немного. Скорее всего пилот сейчас у Малика, а там  -  два  взвода
надежной охраны.  Что  сейчас  делает  Малик?  Поджидает  родственников,
которые должны принять участие в адате, оттягивает  момент  казни?  Хрен
его знает, в голову к нему не залезешь.
   Подкидыш неплохо метал ножи, совсем немного уступая Пантере.
   Увесистый нож для метания сам летит в цель. А нож с рукояткой  метать
сложнее.  Нужно  хорошо  размахнуться  и,  выбросив  руку  вперед,  чуть
расслабить  пальцы  -  так,  чтобы  лезвие  соскользнуло  с  них  как  с
направляющих. Заведя руку за голову, Подкидыш метнул нож, полетевший  со
знакомым  звуком   "вух-вух-вух".   Несомненно,   этот   звук   обладает
гипнотическим свойством. Часовой, если и видел, не мог оторвать глаз, не
мог уклониться.
   Подкидыш подошел ближе. Нож до упора вошел омоновцу в горло.

Глава 17
"Я здесь..."

1

   От Андрея ничего не скрывали. Он знал, что  его  казнь  назначена  на
двенадцать часов завтрашнего дня. Командира грозненского ОМОНа он  видел
лишь три раза: в Дагестане, когда он приехал за ним,  в  Грозном,  когда
шел к базе впереди пленника, и часом спустя,  когда  Малик  спустился  в
подвал и с минуту неотрывно смотрел на летчика.
   Странно, но во взгляде чеченца не было ни лютой ненависти, ни  злобы.
В его глазах  читалось  изнеможение.  И  непонятным  остался  его  жест:
Абдулгамидов снял черный омоновский берет и  долго,  как  на  похоронной
церемонии, держал его у бедра. Может, действительно  видел  перед  собой
покойника? Но к чему этот ритуал отдания почестей? Непонятно.
   И все это молча.
   Надев берет,  закрыл  камеру,  а  ключ  положил  в  карман.  Дождался
товарища, потом вплотную приблизился к решетке: "Готовься, шакал:  через
три дня тебе перережут глотку", и только после этого ушел.
   Чтобы  возвратиться  через  три  дня.  Об  этом  пленнику  напоминали
постоянно.
   В Дагестане, когда его передавали в руки Абдулгамидову, из разговоров
между чеченскими омоновцами и боевиками он понял, что  Асланбек  Давкаев
убит, значит, деньги за пленника должен получить цивильно одетый мужчина
по имени Джавгар. Спор за выкуп разгорался с каждой минутой, а у  Андрея
вдруг отлегло от сердца: Асланбека убили. Может, напали на его  след,  и
гибель полевого командира не случайна?
   И сколько ни вслушивался он в чеченскую речь, понять ничего  не  мог.
Лишь два русских слова - простое имя и грозная аббревиатура - прозвучали
несколько раз: Сергей и ГРУ.
   Но как связать их между собой?  Только  намертво.  Пусть  даже  связи
между ними никакой нет. Просто с ними легче жить и надеяться.
   Сергей и Главное разведывательное управление.
   Свой человек у омоновцев в ГРУ? Эта мысль пришла лишь затем, чтобы не
возвращаться никогда.
   "Готовься, шакал: через двенадцать часов тебе перережут глотку".
   Через десять...
   Наконец его  оставили  одного,  никто  не  пришел  напомнить  ему  об
истечении еще одного часа.
   Опасаясь навлечь на себя гнев часового,  Андрей  изредка  подходил  к
решетчатой двери и  тихонько  звал:  "Эй!..  Есть  здесь  кто-нибудь?.."
Коридор длинный, никто не отзывался. Однако он продолжал звать: "Эй!.."
   Невыносимо  тоскливо  одному;  те  времена,  когда  рядом  находились
товарищи по несчастью, можно назвать счастливыми.

***

   Малик Абдулгамидов ворочался с боку на бок, но уснуть не мог.  Мешала
потрескиванием  постоянно  включенная  на  приеме  радиостанция,  стояло
поперек дороги ожидание двоюродного брата и Билана Кантемирова.  Кровная
месть, клокотавшая в сердце командира ОМОНа, то закипала,  то  остывала.
Порой он сам не знал, чего хотел. Однако уверен был в одном:  когда  его
кровник растянется в луже собственной крови, придет  не  облегчение  или
дикий экстаз, а обрушится на плечи усталость.
   Буквы закона плыли перед  глазами:  АДАТ.  Заместитель  Абдулгамидова
Аслан Газимов убил своего родного брата: "Если бы я  не  убил,  кровники
пришли бы к моему сыну или племяннику". Цепляет, конечно. Аслана за  это
бойцы уважают,  Малик  -  презирает:  "Не  воин.  Хирург;  оттяпал  себе
полтуловища,  чтобы  спасти  другую  половину.  Хоть  так  прославился".
Подтвердил аксиому: интересы семьи, рода, общины у горцев  всегда  выше,
чем интересы самого народа, а тем более - всего  Кавказа.  Вот  так,  ни
прибавить, ни убавить. Очень  созвучно  с  работой  кривошипно-шатунного
механизма, который предназначен для восприятия  сил  давления  газов  на
поршень и превращения прямолинейного  движения  поршня  во  вращательное
движение коленчатого вала.
   Малик привстал в кровати, потянулся к  пачке  сигарет.  Пустил  струю
дыма на плотную темную штору. Стоит только  сдвинуть  ее  в  сторону,  и
увидишь хорошо освещенную площадку. Первое время прожектор бил  прямо  в
окно, позже его развернули.
   И все же за окном ночь. Ее сменит утро,  утро,  в  которое  также  не
захочется вставать. Даже по вызову из штаба УВД. Послать, как обычно, на
задание  Аслана.  Аслан  сейчас  на  пути  к   базе,   возвращается   из
командировки в Веденский район.  Выходил  на  связь,  через  пять-десять
минут будет здесь.
   Так, о чем это он? О нежелании вылезать из своей берлоги? Да, послать
вместо себя Аслана, а самому заняться делами ближе к обеду.
   Да, ближе к обеду. Шагнуть в подвал, когда все будет  готово,  пожать
руку  брату,  обменяться   несколькими   фразами   -   по-чеченски   или
по-корсикански, один черт, взять в руку нож...
   Слишком долго он гонялся за летчиком, причем  большая  часть  времени
прошла в погоне за его призраком. Неверие  сожрало  справедливую  злобу,
оставив в душе лишь обязанность.
   Надо. От этого слова никуда не убежишь, да  и  надо  ли?  Плохо,  что
долг, на который со временем накапали  проценты,  вдруг  сожрал  дефолт.
Никакого профита. Но все равного, что осталось, свое, кровное.
   Не уснуть. Абдулгамидов встал, затушил сигарету в пепельнице, взял  в
руки электрический кофейник. Пуст. В пластиковой бутылке тоже ни  капли.
Придется идти за водой. Прихватив  бутылку  и  машинально  надев  берет,
Малик открыл дверь.

***

   Андрей до сих пор не забыл ласковых рук женщины, которая  делала  ему
перевязки. Ее звали  Татьяной,  но  он  в  бреду  отчего-то  называл  ее
Тамарой. Она говорила с грузинским акцентом; непривычно было слышать  ее
обращение к раненому:  "Потерпи,  родной.  Потерпи,  милый".  Как-то  не
по-русски, что ли.  Наверное,  именно  так  звучат  голоса  медсестер  в
российских госпиталях - этого Андрей не знал.
   Он никогда  не  был  сентиментальным,  но  как-то  раз  подумал,  что
грузинка, перевязывая его порванной  на  полоски  сорочкой,  отдает  ему
часть своего тепла.
   Тамара...
   Это имя шло ей больше.
   Красивая. С широкими черными бровями. Глаза большие, усталые.  Волосы
длинные, заплетенные в косу, на висках темный пушок. Руки  не  по-женски
сильные, с широкими ладонями.
   "Как тебя зовут?"
   Его потрескавшиеся губы в ответ слабо улыбаются.
   Что с ней стало?
   Память не хотела отпускать эту сердобольную женщину.
   Сколько ей? Лет  тридцать  пять,  но  волосы  уже  наполовину  седые.
Мать-Тамара.
   Других двух пленников Андрей  почти  не  помнил.  Гражданские  -  это
точно. Один ровесник Татьяны, другому - под пятьдесят. Оба абхазы.
   В Омало в подвале дома Андрея ждал не совсем обычный сосед.  Товарищ,
по несчастью оказался англичанином. Настырный малый, до  последнего  дня
его не покидала надежда узнать имя новенького. Не получалось на  сносном
русском, Йен переходил на свой  родной:  "What  is  your  name?.."  Даже
злился: "Christian name, do you understand?  Say  your  helluva  fucking
name!" ("Назови свое долбаное имя!"), добавляя  американского  диалекта:
"Given name".
   Чудак-человек.
   Приехал защищать тех, по ком давно плачет пуля. И  только  в  подвале
каменного дома на него снизошло откровение: однажды привстав на цыпочки,
Йен крикнул в окошко: "Chechens bastards! Georgians assholes!"
   Откровения   по-английски   могли   закончиться   для   Йена   казнью
по-чеченски.
   Андрей во время допросов стоял на своем.  Он  -  десантник,  проходил
срочную в Чечне, получил две отсрочки от призыва - учась в институте,  а
после - по причине инвалидности  матери,  которая  осталась  у  него  на
иждивении. Когда  мать  умерла,  его  призвали  на  службу.  Он  говорил
убедительно;  собственно,  правоту  его   слов   подтверждали   события,
разыгравшиеся  на  берегу  Аргуна:  в  скоротечном   бою   действительно
принимали  участие  российские  десантники.  И  если  бы   он   назвался
пехотинцем или артиллеристом, ему пришел бы конец.
   - До Чечни где проходил службу?
   - В Новороссийске.
   - Часть?
   - 108-й  Гвардейский  парашютно-десантный  полк.  -  Андрей  уверенно
назвал элитное подразделение ВДВ, полагая,  что  Асланбек  откажется  от
проверки.
   - Какие воинские части находятся рядом?
   - 7-я Гвардейская воздушно-десантная дивизия.
   - Авиаполки рядом были?
   - ... В Таганроге.
   - Какой именно?
   - Гвардейский военно-транспортный авиаполк.
   - Номер полка?
   - Не знаю. Входит в состав 61-й армии.
   - Кто командует ею?
   - Не знаю.
   - Круто вы там расположились: сплошь  гвардейцы,  летуны.  Пора  всех
поднимать в воздух. Я проверю твои слова; и  если  ты  обманываешь...  -
Асланбек  покачал  головой,  недобро  прищурившись.  -  Теперь  еще  раз
поговорим про тебя,  про  твоих  родственников  и  знакомых.  Что-то  ты
темнишь, парень, даже приятелям своего имени не говоришь.
   Не зря Андрей не называл своего имени и  вообще  не  откровенничал  с
товарищами, кто-то из них стучал Асланбеку.
   Асланбек действительно через своих людей в Новороссийске,  Краснодаре
и Таганроге проверил показания пленника. На то, чтобы  выяснить  правду,
ушло очень много времени. Но вот в 108-м Гвардейском парашютно-десантном
полку  никогда  не  проходил  службу  Андрей  Викторович  Тимирязев.  Ни
рядовых, ни сержантов, ни офицеров с такой  звучной  фамилией,  Асланбек
грешным делом подумал, что его пленник - офицер, на  то  натолкнула  его
осведомленность -  не  может  столько  знать  рядовой  служака.  Боится,
конечно: офицер ВДВ не идет ни в какое сравнение с рядовым  десантником.
Рядовому что - он выполняет приказы, а офицер отдает их. А  контрактник,
считай - труп; с теми, кто добровольно идет убивать в Чечню,  обычно  не
церемонятся.
   И он вдруг понял, кто мог находиться  в  селении  под  Итум-Кале  без
верхней одежды: летчик, сбитый "ПЗРК", до сей поры  считается  пропавшим
без вести. Он срывал с себя не форму  десантника,  а  форму  летчика.  И
первые слова Асланбека, едва он пришел к такому дерзкому,  но,  как  ему
думалось, верному выводу, были:
   - Однако смелый рейд ты совершил через горы. И почти так  же  быстро,
как на "Су-25".
   Все правильно, ошибся только в одной  цифре:  "Су-24".  Бледное  лицо
пленника стало белее мела. Он молчал, не в силах произнести ни  слова  и
подтверждая тем самым догадку Асланбека.
   - Какой же ты молодой, сука!
   Впервые за время плена Андрея избили до беспамятства.
   Уже рождались первые строки новой книги Йена Шоу, Татьяна  Минзакирия
вела уроки в школе, а Андрей валялся на холодном земляном  полу,  и  его
некому было поднять.
   Его  не  казнили  только  по  одной   причине.   Слухи   на   Кавказе
распространяются, как и положено в горах, мгновенно, со  скоростью  эха.
Едва отряд  Асланбека  перевалил  через  границу  и  его  приветствовали
радостные голоса грузинских пограничников: "Ва! Гамарджоба!  Асисяй!"  -
чеченец уже знал, что сбитый самолет наносил бомбово-штурмовые удары  по
окраине Элистанжи, где погиб брат командира грозненского  ОМОНа  Исрапил
Абдулгамидов.
   Пленный солдат - пехотинец, мотострелок,  десантник  или  гражданский
человек - это деньги. А пленный летчик - это политика. И  вывести  такую
формулу было проще простого. Просто представить себе мстительного Малика
Абдулгамидова, его положение  при  руководителе  администрации  Чечни  и
почти безраздельную силовую власть в Грозном. Одним лишь росчерком  пера
Казбек Надыров, в свое  время  призывавший  каждого  чеченца  убить  сто
пятьдесят  русских,  мог  призвать  Асланбека  на  легальную  службу;  а
начальник грозненского ОМОНа росчерком пера  не  задумываясь  завизирует
кровью своего кровника любую резолюцию Казбека.  Или  наоборот,  разницы
никакой.
   Или другой вариант.  Совсем  недавно  спецназовцы  ГРУ  ликвидировали
одного из ближайших помощников Басаева Ваху  Докучаева.  Он  отвечал  за
теракты в Шалинском районе и вообще  контролировал  этот  район.  Обычно
после смерти "самых одиозных и жестоких  чеченских  полевых  командиров"
политики и военные заявляли, что отряд, лишившись  командира,  ослабеет,
точнее, ослабнут связующие звенья внутри  отряда.  Да,  правда  в  таких
заявлениях была. И чтобы такого не произошло, Асланбек заменит Докучаева
(банда - 80 "штыков") и  усилит  отряд  своими  боевиками.  В  обмен  на
пленника Малик Абдулгамидов пойдет на этот шаг и переговорит с Басаевым,
"смотрящим" за Веденским районом.  Таким  образом  Шалинский  район  мог
отойти к Асланбеку. Мог - потому что время не  позволяло.  Ждать  смерти
очередного полевого командира?

***

   Как бы то ни было, Асланбек  решил  быть  поближе  к  Малику,  но  не
подпускать его ближе  вытянутой  руки  -  сгодится  Дагестан,  где  есть
возможность заручиться протекцией в "Международной исламской организации
спасения" и даже получить от Джавгара Аль-Шахри деньги.  Правда,  первое
время придется поработать на египтянина. И вот тогда Асланбек в  срочном
порядке начал выводить свой отряд из Панкиси.

***

   Абдулгамидов прошел было дневального, но вернулся. Сунув ему  в  руку
бутылку, бросил:
   - Набери воды.
   Присев на тумбочку, провожал бывшего  ваххабита  взглядом.  Туалет  и
умывальник находились в конце  коридора.  Только  недавно  сюда  провели
воду, а до этого пользовались нужником во дворе, вода была привозная.
   - Спусти побольше, - предупредил он дневального.
   Молчаливый, сукин сын, но исполнительный. Скажешь - фугас  подложить,
подложит и не спросит, под кого.
   Он тоже присутствовал на похоронах им же убитых  омоновцев,  стоял  в
трех шагах от командира, молитвенно сложив у груди руки. Стоял спиной  к
жилому   пристрою   добротного   кирпичного   дома    с    террасой    и
свежевыкрашенными  окнами  и  смотрел   то