которой едва
хватило на троллейбус, метро и автобус, чтобы добраться до дома.
     Савик позвонил через несколько дней:
     - Ты что хочешь - тачку или бабки?
     Лозовский  в  энергичных  выражениях  объяснил, чего он  от  Бровермана
хочет, и бросил  трубку. И был потрясен,  когда спустя некоторое время Савик
подогнал к его дому красную "копейку", не новую, но с виду вполне приличную,
и  королевским  жестом  бросил  на   капот  техпаспорт,  выписанный  на  имя
Лозовского:
     - Владей!
     Несложный  расчет показывал,  что королевский  жест  Бровермана  был не
таким  уж и  королевским. Шестилетняя "копейка"  стоила тысячи четыре, а  на
"семерке" Савик наварил штук пятнадцать - шестнадцать. И все же его поступок
поразил Лозовского в самое сердце.
     - Савик, я о тебе неправильно думал, - искренне покаялся он.
     - Ты обо  мне правильно думал, - ответил  Броверман. - Но кинуть тебя -
это все равно что отнять копеечку у  юродивого. Извини, старина, ты  хороший
журналист, но лох. Пишешь о жизни, а в  жизни ничего не понимаешь. Врубайся.
Не  врубишься  -  пропадешь.  Времена  наступают  крутые.  Крутые  наступают
времена, очень крутые!
     Исполнив арию Кассандры, Броверман исчез. О нем напоминала лишь машина,
решившая  для  Лозовского самую  трудную  творческую  проблему  журналистов,
работающих на вольных хлебах: у кого перехватить тридцатку на неделю-другую.
Когда  поджимало, он  садился  в  "копейку",  заливал  полный  бак  бензина,
запасался бутербродами  и термосом крепкого черного кофе  и всю ночь колесил
по  Москве, сшибая  рубли, трешки  и  пятерки  с припозднившихся пассажиров,
получая удовольствие и от быстрой езды по пустым улицам, и от ловли удачи, и
от невольной подключенности к жизни других людей. И даже когда его остроумно
динамили, он не злобился, а искренне восхищался народной изобретательностью.
Однажды солидного вида клиент ушел  за деньгами, а в залог оставил  литровую
бутылку польской водки "Выборова", в которой оказалась вода.  А в другой раз
залогом  стали  два  хиповатых  парня  с  Пушки,  которые,  как  выяснилось,
познакомились с клиентом  полчаса назад и приняли приглашение поехать к нему
на  флет и послушать новые диски. Ну как тут не преисполниться, как от всего
талантливого, жизненного оптимизма!
     К утру набирался полтинник, а иногда и больше, как повезет.
     Броверман   не  возникал.  До  Лозовского  доходили  слухи,  что  Савик
занимается  видеобизнесом   под  крышей   Московского   горкома   комсомола.
Видеосалоны возникали на каждом углу, бизнес, судя по всему, шел успешно, из
чего Лозовский сделал вывод,  что  московские комсомольцы  умело врубились в
новые времена.

     Новое схождение жизненных траекторий Лозовского и Бровермана произошло,
когда  мрачное  пророчество  Савика  начало   сбываться  с   неотвратимостью
весеннего половодья, вздымающего всю грязь, которая таилась под снегом.  Как
и  в  прошлый  раз, оно  было  вызвано чистой случайностью  -  тем банальным
житейским  обстоятельством, что московские комсомольцы выперли Бровермана из
видеобизнеса. Как подозревал Лозовский - за то, что Броверман очень не любил
отдавать  бабки и выручкой  старался не  делиться.  Савик купил  за бесценок
пустующий ангар на окраине подмосковного поселка и  решил организовать в нем
техцентр по ремонту  "Жигулей"  -  услуга  по тем временам дефицитнейшая. Но
жители, прослышав  про  его планы, взбунтовались. Им  было вполне достаточно
вони с местной птицефабрики, дышать еще и выхлопными газами от техцентра они
решительно не желали.
     Несмотря на хорошо оплаченную благожелательность районных властей, идею
техцентра похоронили. Тут какому-то полиграфическому кооперативу понадобился
склад для хранения  бумаги. Против склада общественность ничего возразить не
смогла.  В ангар завезли несколько вагонов бумаги, Савик  был  очень доволен
тем,  что с выгодой приспособил ангар к делу. Но месяца  через три за аренду
платить перестали.  Броверман кинулся к хозяину  кооператива, но  кооператив
распался,  а хозяин исчез.  То ли сбежал, то  ли посадили,  а  может  быть и
вообще убили. Пятьдесят тонн газетной бумаги Сыктывкарского ЦБК остались без
хозяина. Хозяином стал  Савик. Каким образом,  Лозовский так  и не узнал, но
все документы были в полном порядке.
     Бумагу, свалившуюся на него, как манна небесная, Савик решил употребить
на издание  какой-нибудь ходовой книги и приехал к Лозовскому за советом, на
какой книге  остановить выбор, чтобы на ней хорошо наварить. Лозовский  идею
книгоиздания не одобрил.  В этом деле ни у него,  ни у Савика никакого опыта
не было. Он  предложил другое дело, знакомое: издавать газету. Но  не просто
газету, а газету бесплатных объявлений. Такую газету, "Zweite Hand", "Вторые
руки", Лозовский видел во время поездки по ФРГ во Франкфурте-на-Майне, и она
очень ему понравилась.
     Слово  "бесплатный" не  вызвало у  Бровермана энтузиазма,  но Лозовский
разъяснил:
     - Частные объявления бесплатные,  но  коммерческие и реклама очень даже
платные.  Второй момент. "Frankfurter Beobachter" стоит  две марки, а такого
же объема "Zweite Hand" - шесть марок. И в киосках не залеживается.
     - Думаешь, будет много объявлений?
     - Завалят!  Пол  Москвы  сидит  на  телефонах и занимается  продажей  и
перепродажей.  А работа,  услуги, частные  уроки? А  машины, собаки,  ремонт
квартир?
     -  Обмен квартир!  Вот  чем  завалят. Решено,  делаем "Zweite Hand". Ты
берешь  на  себя  редакцию,  я  остальное.  Бабки пилим  пополам:  семьдесят
процентов мне, тридцать тебе.
     - Это ты называешь пополам? - удивился Лозовский.
     - Володя, имей совесть! Я же вкладываюсь. А сколько уйдет на подмазки?
     - Это ты сказал "пилим пополам". Я тебя за язык не тянул. Ладно, Савик,
не  мучайся.  Считай,  что идею  я тебе  подарил.  Если  выгорит,  поставишь
бутылку.
     В  газетном  деле Броверман не понимал ничего, поэтому сделал встречное
предложение:
     - Давай так. Сначала - семьдесят  на тридцать. Когда свои бабки отобью,
пополам.  Это  будет  по-божески.  Мы  заключим  с тобой  договор,  все  как
положено.
     - Нет, Савик, - решительно отказался Лозовский. - Никакого договора я с
тобой заключать не буду. Потому что если ты захочешь меня  кинуть, все равно
кинешь.
     -  Очень трудно  иметь  с тобой дело, - вздохнул Броверман. - Умеешь ты
обезоружить партнера. Ладно, договорились.

     Следующие  месяцы Лозовский позже вспоминал, как страшный сон. В день у
него случалось по десять деловых встреч с людьми, о существовании которых он
не подозревал,  но  без которых было  не обойтись.  Он  вел  предварительные
переговоры, рыхлил почву, потом приезжал Броверман с  портфелем "деревянных"
и почву удобрял. Газету зарегистрировали, через знакомого в московской мэрии
Лозовский  добился  налоговых  послаблений,  а  через  другого  знакомого  в
Комитете  по  поддержке  предпринимательства  умудрился,  к великому  своему
изумлению,  получить довольно  приличный беспроцентный  кредит на пять  лет.
Кредит немедленно обналичили и конвертировали  в доллары. Это  была такая же
манна небесная,  как и бумага Бровермана: рубль  тощал на глазах, через пять
лет возвращать будет практически нечего. Броверман  тем временем взял в долю
директора  ведомственной  типографии.  Там  же, в  типографии,  разместилась
редакция газеты, которую назвали "Посредник".
     Первый  номер "Посредника",  на  восьми полосах формата А-3,  выпустили
тиражом в пять тысяч  экземпляров. Тираж Лозовский и Броверман  развозили на
своих машинах  по газетным  киоскам и  отдавали  по рублю.  Брали  не  очень
охотно, по десять экземпляров для пробы, потом стали брать по пачке, по две,
по  четыре. Когда "Посредник" дошел в рознице  до пятерки, Броверман  поднял
отпускную цену до двух, а потом до трех рублей. Пошла первая прибыль.
     Через полгода газета распухла до шестнадцати полос, стала еженедельной,
а тираж подскочил до шестидесяти тысяч и  продолжал расти. Пришла реклама, а
с ней серьезный "нал". Прибыль стала настолько ощутимой, что Лозовский купил
однокомнатную квартиру в блочном доме в Кузьминках и сменил старую "копейку"
на  подвернувшийся по  случаю  почти новый "Мерседес-280 SL"  цвета  светлый
металлик,  с автоматической  коробкой  передач,  с  мощным  шестицилиндровым
движком. Правильнее было сделать наоборот: квартиру купить получше, а машину
поскромнее. Но "мерседес" был так хорош, что Лозовский не устоял.
     Он  мог себе  это позволить.  За газетой уже  приезжали сами  торговцы,
возле типографии  с  вечера  выстраивались  длинные  автомобильные  очереди.
"Посредник" прочно занял  пустовавшую нишу и полностью забивал новорожденную
"Из руки в руки",  которую издавал международный концерн, выпускавший газеты
бесплатных объявлений по всему миру.
     Через некоторое время на Лозовского вышел один из создателей Московской
товарно-сырьевой  биржи и предложил  финансировать информационный бюллетень,
который  будет рассылаться по России и республикам еще существовавшего СССР.
Новое издание назвали "Российский биржевой курьер".
     С утра до вечера пропадая в редакции "Посредника" и мотаясь по Москве и
столицам  союзных республик  по  делам  "Курьера",  требовавшего  энергичной
раскрутки,  Лозовский  воспринял  обретение  своей,  отдельной  квартиры,  о
которой столько мечтал, и покупку "мерседеса", о чем  даже мечтать  не смел,
не то чтобы совсем равнодушно, но и без того восторга и душевного ликования,
какого  заслуживали эти события. Он  просто отметил, что жизнь стала гораздо
удобнее:  машина не ломалась,  гаишники не цеплялись,  а дома  не  доставала
назойливой  опекой  квартирная  хозяйка,  которая  вышла на пенсию  и  стала
поддавать. Теперь было куда приводить  в любое время приятельниц, тоже очень
удобно.  А чтобы они не раскатывали губу и не  строили насчет него серьезных
жизненных  планов,  Лозовский  говорил,  что квартиру  снимает, а "мерседес"
вообще не его, а от фирмы.
     Свой переход на качественно новый материальный уровень,
     еще совсем недавно казавшийся недосягаемым, он воспринял так,
     как спортсмен-велосипедист в многодневном марафоне с
     удовлетворением фиксирует в сознании рекордное время на
     промежуточных этапах гонки, но всем своим существом устремлен
     вперед, к финишу. Что это за финиш, он не очень четко себе
     представлял, но твердо знал, что он есть, и тогда можно будет
     расслабиться и кайфовать на лаврах. А иначе какой смысл во всей
     этой выматывающей, но очень азартной гонке?

     И тут, как куча говна, вываленная на трассу, случился августовский путч
91-го  года.  У  Лозовского  было  такое  чувство,  будто  его  отходили  по
физиономии вонючей половой тряпкой.
     За  главного  гэкачеписта Янаева в бытность того председателем Комитета
молодежных  организаций  СССР  Лозовский  однажды писал  статью к  фестивалю
молодежи  и студентов, и  воспоминание  об этом знакомстве всегда вызывало у
него
     чувство  омерзения. И  этот  ублюдок  будет  теперь  командовать?!  Эти
ублюдки будут снова диктовать мне, как жить?!
     Несмотря  на  яростное  сопротивление  Бровермана,  Лозовский  снял  из
"Посредника" и  "Курьера"  все  объявления,  выпустил три номера в поддержку
Ельцина и  бесплатно отдал  их в распространение. Савик рвал  на себе жидкие
волосы и орал, что Лозовский своими политическими играми их разорит. Но орал
зря. Победившие демократы не забыли бескорыстно  оказанной им  поддержки. На
"Посредник" и  "Курьер" пролился дождь  благодеяний в виде  освобождения  от
налогов,  передачи в  долгосрочную  и  практически  бесплатную  аренду  двух
десятков киосков "Союзпечати" и беспроцентных кредитов. А президент Ельцин в
письменном  виде  выразил   благодарность  редакционному  коллективу  и  его
руководителям господину Броверману и господину Лозовскому.
     Под  это  дело, размахивая благодарностью  Ельцина,  как  революционный
комиссар мандатом  ВЧК, Броверман нахально внедрился  в  здание  "Правды"  и
перевел печатание газет из  ведомственной типографии,  мощностей которой уже
не  хватало,  в типографию  "Правды".  Она  еще  оставалась государственной,
поэтому  тарифы  для "Посредника" и  "Курьера"  были самыми  что ни на  есть
льготными.

     Тем  временем неуспех газеты "Из рук в руки"  начал серьезно беспокоить
владельцев  концерна.  Не  помогали ни  цветная печать, ни явно  демпинговая
цена. "Посредник" глушил
     "Из рук в руки", как  взрослая ель глушит своей тенью подлесок. И тогда
Броверману  и  Лозовскому было сделано  серьезное предложение. За  то, чтобы
"Посредник"  закрылся и передал концерну свою базу  данных, рекламодателей и
сеть  распространения, Броверману  и  Лозовскому предложили  по три процента
акций "Из  рук в руки" и триста тысяч  долларов наличными - по сто пятьдесят
на нос.
     К тому времени  Лозовскому вконец осточертела административная  суетня,
которой  он  был вынужден заниматься.  Его  гораздо больше  привлекала  идея
превращения "Российского биржевого  курьера"  из информационного  издания  в
общественно-политическое.  Как биржевой  бюллетень  "Курьер"  себя  исчерпал
из-за  быстрого  внедрения  компьютерных  технологий,  а  просто  прекращать
издание было неразумно: "Курьер" знали, охотно подписывались на него, давали
рекламу. Дело тянулось, так  как у Лозовского не было  времени заняться этим
вплотную. Поэтому предложение продать "Посредник" его обрадовало.
     Но Броверман уперся. Он вообще не хотел уходить из  этого прибыльного и
перспективного  бизнеса  и  заломил  свою   цену,  чтобы   сразу   отпугнуть
покупателей: по пятнадцать процентов акций "Из  рук в руки" и "лимон" налом.
Представитель концерна согласился на четыреста тысяч долларов  и дал понять,
что у  каждого вопроса есть своя цена,  и проблема может  быть  решена  иным
способом,  прибегать к которому не хотелось бы. Броверман  сразу все  понял,
выторговал еще по одному проценту акций "Из рук в руки" и сдался.

     В   январе   1994  года  вышел  первый  номер  "Российского   курьера",
учрежденного Броверманом, Лозовским и  Союзом предпринимателей. Союз получил
двадцать пять процентов
     акций,  Броверман и  Лозовский -  блокирующие пакеты,  по двадцать пять
процентов плюс  одна акция.  Оставшиеся  двадцать  пять  процентов минус две
акции  решено  было сделать собственностью редакционного  коллектива с  тем,
чтобы материально  -  дивидендами  по итогам  года - заинтересовать  в общем
успехе издания всех журналистов, людей  тщеславных  и склонных тянуть одеяло
на себя.
     Генеральным   директором  "Курьера"  стал  Броверман,  а  Лозовский  от
должности  главного  редактора  наотрез отказался, объяснив это тем, что  во
главе  еженедельника должна стоять фигура общественно значимая, знаковая,  а
он  такой  фигурой не является.  Как  и  любой журналист, он  был  не  лишен
честолюбия,  но  хотел  реализоваться  и  прославиться,  если  повезет,  как
журналист,  а  не как  политический  деятель,  кем  по определению  является
главный  редактор.  Он  давно уже тосковал о  свободном  образе  жизни,  его
ужасала перспектива  каждый день ездить  на работу и тащить  на  своем горбу
сизифов камень редакционной текучки. Поэтому на должность главного редактора
пригласили  известного  демократа,  экономиста-теоретика,  идеолога рыночной
экономики.

     "Российский курьер" задумывался, как газета для деловых  людей, которые
хотят  быть в  курсе всего, но у которых нет  времени  сидеть у телевизора и
просматривать десятки газет. Идея оказалась удачной. Начав с тиража в десять
тысяч  экземпляров, к  98-му  году "Российский курьер" уже  перевалил за сто
тысяч и  продолжал  набирать подписную массу по мере  того, как  в  обществе
нарастала прослойка деловых людей. Август 1998 года от этого благополучия не
оставил  и следа. Он сразу же выявил  первую  стратегическую ошибку, которые
допустили отцы-основатели. Главный  редактор, идеолог  рыночной экономики, в
рыночной  экономике   разбирался  только  теоретически,  а  всеми  финансами
"Курьера"  единолично  распоряжался  Броверман,  что  и  загнало  издание  в
глубокую финансовую пропасть после дефолта.
     Второй  стратегической  ошибкой,  как   выяснилось,  был   выбор  Союза
предпринимателей  в качестве соучредителя. После неудачных для Союза думских
выборов предприниматели
     потеряли  интерес к "Курьеру" и финансировать  еженедельник отказались.
Чтобы  продолжать выпуск  "Курьера",  пришлось  взять в  коммерческом  банке
кредит  в  триста  тысяч  долларов  под залог  пакета  акций  журналистского
коллектива. Это  помогло пережить самое трудное  время, когда многие издания
сокращали  объем,  а  то и  вовсе  закрывались,  журналистов  увольняли  или
отправляли в неоплачиваемые отпуска.
     В жизни люди  симулируют  болезнь,  в  бизнесе  и  в  политике выгоднее
симулировать  здоровье. На фоне всеобщей паники и растерянности  "Российский
курьер" стоял, как на Волге утес. Он продолжал выходить в прежнем объеме и с
прежней  периодичностью, хотя  зарплата сотрудников уменьшилась  вдвое.  Это
окупилось, твердое положение  "Курьера"  привлекло к нему внимание серьезных
рекламодателей -  крупных предпринимателей, поспешивших заполнить российский
рынок
     своими товарами. Появилась надежда на финансовую
     стабилизацию еженедельника. Но до нее еще нужно было
     дожить.
     Лозовский  предложил Броверману сброситься  по  половине  своих акций и
взять под них новый кредит. Савик долго мялся, а потом заявил, что не желает
отдавать блокирующий  пакет  "Курьера", а  бабки достанет. Лозовский получил
кредит  под половину  своего  пакета  акций, Броверман  вытряс предоплату  у
рекламодателей.  Положение начало выправляться. И  тут на "Курьер" обрушился
удар с той стороны, откуда его никто не ждал.

     Летом  1999  года, в  самый  разгар президентской  гонки, когда  связка
Примаков -  Лужков  и их  блок  "Отечество  - Вся Россия" лидировали во всех
опросах, а спешно созданное Кремлем "Единство" никто не принимал всерьез, на
заседание редколлегии "Курьера" приехал один  из заместителей  мэра  Москвы,
довольно  молодой чиновник,  ведающий подконтрольными  правительству  Москвы
СМИ. Он высоко оценил  профессиональный уровень  издания и передал пожелания
московского градоначальника.
     Юрий  Михайлович Лужков  видит  в  еженедельнике своего  союзника. Юрий
Михайлович  Лужков  считает, что  "Российский курьер" должен  более  активно
заявить  свою  политическую  позицию.  Юрий  Михайлович  Лужков   предлагает
"Российскому  курьеру"  реализовать  программу,  разработанную  предвыборным
штабом блока "Отечество - Вся Россия".
     Чиновник пояснил:
     -  В  регионах  сложилось  негативное  отношение  к  Москве.  Почему-то
считается, что Москва  паразитирует  на России.  Необходимо  переломить  эти
неверные  и вредные настроения. Юрий  Михайлович Лужков  не сомневается, что
журналисты "Российского курьера" успешно справятся с этой задачей.
     Главный  редактор  слушал  чиновника,  прикрыв  глаза  под  желтоватыми
стеклами  очков  в  тонкой  золотой  оправе  и  даже  словно бы  мечтательно
улыбаясь. Когда тот закончил, благожелательно покивал:
     -  Спасибо, молодой  человек.  У меня такое чувство, что я  посидел  на
инструктаже в  Отделе  агитации  и  пропаганды  ЦК  КПСС. У меня только один
вопрос. Кто такой Юрий Михайлович Лужков?
     - Мэр Москвы, - удивленно ответил чиновник.
     -То, что он мэр Москвы, я знаю. Я спрашиваю о другом.
     Кто такой Юрий Михайлович Лужков, что он считает себя вправе
     давать указания независимому средству массовой информации?
     Кто такой Юрий Михайлович Лужков, что он назначает
     "Российский курьер" своим союзником? "Российский
     курьер" союзник российской демократии, а не мэра Лужкова. В
     данном случае мэр Лужков показал себя кем угодно, но только не
     демократ