Звони в любое время дня и ночи.
     - Ночью не  получится, -  с сожалением сказал Эдик. - Телефон мне никак
не поставят. А на коммерческой основе - пупок развяжется.
     Лозовский протянул ему свой мобильник:
     -  Держи.  Редакционное  имущество.   Обращайся  бережно.  Пиво  им  не
открывай, орехи не коли, в собак  не швыряй. Счет будешь присылать, оплатим.
И вот что еще, Эдуард. Про то, что ты ищешь адрес  Христича, не должен знать
никто. Никаких прямых  расспросов.  Только окольные. Отнесись к  этому очень
серьезно. Как-то не улыбается мне отморозить уши на твоей могиле.
     - Вы думаете... даже так?
     - Ты мне что сказал про Тюмень? Так вот я говорю тебе то же самое.
     - Понял, Владимир Иванович. Извините меня.
     - За что?
     - Ну, что назвал вас говном.
     Лозовский усмехнулся:
     - За правду не извиняются.
     Он вернулся к  "лендкрузеру". Охранник открыл  перед ним дверь  джипа и
занял место рядом с водителем.
     Кольцов приказал:
     - В город.

        "V"

     За двадцать с лишним лет журналистской работы
     Лозовский вдоль и поперек объехал весь Советский Союз. Каждый
     город, в котором он побывал, запоминался какой-то одной
     деталью, а эта деталь вытаскивала из памяти все остальное. В
     заполярном Норильске это были капитальные двухэтажные
     помойки. В Минске белые лебеди на туманном озере. В Барнауле
     пышные, непередаваемой вкусноты караваи. В Термезе комары,
     злобные, как крокодилы.
     Тюмень была из тех городов, которые не оставили в памяти
     ничего. Как Челябинск, Магнитогорск, Комсомольск-на-Амуре,
     Орск. Оказавшись в них, Лозовский ощущал себя так, будто
     взял в руки книгу, про которую точно знал, что читал ее, но про что
     эта книга, не помнил решительно.
     Заводские трубы, нефтехранилища, забитые цистернами
     железнодорожные пути, деревянные окраины и безликий каменный
     центр той уныло правильной планировки, по сравнению с которой
     даже новые типовые кварталы казались дерзким архитектурным
     изыском.
     Но теперь, глядя на город через тонированные стекла джипа,
     Лозовский подумал, что зацепка останется: современные офисы
     нефтяных компаний с известными всей России названиями-
     брендами - "ТНК", "ЮКОС", "РОСНЕФТЬ", "СИБ-ОЙЛ". На фоне
     облезлых домов, среди улиц с разбитым асфальтом, с
     нечищенными по случаю прошедших новогодних праздников
     тротуарами, по которым спешили с работы люди в черном, они
     выглядели вызывающе, самодовольно, нагло.
     Лозовский предполагал, что "лендкрузер" пристанет к одному
     из таких офисов, но джип миновал центральную площадь с
     помпезным зданием бывшего обкома партии, а ныне
     администрацией губернатора, свернул в старую часть города и
     притормозил возле недавно отреставрированного трехэтажного
     особняка с кариатидами на фасаде.
     От улицы особняк отделяла высокая кованая ограда, от
     Ворот к подъезду вела расчищенная от снега аллея с маленькими
     елками и стилизованными под старину фонарями. Так и виделись
     кошевы с медвежьими полостями и лакированные санные кареты,
     подвозящие к особняку губернских дам и господ, имеющих быть у
     предводителя дворянства на благотворительном балу в пользу
     сироток.
     Патриархальную гармонию нарушали  лишь  тарелка  спутниковой антенны  и
особенно вывеска  "Союз", уместная на  здании  обкома, но  никак не на крыше
этого  особняка.  Она не  вязалась  ни  с  кариатидами,  ни  со  спутниковой
антенной, ни с самой Тюменью, уже  со скрипом вплывшей, как старая баржа,  в
новые времена. Странным образом она мгновенно превращала историю в винегрет.
Лозовскому  почему-то  сразу вспомнился  твердокаменный  коммунист  Зюганов,
вылезающий из шестисотого "мерседеса".
     Аббревиатура ОАО "Союз", нейтрально выглядевшая на
     бумаге, здесь била в глаза своей претенциозностью и
     обнаруживала в человеке, который выбрал для своей компании это
     название, амбиции те еще. "Союз" - не хухры-мухры!
     - Симпатичный особнячок, - отметил Лозовский тем
     тоном, каким в преддверии серьезного разговора делают
     замечания посторонние, попутные. - А вот вывеска не смотрится -
     не на месте.
     - Мы строим офис в Москве. Там она будет на месте, -
     ответил Кольцов так же попутно.

     В просторном, обставленном современной добротной
     мебелью кабинете на втором этаже особняка, куда они поднялись
     по мраморной лестнице, покрытой красным ковром, Кольцов
     указал Лозовскому на глубокое кожаное кресло, а сам остался
     стоять возле письменного стола.
     Без пальто и шапки он оказался неожиданно маленьким и
     напомнил Лозовскому атомный ледокол "Ленин", который он
     однажды видел в порту Мурманска и который поразил его своими
     игрушечными размерами. Ему объяснили, что это не сам "Ленин", а
     его точная копия - сателлит, вывозящий отходы ядерного топлива.
     Такой же маленькой копией самого себя был и Кольцов -
     копией того Кольцова, каким он вырисовывался из составленной
     Региной Смирновой справки, каким казался партнерам,
     конкурентам и, возможно, самому себе: известным тюменским
     нефтепромышленником, крупным бизнесменом, президентом
     уверенно набирающей силу финансово-промышленной группы
     "Союз" - одного из самых агрессивных игроков на нефтяном рынке
     России.
     Кольцов сразу приступил к делу.
     - Я разочарован, Лозовский. Я очень разочарован, -
     заговорил он, для убедительности пристукивая по столу
     костяшками пальцев. - Я сделал господину Попову серьезное
     предложение и был вправе рассчитывать, что и ко мне
     отнесутся столь же серьезно. Вместо этого...
     - Притормозите, - остановил его Лозовский. - Какое
     предложение вы сделали господину Попову?
     - Он не сказал вам?
     - Нет.
     - Почему?
     - Вероятно, не счел нужным.
     - В таком случае не уверен, что это следует делать мне.
     Лозовский поднялся из кресла, одернул пиджак, поправил
     галстук и улыбнулся самой обаятельной улыбкой, на какую был
     только способен.
     - Господин Кольцов, встречу с вами я буду вспоминать
     долго и с удовольствием. Кофе у вас был замечательный. А коньяк
     так просто слов нет. Никогда такого не пил. И когда я говорю
     "никогда  такого не пил", это и  значит, что я никогда такого не пил. А
теперь распорядитесь вызвать такси. За такси я заплачу сам.
     Мгновение помедлив, Кольцов нажал кнопку звонка.
     Бесшумно возникла секретарша, подтянутая, средних лет дама в
     строгом английском костюме.
     - Кофе и коньяк для гостя.
     - И бутерброд, - подсказал Лозовский. - С ветчиной.
     Большой. Можно два.
     Дама удалилась. Кольцов обошел стол, нажал клавишу
     интеркома:
     - Зайдите.
     Появился молодой референт, каких Лозовский немало
     повидал в пресс-службах крупных компаний - знающих себе цену,
     уважающих патрона без подобострастия, предупредительных без
     угодливости, вполне столичного вида. И все же некий перебор в
     нем был: в слишком модном костюме, в слишком модном галстуке,
     в модных туфлях на высоком скошенном каблуке, в чуть-чуть
     излишней самоуверенности - налет провинциальности, какой
     Лозовский отметил и в Кольцове, когда тот в фойе "Правды"
     вознамерился поцеловать руку Милене Броневой. В фойе
     "Правды" руки женщинам не целуют.
     - Шеф?
     - Ситуация в "Российском курьере".
     - Я докладывал.
     - Повторите.
     Референт покосился на Лозовского, вновь свободно
     развалившегося в глубоком кресле, и вопросительно взглянул на
     Кольцова.
     - Слушаем, - кивнул тот, давая понять, что при Лозовском
     говорить можно, сам занял свое кресло и как бы утонул в нем,
     слился с мебелью, стал частью кабинета. Но сесть сотруднику не
     предложил, что было, по всей вероятности, необычно и заставило
     референта подобраться.
     - Влиятельный московский еженедельник. Политическая
     ориентация умеренно-центристская. Объем двадцать четыре
     полосы. Выходит с января девяносто четвертого года. По данным
     прошлого года тираж сто двадцать тысяч экземпляров.
     Распространяется в основном по подписке. Ориентирован на
     деловые круги. Рейтинг стабильно высокий. Последнее время
     несколько снизился. В штате тридцать два журналиста. Большая
     сеть нештатных корреспондентов в Москве и на местах.
     - Финансовое положение?
     - Крайне неудовлетворительное. Пакет акций
     журналистского коллектива заложен в банке. Контрольный пакет у
     московских властей - у АФК "Система". Блокирующий, двадцать
     пять процентов плюс одна акция, у одного из сотрудников.
     - У кого?
     - Некто Лозовский. Шеф-редактор отдела расследований.
     Профессионален. Очень хорошо информирован. Беспринципен.
     Самовлюблен. Считает себя лучшим журналистом Москвы. По
     складу характера хам.
     - Хам? - заинтересовался Лозовский. - Странно. А мне он
     показался воспитанным человеком. Почему же он хам?
     - Комплекс неполноценности, - вежливо пояснил референт и
     продолжил, обращаясь к шефу: - Уязвленное честолюбие - рвался
     стать главным редактором, но не стал. Неуправляем. Для
     налаживания контактов не пригоден. В этом смысле больше
     подходит...
     - Достаточно. Менеджмент?
     - Генеральный директор - Броверман. В редакционную
     политику не вмешивается. Главный редактор - Попов...
     Дверь приоткрылась, всунулась девичья мордашка:
     - Можно?
     Впорхнула молоденькая секретарша с подносом, накрытом
     крахмальной салфеткой, по знаку Кольцова поставила поднос на
     журнальный стол рядом с креслом Лозовского. Под салфеткой
     оказался кофейный сервиз, бутылка "Боржоми", бутылка коньяка
     "Хеннесси" и тарелка с двумя бутербродами с красной икрой.
     Бутерброды были обширные, на белых подрумяненных тостах, в
     потеках сливочного масла, с густым слоем икры. При виде их
     Лозовский невольно сглотнул слюну и вспомнил, что с утра ничего
     не ел. Но рюмка почему-то была только одна и только один фужер.
     - Ветчины не было, извините.
     - Переживу.
     Обернув бутылку "Хеннесси" салфеткой, она хотела
     наполнить рюмку, но Лозовский решительно возразил:
     - Не сюда. Сюда, - показал он на фужер. - А сюда - для
     вашего шефа.
     Секретарша сделала большие глаза и шепотом сообщила:
     - Он же не пьет.
     - Совсем? - тоже шепотом удивился Лозовский.
     - Совсем.
     - Это ужасно. Спасибо, деточка. Я привык к
     самообслуживанию.
     С этими словами набуровил треть фужера коньяка, махнул
     его крупным глотком и занялся бутербродом.
     Секретарша выпорхнула.
     - Продолжайте, - обратился к референту Кольцов. - О
     Попове подробней.
     - Пятьдесят лет. Образование МГУ, Академия
     общественных наук. Человек команды, но слишком прямолинеен,
     тонкостей не улавливает. Отсюда проколы. Летом девяносто
     девятого года сделал ставку на связку Примаков - Лужков. Ошибку
     понял, но поздно. "Курьер" - последняя возможность быть на
     плаву. Готов лечь под кого угодно при условии, что останется
     главным редактором.
     - Положение в редакции?
     - Прочное. Имел место конфликт с Лозовским. Сейчас
     отношения наладились. Года два назад мэр Лужков приказал
     уволить Попова. Лозовский увольнение заблокировал.
     - Следовательно, Попов и Лозовский одна команда?
     - Да, шеф. Друзьями они не стали, но у них нет выбора.
     Когда корабль тонет, все гребут в одну сторону. А их корабль
     тонет.
     - Все?
     - Все.
     - Спасибо. Вы уволены.
     Референт превратился в ошарашенный вопросительный
     знак.
     - Но...
     - Идите получите расчет.
     - Шеф!
     - Свободны.
     - Круто! - оценил Лозовский, когда референт, низведенный
     до многоточия, мелким горохом высыпался из кабинета.
     - В бизнесе ошибки недопустимы. Мелкие ошибки
     недопустимы особенно. Их трудно отследить. Крупные ошибки
     прогнозируемы. Самые грандиозные проекты рушатся из-за мелких
     ошибок.
     - Вы прямо как мой старшина в учебке, - отметил Лозовский,
     покончив с одним бутербродом и берясь за второй. - Он всегда
     говорил: "Рядовой Лозовский, мне до феньки, что пуговица у тебя
     болтается на сопле. Но сегодня ты потеряешь пуговицу, а завтра
     затвор от карабина. Два наряда вне очереди!" Он говорил, конечно,
     не "до феньки", более выразительно, но смысл тот же.
     - Ваш старшина был глубоко прав. Я уже понял, что мы
     неправильно оценили ситуацию. В чем?
     - Вы правильно оценили ситуацию. Если бы это была
     фирма. В журналистике другие приоритеты. Не факт, что все
     бросаются дружно грести, когда корабль тонет. Бывают случаи,
     когда лучше дать ему потонуть. Чтобы он не достался врагу.
     Фразеология советская, но вполне уместная в фирме "Союз". С
     чего это вы так назвали свою компанию?
     - Вернемся к нашим делам, - вновь продемонстрировал
     Кольцов свою способность слышать только то, что желал
     слышать. - Господин Попов ввел меня в курс проблем
     "Российского курьера". Он предложил мне купить у московского
     правительства контрольный пакет акций "Курьера"...
     - И отдать ему в доверительное управление? - предположил
     Лозовский, наливая кофе в тончайший кузнецовский фарфор.
     - Он на это рассчитывает.
     - Вы обещали?
     - Я не исключил эту возможность. Но позже принял другое
     решение. Сейчас медиа-бизнес меня не интересует. Я предложил
     следующий вариант. Я покупаю типографию в Красногорске... Вы
     слышали о ней?
     - Я слышал о ней столько, что уже не верю в ее
     существование. Это миф, рожденный воспаленным воображением
     Бровермана.
     - Это не миф. Типография существует, покупка ее реальна.
     Так вот, я покупаю типографию, вы печатаете в ней "Российский
     курьер" по минимальным расценкам - по символическим.
     Разумеется, не вечно. До тех пор, пока "Курьер" не выйдет на
     самоокупаемость.
     - Вы только что сказали, что вас не интересует медиа-бизнес.
     - Типография - хорошее вложение капитала. При грамотном
     руководстве это очень прибыльное предприятие. Один мой
     знакомый, лондонский издатель, говорит так: "Мы печатаем не
     книги, мы печатаем деньги".
     - Сэр, - добавил Лозовский.
     - Сэр?
     -  Так  говорит  ваш  лондонский  знакомый. "Мы печатаем  не  книги, мы
печатаем деньги, сэр".
     - Вы все время  пытаетесь увести разговор в сторону, - заметил Кольцов.
- Почему?
     - Я расслабился. Бутерброды были хороши, коньяк хорош. А
     вот кофе не очень. Только не спешите увольнять секретаршу.
     Просто пусть сменит сорт. Рекомендую "Амбассадор". - Лозовский
     промакнул губы и бросил салфетку на поднос. - Я вас внимательно
     слушаю.
     - Такое предложение  я сделал господину  Попову. Серьезное предложение.
Полагаю, вы не будете этого отрицать.
     - Оно не просто серьезное. Оно характеризует вас как
     очень  остроумного  человека.  Одним выстрелом вы убиваете двух зайцев.
Удачно размещаете капитал и получаете рычаг давления на "Российский курьер".
Что ценно -  не афишированный. Сегодня тарифы символические, а  завтра очень
даже  не символические. Финансовая узда. Браво, господин  Кольцов.  Мысленно
аплодирую.
     - Вы всегда подозреваете партнеров в задних мыслях?
     - Да. А вы?
     -  Остановимся  на  том,  что мое  предложение  серьезное.  Оно  решает
сегодняшние финансовые  проблемы "Курьера".  О  том, что будет завтра, будем
говорить завтра. В ответ  я  попросил  совсем немного: опровергнуть интервью
генерала Морозова в адекватной форме. Господин Попов предложил сделать это в
форме  очерка о моем бизнесе. Не скажу, что эта идея мне  очень понравилась.
Реклама никогда не бывает лишней, но  лишь в том случае, если реклама умная.
Попов уверил меня, что очерк  напишете вы. Это была единственная причина, по
которой я согласился.
     -  Если  вы  спросите,  люблю  ли  я  комплименты,  честно  скажу:  да.
Продолжайте.
     - И что же я узнаю? Вы перепоручили дело  местному журналисту. Я ничего
не   имею   против  журналиста  Степанова.  Он  произвел  на  меня   хорошее
впечатление. Серьезен, обстоятелен.
     Знает  проблему,  владеет историей  вопроса.  В  целом  мне  понравился
устроил очерк, который он написал.
     - Вы читали очерк?
     -  Да.  Он показал мне первый вариант.  Попросил дать свои замечания. Я
дал.
     - У вас сохранился экземпляр?
     - Где-то есть. Ксерокопия. Оригинал я вернул Степанову со
     своими пометками. Встретиться с ним не смог, так как срочно
     улетел на переговоры в Лондон. В целом, повторяю, очерк мне
     понравился. Даже очень понравился...
     - Не здесь бы нам вести  этот разговор! - резко перебил Лозовский. - Не
здесь!
     - Где?
     -  На  кладбище. Над могилой  журналиста Степанова, очерк  которого вам
понравился!
     - Понимаю ваши чувства, - проговорил, помолчав,
     Кольцов. - Да, понимаю. В свое оправдание могу сказать лишь
     одно: я только вчера вернулся из Лондона и узнал, что
     произошло. Поэтому мы не смогли принять участия в похоронах.
     Мы выплатим вдове единовременное пособие, позаботимся о
     памятнике. Сыну Степанова назначим ежемесячную стипендию в
     сто долларов. Он будет получать ее до окончания института.
     Соответствующие распоряжения мной уже отданы. Поверьте, я
     искренне сожалею. Но и со Степанова вины не снимаю. Не хочется
     об этом говорить, но приходится. Мы устроили ему поездку в Нюду,
     дали вертолет, мой личный вездеход, квалифицированное
     сопровождение. Главный инженер "Нюда-нефти" бросил все дела
     и три дня возил его по промыслам. Все показал, все рассказал. Не
     понимаю, с чего вдруг Степанову взбрело в голову лететь в Нюду
     еще раз. Никого не предупредил, в вертолет с промысловиками
     проник, как партизан. В Нюде не пришел к руководству, никому не
     представился. Никто даже не знал, что он появился в поселке. Как
     мы могли обеспечить его безопасность? Не понимаю. Появились
     вопросы - приди, спроси. Нет меня - есть мои заместители.
     - Он полетел в Нюду, чтобы встретиться с Христичем.
     - Борис Федорович не встречается с журналистами. Вашего брата он на дух
не переносит. Не знаю, чем  это вызвано, но это так. И Степанов это знал - я
его специально предупредил.
     - Он стал жертвой профессиональной добросовестности.
     -  Он стал жертвой  профессиональной  распущенности!  - с  прорвавшимся
раздражением парировал Кольцов. - Пить неизвестно где, неизвестно с кем - на
это  способны  только  российские  журналисты. А потом бегаете  по  Тюмени и
кричите,  что  вас убивают. Да кому  вы  нужны, чтобы вас  убивать?  Дешевле
купить.
     - Не всегда.
     - Прошу извинить. Я не имел в виду вас. Вернемся к
     проблеме. Интервью генерала Морозова не опровергнуто, это
     продолжает наносить нам ущерб. Котировка акций "Нюда-нефти"
     остается недопустимо низкой, проявилась тенденция к снижению
     курса акций "Союза". Вы можете предложить решение?
     - Нет. Это ваша проблема. - Лозовский взглянул на часы. -
     Мне пора.
     - Не спешите, успеете. Давайте говорить как деловые люди.
     При каких условиях вы воспримите ее как свою проблему? Я готов
     обсудить их со всей серьезностью.
     - Они вам не понравятся.
     - Но эти условия есть?
     - Есть.
     - Какие?
     - Я хочу видеть убийц Степанова. В тюрьме. Или в могиле.
     Мне это все равно. Меня не колышет законность. Меня колышет
     справедливость.
     - Опять вы за свое! Да никто вашего Степанова не убивал!
     - Правильно, я опять за свое, - подтвердил Лозовский. -
     Объясню почему. Как я понял, в