в голове никаких мыслей и лишь одни мечты. - Она повернулась к Дайне.
- Это было бы очаровательно, верно? - Она  с  наслаждением  вдохнула  ночной
воздух. - Одни мечты и больше ничего.
   - Тогда сегодня мы все дельфины. - Подняв  голову,  Дайна  посмотрела  на
звезды, горевшие в ночном небе, и вспомнила свое желание дотянуться до  них.
Они казались совсем близкими: стоит только протянуть руку...
   - Мне надо сказать тебе кое-что, - услышав слова Ясмин,  Дайна  взглянула
на нее.
   - Только не говори ничего плохого, Ясмин. Оставь это на другой день.
   Ясмин улыбнулась, и ее белые зубы сверкнули на фоне
   Смуглого, чувственного лица. Дайна еще никогда не видела ее глаза  такими
огромными и горящими.
   - Мне сообщили об этом буквально за минуту до  того,  как  я  поехала  на
церемонию. Я искала тебя, но не смогла найти в давке, а потом...  просто  не
было времени. - Она взяла руки  Дайны  в  свои.  -  Мне  предложили  главную
женскую роль в новом фильме Скорсезе.
   Дайна изумленно уставилась на нее.
   - Правда? - Она прижала Ясмин к своей груди. - Это чудесно! Я так рада за
тебя.
   - Дело в том, что завтра я уезжаю в Люцерн для участия в подготовительной
работе. Я пробуду там пару недель до начала съемок в Люксембурге, Мадриде  и
на Мальте.
   Дайна на мгновение протрезвела.
   - Завтра, но...
   - В Люцерне я поселюсь в ?Гранд Национале?. Я  позвоню  тебе  сразу,  как
только все утрясется.
   - Значит, я больше никогда не увижу тебя?
   Ясмин рассмеялась.
   - После того, что мы  вместе  испытали?  Как  тебе  это  могло  прийти  в
голову?
   Дайна почувствовала, что слезы наворачиваются ей на  глаза,  и  не  могла
понять, почему.
   - Просто у меня такое ощущение. Ясмин погладила ее по шее.
   - Не грусти, - утешила ее она. - Нельзя грустить в такую ночь. Я вернусь.
К тому же ты сама скоро уедешь на съемки с Брандо. В Сингапур, кажется?
   - Да, Сингапур.
   - Тогда ты не должна думать ни о чем  другом.  Господи,  ведь  это  целый
отрезок в жизни!
   - Может быть мне удастся найти для тебя роль в этом фильме, - с  надеждой
в голосе сказала Дайна. Она огляделась по сторонам. - Где Рубенс? Я уверена,
он может устроить это.
   - Дайна...
   - Нет, нет. Это не проблема. Теперь я могу получить see,  что  захочу.  -
Засмеявшись, она стиснула Ясмин. - Разве это не было бы здорово?  Мы  обе  в
...
   - Дайна, я уезжаю завтра утром. - Ясмин сжала плечи  подруги.  -  Я  хочу
получить эту роль.
   - Но...
   - Теперь я должна идти своим путем. Неужели ты этого не понимаешь?
   Дайна почувствовала, как беспричинный гнев  зарождается  внутри  нее.  Ей
отчаянно хотелось взять ситуацию под свой контроль. Не существовало ни одной
веской причины, мешавшей Ясмин уехать, и  все  же  Дайна  хотела,  чтобы  та
осталась. Сначала не стало Мэгги; теперь из ее жизни уходила и Ясмин.
   - Я понимаю только то, что ты покидаешь меня.
   - Это не правда. Я всего лишь...
   - О, Ясмин, не уходи!  -  Музыка,  доносившаяся  из  динамиков,  стоявших
снаружи дома, играла все громче, пенилась в крови  Дайны,  как  углекислота.
Цветные пятна, похожие на яркие вспышки, прыгали у нее  перед  глазами.  Она
чувствовала спазмы во всем теле, как если б по нему толчками двигался  поток
жидкости. Мышцы непроизвольно сокращались под ее блестящей от пота кожей.
   - Дайна, пожалуйста.  Я  не  хочу,  чтоб  мы  расставались  вот  так.  Мы
друзья...
   - Черт тебя возьми! - воскликнула Дайна, - Я могу устроить для тебя  все,
что угодно! Все! Господи, ты даже не понимаешь, как тебе  повезло!  -  Ясмин
попыталась дотронуться до нее. - Нет,  не  прикасайся  ко  мне!  Убирайся  к
черту!
   Шатаясь, она побрела прочь на поиски Рубенса, но вместо  него  наткнулась
на Мариона, схватившего ее за руку, когда она ковыляла мимо него.  Его  лицо
было разгоряченным от алкоголя, но глаза оставались ясными.
   - Привет! - сказал он. - Мой бог, вот это пьянка!
   - О, Марион! - Она упала ему на грудь.
   - Что случилось, Дайна?
   Его  слова  каким-то  образом  проникли  сквозь  туман,  окутывавший   ее
сознание, и она подняла голову. Разве ей не говорили, что вода не  смоет  ее
невероятный макияж? Она тряхнула головой, и густые пряди  волос  рассыпались
по ее плечам.
   - Сегодня говорим только о хорошем, верно, Марион? - Она улыбнулась.
   - Господи, - заметил он. - Ты похожа на хищную птицу.  Этот  грим  весьма
примечателен. Может быть, мне тоже сделать нечто подобное.
   Рассмеявшись, она взяла его руку в свои.
   - О, Марион! Как хорошо быть здесь! Где еще на земле могло бы происходить
что-либо подобное?
   ( Даже представить себе не могу. -  Он  окинул  ее  трезвым  взглядом.  -
Однако, что тебя так расстроило?
   - Да ничего, пустяки. Просто Ясмин ведет себя по-идиотски.  Я  предложила
ей роль в моем новом фильме, но она предпочла уехать.
   - И ты сердишься на нее?  Она  получила  главную  роль  в  очень  крупной
картине. Как ты могла ожидать, что Ясмин откажется от нее?
   - Но посмотри, что я предложила ей взамен!
   - Все, что ты предложила ей - так это крутиться вокруг тебя,  быть  вечно
второй...
   - Быть моим другом!
   - Послушай, моя милая, - сурово произнес он. - Если б ты относилась к ней
как к другу, то сделала бы выбор в пользу того, что лучше для нее.
   - О, Марион, ты ничего не понимаешь!
   - Напротив, я все прекрасно понимаю. Не думай,  что  я  не  замечал,  что
творится с тобой. Этот фильм... Скажу тебе откровенно. Дайна, я ни за что не
снял бы еще одну такую же картину, даже зная наперед, что ?Оскар? у  меня  в
кармане. Я долго думал об этом. Я не так уж горжусь этой наградой. Я  заберу
ее с собой в Англию, поставлю на каминную полку в своем кабинете,  и  каждую
неделю прислуга будет смахивать с нее пыль. Ну что с того? Да ничего.
   - Мы все слишком много отдали ради этого фильма. Он  обложил  каждого  из
нас гигантской данью. Тебя, меня, Ясмин, Джорджа. Каждый из  нас  теперь  не
тот, кем он был прежде. Фильм изменил нас, оставил на нас  отметины  на  всю
жизнь. Я уже не узнаю тебя... Я даже не узнаю самого себя.
   - Нет, - Дайна покачала головой.  -  Не  может  быть,  чтобы  ты  говорил
всерьез. Это те, кто вокруг нас.  Они  видят  нас  по-другому,  а  потому  и
реагируют иначе.
   - Не будь дурой! - яростно прошипел он. - Ты не  в  состоянии  разглядеть
то, что у тебя под носом?  -  ?Нет,  -  подумала  Дайна.  -  Я  в  состоянии
разглядеть, только не хочу говорить об этом?. - Взгляни на Джорджа.  Сегодня
вечером он улетел в Париж. Ты знаешь, куда он держит путь?  В  южный  Ливан.
Одному господу известно как ему это  удалось,  но  его  приняли  в  один  из
базовых лагерей ООП, расположенный там. Я не  сомневаюсь,  что  ему  устроят
хорошую проверку, но после этого, - Марион пожал плечами, - он станет  одним
из них.
   - Джордж - настоящий террорист? - Дайна уставилась на  Мариона.  -  Да  у
него для этого кишка тонка.
   - Напротив, - мгновенно возразил тот. - Джордж стал  чрезвычайно  опасным
человеком.
   - Джордж неуравновешен.
   - Это делает его еще более опасным.
   - Ясмин знает об этом? Марион пожал плечами.
   - Я не говорил  ей.  Да  и  вообще,  ей  незачем  знать.  Внезапно  слезы
выступили на глазах у Дайны.
   - Я тоже люблю ее, Марион.
   Он прижал ее к себе и поцеловал в лоб.
   - Я знаю, милая. Вы очень близкие друзья.
   - Я не хочу, чтобы она  уезжала.  -  Она  произнесла  эти  слова  голосом
маленькой девочки, уткнувшись лицом в смокинг Мариона.
   - Я уверен, она испытывает точно такие же чувства. Кстати, я тоже уезжаю.
Еще чуть-чуть, и пребывание здесь станет невыносимым для меня. Я уже даже не
помню, зачем вообще приехал сюда. Я так  соскучился  по  Англии,  что  не  в
состоянии думать о чем-нибудь другом.
   Дайна поцеловала его в щеку.
   - Я хочу увидеться с Ясмин. Мне надо поговорить с ней до  того,  как  она
уедет.
   Она провела более часа в поисках Ясмин, обшарив все закоулки, но так и не
смогла найти ее.
   Казалось, прошла целая вечность,  прежде  чем  гости  стали  расходиться.
Большинство из них покинуло дом перед самым рассветом. Некоторых приходилось
подолгу трясти, пробуждая ото сна,  и  отпаивать  крепко  заваренным  черным
кофе, чтобы они могла доплестись до  своих  машин  и,  выехав  на  пустынные
улицы, отправиться домой.  Тем  не  менее  эта  ночь  в  Лос-Анджелесе  была
отмечена не одним дорожным происшествием, и  не  раз  вой  сирен,  мелькание
красных и белых огней нарушали сон обывателей города.
   Однако Дайна и не думала ложиться спать. Сон в эту ночь казался ей чем-то
вроде смерти. Все новые и новые порции  адреналина  поступали  ей  в  кровь,
словно из неисчерпаемого источника.
   Дом было не узнать. Впрочем, это  не  имело  никакого  значения.  Оставив
внутренние покои под  охраной  угрюмого  мыслителя  Эль-Греко  и  пучеглазой
русалки, самодовольно развалившейся на сверкающих  камнях,  Дайна  и  Рубенс
вышли в сад, ступая по мокрой траве.
   Отдавшись  неистовому  порыву  страсти,  они  занялись  любовью  прямо  у
подножия высоких пальм, чьи верхушки слегка дрожали на свежем предрассветном
ветерке. Небо уже начало  едва  заметно  бледнеть  на  востоке  над  низкими
крышами домов, но слабое свечение пока  еще  не  угрожало  затмить  холодный
блеск звезд. Серп луны висел невысоко и то исчезал  за  пучками  колышущихся
пальмовых листьев, то вновь появлялся из-за них.  Слушая  пение  сверчков  и
плеск неугомонного дельфина в бассейне, Дайна в мечтах видела себя и Рубенса
затерянными на необитаемом острове посреди бескрайнего моря. Моря.
   Сделав передышку, они вновь сомкнули объятия, но  на  сей  раз  все  было
по-иному. Еще никогда Рубенс не был с ней таким нежным, ласковым, бесконечно
любящим. В самом конце - она была уверена - он заплакал, хотя  возможно,  то
были всего лишь капли его пота, упавшие ей на плечо и скатившиеся на  теплую
землю.
   Тишина. Только звуки их вздохов и пение птиц, провозглашающих  восшествие
на трон дневного светила.
   Дайна заснула на траве. Ее густые волосы раскинулись,  точно  причудливый
хвост языческого полубожества, а загорелая кожа блестела в ртутной амальгаме
отраженного света. В  полупрозрачном  предрассветном  воздухе  она  казалась
похожей на персонаж с картины Руссо.
   Мухи с жужжанием носились в крепнущих лучах солнца,  а  золотисто-зеленая
бабочка опустилась на согнутое колено Дайны, но  вскоре  была  подхвачена  и
унесена прочь порывом ветра. Дайна продолжала спать, не замечая всего этого,
и ей снилось, что она вернулась в Нью-Йорк.

***

   Уже наступил апрель, и повсюду весна вступила в свои права,  но  здесь  в
серых спальных джунглях зима еще не желала отступать.  Дайна  была  одета  в
коричневые ботинки, покрытые  снегом,  ничем  не  отличающимся  по  цвету  и
консистенции от грязи, и заправленные в них потертые джинсы и старую куртку.
   Ее волосы были собраны сзади в длинный  хвост.  На  лице  никаких  следов
косметики. Глубоко засунув руки в карманы куртки,  она,  сгорбившись,  брела
навстречу пронизывающему ветру, завывающему в водосточных желобах. Ее щеки и
нос покраснели; зубы стучали от холода.
   Она шла в сторону  северной  части  города,  разглядывая  на  ходу  дома,
сменявшие один другой,  как  на  конвейере.  Время  от  времени  она  искала
взглядом таблички с названием улицы, но не находила их. За все время  ей  не
попалось навстречу ни одного перекрестка.
   Внезапно она очутилась возле  небольшого  ресторанчика  и  зашла  внутрь,
чтобы согреться. Она узнала покрытую глазурью итальянскую плитку на  стенах,
и  низкий,  обитый  жестью,  потолок.   Густые   запахи   готовящейся   пищи
обволакивали ее.
   Круглолицые  молчаливые  люди  наблюдали  за  тем,  как   она   торопливо
пробирается мимо столиков, заставленных тарелками и бутылками. Она  вспотела
и начала дрожать от напряжения, но почему-то не могла додуматься расстегнуть
теплую куртку.
   Прямо  с  порога  она  устремилась  к  заднему  самому  лучшему  столику,
стоявшему возле окна. Оттуда открывался  вид  на  глухие  грязные  кирпичные
стены, испещренные всевозможными надписями. Тощий пес, бродивший по булыжной
мостовой, остановился и поднял шелудивую заднюю ногу.
   Сидевший за столиком человек жадно жрал - именно жрал, а не ел  -  блюдо,
представляющее собой обжаренные в  масле  яблоки.  Он  то  и  дело  запускал
здоровенные ладони, заканчивавшиеся  клешнеобразными  пальцами,  в  глубокую
тарелку и запихивал еду в  широко  раскрытый  рот  такими  пригоршнями,  что
всякий раз ронял по несколько кусков.
   Она  стояла  неподвижно,  вглядываясь  в  это  лицо,  в  бледные,   почти
бесцветные глаза и шапку рыжеватых волос.  Жир  капал  с  тонких  губ,  а  к
розовым щекам прилипли кусочки пицци.
   Она произнесла вслух имя, его имя, и лицо медленно обратилось к  ней.  Не
вынимая из кармана  правую  руку,  она  обхватила  пальцами  теплую  рукоять
пистолета. Нащупав курок, она вытащила оружие и несколько раз  выстрелила  в
упор в потное, заляпанное жиром лицо.
   Ничего не произошло, и, опустив глаза, она в ужасе уставилась на  золотую
статуэтку, которую держала в руке, направив голову в сторону раскрытого рта.
   Лицо оглушительно захохотало. Капельки жира  и  крошки  полетели  во  все
стороны от растянувшихся губ и остро заточенных краешков ослепительно  белых
зубов, и она увидела черный, зияющий провал рта, огромный, как ночное  небо.
Пронзительный хохот заполнил весь ресторан, отражаясь от низкого  потолка  и
выложенных плиткой стен, и она развернулась, намереваясь бежать  куда  глаза
глядят. Однако жесткая здоровенная рука кольцом сдавила ее запястье.
   - Постой, моя милая. - Она прочитала эту фразу по движениям губ и  в  тот
же миг обнаружила в своей открытой ладони настоящий  пистолет.  Крепко  сжав
его в руке, она, не раздумывая, нажала на курок. Раздался  страшный  грохот;
пистолет дернулся в ее руке раз, два, три.
   Однако развороченное  пулями,  истекающее  кровью  лицо  принадлежало  не
Аурелио Окасио. Это было лицо Джорджа.
   Раздался новый взрыв хохота, еще более грубого и жесткого, и  когда  она,
не помня себя, стремглав кинулась в ночь, он летел ей вслед, гремел в ушах с
неослабевающей силой...
   Она громко закричала и проснулась. В вышине над ее головой какая-то птица
с  ярким  оперением,  возможно  кардинал,  издавала   пронзительные   крики,
подозрительно напоминавшие отголоски вчерашней вечеринки  или  смеха  из  ее
сна.
   Все еще полусонная, она зажмурила глаза,  с  трудом  соображая,  где  она
находится. Где-то между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом.  Разлепив  сухие  губы,
она села на траву и позвала почти шепотом:
   - Рубенс?
   Поежившись, она притянула колени к груди и положила кружащуюся голову  на
ладони. Ужасная головная боль  впилась  в  нее  острыми  когтями,  и  Дайна,
зарычав, как раненый зверь, открыла глаза навстречу солнечному  свету.  ?Мне
надо подняться и уйти в тень?, - подумала она и осталась сидеть на месте.
   - Рубенс? - она осторожно огляделась вокруг. Взгляд ее  упал  на  высокое
проволочное ограждение корта, и  она  тут  же  отвела  его  в  сторону:  оно
ослепительно сверкало под прямыми лучами солнца. Во рту у нее все  пересохло
и слиплось, и ей было больно глотать. ?Обезвоживание, - тупо подумала она. -
О, господи!? Крик едва не вырвался у нее из груди, когда она притронулась  к
раскалывающейся голове.
   - Ну наконец-то ты проснулась, - сказал Рубенс, появляясь из зарослей.
   - Ш-ш-ш! - предостерегающе прошипела она. Его голос отдавался в  ее  ушах
залпами двух десятков орудий.
   Опустившись на корточки, Рубенс бросил Дайне на колени шелковый пеньюар и
протянул ей стакан с апельсиновым соком.
   - На, выпей, - произнес он потише. - Мария приготовила  его  только  что.
Она вернулась, решив дать нам еще один шанс.
   - Куда она уходила? - изумленно спросила Дайна.
   - Долго рассказывать. Давай же. - Он вложил холодный стакан в ее  ладонь.
- Выпей. Я положил в него пару таблеток тилинола.
   Она осторожно поднесла стакан к губам и стала пить.  Вкус  был  настолько
хорош, что она выпила половину, прежде чем перевела дыхание. Прищурившись от
яркого света, она посмотрела на Рубенса, одетого в костюм-тройку.
   - Ты определенно не выглядишь потрепанным.
   Он улыбнулся.
   - Мгновенное восстановление.
   - Только не говори мне, что ты едешь в офис так рано.
   - Сейчас два часа тридцать минут пополудни.
   - Проклятье! Мне надо было позвонить Ясмин.
   - Я не хотел будить тебя.
   - Черт побери, Рубенс!
   Она обхватила голову руками. Рубенс посмотрел на нее сверху вниз.
   - Ты вела себя вчера вечером, как настоящее дерьмо.  Она  плакала,  когда
уходила.
   - Ты видел, как она уходила? - Это был идиотский вопрос, и Рубенс оставил
его без ответа.
   Откуда-то  из  зарослей  донесся   резкий,   отрывистый   хлопок   дверцы
автомобиля.  Собака  гавкнула  несколько  раз  и  замолкла.  Дайна  услышала
ритмичное постукивание  баскетбольного  мяча  по  асфальту,  удар  о  щит  и
торжествующий возглас молодого парнишки.
   Поднявшись, она направилась к бассейну. Вода была прохладной и чистой.  В
ней не плескались и не резвились никакие животные. ?Назад в  ?Маринлэнд?,  -
подумала она, вспомнив дельфина и нырнула в воду в том конце  бассейна,  где
было поглубже.
   Внезапное ощущение холода привело ее в чувство  и  мгновенно  утихомирило
боль в голове. Вынырнув на поверхность, она поплыла в дальний  конец  и  там
выбралась на бортик. Взглянув влево, она  увидела  поливочную  установку,  с
шипением разбрызгивавшую воду над зеленой лужайкой. Она заметила  мгновенный
взгляд, брошенный на нее мексиканцем, подстригавшим кусты, но не сделала  ни
малейшей попытки прикрыть свою наготу. Повернувшись к Рубенсу, она  поднесла
ладонь к глазам, защищаясь от солнечного света, бившего ей прямо в лицо.
   - Не сиди в офисе целый день. Давай поужинаем на корабле.
   Он подошел к ней, состроив огорчительную мину.
   - Извини. Я  думал,  что  предупредил  тебя  вчера.  Я  должен  лететь  в
Сан-Франциско. Если я не закрою сделку по проекту Стиксон  Бич  сегодня,  то
она не пойдет в счет этого годового налога.
   - О, господи. Это ведь не обязательно делать  сегодня.  Рубенс  поцеловал
ее.
   - Шуйлер говорит, что это жизненно важно. Иначе  я  потеряю  полмиллиона.
Даже я счел бы это жизненно важным. - Он  погладил  ее  по  спине.  -  Но  я
вернусь через два,  максимум  три  дня,  и  тогда  мы  проведем  на  корабле
несколько дней. Идет?
   Он оставил ее на краю бассейна  под  лучами  яркого  солнечного  света  в
окружении  тихих  полуденных   звуков.   Высокая,   загорелая,   атлетически
сложенная, она стояла молча и смотрела ему вслед.
   Она не шелохнулась, услышав, как завелся двигатель и заскрипел гравий под
колесами лимузина, увозившего Рубенса от нее. Ей хотелось сорваться с места,
кинуться вслед за ним через сад и дом и  остановить  его.  Однако  это  было
невозможно, и поэтому она не тронулась с места.
   Похожие на бусинки капельки воды  катились  вниз  по  ее  плечам,  спине,
ногам, ягодицам; стекали  горячими  ручейками  между  бедер.  Вскоре  солнце
высушило ее окончательно, и под его теплыми  лучами  кожа  стала  гладкой  и
упругой. Дайна принялась натираться  лосьоном,  глядя  на  спину  садовника,
стараясь молча, одним взглядом, заставить его обернуться.
   Однако этого не произошло и, закончив натираться, Дайна легла в шезлонг и
закрыла глаза. Теперь из внешних раздражений она воспринимала только  звуки,
да и те казались какими-то разобщенными и бессвязными, как если  бы  они  не
имели никакого отношения к ней или даже к тому  месту,  где  она  пребывала.
Поливальные машины  все  еще  свистели  и  гудели,  а  мальчик,  игравший  в
баскетбол, должно быть  ушел  в  дом.  Через  некоторое  время  единственным
звуком, достигавшим ее слуха, был шум ветра  в  верхушках  пальм.  Солнечные
лучи окрашивали ее веки в красный цвет, а ласков